Читать книгу Последний - Амир Гаджи - Страница 3

Эта история могла бы начаться так же банально, как начинаются десятки (если не сотни) подобных историй: «Владельца частного сыскного агентства “Досье” Ивана Дмитриевича Веригина разбудил телефонный звонок…»

Но на самом деле всё началось иначе – потому что Веригин ещё с вечера отключил сигнал звонка на своём телефоне. Его разбудило врождённое чутье, интуиция – в данном случае предчувствие телефонного звонка.

Он взглянул на часы – 6:25. Айфон показал четыре пропущенных звонка за последние двадцать минут. Все были от хорошего друга – полковника полиции Леонида Семёновича Шехтера. «Труп», – подумал Иван Дмитриевич. Чаще всего именно ранним утром в полицию поступают сообщения о трупах. Обычно звонят вышедшие на работу дворники или бомжи, спозаранку выползающие из своих ночлежек. Иногда извещают добропорядочные граждане – любители утренней гимнастики.

Веригин набрал номер Шехтера:

– Доброе утро, гражданин начальник. Между прочим, сегодня воскресенье и у меня выходной…

– Брось паясничать, Верига! – перебил его Шехтер. – Дело слишком серьёзное. Полчаса назад мне позвонил городской прокурор и сообщил, что в Сосновом парке, у Уйгурского театра на Дзержинского, обнаружен обезображенный труп.

«Он назвал улицу Наурызбай батыра на старый лад, – отметил Веригин. – Для уходящей гвардии силовых структур Дзержинский не просто фамилия первого чекиста. Дзержинский – легенда, символ чести, достоинства и образец для подражания…»

– На труп напоролась дама сердца прокурора, совершавшая оздоровительную пробежку по парку, – прервал размышления Веригина Шехтер. – Кисейная барышня, столкнувшись с реальностью нашей жизни, немедленно позвонила на городской телефон своему «папику» и потребовала защитить её от блуждающих по улицам убийц и насильников. Кормилец, конечно, взбесился – даже не столько известием, что всплыл очередной труп, сколько тем фактом, что тайная пассия звонит ему на дачу в воскресенье в шесть утра. Благо, что трубку взял сам, а не супруга… Свою музу-истеричку прокурор отправил домой, а дело об убийстве взял под личный контроль. Ещё он просил принять строгие меры к тому, чтобы информация о трупе не просочилась наружу. По его мнению, место для убийства выбрано не случайно: «Труп лежит перед окнами бывших зданий КГБ и МВД, рядом с Уйгурским театром. Это специально организованная демонстрация на фоне обострения уйгурского вопроса в Китае. Ещё не хватало проблем с нашим стратегическим партнёром!» Мне кажется, прокурор преувеличивает. Просто не хочет, чтобы его Дульцинея засветилась в интернете. Я сам не люблю прессу. Дашь слабину – журналюги такое раздуют, мало не покажется. Мне шум не нужен. Особенно сейчас, когда наверху лежит представление меня к генеральскому званию. Генералы рождаются в тиши… Валера Тулекеев с дежурной группой уже на месте. Я приказал дождаться тебя. Иван Дмитриевич, подключись, пожалуйста, к этому делу. Моя машина у твоего подъезда. Серик знает, куда тебя везти.

Капитан Валерий Тулекеев был сыном их общего близкого друга, геройски погибшего при задержании преступника. С тех пор Шехтер всячески опекал Валерия, а тот всеми силами старался оправдать его доверие.

* * *

Через десять минут Веригин, садясь в чёрный «Мерседес», бросил водителю:

– Серик, включай мигалку и гони.

Вскоре они подъехали к Сосновому парку. Кроме двух постовых в полицейской форме на месте происшествия стояли пять человек в штатском: дежурный прокурор, судмедэксперт, капитан полиции Валерий Тулекеев – начальник уголовного розыска района, и двое его коллег из отдела по расследованию преступлений против личности, который в народе называют «убойным». Плотно обступив лежащий в центре парка труп, они ждали Веригина.

Подъехавший Иван Дмитриевич с дороги не мог рассмотреть убитого, лишь подойдя вплотную, увидел – и обомлел. Впервые в жизни ему предстала подобная картина. (Много позже он утвердится в мысли, что практически всё, связанное с этим делом, было для него впервые.)

Сейчас он смотрел на очерченный белой аэрозольной краской круг, внутри которого был вписан квадрат. В центре круга – голое тело мужчины без головы.

Мертвец лежал навзничь, ноги и руки разбросаны в стороны таким образом, что кисти рук и ступни ног касались края круга. Рядом с левой рукой, за пределами квадрата, лежала грубо выструганная палка с загнутым концом. В паре сантиметров от левого соска к центру груди зиял яркий отпечаток пробоины от дульного среза оружия. Края входного отверстия покрыты налётом копоти. Это был след от пули, направленной в упор, точно в сердце. Такой след эксперты называют штанцмаркой. Ниже на белой коже убитого чернела абракадабра, которая состояла из восьми знаков, похожих на буквы латинского языка, написанные в одну строчку: “snɹǝqɹǝɔ”.

Веригин наклонился к трупу и внимательно осмотрел надпись, понимая её значение. В стороне от квадрата лежал большой холщовый мешок из натурального льна, с тремя большими дырами, края которых заметно обремкались.

– Что это? – спросил Веригин Тулекеева.

– Этим мешком было накрыто тело.

– Хорошо. Составь протокол и забери этот мешок с палкой в отдел.

Потом Веригин сделал фотоснимок убитого и дал знак капитану Тулекееву отправить тело в морг. Отойдя в сторону, Иван Дмитриевич выслушал предварительное заключение судмедэксперта:

– Возраст убитого семьдесят – семьдесят пять лет. Лишён жизни вчера днём примерно в три или четыре часа. Скорее всего, старика убили не здесь, а труп доставили сюда между полуночью и часом ночи. Способ убийства пока определить невозможно.

– А что вы скажете насчёт штанцмарки, Виталий Алексеевич? – спросил Веригин многоопытного судмедэксперта.

– Во время выстрела на жертве не было одежды. Или, по крайней мере, верхней одежды. Пуля прошла навылет. По конфигурации отпечатка могу сказать, что это пуля калибра 7,62 миллиметра. Скорее всего, стреляли из пистолета ТТ образца 1933 года. Точнее скажу после более тщательного анализа. Ясно одно: стреляли уже в мёртвое тело. Потом человеку отрезали голову. Сделали это грамотно, аккуратно, с хирургической точностью. Остальное покажет вскрытие.

