Читать книгу Я подарю тебе крылья. Книга 2 - Ана Шерри - Страница 7

Присутствие Даниэля напомнило девушке о ночи, проведенной в странной гостинице Гамбурга. И хотя все было по-другому, она не могла объяснить это сравнение. Возможно, именно тогда впервые они делили одну ванну, одну комнату. Тогда они спали на разных кроватях, но ощущение близости было как сейчас.

Впервые Оливия почувствовала, что ей не скучно без Мел. Впервые не хотела лежать целый день на кровати, смотря в потолок, или мотаться по городу в поисках ненужных вещей. Сейчас ей было с кем поговорить. Она даже радовалась тому, что жарила яичницу на двоих, при этом напевая до боли знакомую мелодию своей авиакомпании.

– Мне кажется, я на борту рейса 2-1-6, – смеялся Даниэль. – Ты всегда поешь, когда готовишь?

Было странным осознавать тот факт, что она вообще до этого не готовила. Оливия ненавидела готовить. До сегодняшнего дня.

– Я впервые здесь жарю яичницу, Даниэль, так что заранее прошу прощения, если она окажется невкусной.

Он часто обнимал ее, заставляя чувствовать свое присутствие. И от этих ласк хотелось все бросить и зарыться под одеялом, снова и снова наслаждаясь друг другом.

– А как можно испортить яичницу?

За время, проведенное вдвоем, Оливия много узнала о Даниэле. Он рассказывал про свою юность, про то, как начал летную карьеру наперекор родным, как переехал в Дубай, как тяжелы были учебные годы. Он рассказывал про свою семью, про отпуск в Аликанте, не упоминая лишь одного человека – Паулу.

Он также упускал слово «отец». Но Оливии довелось узнать про него раньше, и сейчас она боялась затронуть болезненную тему вновь. В памяти еще свежи были воспоминания слов, брошенных во время очередной игры. Тогда он сказал, что не желает обсуждать смерть своего отца, тем более с ней. Но она поймала себя на мысли, что хочет помочь его воспоминаниям взрываться не гневом, а яркой радугой. Воспоминания о любимом человеке не должны проявляться отрицанием того, что было с ним связано. Ей, как никому другому, было это известно. Когда-то она переступила через свою боль, ненавидя самолеты, один из которых убил ее отца. Оливия не родилась небесной феей, она прошла адскую душевную боль, чтобы стать стюардессой и взойти на борт. Но лишь один шрам не мог стереть тот день, когда отца не стало. И этого шрама на груди девушки нежно коснулись пальцы Даниэля. Теперь он хотел знать о нем.

– Если тебе больно об этом вспоминать, я могу ждать столько, сколько ты сможешь молчать.

Она не хотела молчать, смотря на его пальцы, касающиеся ужасного шрама. Он не был ему противен, Оливия убедилась в этом, когда его губы мягко коснулись белого следа ее воспоминаний.

– В тот день стояла ясная погода, я гуляла с соседскими детьми во дворе. Слепило солнце, было невероятно душно… Я даже не поняла, в какой момент ветер поменял свое направление, пригнав темную грозовую тучу. Она появилась откуда-то извне, выжимая из себя крупные капли дождя. Именно вода заставила нас разбежаться по домам, и я прибежала к маме на кухню, почувствовав приятный запах. Мне было все равно, что именно она готовила, но запах был такой вкусный, что я ощутила голод. Чтобы отвлечь себя, я включила телевизор. А мама пела, мешая мне смотреть…

Оливия опустила глаза, воссоздавая в своей памяти яркую картину, которую поклялась забыть. Но она помнила. Она не забыла ни минуты. Она даже помнила лицо диктора, смотрящего на нее с экрана телевизора:

– Она пела, но я уже не слышала ее, уставившись на фотографию самолета, летевшего из Бостона в Лондон британскими авиалиниями, рейса номер 5-6-3. Диктор сказал, что он упал в Атлантический океан. – Оливия облизнула пересохшие губы, ощущая дыхание Даниэля возле своего уха.

– Оливия, – прошептал он, пытаясь вывести ее из транса, – не надо, не рассказывай, если тебе тяжело.

Но девушка не слышала его:

– Помню, как закричала, в глазах стоял туман… Сердце просто остановилось. В голове страшно гудело, я задыхалась… Помню, как пошатнулась, хватаясь за столешницу. На ее конце лежал нож. Я падала, и он летел вместе со мной, колом втыкаясь мне в грудь. Больше ничего не помню. Ни боли. Ни слез.

