Читать книгу Пока я спала - Амалия Март - Страница 8

Миша

Это странное чувство.

Дежавю. Но вместе с ним, будто что-то совершенно новое.

Смотрю, как Маруся шлепает босыми ногами по полу, прокрадываясь в комнату, и не могу оторвать от нее взгляд. Не только потому, что на ней едва ли держится одно полотенце и простора для фантазии не остается, а я скучал, но еще и потому, что она сейчас совсем другая.

Лёгкая что ли. С широко распахнутыми глазами, трогательно незащищенная привычной броней хладнокровия. Такая, какой я ее встретил и навсегда отпечатал на подкорке.

Скольжу взглядом по красивым ногам, изящным ступням, выделяющим высокий подъем, когда она привстает на мысочки. И останавливаюсь на ее аккуратных пальчиках. Да, пожалуй, это первое, что я в ней полюбил. При первой встрече, я почти пятнадцать минут гипнотизировал маленькие пальчики с ярко-розовым лаком, выглядывающие из-под длинной цветастой юбки. Из-за того, что нас разделяла толпа пассажиров метро, я видел только их и босоножки с тесьмой, перехватывающие тонкие щиколотки, когда она забрасывала ногу на ногу.

Шел за ней от метро, как полный псих. Единственное импульсивное желание за всю мою жизнь. Проводил до турагентства, смотрел на нее сквозь окна. На длинные светлые волосы, струящиеся по спине, на прямую спину, которую она держала даже сидя, и на улыбку. Да, это вторая вещь, в которую я безвозвратно влип.

Но со мной она чертовски мало улыбалась.

Давлю тяжёлые мысли на корню и продолжаю смотреть. Она такая… красивая, без печати воспоминаний на лице. Без своего испытующего взгляда, без слов, приговором звучавших из ее рта. Перевожу взгляд выше, на кромку полотенца, едва скрывающего бедра, прикрываю глаза на секунду, чтобы снова не превратится в одержимого психа. Нельзя пользоваться ситуацией. И наконец, поднимаю взгляд на родное лицо. Ее глаза лучатся неприкрытым весельем.

Непривычная. Новая Маруся. Или, хорошо забытая под слоем наших разногласий старая?

– Оденешься? – выходит хрипло и приходится прочистить горло.

Категорически невозможно быть рядом, когда она такая… раскрасневшаяся после душа, почти обнаженная. И эти волосы… Мы не виделись сколько? Несколько дней? Ничто не предвещало таких кардинальных перемен. Впрочем, то, что мне позвонят с незнакомого номера и скажут, что жена с ребенком в больнице, тоже ничто не предвещало.

Какой крутой кульбит сделала жизнь всего за пару часов, встряхнув едва устоявшийся мир с ног на голову.

И я не понимаю, стоит ли искать во всей этой истории светлые стороны. Пока не решил.

Маруся подходит к кровати, на которой горой свалена одежда (я не трогал, оставил все так, как было, когда заезжал, хотя руки чесались навести здесь порядок). Хмурится, осматривая кучу вещей и поворачивается ко мне.

– А в чем я обычно хожу дома?

Понятия не имею.

– Там шкаф, – киваю на изголовье кровати. Делал его своими руками, исполняя ее мечту.

Ещё мгновение наблюдаю, как она краткой поступью огибает кровать, как встряхивает влажными яркими волосами, и выхожу из комнаты, в которую так и не зашёл.

Эта территория больше не кажется мне моей.

Иду в ванную, чтобы помыть руки после поездки за рулём. Встречаюсь взглядом с собственным отражением и тяжело выдыхаю. Распирающий грудную клетку воздушный шар все никак не сдуется. Я не знаю, что делать, что говорить, как правильно себя вести.

Женька, врач от бога, сказал, что нельзя брать её мозг штурмом. Нельзя сваливать бомбы и ожидать, что память резко восстановится. Это длительный многоуровневый процесс, состоящий из медикаментозного лечения, поступательной терапии, погружения в привычную среду. Но не с головой под лёд, а шаг за шагом, позволяя теплой воде захватывать тело по миллиметру.

Что я должен ей рассказать? Что стоит скрыть? Что отложить до нужного момента?