Постовые полицейские доложили капитану Тулекееву, что осмотрели всю территорию парка в поисках орудия преступления, но ничего подозрительного не нашли. Капитан, обратившись к коллегам, раздал задания:

– Надо осмотреть все подвалы, гаражи и другие подобные помещения в радиусе двухсот метров. Ищите возможное место преступления. Там должно быть много крови. Опросите жильцов ближайших домов: возможно, кто-то что-то видел. Просмотрите записи с ближайших камер наружного наблюдения. Записи, представляющие оперативный интерес, доставьте мне в отдел для анализа. Немедленно вместе с дворниками осмотрите ближайшие мусорные баки на предмет отрезанной головы. Эти сведения мне нужны завтра к полудню. В помощь пришлю ещё троих оперативников.

Поймав одобрительный взгляд Веригина, Тулекеев бодрым голосом заключил:

– Всё, коллеги, за работу!

Иван Дмитриевич отозвал в сторонку судмедэксперта:

– Виталий Алексеевич… Я помню, что сегодня воскресенье, но пожалуйста, прошу вас по старой дружбе – как можно быстрее дайте мне максимум сведений о состоянии тела убитого. Дело весьма и весьма необычное.

Судмедэксперт, зная о дружеских отношениях Веригина и начальника городского УВД, обещал сделать всё возможное.

Перед тем как уехать, Иван Дмитриевич рекомендовал капитану Тулекееву сосредоточить все силы на выяснении личности убитого.

– Валера, это не простое преступление, – подчеркнул он. – В моей биографии никогда подобного не было. Прежде всего надо понять, кого решили убить таким экстравагантным способом. Чем полнее будет информация о жертве, тем быстрее мы поймём причину убийства. Помимо фамилии, места жительства и рода занятий убитого меня интересуют особенности его характера, круг интересов и прочее. Повторяю, когда мы поймём, кто убит, мы вычислим тех, кому он мешал.

Садясь в «Мерседес», Веригин бросил через плечо:

– Остаёмся на связи! Я буду в своём офисе.

* * *

Офис агентства «Досье» находился в жилом доме, недалеко от парка имени 28 героев-панфиловцев. Это здание было построено в 1951 году специально для видных советских учёных, эвакуированных во время войны из Москвы и Ленинграда и оставшихся работать в Алма-Ате после окончания войны. Оно так и называлось: «Дом учёных». Просторные комнаты, паркетный пол, высокие потолки, двойные оконные рамы и стены двойного кирпича. В некоторых квартирах был предусмотрен каминный зал с настоящим камином и чёрный ход для прислуги. Во дворе дома имелся гараж на пять автомобилей.

С тех пор прошло много лет, не осталось ни одного человека, кто имел бы право жить в этом доме с камином и прислугой. Учёные состарились и умерли, а их потомки вернулись в Москву и Санкт-Петербург.

В своё время, благодаря протекции и финансовой поддержке своего старинного друга полковника Шехтера, Веригин выкупил в этом доме пятикомнатную квартиру на первом этаже. Сделал в ней ремонт и совместил офис агентства и комнаты для своего жилья. Разумеется, каминный зал перешёл в жилую часть помещения. Парадный подъезд офиса находился со стороны улицы, а задняя дверь со двора была переоборудована под комфортабельный вход в личные покои хозяина. Кроме прочего Веригину достался тёплый гараж, что в наше время является важным приобретением. В этих хоромах Иван Дмитриевич жил вместе с молодым преданным другом – доберманом Аттилой, имевшим достойную родословную и приличное воспитание.

* * *

Веригин называл себя круглым сиротой, и это была безжалостная правда. Таковым он стал в одночасье, когда в ночь на вторник 8 июля 1980 года буквально у него на глазах в авиакатастрофе погибли все его родные: мама, отец, жена Айгуль (в переводе с казахского означает «Лунный цветок»), сын Даниал (по-арабски «Дар божий») и тесть с тёщей.

За две недели до той роковой ночи произошло событие, которое можно назвать поворотным в его семейной жизни. В этот день в доме Ивана впервые прозвучало слово «развод».

Ранее подобная кризисная ситуация в отношениях супругов уже была. В то время, будучи молодожёнами, они жили в ведомственном общежитии. В их распоряжении находилась комнатка в десять квадратных метров, общая кухня и один туалет на этаж. Оба с утра до вечера были заняты собственной карьерой, но нежданно родился Даниал. Появились новые хлопоты и обязанности, на всё не хватало времени. Родители молодой пары были далеко, и ждать от них помощи не приходилось. Беспросветная бытовая неустроенность вызывала у супругов взаимное раздражение.

У наших соотечественников подобные ситуации очень часто являются причиной разрушения брака. К счастью, Айгуль и Иван сумели преодолеть эти трудности, и в то время им удалось сохранить семью. Однако романтическая влюблённость переросла в супружескую дружбу. Теперь они были не пылкими любовниками, а просто соратниками. Так случается со всеми парами на свете… или почти со всеми.

Шли годы, Даниал подрос, ему исполнилось шесть лет. Жизнь Веригиных вошла в колею, стабилизировалась, но стала для Ивана нестерпимо пресной – изо дня в день одно и то же. Он начал испытывать разочарование. Реальность была не той, что представлялась ему в мечтах. Захотелось чего-то нового, необычного… Плоть требовала свежих ощущений.

Здесь следует заметить, что Иван встретил невинную Айгуль, как говорят французы, спустя две собственные пылкие любви. Это обстоятельство определённым образом отразилось на его характере и мировоззрении. Забыв о своём долге отца и мужа, он, что называется, пошёл налево. Айгуль, конечно, заметила метаморфозу в Иване, но, как и любая восточная женщина, не стала устраивать скандала. Не подав виду о своих догадках, она терпеливо ждала удобного случая напомнить мужу о его священной обязанности быть достойным примером их сыну.

Однажды Айгуль почувствовала недомогание и прошла медицинское обследование. Анализы показали, что Иван наградил жену, как говорят, «гусарским насморком».

Вернувшись от гинеколога, униженная и оскорблённая Айгуль, не говоря ни слова, швырнула в лицо изменнику заключение врачей. Больше десяти дней, пока шёл курс лечения, супруги не разговаривали друг с другом. Она – потому, что не хотела говорить с заразным мужем, он… ему нечего было сказать в своё оправдание.