Даниэль прижал ее к груди, шокированный историей. Оливия так ясно все рассказала, что он смог в красках представить пережитый ею ужас и задуматься о том, что сейчас он обнимал, вероятно, самую сильную женщину из всех, что когда-либо встречал. Что заставило ее подняться на борт самолета в качестве стюардессы после всего, что она пережила? Она бросила вызов судьбе.

Он капитан самого большого в мире самолета и отвечает за жизни пятисот пассажиров, но не имеет и доли той храбрости, которой обладает Оливия. Он убежал от своего прошлого, возненавидел даже его запах. Оливия же пошла вперед, чтобы доказать свою силу. Он восхищался ею.

– Я очнулась в больнице и услышала разговоры врачей. Они говорили, что нож проткнул кожу, втыкаясь в ребро. Оно спасло меня, удержав острие в сантиметре от сердца. – Оливия взглянула на Даниэля. – Я поправилась быстро, но шрам остался со мной как памятник смерти моего отца.

Он прижал ее к себе сильнее, руками проводя по волосам, но Оливии не нужна была жалость, и она отстранилась, слегка улыбнувшись:

– Это всего лишь воспоминание, я не боюсь его.

Сильная во всем. Видимо, как ее мать, которая в один миг потеряла мужа и чуть не лишилась дочери. Даниэль полностью воссоздал минуты той трагедии глазами Оливии и жены Джона Паркера. Раньше его видения были в кабине пилотов, он слушал запись той ужасной катастрофы на лекциях в университете, понимая, как боролся капитан за жизнь, чтобы вновь встретиться со своей семьей. Он боролся до последнего, Даниэль слышал его спокойный голос, в котором чувствовалась надежда на спасение. До последней секунды. В последнюю секунду Джон Паркер шепотом произнес: «Ливи». Тогда Даниэль не понял, что капитан имел в виду, это имя могло быть чьим угодно. Спустя столько лет после прослушивания записи, которую им, студентам, преподнесли в качестве примера, он осознал: Джон Паркер шептал имя своей дочери, видя перед собой смерть в лице океана.

Пальцы Даниэля коснулись щеки девушки:

– Ты не против, если я буду звать тебя Ливи?

– Так называл меня отец, – вымученная улыбка коснулась ее губ, и Оливия накрыла своей ладонью его руку, – но я не против.

Даниэль решил никогда не говорить ей, как узнал это имя. Он никогда не скажет ей о том, что слышал, как умирал ее отец. Она никогда не узнает от него, что происходило в кабине пилотов в тот роковой полет. Но он будет называть ее так, как хотел бы Джон Паркер.

Девушка прижалась к Даниэлю, вслушиваясь в биение его сердца. Оно успокаивало и манило в сон. Она поддалась, закрыв глаза, и погрузилась в тишину и безмятежность.

Целый день они провели друг с другом, и он показался им минутой. Даниэль закинул подальше свой ноутбук, не желая смотреть сводку погоды над Таиландом. Завтра они полетят в Бангкок. Но это будет только завтра, а сегодня хотелось отдыхать. Он поймал себя на мысли, что никуда не хочет выходить из этой квартиры. И хотя она была маленькой по сравнению с его виллой, уютом превосходила в сотни раз. Он слышал, как напевает Оливия знакомую мелодию, наглаживая его рубашку.

– Я сам мог погладить, ты не обязана это делать.

Она сняла погоны, знакомый ей значок в форме крыльев с надписью «Капитан Даниэль Фернандес Торрес» и бережно сложила их на стеклянном столике в гостиной рядом с фуражкой и своим бейджиком.

– Мне приятно это делать. – Она проводила утюгом по белоснежной ткани, но видела, как самолет скользит над облаками. Где-то она уже видела эту картину. Дежавю из детства вновь пронеслось в памяти. Она много раз видела, как мама готовит форму отца к рейсу, наглаживая рубашку и пристегивая погоны обратно. – Я знаю, как готовить капитана к полету.

Даниэль улыбнулся, наблюдая за ней. Он бы прекрасно справился и сам, но, видя Оливию, захотелось забыть все свои навыки по самообслуживанию.

– Ты меня разбалуешь.

– У нас сейчас есть эта возможность, – засмеялась девушка, – но когда мы вернемся из рейса, Мел будет уже дома.