Впиваюсь пальцами в раковину и опускаю голову вниз, все ещё пытаясь вытолкать распирающее нутро чувство тупика. Это тяжело. Как объяснить ей то, что я сам для себя никак не уясню?

В раковине валяется использованный бутылек из-под геля для душа. Только сейчас замечаю, что вся ванна пропитана тонким парфюмированным ароматом. Она была здесь совсем недавно, принимала душ, и сейчас носит этот запах на себе. Как сумасшедший, пытаюсь не думать, каково это утонуть в этом запахе вместе в ней, зарыться носом в ямку возле ключиц и держать желанную женщину в руках.

Но мне больше нельзя, об этом нужно помнить.

Верчу бутылек в руках, снова кидаю в раковину. Мою руки, ополаскиваю лицо. Нужно собраться.

Поднимаю с пола брошенное полотенце, кидаю его на сушилку, беру пустую банку из-под геля для душа и выхожу. Выкидываю источник моих навязчивых мыслей в мусорку и тут замечаю на столе бокал вина.

Она совсем сбрендила?

Точно. Травма головы влияет и на интеллект, очевидно. Как можно мешать курс препаратов и алкоголь?

Слышу мягкие шаги и оборачиваюсь.

Черт.

Она убьет меня.

– Ты пила? – за раздражением легче всего спрятать желание.

Желание схватить жену и оставить отпечаток своих губ на ее губах. А потом на плече, с которого спадает мужская рубашка. Чья-то. Не моя. Мысль, что у нее кто-то появился, до того, как… стреляет пулей в лоб, дробит кости и мозги.

Я скучаю. Я все еще надеюсь снять с паузы гребаную жизнь. Глупец.

– Пару глотков, – она мягко оседает на стул, поправляя спавшую с плеча ткань тонкими пальчиками.

Мы снова ругаемся, словно опять вернулись в исходную, до того, как прошли точку невозврата. Ее снова раздражает все, что я говорю, не удивлюсь, если даже то, как дышу и смотрю. Такими темпами память быстро вернется.

И эта мысль не приносит ожидаемого облегчения.

Маленькая перепалка заканчивается тем, что Маруся демонстративно хватает недопитый бокал и делает несколько жадных глотков, смотря прямо мне в глаза.

И это что-то новенькое.

Обычно от конфликта она уходила с грацией кошки: молча и гордо. Мы вообще много молчали, пока накопленные слова не взорвались вулканом, отрезая нас на “до” и “после”.

– Ну и что ты хотела этим доказать? – спокойно реагирую на ее провокацию.

На самом деле это даже забавляет. Она забавная. Не такая, как обычно. Это тоже последствия травмы или всего лишь то, какой она всегда была, только не со мной?

– Ничего, – поджимает губы и громко ставит бокал на стол, расплескивая вино на столешницу.

Я поворачиваюсь к раковине, отрываю бумажных полотенец и вытираю пятно.

– О, боже, – взрывается она. – Ты всегда такой?

– Какой? – поднимаю на нее взгляд.

– Зануда! Аккуратист, – делает какие-то странные жесты руками в воздухе.

– Да, – пожимаю плечами.

Выбрасываю полотенца, достаю еще один бокал и вино из холодильника. Наливаю себе немного, чтобы тоже расслабиться. Это были непростые дни. И одному только богу известно, насколько сложные впереди. Когда я остаюсь здесь, в ее квартире, на ее диване.

Осушаю бокал одним глотком и сажусь напротив Маруси. Она с прищуром поглядывает на меня, а затем тянется к своему бокалу.

– Последний, – ставлю ее перед фактом. – С завтрашнего дня – только лекарства.

– Хорошо! – раздраженно бросает она и прибавляет уже тише, закатывая глаза. – Боже…

Пригубляет вино, откидывается на стуле и прикрывает глаза. Издает стон удовольствия.

В голове только одна мысль: она убьет меня, убьет, убьет.

Ну и пусть.

– Ну так что, – покачивая ножкой, обращается ко мне Маруся. – Ты любишь меня?

От провокационного вопроса прямо в лоб я теряюсь.

Не думал, что “поговорить” начнется с такого. Я не готов.