Гнетущая атмосфера затянувшегося молчания более всего сказалась на психике их шестилетнего сына. Мальчик замкнулся в себе и сник, как букет пасхальной азалии, оставленный на сквозняке без присмотра. Айгуль всё видела, но не знала, как преодолеть эту беду, и была готова на любой поступок ради благополучия своего ребёнка.

Через две недели жена сообщила Ивану:

– Я вызвала в Алма-Ату наших родителей, завтра утром они приезжают, а вечером мы вместе улетаем к морю. Никто ничего не знает. Твоё предательство я никогда не забуду и не прощу. Но если через неделю ты к нам не прилетишь, я всем расскажу о случившемся, и мы разведёмся.

Родителям она объявила: «В кои-то веки мы всей семьёй можем провести три недели на море. Иван оформит отпуск и присоединится к нам в Ялте».

Веригин приехал в аэропорт, чтобы проводить семью в Симферополь. Ожидая посадку на рейс, семейство расположилось в креслах зала вылета.

Войдя в зал, Иван с порога увидел идущую ему навстречу жену и поймал её многозначительный взгляд. Айгуль подошла вплотную и потянулась к мужу, всем своим видом показывая намерение что-то сказать ему по секрету. Подбежавший Даниал, подняв голову, с надеждой посмотрел на родителей и вдруг заразительно рассмеялся, пряча лицо в мамину юбку. Мальчик часто подобным образом выражал свою любовь к ним, но сейчас это детское проявление чувств выглядело особенно трогательным.

Жена передумала говорить и неожиданно для себя поцеловала Ивана в губы. Он замер, озираясь в поисках подтверждения, что это не сон. Мимо прошла миловидная статная блондинка в синей форме бортпроводницы Аэрофлота. Она мельком взглянула на влюблённую парочку, и на её живом лице заиграла бедовая улыбка. Стюардесса одобрительно подняла большой палец:

– Хватит целоваться. Посадку объявили. Не опоздайте!

– А завидовать нехорошо! – бросила вдогонку девушке Айгуль.

Стюардесса залилась громким озорным смехом. Все пошли на посадку, а вдохновлённый перспективой прощения Веригин поспешил к служебному выходу на взлётнопосадочную полосу, чтобы оттуда наблюдать за самолётом. Отчётливо видел, как авиалайнер Ту-154Б-2 авиакомпании «Аэрофлот», выполняющий рейс SU-4225 по маршруту «Алма-Ата – Ростов-на-Дону – Симферополь», набрал скорость и взлетел.

Иван повернулся, чтобы уйти. В этот момент самолёт рухнул на землю с высоты семидесяти метров, в пяти километрах от аэропорта. Развалился на части и загорелся…

В первое мгновение Веригин ещё не мог осознать, что увиденное им – кошмарная реальность и там, в бушующем пламени, погибают дорогие ему люди. Тем временем огонь быстро перекинулся на домики посёлка, расположенного неподалёку от взлётно-посадочной полосы. Увлекаемый природным инстинктом – «спасти и защитить», Иван сорвался с места и помчался к месту катастрофы. За ним беспорядочной толпой бежали провожающие и работники аэропорта. Все спешили оказать посильную помощь погибающим людям. Их обгоняли пожарные и милицейские машины.

На месте аварии Веригин увидел разбросанные вокруг обезображенные, догорающие тела мужчин, женщин и детей. Среди них была и его семья.

В каждую клеточку Веригина ворвались образы трупов, не поддающихся идентификации; груда искорёженного металла, отдалённо напоминающая самолёт; вой сирен, подъезжающих машин скорой помощи, пожарных и милиции; душераздирающие стенания людей, потерявших своих близких; невыносимый вой собак и утробные вопли домашних животных из охваченных пламенем ближайших домов; дым и смрад пожарища; гнетущий запах горелой человеческой плоти… Всё это доверху заполнило его сознание и душу, полностью вытеснив предыдущую жизнь.

Это была крупнейшая авиакатастрофа за всю историю Казахстана. Сто шестьдесят шесть жертв катастрофы развезли по разным моргам Алма-Аты. Спустя несколько дней родственников погибших пригласили на опознание.

Веригин прибыл в больничный морг за час до назначенного времени. Перед закрытой дверью уже толпился народ. Люди выстраивались в живую очередь и при этом спорили между собой за право попасть в помещение в числе первых. К удивлению Ивана, общее горе не объединило родственников погибших. Полное осознание произошедшего придёт к ним позже, когда они увидят, во что превратились их родные и близкие…

Прасковья, сотрудница морга, за десятку согласилась пустить Веригина через чёрный ход. Он плёлся по длинному проходу морга без единой мысли в голове, пока его взгляд не споткнулся о чудом сохранившееся тело миловидной блондинки в синей форме Аэрофлота. Оно лежало на металлическом столе для мертвецов. Стюардессу уже опознали и приготовили к выдаче родственникам для захоронения.

«Хватит целоваться. Посадку объявили. Не опоздайте!» – серебряным колокольчиком прозвенел в ушах Веригина её голос. Это вернуло Ивана к минутам прощания со своим Лунным цветком и Даром божьим. Перед ним, словно наяву, всплыли ангельский взгляд его сына и нежный поцелуй любимой жены.

Он мог ещё долго в неподвижности наслаждаться своим видением, но нетерпеливая Прасковья толкнула его в бок: «Иди уже других смотреть».

В этом морге его родных не было. В последующие два дня Веригин объехал все остальные морги. Иван ходил по холодным коридорам, всматриваясь в выложенные в два ряда обугленные трупы-головёшки, бывшие когда-то людьми. Среди них невозможно было кого-либо опознать. Он так и не нашёл тела жены, сына и родителей.

В этот момент Иван Веригин как личность исчез, а его место заняло безвольное, бессловесное аморфное существо.

Через несколько дней, похоронив в братской могиле останки своих близких, сломленный горем Веригин почувствовал себя в полной мере сиротой. Несчастным и абсолютно одиноким на всём белом свете. Он был человеком, не искупившим свою вину перед теми, кто его любил и верил в него. Не в силах пережить свою утрату, мужчина хотел умереть. Но чтобы уйти из жизни по собственной воле, нужен сильный характер, а Веригин оказался слаб. Единственное, на что его хватило, – постараться утопить своё горе в водке. Для него грянуло время беспробудного пьянства и постепенной деградации. Он перестал появляться на работе и был уволен.

