Читать книгу Шоколадный вождь. Эстонский роман - Амаяк Тер-Абрамянц - Страница 2

Случилось это необычное происшествие где-то около пятидесятого года прошлого века в славном городе Таллине, который очередной раз стал писаться с одним «н», лишь пять лет после Великой Войны минуло. Никто уж сейчас и не помнит о нём, да и в моё время, когда ещё свежо было фронтовое поколение, об этом событии вспоминали редко, с неохотой и опаской. Много воды с тех пор утекло из реки Пирита в море, старики в основном перемёрли или разъехались, ярые враги и друзья по нескольку раз уж менялись местами. Не ручаюсь потому за точность имён и званий лиц, принимавших в этом событии участие, одно знаю наверняка – БЫЛО!

В одну из ноябрьских ночей нагрянула в Эстонию высокая комиссия МГБ из самой Москвы. А точнее – с неба свалилась в зелёненьком двухмоторном самолёте с прямоугольными окошками. И как только самолёт коснулся посадочной полосы и побежал мимо её сигнальных огоньков, весь Таллин накрыл густой, как кисель, промозглый неподвижный туман.

Из самолёта по лёгкому трапу сползли на поле трое – в офицерских фуражках, в длиннополых шинелях. Их ожидала делегация военных, автоматчики охраны, лендлизовские виллисы и семиместный с длиннющим рылом правительственный ЗИС – 101.

Этот визит считался секретным, но, как это часто у нас бывает, о нём за несколько дней знало уже полгорода (а, может быть, и специально была допущена утечка информации). Ходили слухи, что он связан с браком на заводе «Двигатель», где строились подводные лодки, из-за которого якобы совершенно новая подлодка чуть не затонула в заливе, звучало, прошёптывалось таинственное и страшное слово «диверсия» и слух, что грядут большие аресты. Город замер: на улицах не было слышно голосов, люди выходили из домов только по крайней необходимости и на работу, молча торопясь преодолеть неуютное пространство улиц, хотя на самом деле надёжность их жилищ была всего лишь иллюзией – улица была даже в какой-то степени безопасней: органы предпочитали брать людей планомерно, спокойно и не спеша, по заранее намеченным адресам, под утречко, когда наиболее сладок сон. Все официальные лица торопливо подчищали свои дела. Подчёркивалась важность и секретность визита и тем, что он шёл по линии МГБ и о нём не был даже официально поставлен в известность первый секретарь ЦК Эстонии Кэбин – прознав о комиссии, он срочно уехал на дальнюю мызу, выполненную в стиле готического замка, и сидел с утра до вечера в кабинете, в угловой башенке, готовил доклад к предстоящему пленуму секретарей союзных республик в Москве, сочиняя небылицы о небывалых достижениях приборостроения и свиноводства в республике на пути строительства к неизбежному коммунистическому раю, почти ничего не ел, несмотря на баснословный в обычное время аппетит и огромный живот, и постоянно глотал настой валерианы.

А адмирал КБФ, базирующегося в Таллинском заливе, будто по какому-то совпадению, объявил внеплановые боевые учения, и в день перед прибытием комиссии все боевые корабли и подлодки вышли в открытое море, в поход, в туман, объявив полное радиомолчание, дабы не быть обнаруженными предполагаемым противником. Ушли все корабли, за исключением эсминца «Быстрый», находившегося на ремонте в Минной гавани. Говорили даже – опять же шепотком – что адмирал, едва услышав о грядущей комиссии из МГБ, грохнул тяжёлым кулаком о стол и заявил: «Ну, я этим сукиным детям ни одного моряка не отдам!» и тут же дал команду в поход.

Высокая комиссия состояла из генерала и двух полковников.

Генерал, глава комиссии, был низенький и толстенький, как колобок (вождь не любил держать рядом людей выше его ростом). У него был вытянутый нос со странной раздвоенной картофелинкой на конце, и оттого казалось, что он всё время принюхивается. Звали его Матвей Савельич Хрипоносов. За ним не шёл, а будто струился согнутый вопросительным знаком, будто стараясь не быть выше генерала и присосаться к хрящеватому уху начальника, полковник Ломидзе, всегда весёлый, улыбающийся, с миндалевидными чёрными глазами восточный красавчик. Третьим был Марк Ильич Осиновский, славный тем, что отрёкся от собственного отца раввина, отправленного в лагерь: «Всем ответственно заявляю, – говаривал он нередко, хмуря кустистые брови, – мне за отца – Иосиф Виссарионович Сталин, и другого быть не может!»

– Ну и погодка! – матюкнулся Хрипоносов, оказавшись на земле и, оглядываясь, поднял воротник шинели.

Весь полёт он вспоминал своё свидание с вождём и сейчас нёс его в себе, нёс, нёс…

Вождь сидел за столом, а он стоял перед ним навытяжку своего короткого роста. Вождь держал в руке бумажку, попыхивал трубкой и щурился.

– Сматри, что делают, сволачи! – наконец изрёк вождь.

– Слушаюсь, товарищ Сталин! – выпалил Хрипоносов, но вождь бросил на него мутный взгляд:

– Расслабься, дурак, я с тобой по-чэловэчески гаварю!

– Слушаюсь! – сглотнул ком страха Хрипоносов, стараясь придать своему взгляду выражение ещё более искренней преданности, однако позволил лицевым мышцам несколько обмякнуть. Он почувствовал вдруг необыкновенную любовь к этому великому человеку, который мог бы раздавить его одним движением пальца, щелчком, как паучка, как мошку таёжную, но не делает этого, давая главное – возможность жить, дышать!

Сталин встал из-за стола и зашагал по комнате, неожиданно маленький, сутулый, но оттого кажущийся ещё более угрожающим и опасным, как скорпион, – в одной руке погасшая трубка, в другой листок бумаги.