Она перебрасывает чуть влажные волосы на одну сторону и ненавязчиво ведет плечом, пока с него снова не сползает рубашка. Как приклеенный обвожу взглядом острое плечо с гладкой кожей и поднимаюсь чуть выше, на полные губы.

Да. Нет. Наверное.

“Все слишком сложно” – вот правильный ответ.

Я был одержим этой женщиной, был в нее влюблен, был в ней разочарован. А сейчас я просто не знаю. Что осталось от нее и меня спустя все это время? От нас?

Голубые глаза смотрят на меня с изучающим интересом, она подлавливает то, как жадно я ловлю ее жесты и терпеливо ждет ответ.

– Да, – выходит хрипло и вопреки внутренним противоречиям.

Ей нужно сейчас услышать именно это. А я чувствую облегчение, произнося слово, которое боялся уже не произнести. Может, хочу, чтобы оно было правдой? Чтобы не все еще было кончено?

– За что? – не сдается коварная женщина.

Игриво перекатывает в пальцах ножку бокала, наблюдая за мной из-под опущенных ресниц.

Я шумно выдыхаю и прочесываю рукой бороду. Этот жест привычно успокаивает, дает почву под ногами: то якорь постоянства.

– Слишком сложный вопрос? – Маруся подается вперед, отставляет бокал с недопитым вином и складывает руки, как школьница за партой.

Только то, как приподнимается её грудь при этом простом жесте, совсем не тянет на целомудренную картинку. Она пытается поймать мой взгляд, пока я изучаю пуговицу на ее рубашке, которая вот-вот вылетит из петли. Очень коварный женский ход. Не замечал за ней такого вероломства раньше.

Поднимаю взор и всматриваюсь в ее настырные глаза.

– Сложный, – подтверждаю факт.

Улыбка, ноги, глаза, локоны – все это недостаточный набор характеристик, чтобы любить человека. Но я успел забыть, что еще я видел в этой женщине до того, как… Но она мать моего ребенка, одно это затмевает все, что я мог бы перечислить.

– Понимаю, – кивает она. – “Любят не за что-то, а несмотря на…” – цитирует какую-то расхожую фразу. – Так несмотря на что ты меня любишь?

Маруся наклоняется совсем близко, настолько, что нос щекочет ее экзотический запах. Я поддаюсь искушению и втягиваю воздух, наполненный сладким ароматом, на полную ширину легких. Этот разговор похож на искусную пытку: с ловкость агента спецслужб она вытягивает из меня то, что я не говорил даже самому себе.

– Несмотря на то, что тебе не нужен мужчина, – выдаю прежде, чем хорошенько обдумать.

– Хм, – жена хмурится и поджимает губы. Красиво.

Я будто слышу то, что произнес со стороны. Звучит более чем двояко. Но если подумать, это чуть ли не основной камень преткновения в наших отношениях с первых дней знакомства. Я ей не нужен так, как мне бы того хотелось.

– Ты слишком самостоятельная. Не принимаешь помощь и заботу, – объясняю, как могу.

– Ха! – Маруся неожиданно заливается тихим смехом и откидывается на спинку стула, запуская пальцы в свои волосы. – А ты действительно хорошо меня знаешь, boy, – вворачивает иностранное словечко, и я морщусь. Звучит чужеродно. – И что же, ты даже знаешь почему?

Я киваю. Она рассказывала немного, но по пространным “росли без родителей”, “воспитывала бабушка”, “только мы с сестрой” – выводы сделать легко. Не обязательно быть гребанным психоаналитиком.

– А за что я люблю тебя? – неожиданно спрашивает.

Я решаюсь снова потянуться за бутылкой и плеснуть себе в бокал остатки вина. Вообще я не пью. Но это чертовски сложный разговор. Что ей ответить? Если бы я был уверен, что она вообще любила…

– Ты вспомнишь, – отделываюсь отговоркой, выпивая залпом вино.

– Точно не за бороду, – Маруся снова смеется. Пристально изучает мое лицо, скользит взглядом ниже, оценивая плечи. – Наверняка у тебя есть скрытые от глаз достоинства… – по нижней губе проходится кончик языка и тут же скрывается во рту. Непривычный жест. Завлекательный.

