Читать книгу Продолжение легенды - Ана Светова - Страница 14

Вскоре Ретт усомнился не только в этом, но и в том, что является знатоком женщин. Леди Элоиза вернулась к событиям той ночи, о которой ему было тяжело вспоминать.

– В сущности, я впервые была в объятиях взрослого настоящего мужчины, которого не смогла подчинить своей воле, более того мне приятно было покориться его воле. Впервые любовь не казалась мне блудом. Я любовалась перед зеркалом следами ваших губ на своем теле, желая, чтобы они сохранились, как можно дольше под наглухо закрытыми платьями, а спустя месяц появились и другие свидетельства вашей пылкости. Я поняла, что беременна, впервые в жизни.

– И конечно, постарались избавиться от ребенка? – грозно спросил Батлер.

– Ну что вы, ничего более в жизни я не хотела так, как его рождения! Будь вы рядом, может все сложилось бы по-другому. Хотя какое у нас могло быть будущее? Я старше на девять лет.

– Это тогда имело значение, а сейчас мы выглядим ровесниками.

– Одним словом я испугалась молвы и поступила очень неблагоразумно – отправилась в Англию, забыв, что у женщин из рода Чайзвик редко получалось благополучно заиметь детей, хотя я родилась совершенно здоровой, да и ростом вымахала, как сосна.

– Такая же стройная и крепкая, – заметил Ретт.

– Но это не спасло нашего мальчика. В дороге случился выкидыш.

Ретт помрачнел. Вспомнилась жаркая ночь со Скарлетт… тоже был ребенок, и тоже выкидыш. Как он наказан за свою грубость, и как великодушны женщины! Ведь обе простили его.

– Вы уверенны, что это был мой ребенок? – спросил он Лиззи, словно от этого потеря была бы менее горька.

– Ваш, не сомневайтесь, связь с Полонски продолжалась почти семь лет, и дети не появились.

– Значит ли это, что Диего – мой брат?

– Вы так и не поверили, что с Фицджеральдом ничего не было. Ваш отец тоже мне никогда не верил. Потому и Розмари хотел выдать за Джаспера Хардмана, считая, что только с ним одним я не спала.

Несмотря на всю серьезность разговора, Ретт расхохотался, настолько нелепым до смешного был аргумент, которым руководствовался мистер Фицджеральд при выборе будущего мужа для своей дочери.

– Нет, дорогой, Диего – вам не брат, он ваш племянник.

– Лайонелл Батлер тоже прошел вашу школу, миледи?

Она, молча, подошла к изголовью кровати, нажала потайную кнопку в стене, достала из раскрывшегося сейфа бумагу и протянула её Ретту.

– Диего Альберт Ноэль де Гарсия, лорд Чайзвик, – читал Батлер. Мать – леди Элоиза Чайзвик, отец – лорд Мейсон Чайзвик.

– Вы хотите подтвердить, что мальчик вам родной сын?

– Нет, я хочу, чтобы в его именах вы прочли имя его отца по первым буквам.

– DAN, – ничего не могу понять, вы же только что сказали…

– Я сказала, что у меня от него детей не случилось, но другая женщина, которая его очень любила, забеременела сразу.

– Довольно загадок, – рассердился Ретт, – скажите все прямо.

– Диего – сын Розмари и Дэниела Полонски! – медленно и внятно произнесла она.

Ошеломленный Ретт вскочил с кровати, попытался закурить сигару, но смял её и забегал по комнате.

– Боже! Его маленькая сестренка! Да нет, этого не может быть!

Лиззи, молча, набросила халат ему на плечи.

– Как вы могли допустить такое? Девочка из почтенной семьи и этот ловелас, меняющий женщин…

– Тогда он еще не очень менял, надеялся на выгодную женитьбу. Когда шанс представился, он его не упустил. Вам ли не знать, как легко соблазнить влюбленную юную девушку.

Горячечный румянец мгновенно окрасил его скулы, а в глазах промелькнула необычайная нежность – миледи получила подтверждение, что ему о таком известно не понаслышке. Лицо её выразило сожаление, то ли по поводу Розмари, то ли по поводу неизвестной девушки, воспоминание о которой явно было живо в сердце очень небезразличного ей мужчины.