– Вот сматри, Матвэй! – сказал он, тряхнув бумажкой. – Здэсь данные эмгебе из Эстонии. Это разве парядок?

Хрипоносов вытянул короткую шею в направлении к бумажке:

– Товарищ Сталин, да ежели чо не того, дак мы того!..

Сталин движением руки оборвал.

– Мало сажают, савсэм мало, панимаешь? А честных каммунистов убивают какие-то недобитки… – Сталин усмехнулся. – Гаварят, малэнькая республика, мало народу… а в Армэнии больше? А ты пасматри, какие паказатели Анастас даёт: в два, в три раза больше! Маладэц, Анастас! В общем, Хрыпонос, кто там эмгебе?

– Арво Куйстик, товарищ Сталин.

Сталин сощурился:

– Эстонец, сваих жалеет! Ради такого дела жалеть! Ради кАмунизма жалеть – это наивисшее прЕступление! – (в особо важных словах вождь делал ударение на первом слоге). – Прошёлся: – Так, без всякой борьбы ми кАмунизма не добьёмся! Вот, поезжай, Хрыпонос, разберись…

– Так точно, товарищ Сталин, разберёмся!

– Ми тебе людей дадим в помощь: харёший парень Ламидзе от Лаврентия паедет, Осиновский – он глазом режит!

– Есть, товарищ Сталин! – весело теперь улыбнулся Хрипоносов, вытянулся и даже каблучками прищёлкнул. – Будет сделано, когда выезжать?

– А завтра, завтра и виезжайте, только летите сэкретным бортом, завтра ночью… Тебе Ламидзе всё скажет. Идите, – устало махнул вождь.

Хрипоносов вытянулся, отдал честь, развернулся, готовый было идти, как вдруг его остановил голос вождя.

– Таварищ Хрыпоносов.

– Да, товарищ Сталин! – быстро развернулся Матвей Савельич.

– Ви человек свежий, – усмехнулся вождь, – прямо с Колими. Как там на Колиме?

– На Колыме, товарищ Сталин, растёт выработка золота и урана! – не без гордости объявил Хрипоносов, в глазах которого сразу восстало его бывшее хозяйство: бесконечные вереницы похожих не на людей, а на странных первобытных обитателей Земли, заключённых – врагов народа, шахты, распадки, кладбища с надмогильными колышками и прибитыми к ним дощечками с номерками – окончательное место назначения этих врагов.

– Да я не о том! – рассмеялся вождь, показывая свою простую человеческую сущность. – Климат как там?

– Двенадцать месяцев зима – остальное лето! – бойко отрапортовал Хрипоносов шуткой, популярной у заключённых.

И они вдруг, не сговариваясь, рассмеялись, как близкие друзья, привыкшие понимать друг друга с полуслова.

– Харащё, харащё, идите, – смеясь махнул ладонью вождь, – и скажите, у нас страна большая, на каждого эстонца найдётся своя Колима-а!

Это потом, уже в самолёте, он понял глубокий смысл этой шутки, когда у пилота случайно узнал, что «ма-а» – по-эстонски значит земля, и очередной раз подивился мудрости Учителя: «Вишь ты, грузинец, а все языки проведал!»

Хрипоносов твёрдо шагал по взлётному полю. Навстречу ему спешили начальник МГБ Эстонии Арво Куйстик, его зам и негласный стукач-информатор, каждый день отписывающий донесения на своего патрона прямо в центр, Берии, подполковник Нечаенко, начальник управления МГБ Прибалтики, начальник тюремной службы Таллина…

– Здравствуйте та-арищи!

– Здрасьте, тарищи!

– А это тарищ… А это тарищ… – коротко представлялись они, но лиц во мраке почти не было видно, и Хрипоносов только махнул рукой: – Едем… А поближе познакомимся потом.

– Товарищ Хриппоноософ, не угодно ли отдохнуть с дорошки? – предложил Куйстик.

– Не угодно, не баре! – грубо оборвал его Хрипоносов, – сразу за работу! Отчитываться будете. Сначала отчёт – потом почёт, – он невольно покосился на Ломидзе. Тот, как всегда, чёрт его не разберёт, улыбался.

Шестеро человек проглотил огромный правительственный ЗИС.

– Куда? В МГБ, на Лай?

– Куда…?

– О, у нас всё утоппно! – похвалился Куйстик, рассмеявшись. Это был толстенький белокурый человечек, похожий на розового поросёнка. – эмьгебе на улитсе Лай, остальные утсресдения в самке!

– Что? В какой ещё самке? – вздрогнул Хрипоносов.

– В самке, в самке, из камня котторый, – прояснил Куйстик.

– В замке, товарищ генерал, – подсказал Ломидзе, – у них там все министерства.

– Та, та, всё блиско, песком – и эмьгебе, и Верховный советт и министерство здравоохранения и турьмаа!

– А-а! – расхохотался Хрипоносов, – но вовремя спохватился и грозно нахмурился.

Машина мчала по шоссе, приближаясь к городу. Фары еле пробивали туман.

– Осторосно, Ифан, – сказал Куйстик водителю, – не реп-пку везём – начальсфо!

Хрипоносов вздрогнул: что хочет сказать этот гад? Что за намёк на сказку? Дедка за репку, бабка за дедку или как там… «Ничего, приедем – разберёмся, какая у тебя сказка!». – злобно подумал Хрипоносов, доставая пачку Казбека и закуривая.

– А почему нет моряков? – спросил он.

– Сротсные учения, фсе усли в мор-ре – паевая трефога! – грустно вздохнул Куйстик, – по приказу атмирала…

– Ну, я им ещё покажу! – рыкнул Хрипоносов. – Голубая кровь, бля, понимаешь!