От неминуемой гибели Веригина спас его старинный друг Лёня Шехтер, обеспечив ему качественное лечение, психологическую реабилитацию и помощь в адаптации к жизни в новых условиях. С тех пор Веригин не курил, не употреблял алкоголь и даже тайно окрестился. С помощью Леонида он организовал частное сыскное агентство «Досье».

Скоро Иван Дмитриевич почувствовал себя востребованным, и его жизнь заиграла новыми красками.

* * *

Вернувшись домой, Веригин прежде всего выгулял собаку, которую двухмесячным щенком получил в подарок от Лёни Шехтера.

Это был второй пёс в жизни Веригина. Первого звали Дик. Он жил в пригороде Алма-Аты в доме стариков Веригиных, куда каждое лето привозили маленького внука Ванятку. Дик, хотя и неблагородных кровей, был собакой умной и души не чаял в мальчике, тот отвечал Дику взаимностью. Шли годы, Иван рос, а Дик старел. Однажды вечером пёс подошёл к калитке, всем своим видом показывая, что хочет уйти. Мальчику такое поведение было непонятно, и он решил не потакать капризам собаки.

Утром Дика нашли мёртвым. Бабушка сказала, что Дик просился уйти, чтобы умереть. Так поступают все собаки. С Иваном случилась истерика. Он винил себя за то, что не дал Дику умереть «по-человечески». С тех пор Веригин решил, что не достоин иметь друга-собаку. И вот однажды Шехтер принёс ему щенка. Первое, что тот сделал, это опи́сал ногу Веригина. «Ух ты!» – воскликнул Иван Дмитриевич и тотчас назвал пса Аттилой. Тёзка собаки, великий повелитель гуннов, тоже не признавал авторитетов.

Аттила стал полноправным хозяином квартиры Веригина. С тех пор, если друзья хотели встретиться, приглашение звучало примерно так: «Завтра Аттила ждёт нас к обеду». Или: «Аттила пригласил на шашлыки».

Итак, Веригин вместе с Аттилой пообедали и перешли в офис «Досье».

Иван Дмитриевич отключил телефон и включил музыку. Надев наушники и маску для сна, удобно устроился в крутящемся кресле и, нарезая круги, принялся анализировать это экзотическое происшествие – убийство в Сосновом парке. Свою способность быстро думать он называл «половецкими плясками мозга».

В этот раз ему долго не удавалось собраться с мыслями. Они суетились в голове, как пчёлы в потревоженном улье, не желая выстраиваться в логическую цепочку. В такие минуты мыслям требуется соответствующий катализатор. Любой человек, обдумывая сложную ситуацию, может упереться лбом в непробиваемую пустоту творческого кризиса. Чтобы преодолеть это состояние, продвинутые люди садятся медитировать. Другим помогает сигарета, чашка крепкого кофе или рюмка коньяку. А кому-то приносит пользу созерцание потока воды или прогулка по лесу.

Для Веригина своеобразным спусковым крючком к работе мозга была музыка. Но не просто музыка, а необыкновенная, можно сказать – мистическая. Это была Carmina Burana – сценическая кантата Карла Орфа.

Впервые об этой потрясающей композиции Веригин узнал от своего близкого друга Александра Рябинина в период совместных запоев. Саша – человек удивительной и трагической судьбы, непризнанный гений-музыкант. Он родился у Алевтины Рябининой, в то время жены врага народа, отбывавшей десятилетний срок в Акмолинском лагере жён изменников родины (АЛЖИР). Лагерь был расположен в самом гиблом месте на свете, рядом с казахским посёлком Акмола. Это меткое название переводится с казахского языка как «Белая могила». Позднее здесь построили город, название которого много раз меняли и в конце концов объявили столицей Казахстана.

Александр, ничего не зная о своих родителях, вырос в алма-атинском детском доме. В то время Саша носил подаренную дворником фамилию Хабибулин, что переводится с татарского как «Возлюбленный Аллахом». Его отец, Семён Алексеевич Рябинин, в феврале 1935 года был арестован по анонимному доносу и осуждён по статье 58-1а Уголовного кодекса «Измена Родине». К счастью, его не расстреляли. Получив щадящий приговор – «Десять лет с конфискацией имущества», он был этапирован в заполярный Норильск.

О том, что Алевтина родила ему сына и умерла родами, Семён Рябинин узнал лишь в 1958 году, получив на руки документы о полной своей реабилитации. После упорных поисков он нашёл своего двадцатитрёхлетнего сына в Алма-Ате. Парня звали Александром, и носил он татарскую фамилию. Вернув Саше фамилию отца, они вместе уехали в Норильск, где у Семёна Алексеевича были работа, уважение коллег, трёхкомнатная квартира и даже небольшая дача на краю тундры.

Здесь отец показал Саше настоящее природное чудо – плато Путорана. Это самый крупный монолитный горный массив русского Заполярья, расположенный в южной части Таймыра, между реками Лена и Енисей, примерно в ста километрах от Норильска. Место это называют страной тысячи озёр и водопадов. На самом деле их гораздо больше. Отец рассказывал Саше, что вода в них ледниковая. При этом, проходя сквозь толщу горных пород, возраст которых более 250 миллионов лет, вода минерализуется особым образом, становясь целебной.

Путорана произвела на Сашу неизгладимое впечатление. Всё происходящее с ним в то время походило на волшебную сказку. И только парень начал привыкать к своей новой жизни, как неожиданно умер отец – инфаркт. Сказка закончилась. Проведя поминальные сороковины, Саша улетел в Алма-Ату. Позже он возвращался в Норильск лишь дважды: один раз с другом Иваном Веригиным, чтобы показать ему прекрасную полярную природу, и второй раз – чтобы продать квартиру и дачу своего отца.

После этих событий прошло много лет. В жизни Александра Рябинина были счастливые часы и дни разочарований – до тех пор, пока его окончательно не погубила водка. В каморке, где жил или, вернее, ночевал Саня Рябинин, оставались непропитыми только радиола «Ригонда-Стерео» с выносными звуковыми колонками (по безумной цене в 230 рублей) и уникальная коллекция пластинок. Музыка составляла счастье и смысл жизни Рябинина: тот, кто приносил ему портвейн «Агдам» за два рубля шестьдесят копеек, мог наслаждаться своей любимой музыкой, а иногда, под настроение хозяина, – ещё и увлекательной лекцией об истории какого-нибудь музыкального шедевра или о биографии великого музыканта.