– Я не думаю, что это был злой умысел, Полонски всего лишь хотел сделать мистера Батлера более сговорчивым.

– Отец знал об их отношениях?

– Пожалуй, нет, иначе его ищейка – адвокат Хардман – не стал бы настаивать на браке своего сына и Розмари. Все сложилось удачно, Дэниел ни о чем не догадывался, да и она сама тоже. Я раньше Розмари поняла, что она беременна, увезла её в Англию и оберегала, как могла.

Улыбка осветила лицо Элоизы.

– Произошла странная метаморфоза: девочка горевала только о том, что её разлучили с возлюбленным, я же испытывала все муки и радости материнства. Беспокоило одно: ребенок будет рожден вне брака. Я никак не могла придумать, как скрыть этот факт.

– Надо было нанять сведущих людей.

– Кого я там знала, кроме золовки, перепутавшей всю родословную? Но она и создала легенду происхождения Диего. В её голове довольно правдоподобно перемешались образы моих родителей и миссис Маргарет Телфорд, муж которой тоже был военным. Именно Маргарет и была внучатой племянницей лорда Чайзвика, только умерла не в родах, а много позже, долго болела, но пережила свою тетку. В связи с болезнью жены полковника Телфорда отпустили со службы, к нашему счастью. Его свидетельства и леди Алисии Чайзвик оказалось достаточно, чтобы признать новорожденного законным ребенком четы Чайзвиков, запись о регистрации брака которых сохранилась.

– Вы не сообщили родственникам о смерти лорда?

– Некому было сообщать, разве что старым кредиторам? Так по документам мальчик стал моим родным законнорожденным сыном. Спустя два года мы вынуждены были вернуться в Чарльстон, ибо единственные мои доходы – здешние плантации. Моя золовка мисс Алисия приехала с нами и рассказывала всем о бедной племяннице, не увидевшей своего сына. Я не стала разубеждать старую даму. Мальчик с детства знал, что потерял родителей, будучи младенцем, не задавал никаких вопросов и звал меня мамой.

– Как отнеслась к этому Розмари?

– Никак, она не испытывает материнских чувств даже теперь и любит Диего как младшего брата. Одним словом, к вашему возвращению домой после десяти лет скитаний наша жизнь обустроилась. Розмари успокоилась, не вспоминала о своей первой любви, материнские инстинкты её тоже не беспокоили, и она нашла очень преданного друга в лице Майкла Стивенса. Мы с леди Алисией, Диего и его кормилицей Мерседес почти все время жили в имении, но ваше появление я заметила, как и все в городе.

Дэниел, конечно, не мог с вами соперничать, хотя богатые дурнушки продолжали осаждать своего кумира. Но если барышни млели от его томного взгляда, то их папаши – от вашего огромного состояния, а главное от вашего умения зарабатывать деньги.

– Я увидела тебя на одном из балов, – перешла она на «ты», – и поняла, наконец, кто из Батлеров – мужчина всей моей жизни. Ах, как ты был хорош, как похож на своего деда! Та же удаль, искрометность, белозубая улыбка! Я не находила себе места от тоски, от желания обнять тебя, от своей глупости, что рассталась с тобой.

– Неужели юноши перевелись, и расположение леди Чайзвик смог завоевать сомнительный джентльмен средних лет, кои обычно противны её естеству? – не преминул съехидничать Ретт, пытаясь скрыть, насколько приятно ему её признание.

– Какие юноши, мне уже было не до них! С тех пор, как Полонски оставил меня ради твоей сестры, и до сегодняшней ночи в моей жизни не было мужчин. Да они мне и не были нужны, все время занимал ребенок и хозяйство, а по ночам мечты о тебе. Я вспоминала подробности давно минувших дней, наше катание на ялике, рыбалку на рассвете, твое восхищение моей неутомимостью. Помнишь, как мы вместе читали, обсуждали прочитанное, подолгу беседовали, завершая твое и мое образование.

– Я всегда удивлялся, откуда ты все знаешь?

– Из книг. Читать я приучилась ещё в монастыре, а у лорда Чайзвика была очень богатая библиотека.

– Потом мне всю жизнь не хватало такого общения.

– Мне тоже. С тобою сложились товарищеские отношения, несмотря на разницу в возрасте. Я и сама будто становилась моложе подле тебя.

– Что ж не позвала, Лиззи?