Даниэлю захотелось заплатить Мелани, чтобы та осталась в Америке.

– Я что-нибудь придумаю.

Оливия взглянула на него, пожав плечами:

– У меня Мел, у тебя Марк. Выбор небольшой, вернее, его нет.

– Зато у нас есть целая ночь в гостинице Бангкока.

Оливия и не думала о чем-то другом. Только гостиница и только вдвоем.

– Твоя очередь приходить ко мне в номер.

– Я пришел к тебе домой.

– Ладно, значит, моя.

Предстояло опять лететь в одном самолете, делая вид, что они абсолютно безразличны друг другу. Но лучше так, чем встречаться раз в месяц где-нибудь между рейсами в аэропорту. Даниэль так и не понял, как это получалось у Шона и Дженнет, может быть, поэтому они решили день свадьбы выбрать через полгода. Они явно не встретятся раньше. Улыбнувшись, он взглянул на Оливию. Та с серьезным видом наглаживала каждую складочку, каждый шов. Это занятие доставляло ей удовольствие, она не лгала ему. И он рад, что может любоваться подобным зрелищем, в отличие от Шона.

– Дурацкое правило авиакомпании, – не выдержав, выругался Даниэль, – логически у членов одного экипажа больше шансов стать любовниками – они видят друг друга чаще.

– Ты думаешь, в твоем экипаже это частое явление? – Она встретилась с его недовольным взглядом и хитро улыбнулась. – Может быть, Нина и Марк или Келси и Джуан, а может, Луи и Мирем?

Думать об этом не хотелось, но даже если бы пришлось, он не мог такого представить. Для него они были идеальным экипажем, соблюдающим все правила.

– Ты что-то знаешь? – хитро улыбнулся Даниэль. – Конечно, ты же общаешься с ними и наверняка знаешь больше, чем я.

– Конечно, больше. Вы с Марком как ведущее звено идете впереди и не видите, что творится за вашими спинами.

Стало интересно, и Даниэль вскочил с дивана, наваливаясь на Оливию:

– Значит, ты мне расскажешь, что происходит на борту самолета, пока я глух и слеп!

Она улыбнулась, размахивая перед ним горячим утюгом, и капитан отпрянул.

– Запомни, никто не хочет лишиться своего места. Никто никогда не скажет правды, все будут скрывать ее. Я тоже не буду кричать направо и налево, что сплю с тобой. Все мы идеальны, все мы соблюдаем прописанные правила. Мне ничего не известно, я слышу только про связи между нашими и людьми из других экипажей.

– Арчер и Нина?

– Твой Арчер – кобель! – начала заводиться Оливия, и Даниэль забрал у нее горячий утюг.

– Их отношения – не наше дело. А что касается остальных, пусть что хотят, то и делают, я как капитан закрою на это глаза, а как человек – порадуюсь за них.

– Боже, – вздохнула девушка, – я удивляюсь порядку в твоем экипаже. Хотя, может, за твое понимание и «закрывание на все глаз» они и уважают тебя.

Даниэлю понравились ее слова – он предполагал, что это так, но из ее губ это звучало так сладко.

– Я просто думаю о людях. И дело не в «закрывании глаз», Оливия, я отстаиваю их интересы, бьюсь за них. Я многие годы завоевывал их доверие, и, видимо, это дало результат.

Девушка была с ним согласна. Она не слышала ни одного негативного отзыва о нем из уст экипажа. Они восхищались им, с грустью провожали в долгий отпуск и с радостью встречали. Они были недовольны, когда вместо Даниэля ставили другого капитана. И только она радовалась замене.

– Они уважают тебя. – Она забрала из его рук утюг и продолжила гладить.

Он следил за каждым ее движением, как аккуратно и осторожно она проглаживала каждую складочку, нежно касаясь ее пальцами. Это зрелище бурей отозвалось в его мозгу, и он вновь выхватил утюг из ее рук, испугав резким движением девушку. Она удивленно посмотрела на него и тут же нахмурилась. Это было мило. Теперь все, что делала Оливия Паркер, было для Даниэля возбуждающим. Ни на секунду он не пожалел о том, что остался у нее. Жалел лишь о времени, которого оставалось слишком мало. Завтра снова рейс, и снова они будут чужими. Снова тихий стук в дверь его номера и нежный взгляд. Его снова поглотит ее небо. Надо только подождать. Но еще есть немного времени, чтобы насладиться этой девушкой вдоволь, чтобы не думать о ней весь полет. Впереди целая ночь, и этого должно хватить.