За месяц до трагической гибели Саши Рябинина – тот сгорел от цирроза печени – Веригин появился в его халупе, чтобы за бутылкой водки разделить с Сашей тяготы пути к «просветлению». Он нашёл хозяина в подавленном состоянии и, как говорится, подшофе. Саша сидел на табурете и, тихо всхлипывая, слушал необычную музыку.

– Что случилось, братишка? – спросил Веригин, удивлённый таким видом Сани.

Тот приложил указательный палец к губам: «тихо, молчи!» – и прошептал: – Это «Кармина Бурана»… вершина музыкальных возможностей.

– Может быть, расскажешь? – так же тихо попросил Веригин, раскладывая закуску.

– Изволь. – Рябинин выключил радиолу и не закусывая выпил предложенную рюмку водки. – Карл Орф родился в конце прошлого века в Мюнхене, в еврейской музыкальной семье. Когда в Германии к власти пришли фашисты, он, чтобы не уезжать из Германии, но выжить, старался доказать свою благонадёжность. Например, в то время, когда произведения еврея Мендельсона Бартольди были запрещены, он единственный из композиторов принял предложение бургомистра Франкфурта сочинить музыку к шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь». С тех пор нацисты старались «не замечать», что Орф – еврей.

Однажды в руки Орфа случайно попал оригинальный манускрипт – средневековый монастырский песенник из бенедиктинского монастыря Бойерн на территории современной Баварии. Сборник был датирован 1300-м годом и содержал множество текстов, написанных вагантами – странствующими певцами и поэтами. Это были лирические романсы и любовные серенады, застольные песни и весёлые пародии. Орф выбрал из манускрипта двадцать четыре стихотворения и на их основе написал сценическую кантату.

– Что такое кантата? – нахмурил лоб Веригин.

– Торжественная хоровая песня с инструментальным сопровождением, – пояснил Саша. – Своё сочинение Карл Орф назвал праздником победы человеческого духа через равновесие плотского и вселенского. Верига, ты только вдумайся в это: праздник победы человеческого духа через равновесие плотского и вселенского! – Саня повторил фразу, выделяя каждое слово. – Вот какие задачи ставил перед собой Карл Орф. Это тебе не халам-балам!..

(Пройдут годы, наполненные всевозможными событиями, прежде чем Веригин до конца поймёт значение того, о чём тем вечером говорил с ним Саня Рябинин.)

– Название «Ка́рмина Бура́на» означает по-латыни «Песни Бойерна», – продолжал Рябинин. – Премьера состоялась во Франкфурте-на-Майне 8 июня 1937 года и произвела настоящий фурор. Публика была в восторге от такого необычного лицедейства. Сценическая кантата – это прежде всего зрелище, мистерия. В ней должны сочетаться слово, музыка, балет, вокал… Помимо звукового воздействия, Орф придумал оригинальное оформление – в течение всего часа, что шло представление, на сцене вращалось огромное колесо Фортуны, которое повергло публику в экстаз. Carmina Burana пришлась по душе не только Геббельсу, но и самому Гитлеру. И я могу их понять! – Снова не закусывая, Саша выпил рюмку водки. – Никогда не слышал эту кантату со сцены, но даже в записи она приводит меня в трепет и заставляет плакать. Фортуна – повелительница мира! О Фортуна!

В тот вечер они много раз ставили диск Карла Орфа и, слушая кантату, оба рыдали в голос, как дураки. Это была последняя встреча двух друзей. С тех пор Веригин бросил пить, а «Кармина Бурана» помогает ему правильно мыслить.

…Сейчас, слушая эту кантату, Иван Дмитриевич вспоминал своё давнишнее путешествие с Сашей на плато Путорана. Это бесподобное по красоте место на Земле: горы, нетронутая тайга, лесотундра, арктическая пустыня и первозданные озёра с бирюзовой водой. Не посетить этот уголок России – значит прожить жизнь зря.

Carmina Burana в ушах и Путорана перед глазами сделали своё дело: включили Веригину мозги.

* * *

К концу дня Веригин позвонил полковнику Шехтеру и попросил его приехать.

Через час дверь офиса открылась, и в комнату ввалился большой и, как полагается будущему генералу, солидный (чтобы не сказать грузный) Леонид Семёнович Шехтер. Веригин бросил на друга оценивающий взгляд и, пожимая протянутую руку, заметил:

– Сегодня воскресенье, Лёня, а ты в кителе. Ты его и на ночь не снимаешь?

– Конечно, не снимаю. Я хочу, чтобы моя жена постоянно чувствовала себя полковничихой – и днём и ночью, – поддержал шутку Шехтер. – Кстати, тебе от Нади привет.

Жена Шехтера была лучшей подругой жены Веригина. Когда у Леонида и Надежды родилась внучка, её назвали Айгуль – в честь безвременно погибшей супруги Ивана.

Друзья удобно расселись по креслам, и Веригин начал:

– На первый взгляд, в этом деле нет ничего необычного. Банальное преступление выжившего из ума маньяка. Однако в том, что я сегодня увидел, много некоего символизма. Я бы даже сказал – избыточно много. Хотя не исключаю искусственного нагромождения смыслов… Этот старик был убит предположительно между тремя и пятью часами вечера, и не в этом парке, а в другом месте. Уже после смерти несчастного ему в упор стреляют в сердце, а затем аккуратно отрезают голову. Возникает вопрос: с какой целью? Это обезглавливание мертвеца не похоже на проявление садизма. Это скорее демарш со стороны палача, манифестация чего-то большего и значимого. Зачем убийца, рискуя попасть кому-нибудь на глаза, доставил остывающий труп в людное место?.. Почему именно сюда, в центр города, в двух шагах от зданий МВД и КГБ, хотя и бывших?.. Думаю, тот факт, что рядом Уйгурский театр, – простая случайность.

Дальше начинаются уж совсем странные вещи, как будто готовится театральное представление. Труп тщательно укладывают внутри нарисованного круга, который, в свою очередь, вписан в квадрат. Тем самым создают «художественную композицию» с явным подтекстом. Хочу напомнить тебе, мой друг, – подчеркнул Веригин, обращаясь к Шехтеру, – что подобную картину много веков назад написал античный архитектор Марк Витрувий Поллион, проиллюстрировав таким образом, существование пропорциональности в нашей Вселенной. Позже Леонардо да Винчи, находясь под впечатлением от предложенного Витрувием образа Вселенной, решил дополнить его мыслью о существовании в природе цикличности глобальных процессов и изобразил витрувианского человека[1] в своей книге, посвящённой архитектору. Мне интересно: о чём думал наш садист и убийца, цитируя гениальных мистиков?.. Какой знак он подаёт нам?.. Неужели решил напомнить, что в окружающем нас мире всё подчинено всеобъемлющей логике пропорций и закономерностей?..