– Увы, ты уже был не тот доверчивый юноша, а уверенный в себе, сильный и необыкновенно привлекательный мужчина, странная смесь нормандского моряка и английского аристократа. Вряд ли ты простил бы ту, которая отреклась однажды и невольно стала причиной твоих многолетних злоключений.

– Хм… Пожалуй, ты права насчет злоключений, они начались именно тогда… Но я никогда не связывал их с тобой и нашим разрывом.

– До меня доходили отдельные слухи: то ты замерзал в снегах Аляски, жевал сухую кору дуба, чтобы не выпали зубы; то ты изнывал от жары в пустынях и плоскогорьях Южных штатов или Мексики. Поговаривали, что ты не раз пересекал экватор, шторма просолили тебя насквозь, а морские ветры и солнце выдубили твою кожу. А однажды мне нашептали что изгнанный сын благородного семейства узнал, какова жизнь в преисподней, именуемой Ист-Эндом, где обитают чуть живые от голода жалкие пародии на род человеческий в самой богатой стране мира. Много всего говорили, во что было трудно поверить…

Ретт молчал. Лиз всмотрелась в отрешенное лицо с устремленным в пространство взглядом.

– Видимо, слухи были недалеки от истины.

– Наверное, я еще не выполнил своего предназначения. Все к лучшему, Лиззи, я не жалею об этих годах и даже благодарен отцу. Не только злачные места столиц, жизнь салунов, крепкие напитки, дикие портовые потасовки, морские байки, любовные приключения, постоянный риск и жестокость окружающего мира сопровождали меня. Я приобрел множество друзей, познакомился с культурными видами драки – боксом, фехтованием, и даже посещал воскресные лекции Социалистической рабочей партии.

Я видел новые большие города с современными домами, огромными доками, населением, составлявшим не менее четверти миллиона, и руины старых испанских городов, древние индейские городища, разрушенные завоевателями, одержимыми алчной мечтой найти Эльдорадо – Страну Золота. Я путешествовал по великим рекам и открыл свой El Dorado, – огромный, многокрасочный, неведомый мир, столь не похожий на салоны и трущобы Нового Орлеана и уж тем более на Чарльстон.

Леди Элоиза с восхищением слушала его.

– Оказывается ты романтик, мой дорогой. Если бы я знала о тебе все это раньше…

– То не доверила бы мне Диего, – закончил он за нее фразу.

– Ну, что ты, кому же еще я могла бы отдать нашего мальчика, кровь Батлеров? Я настолько уверилась, что это наш с тобою ребенок, что была совершенно счастлива, несмотря на то, что после вашей с Хардманом дуэли для нас с Элеонорой наступили черные дни. Дэниел вскоре женился на его сестре, Ева была на седьмом небе от счастья, а Розмари слегла от горя. Фицджеральд совсем осатанел и запретил мне даже ухаживать за нею.

– Не смейте показываться со своим ублюдком в моем доме, – кричал он, – думаете, я поверил в ваши сказки?

Он совсем перестал заниматься плантациями, и все заботы легли на мои плечи. Когда Майкл сообщил, что ты обосновался в Новом Орлеане, я решилась отправить Диего к тебе. Здесь ему оставаться было опасно и не только из-за военных действий. Чем старше он становился, тем все более походил на Дэниела. Я боялась, что Полонски догадается, а еще хуже, если его тесть что-либо пронюхает. Когда пришло время отдать мальчика в школу, возникли новые проблемы. В Англии никто не знал о смерти лорда Чайзвика на момент рождения ребенка, здесь же знали все. Так ты и стал опекуном, а я регулярно навещала своего сыночка в школе, в тайне от тебя Майкл возил меня на вашей шхуне.

Мне, как англичанке, удалось сохранить свои владения и в войну, и в годы военного правления янки. Но работать было некому, мой управляющий погиб, мы едва сводили концы с концами. К счастью, городской дом уцелел, хозяева, у которых я его арендовала, после войны сюда не вернулись. Мне пришлось заплатить налоги, продав часть земли, и дом перешел в мою собственность. Понемногу мы научились утаивать от мистера Батлера деньги, которые ты присылал через Майкла. Они нас очень выручали, и я уже не жалела, что не отозвалась на приглашение мистера Телфорда. Обеспокоенный нашей судьбой он звал нас к себе, когда началась война, но Розмари отказалась, не объяснив причины.