Он притянул ее к себе, шепча возле ее губ:

– К черту рубашку.

Оливия тут же выпустила ее из рук, одновременно чувствуя озноб и жар. Разве такое возможно, чтобы человек одной лишь близостью вызвал всю эту гамму ощущений? Почему она хочет его бесконечно? Почему дня, проведенного с ним наедине, мало? Почему этот мужчина Даниэль Фернандес Торрес? Почему она попросила уйти Патрика, ни капли не пожалев об этом? Почему жизнь так несправедлива?

Беспорядочный поток вопросов крутился в голове, но как только губы Даниэля коснулись ее, в голове стало пусто, и, застонав, Оливия осознала, что все это время не дышала. Она стала куклой в его руках, полностью вручая себя ему. Он подчинил ее тело, забрал без остатка. Она сгорала, окунаясь в вулкан раскаленной лавы, в которую он завлекал ее. Хотелось бесконечно ощущать эту страсть и навсегда остаться в этом моменте. Но время невозможно остановить, а значит, надо наслаждаться каждой секундой, что оно дарило им сейчас.

Утро ворвалось в комнату, принося с собой суматошный день. Даниэль застегивал пуговицы на рубашке, одновременно звоня в центр полетов и делая глоток кофе, что принесла ему Оливия. Откинув телефон на диван, он схватил галстук:

– Я уйду раньше, мне надо зайти к Кариму, встретимся на брифинге.

– А потом в Бангкоке, – прошептала Оливия, застегивая пуговицы на своей блузке.

Даниэль обернулся.

– Да, в Бангкоке. – Он подошел к ней, целуя в щеку. – У тебя накрашены губы. Ненавижу эту помаду.

Девушка улыбнулась, проводя по гладко уложенному пучку, на ощупь определяя, все ли в порядке с волосами:

– Еще одно правило нашей авиакомпании.

Даниэль выругался, снимая пиджак с плечиков и забирая фуражку со стола. Времени оставалось мало, радовало только то, что до аэропорта совсем недалеко.

– Я пошел. – Он взял чемодан за длинную ручку, открыл дверь, но в последний момент остановился. – Я буду скучать, Ливи.

– Шесть с половиной часов, Даниэль, – девушка подошла к нему, касаясь нашивки в виде крыльев на черном пиджаке, – и целая ночь в Бангкоке.

Теперь перед ней стоял капитан, пилот, при форме с погонами. Тот самый Даниэль, с которым она всегда ругалась, которого толкнула в бассейн с холодной водой, которого накормила персиками и чесала его спину, думая, что он умрет от аллергии. Тот самый Даниэль, который говорил ей гадости, который превратил ее первый рейс в ад, который напоил ее до полусмерти, а потом всю ночь возился с ней, приводя в чувство. Капитан, которого она хотела, несмотря на все это, гордый, красивый мужчина, которого судьба превратила в ее любовника.

– Уговорила, – улыбнулся он, встречаясь с ней взглядом, – ради этого я готов ждать шесть часов.

Ему хотелось поцеловать ее, но, видя накрашенные красной помадой губы, он лишь вновь выругался в адрес авиакомпании и вышел из квартиры.

Резко стало пусто и тихо. Одиноко и холодно. Оливия грустно вздохнула, направляясь к окну на кухне. Она выглянула на улицу, и улыбка коснулась ее губ – Даниэль садился в машину и махал ей рукой. Он садился в «Мазерати», которая сильно выделялась среди старых «Тойот» и «Ниссанов». Но это Дубай. Такой микс здесь часто встречается.

Непривычно быстро Даниэль доехал до аэропорта; решил, что купит квартиру где-нибудь в этом районе, желательно поближе к Оливии. Лучше в ее доме. А еще лучше – на одном этаже с ней. Он улыбнулся, выходя из машины и ловя себя на мысли, что всю дорогу думал о ней. Впервые за несколько месяцев он понял, что жизнь насыщена яркими красками. И хоть небо было по-прежнему голубым, в лучах утреннего солнца оно ослепляло. Было сложно смотреть под ноги, и Даниэль остановился, устремив взгляд вверх, рассматривая безоблачные просторы.

– Как зовут девушку, которой удалось завоевать твое внимание на целых две ночи? – Голос Марка за спиной заставил лазурное небо превратиться в серый асфальт.