В этом месте Веригин специально сделал паузу – чтобы полковник смог правильно оценить его выводы относительно значения сигналов, посылаемых преступником.

Через минуту он продолжил:

– С какой целью он намалевал на теле несчастного слово «Цербер» латинскими буквами? При этом, заметь, палач повторил известный приём Леонардо да Винчи, которым тот пользовался, делая записи в своих дневниках. Для самого Леонардо смысл такого письма заключался в том, чтобы эти записи могли прочесть только посвящённые люди, используя для этого зеркало. В наше время этим приёмом никого не удивишь. Мне кажется, убийца был уверен, что мы легко прочтём эту надпись. Тогда к чему огород городить? Что он хотел этим сказать? В современном мире любой подросток знает, что Цербер – это персонаж древнегреческой мифологии, многоголовый пёс, охраняющий подземное царство мёртвых. На какие наши ассоциации рассчитывал палач, используя такое эпическое понятие? Чего он ждёт от нас, непросвещённых грешников?

Веригин нашёл в телефоне фото жертвы, чтобы показать Шехтеру, и вновь представил себе увиденную им надпись на теле убитого.

– Это слово было аккуратно нанесено акриловой краской чёрного цвета. Не у каждого человека в доме есть акрил, и не каждый человек знает о том, что эта краска быстро сохнет и удобна для надписей на гладкой человеческой коже. Мало у кого в доме есть кисточки профессионального художника. Следовательно, убийство не было спонтанным. Палач готовился к преступлению и загодя купил краску и кисти. А может, не только это… Уверен, что даже чёрный цвет был выбран не случайно. Меня занимало – почему палач выбрал чёрный акрил? Я не поленился и прочёл несколько умных статей об интерпретации цветов в древнегреческой культуре и даже выписал кое-что… вот послушай, – Веригин прочёл вслух: «Чёрный цвет символизирует распад, разрушение, неравновесие, переходность состояний». Каково? – Он посмотрел на Шехтера, ожидая его реакции. – Я убеждён, что такая характеристика заслуживает особого к себе внимания.

Не отпуская эту мысль, Веригин встал, чтобы сварить кофе себе и внимательно слушающему Шехтеру. Разливая кофе по чашкам, задумчиво заметил:

– Кем же надо быть, чтобы сначала убить старика, потом выстрелить в сердце, отрезать ему голову и, подражая гениальному мистику, написать слово на латинском языке…

И вдруг его осенила мысль: «Цербер – не просто слово. Это личная подпись палача, его факсимиле! – Он запрокинул голову, прикрыл глаза и, устремив взор к плывущему в его сознании палачу, молча прокричал: – Ты думаешь, что мифический Цербер и ты, простой смертный, самовольно взявший себе это имя, – одно и то же?.. Ты ошибаешься!»

Наблюдавший за поведением Веригина прагматик Шехтер видел перед собой страдающего логореей[2] друга. Тот стоял, нервно покачиваясь взад-вперёд, его мышцы были напряжены, а закатившиеся глаза напоминали сексуально озабоченного студента.

– Стоп! – прогремел голос полковника, от которого Веригин даже вздрогнул. – Ты что несёшь, Верига?! Ты не видишь, как тебя разводят?.. Какой-то придурок, начитавшись заграничных книжек, вознамерился прославиться на весь мир. Придушил несчастного пенсионера, пустил в него пулю, отрезал башку… и дальше по списку. И этого достаточно, чтобы заморочить нам голову? Опомнись и берись за дело!..

– Минуточку… – заёрзал в кресле Веригин. – А что ты скажешь по поводу странного вида палки? И мешка, которым накрыли обезглавленное тело?

– Промолчу!

– Тогда мы спросим у доктора искусствоведения, специалиста по Древней Греции.

Веригин набрал домашний телефон Леонида Шехтера.

– Алло! Надюша, привет!

– Добрый вечер, Ванечка.

– Как дела?

– Всё хорошо. Внучка растёт. Домашние все здоровы. Правда, всё хорошо, слава богу. Ты чего звонишь-то?

– Мы тут с твоим полковником поспорили по одному делу. Просвети нас, пожалуйста: что может означать с точки зрения искусства древности холщовый мешок из натурального льна с тремя прорезями и длинная палка с загнутым концом?..

– Холщовый мешок с отверстиями для головы и рук похож на рубище – символ свободы суфия, – сообщила Надя. – Длинная палка с загнутым концом, – скорее всего, пастушеский посох. В рубище и с посохом изображались странствующие монахи, паломники. Между прочим, в Древней Греции в дохристианские времена в каждом доме на каком-нибудь колышке висело рубище, а в углу стоял посох. В то время мужчина имел право без объяснения причин навсегда покинуть свой дом. Сегодня это можно интерпретировать как символ абсолютной мужской свободы. Но если вы с Шехтером решитесь воспользоваться правом на такую свободу и сбежать, важно помнить, что дом следует покинуть налегке, то есть босыми и в рубище. А, и ещё! – добавила супруга полковника. – Согласно традиции, Лёня будет обязан финансово обеспечивать меня до конца моих дней, а если вдруг умрёт раньше, на мне будет обязан жениться его младший брат, чтобы заботиться обо мне дальше. Вуаля!

– Спасибо тебе большое, Наденька. Если Лёня навострит лыжи, у меня есть для него запасное рубище. Целую тебя, дорогая.

После беседы с женой Шехтера поток новых мыслей полностью захватил Веригина. Он замолчал и уставился в одну точку.

Телефонный звонок вернул его в реальность.

Это звонил судмедэксперт, и прежде чем ответить, Иван включил громкую связь, чтобы их разговор слышал полковник.

– Слушаю вас, Виталий Алексеевич.

– Извините за поздний звонок, Иван Дмитриевич. Я закончил предварительное обследование убитого. В желудке обнаружены непереваренные остатки пищи. Значит, жертва была убита во время или непосредственно после окончания трапезы. Ел он копчёную рыбу, вероятнее всего сазана, и овощной салат. Употребил также алкоголь, – думаю, не меньше двухсот грамм. Надо заметить, что у погибшего было отменное здоровье. Все внутренние органы, несмотря на возраст, находятся в прекрасном состоянии. Примерно неделю назад он перенёс лапароскопию, ему удалили желчный пузырь. Кроме того, у погибшего давнишний широкий зигзагообразный шрам на предплечье. У меня сложилось впечатление, что наш клиент был отравлен. Каким ядом, смогу сказать только завтра к вечеру. Ещё у него под ногтями следы чёрной акриловой краски. Пока всё.