Её взгляд многозначительно опускается ниже и резко стреляет вверх, встречаясь с моими глазами. О каких достоинствах идет речь?

Стоп. Она флиртует?

Пульс ускоряется от этой догадки. Ее действительно крепко приложило головой. Но меня-то нет.

Я встаю из-за стола, получается резче, чем хотелось бы, и стул со скрипом проезжает по плитке. Хватаю бокалы, поворачиваюсь к мойке, включаю воду.

Флиртует?

Уму непостижимо.

Из легких вырывается едва слышный смешок. Совсем крыша поехала: выдавать желаемое за действительное. Вся устоявшаяся жизнь кувырком от короткого ночного звонка, необходимости быть рядом двадцать четыре на семь и мысли, что вынужден проводить ночи в нескольких метрах от нее, без возможности что-либо изменить.

– Миша, – я вздрагиваю, но не от сладкого голоса, звучащего совсем близко, а от прикосновения теплой ладони к спине.

Оборачиваюсь, чтобы столкнуться с пристальным взглядом голубых глаз. Из ее уст мое имя звучит по-особенному. Мягко и тягуче.

Маруся медленно поднимает руку и, словно спрашивая взглядом разрешения, подносит ее к моему лицу. Теплые пальчики ложатся на щеку, ноготки прочесывают жесткую бороду.

– Колючая, – усмехается уголком губ.

Я завороженно читаю эмоции на ее лице. Интерес, любопытство, удивление.

Маруся проводит большим пальцем по моим губам, и я впиваюсь руками в столешницу позади. Этого слишком много. Хочется увернуться, уйти, чтобы не дать слабину, но я стою и позволяю жене знакомиться со мной. Это честно.

Я справлюсь.

Она приподнимается на мысочках и несмело касается моих губ своими. Её тело льнет к моему, распространяя жар, забивая легкие запахом, а кровь – бурлящим желанием. Когда ее язычок раздвигает мои губы, а сдаюсь.

К черту.

Она этого хочет.

Обхватываю ее талию руками, впиваюсь пальцами в долбанную рубашку, желая разорвать ее на мелкие куски, лишь бы избавиться от любого намека на другого мужчину. Издаю утробные звуки, потому что не знаю, как все это сдержать в себе. Я скучал. Боже, как я скучал.

Отвечаю на ее несмелый поцелуй – глубоко и жестко – не раскидываясь на робкую пробу, потому что знаю – в любой момент она может отобрать и это. Тело колотит звенящей потребностью. По спине прокатывается волна дрожи, оседая в ногах. Маруся остается робкой совсем недолго, и вот, ее пальчики уже ныряют мне под свитер, поглаживая кожу, а язык борется с моим в поединке.

Она совершенно безумна.

Разве можно так со мной поступать?

– Нельзя, – шепчу, отрываясь от пьянящего рта, когда ее руки ложатся на пояс брюк.

Сумасшедшая. Она совсем не в себе.

– Это поможет, – нашептывает мне в рот, продолжая дергать мой ремень.

Я обхватываю ее лицо ладонями и вглядываюсь в горящие глаза. Затуманенный взгляд ловит меня на крючок, и я плюю на все договоренности с собственной совестью. Я так долго играл хорошего парня, может, он ей не нужен? Может, именно это и станет нашей новой точкой отправки?

– Маруся, – шепчу ей на ухо, покрывая поцелуями шею. Кожа под моими губами покрывается мурашками. Какая она чувствительная.

– Не называй меня так, – хрипло смеется она, впаивая пальчики мне в плечи. – Это ужасно.

Хорошо, хорошо, хорошо. Все, что скажешь.

Ее рот снова цепляет мой. Я крепче сжимаю жену в руках. Приподнимаю над полом и подсаживаю на стол, от которого мы в одном шаге. Тот глухо бьется о стену под нашим давлением. Маруся скрещивает ноги у меня за спиной, а сама откидывается назад, ловко орудуя пальцами над мелкими пуговками на рубашке. Я учащенно дышу, пытаясь реанимировать сжавшиеся от возбуждения легкие.

Не верится.

Все как во сне.

Впрочем, уже через секунду громкий плач из детской из него вырывает.