От неожиданности Даниэль растерялся, не зная, что ответить. И Марк, и его вопрос оказались неожиданными.

– Что ты делаешь здесь в такую рань? – выкрутился он, вопрос прикрывая вопросом. – До брифинга еще час.

– Сегодня, к удивлению, нет пробок, доехал слишком быстро. А что ты делаешь так рано в аэропорту? Я думал, ты опоздаешь. – Марк улыбнулся. – Так как зовут девушку, Даниэль? У нее есть имя?

– Есть. – Даниэль покатил чемодан к входу в здание, пытаясь протянуть время и все равно понимая, что ответить придется. – Я сдал экзамен, Марк.

Он выкрутился, отвлек внимание второго пилота. Можно было, конечно, наврать, выдумать имя девушки, ее внешность, нафантазировать род занятий, приплести даже собачку в сумочке. Но Даниэлю совершенно не хотелось врать. Его устроило бы обычное равнодушие Марка к этому вопросу.

Второй пилот присвистнул, хлопнув капитана по плечу:

– Вот черт, Даниэль, и ты молчишь?! Ты должен был кричать об этом на весь аэропорт!

– Это странный результат, Марк. – Даниэль остановился и достал из внутреннего кармана пиджака конверт. Он протянул его пилоту, и тот, быстро вытащив из него бумагу, прочитал и улыбнулся:

– Здесь нет ошибки, ты сдал, поднялся на еще один уровень. Я поздравляю тебя, капитан! Это фантастика! – Марк сжал ладонь Даниэля.

– Вот именно что фантастика. Пусть Карим скажет мне это в лицо. Иначе я не поверю ни единому написанному слову. Кстати, я приехал раньше, чтобы зайти к нему. Хочешь пойти со мной?

– Конечно, – кивнул Марк, все еще радуясь хорошей новости, – хочу услышать, как будет заикаться Карим, ища оправдания своим словам, сказанными по прилете в Сингапур.

Они прошли к лифту, минуя суету в зале аэропорта. Сегодня было слишком шумно, слишком много людей с чемоданами пытались отдавить друг другу ноги.

– Что сегодня за день? – Марк удивленно посмотрел на Даниэля, но тот лишь пожал плечами, заходя в лифт.

– Может, отменили рейсы? Надеюсь, наш состоится по расписанию.

Он не хотел никаких перемен. Никаких задержек, никаких изменений. Только в Бангкок и только с отдыхом в гостинице, только Оливия и только до самого утра.

Направляясь по длинному коридору в здание руководства, Марк плелся за своим капитаном, силясь прочитать текст. Но получалось плохо из-за тусклого света, и он опустил бумагу, обращаясь к Даниэлю:

– Ты криво посадил самолет в условиях сильного бокового ветра? Это так. Сместился с разметки? Да. Но ты его посадил и выровнял! Я не понимаю, что тебя не устраивает?

– Я должен был предугадать такую ситуацию, Марк. А не садиться черт-те как криво с заносом. А если бы я не выровнялся с разметкой? Что тогда? Пропахали бы поле? И наши кишки соскребали с земли. Карим был прав, говоря об уходе на второй круг. Только я это понял слишком поздно, когда нас занесло на полосе. – Даниэль продолжал идти, ругая себя. В памяти вновь пронеслась яркая картина посадки. Он вспомнил свои ощущения от неожиданного подвоха в виде сильного ветра на земле. Видимо, в его жизни ветру суждено приносить сюрпризы.

– Надеюсь, ты все это не скажешь Кариму.

Даниэль улыбнулся. Конечно, он так не скажет, но услышать правду о себе из уст человека, ругавшего его и давшего ему дорогу дальше, было необходимо.

Дальше они шли молча, каждый думал о своем. Марк все еще теребил в руках письмо с итогами аттестации капитана. Он хотел спросить Даниэля о девушке, о которой тот умалчивал, но итоги сейчас были важнее. Ни одна девушка не была для капитана важнее работы. Образ незнакомки тут же исчез, вместо нее перед ними предстало лицо Мухаммеда Шараф аль-Дина:

– Фернандес, ты мне нужен.

Его голос заставил пилотов остановиться. Даниэлю меньше всего хотелось быть нужным Мухаммеду именно сейчас. Он отступил на шаг, но тот приблизился, пальцем тыкая ему в грудь:

– Сегодня ты полетишь в Катар на международное собрание пилотов.