– Виталий Алексеевич, большое вам спасибо! Я знаю, каким ядом отравили старика, это был аконит.

– Почему вы так решили? – заинтересовался судмедэксперт.

– Согласно древнегреческому мифу, из пасти Цербера постоянно течёт белая пена. Из этой пены на земле растёт ядовитая трава аконит. Если его и отравили, то только аконитом. Для «Цербера» это естественно и символично.

– Иван Дмитриевич, я учёный-прагматик и не верю в мистические догмы. Впрочем, завтра проверим вашу версию. Кстати сказать, впервые в жизни я пришёл к парадоксальному выводу: обезглавленный труп с простреленным сердцем и следами отравления не имеет следов насилия… Всего вам доброго, до свидания.

– Ну вот, ты всё слышал, – обратился Веригин к Шехтеру. – В любом случае мы имеем дело с птицей высокого полёта и, если мы в этом разберёмся, ты получишь свои генеральские погоны, а Валера Тулекеев станет наконец майором.

– Чего ты хочешь? – по-деловому спросил полковник.

– Самостоятельности в принятии решений, всевозможной поддержки и, при необходимости, финансовой помощи.

– Договорились. Я прикажу Тулекееву, чтобы он все свои действия согласовывал с тобой, – сказал Шехтер, пожимая на прощание товарищу руку.

После ухода полковника Веригин набрал номер телефона капитана Тулекеева и наговорил ему на автоответчик необходимые сведения:

– Неделю назад нашему старику удалили желчный пузырь. Нужно найти больных, которым сделали в это время подобное хирургическое вмешательство. Обычно в клиниках остаётся много следов о проведённых операциях, в частности паспортные данные больного. Хранятся сведения о медперсонале, исполняющем протокол лечения. Кто-то из них может дать характеристику старику. Известно, что непосредственно перед смертью старик ел овощной салат и коктал[3] из сазана где-то за городом, в центре такое блюдо никто не готовит.

Возможно, у него была дача – это идеальное место, чтобы убить и расчленить человека. Нужно найти эту дачу. На сегодня достаточно информации для анализа. Готовимся встретить завтрашний день. Удачи тебе!..

* * *

В понедельник Веригин проснулся в хорошем расположении духа. За окном было тепло и солнечно.

Любой день, кроме светопреставления, для Веригина начинался одинаково. В шесть часов утра – подъём. Далее пробежка по аллеям ближайшего сквера, китайская гимнастика цигун и пятнадцать минут игры с Аттилой.

Он вернулся домой, позавтракал и привёл себя в порядок: чёрный костюм, белоснежная рубашка, итальянский галстук и начищенные туфли.

Ровно в девять часов Веригин вошёл в офис через парадный подъезд.

В 10:30 позвонил Тулекеев.

– Иван Дмитриевич, докладываю! За прошедшие сутки были осмотрены подвалы домов, гаражей и других подобных помещений в радиусе двухсот метров от Соснового парка, но ничего подозрительного не обнаружено. Вместе с дворниками проверили все мусорные баки неподалёку от парка, однако отрезанную голову не нашли. Во время опроса жильцов свидетелей не выявлено. Просмотрены все записи с камер наружного наблюдения вокруг места преступления. На одной из них видно, как старенький автомобиль ВАЗ-2110 номер 564 AW 02 медленно проезжает по улице Наурызбай батыра мимо парка и на следующем перекрёстке поворачивает направо. Машина принадлежит гражданину Дедалину Глебу Евгеньевичу. Лицо водителя видно плохо, но наши компьютерщики обещают к концу дня каким-то образом его обличье проявить и нам показать. Камеры наружного наблюдения не зафиксировали момент появления в парке злоумышленника. Возможно, тот знал угол обзора камер и воспользовался этим. Однако на одной записи чётко виден человек, выходящий из Соснового парка. Возможно, это и есть преступник. Сейчас эти записи привезут мне в отдел для анализа. Мы обнаружили автомобиль, принадлежащий Дедалину, припаркованный с другой стороны. И наконец, в Алма-Ате среди мужчин славянской национальности возраста семидесяти – семидесяти пяти лет, перенёсших за последние две недели лапароскопию по удалению желчного пузыря, есть наш потерпевший – Дедалин Глеб Евгеньевич.

– Ты уверен, что это Дедалин?..

– Абсолютно уверен. Я сам был в больнице и беседовал с оперировавшим его хирургом. Он помнит некоторые особенности тела этого пациента. У него заметный шрам на руке. Я по телефону соединил хирурга с Виталием Алексеевичем, оба убеждены, что прооперированный и убитый – одно и то же лицо. Кстати, в Алма-Ате зарегистрирован только один человек с такой фамилией. По моему запросу из паспортного отдела мне прислали копию регистрационной карты Глеба Евгеньевича Дедалина с его фотографией. В прокуратуре мы получили санкцию на обыск его квартиры.

И последнее… – сделал паузу Тулекеев. – В пятницу к Дедалину в больницу приходил странный посетитель. Дежурная медсестра не пустила его в палату, потому что было слишком поздно: около девяти вечера. Посетитель поинтересовался состоянием здоровья Дедалина и передал ему один апельсин и одну красную розу. Я беседовал с этой сексуально озабоченной медсестрой, и она сообщила, что это был высокий молодой и симпатичный иностранец. Его одежду она не видела, он был в белом халате и шапочке. На вопрос, почему она решила, что посетитель иностранец, медсестра ответила: «Во-первых, у него был жуткий акцент. Во-вторых, разговаривал очень вежливо, не пытаясь заигрывать. Наши мужики так не говорят. И в-третьих, от него приятно пахло. От наших мужчин так никогда не пахнет. А ещё он принёс больному только один апельсин и шикарную алую розу. Наши несут продукты в литровых банках, где тебе и винегрет, и борщ, и пельмени, и даже водка. А этот человек культурный – принёс один дорогущий апельсин, явно купленный на Зелёном базаре, а не в затрапезном овощном магазине, и всего один цветок. Вы видели, чтобы у нас больному мужчине приносили цветы?» Кроме того, медсестра сказала, что у посетителя был очень красивый голос, который трогает девичью душу. Такой, мол, никогда не забудешь… За последнюю неделю в Алма-Ату прибыли рейсы из Амстердама, Франкфурта и Стамбула. И совсем последнее: Дедалин сбежал из больницы сразу после получения апельсина и красной розы. У меня всё.

– Я думаю, надо опросить всех девушек-пограничников, сидящих «на прилёте» иностранных рейсов за последние две недели, – сказал Веригин. – Мы попросим полковника Шехтера организовать для тебя собрание пограничников женского пола алма-атинского аэропорта. Ты подробно им расскажешь о сути проблемы и попросишь помощи.

Если этот человек попал в Алма-Ату самолётом и, дай-то Бог, на паспортном контроле была девушка, уверен – она обязательно припомнит такого обаяшку. Гостя что-то связывает с Дедалиным, и думаю, он находится в Алма-Ате не больше двух недель.

– Есть! Я понял. – Тулекеев положил трубку.

Веригин сделал себе кофе и развалился на турецком диване, положив ноги на кожаный пуфик. Ему нужно было переварить полученную информацию.

В комнату вошёл Аттила и лёг рядом с пуфиком, всем своим видом показывая, что готов слушать хозяина. Тот понимающе улыбнулся и неторопливо заговорил.

– Мне кажется, этот апельсин – некий условный знак. На Востоке это символ бессмертия, а у французов апельсин знаменует судьбу. Может быть, этот доброжелатель приехал из-за границы, чтобы предупредить Дедалина об опасности?.. Но тогда почему он не сделал это простым, традиционным способом… К чему этот выпендрёж? Надеюсь, в своё время мы это узнаем. Но сейчас меня больше интересует подаренная Дедалину роза. Красная роза на кресте – один из символов тайного Ордена Розенкрейцеров. Если этот цветок не проявление порочной нежности к партнёру, а действительно некий сигнал от ордена, тогда нам предстоит понять, какого чёрта этот иностранец делает в Алма-Ате и какова его роль в убийстве Дедалина.

* * *

Через час Веригин изложил полковнику Шехтеру идею обратиться за помощью в погранслужбу аэропорта.

Шехтер с другого телефона позвонил знакомому командиру отряда пограничного контроля и изложил свою просьбу о встрече с сотрудницами его подразделения. Пограничник ответил, что в принципе не возражает, но должен получить приказ непосредственного начальника.

– Всё в порядке, я договорился, – обрадовал Ивана Дмитриевича Шехтер. – Завтра можно ехать в аэропорт на свидание с пограничными барышнями.

– Э, нет, дорогой! Всё не так просто, – возразил Веригин. – Сейчас запрос твоего друга медленно, словно черепаха Тортила, поползёт вверх по вертикали согласований, и результат следует ожидать через два-три дня.

– Пожалуй, ты прав, – подумав, согласился Шехтер.

Вся суть воинской службы заключается в исполнении приказа вышестоящего командира. Поэтому в военных структурах сложилась система, при которой естественное стремление службиста вверх по карьерной лестнице постоянно выносит его на уровень собственной некомпетентности. Доброта шехтеровского приятеля не выйдет за рамки его собственных интересов. Никакой пограничник не возьмёт на себя риск принятия нестандартного решения, рискуя своей карьерой. Он переложит это на плечи вышестоящего начальника и потом старательно исполнит его приказ. Решение провести собрание с девушками будет идти по ступенькам военной бюрократии до тех пор, пока не упрётся в того человека, который возьмёт на себя ответственность за такое решение. На эти согласования уйдёт два дня, не меньше. Только после этого приказ покатится вниз к исполнителю – значит, плюс ещё один день. Таким образом приказ исполнят не раньше, чем через три дня. Так работает бюрократическая система. Изменить её не может никто.

– Я передам наш разговор Тулекееву, а там посмотрим… – Шехтер положил трубку.

Через два часа он перезвонил Веригину.

– Слушай сюда, умник. Со своими теориями мы застряли в прошлом веке. Нам следует учиться делать дела у наших детей. Оказывается, Светлана – лучшая подруга нашей невестки и крёстная мать моей внучки – работает старшей смены «на прилёте» в аэропорту. Тулекеев с ней созвонился и поставил задачу. Света тихонько, без лишнего ажиотажа, опросила своих коллег-девочек.

Три сотрудницы вспомнили случаи прибытия иностранцев, подходящих под наше описание. Одна из них рассказала о двоих: первый мужчина с итальянским паспортом прибыл в пятницу из Амстердама. Второй был француз, прилетевший рейсом из Стамбула неделю назад. Две другие девушки вспомнили ещё двоих симпатичных молодых иностранцев. Один прибыл в Алма-Ату девять дней назад, а другой – пять, из Франкфурта, граждане ФРГ. Копии их паспортов, находящиеся в базе данных пограничной службы, Света переслала Тулекееву. Он их распечатал и помчался в больницу показать медсестре. Сейчас перезвонил мне и назвал фамилию человека, который приходил навестить Дедалина. Его зовут Адонис Джакомелли. Это тот, что с итальянским паспортом. Прилетел пятничным утром, а в шесть утра воскресенья улетел обратно. Другими словами, этот гусь вполне мог убить Дедалина и безнаказанно слинять. Нам его не достать. Осталось закрыть дело и напиться…

– Не спеши, Лёня, закрыть дело всегда успеем. Спроси у крёстной своей внучки: как вёл себя этот Адонис?.. Был он спокоен или нервничал?.. Как выглядел его багаж?.. Казалось ли что-то необычным в его поведении?..

– Уже спросил. Даже в том же порядке, что и ты меня сейчас. Итальянец приехал в аэропорт задолго до регистрации, что называется, на взводе. Его привезла женщина на дорогом «Лексусе». Из багажа – только сумка для ноутбука. Всё время ожидания посадки на рейс итальянец копался в своём компьютере и нервно разговаривал по телефону.

– Это не убийца, Лёня. Или я ничего не понимаю в убийцах… Пока!

– Подожди, это ещё не всё. Света сказала, что в пятницу была её смена. Она выходила в зал прилёта и запомнила этого итальянца – потому что его встречал бывший офицер КГБ по фамилии Силок. Он часто появляется в аэропорту, чтобы проверить чемоданы некоторых вылетающих пассажиров. Я немного знаком с ним. Он всю жизнь проработал в Пятом управлении. Сейчас Силок – полковник госбезопасности в отставке.