– Почему вы скрыли от меня правду?

– Боялись, что Полонски отправится вслед за Джаспером Хардманом. Каково было бы твоей сестре вынести это?

– А вы не подумали, что я мог бы устроить их брак с Дэном, ведь не он же, в конце концов, оставил её?

– Как ты говоришь, Ретт, все к лучшему, она не была бы с ним счастлива. Ей он тоже изменял бы, как и Еве, и пил бы не меньше, у него в натуре был какой-то надлом и неудовлетворенность всем и вся, может быть тоска по матери. Наверное, неслучайно, он все время возвращался ко мне, даже после свадьбы с Евой, он пытался продолжить нашу связь.

– И ты отказала?

– Я же не чудовище, чтобы пойти на такую низость по отношению к своей крестнице.

– А как же физиология? – пытал её Ретт.

– Растворилась в платонической любви к двум мужчинам, – поддразнила она его.

– Кто же они?

Выдержав паузу, она погладила его щеки, губы, и задержала руку на груди.

– Разве не ясно, кто? Ты и Диего! Я, конечно, не рассчитывала на близкие отношения с тобой, ты не из тех, кто возвращается к покинутым женщинам, но надеялась, что, хотя бы из благодарности, не будешь чураться меня, и мы сможем иногда видеться. То, что произошло сегодня, превзошло все мои ожидания. Я счастлива, что моя женская жизнь завершилась именно тобой, этой ночью любви с самым замечательным на свете мужчиной.

Столь пламенное признание вызвало его обычную скептическую усмешку, но ласки её были приятны, и он не стал дерзить, снисходительно позволив ей прижаться к его груди, и даже слегка приобнял за плечи.

– Так ты думаешь, сестре было лучше остаться в старых девах, чем выйти замуж за Дэна? Все мужчины пьют, и все изменяют. Разве что Майкл не такой. И какая ему награда за верность и многолетнюю любовь?

– Она тоже любит его и ценит, но если я завожу речь о свадьбе, ответ всегда один: «Он слишком хорош и заслуживает большего, чем просто благодарность».

Я уже отчаялась когда-нибудь выдать Розмари замуж, как вдруг заметила её интерес к нашему английскому другу, судя по тому, как часто она перечитывает его письма. Все эти годы он изредка писал нам. История Розмари произвела на него такое сильное впечатление, что когда его дочь влюбилась в человека несостоятельного, без имени и положения, он не стал противиться свадьбе. Дэвид Локарт – вполне джентльмен, но офицерское жалование – это все, чем он располагает, а они и сами небогаты. Диана, конечно, поспешила, с её красотой вполне можно было рассчитывать на более достойную партию.

– Только ли неудачное замужество дочери послужило мистеру Телфорду поводом для отъезда?

– Ты имеешь в виду неопределенность отношений с Розмари? – задумчиво произнесла Элоиза. – Нельзя сказать, что она равнодушна к нему, но совершенно не уверенна ни в себе, ни в его намерениях, боится обоюдного разочарования. К тому же мистер Фицджеральд в свое время так извел их с матерью своим самодурством, что настроил дочь против мужчин и семейной жизни.

– Все настолько безнадежно?

– Не совсем, до приезда мистера Уильяма она вообще не допускала мысли о замужестве, отмахиваясь от меня обычной отговоркой: «Вот ты, Элоиза, живешь одна и очень неплохо, почему мне непременно надо выходить за кого-то?». Но недавно она обронила фразу, которая объясняет, с одной стороны, ее затворничество, а с другой – вселяет некоторую надежду, что предложение мистера Телфорда, если оно последует, будет принято: «Он, по крайней мере, все знает обо мне, ничего не надо объяснять. Никому другому я не смогу признаться, ни Майклу, ни даже своему брату».

– Может и Скарлетт вышла за меня потому, что я знал о её любви к Эшли, и только со мной она могла говорить о нем? – задумался Ретт.

Тень грусти набежала на его лицо, тем не менее, он бодро произнес:

– Дело за немногим – дождаться предложения руки и сердца. Розмари может на это рассчитывать?

– Поживем – увидим, – вздохнула леди Элоиза. – Но, кажется, наша девочка тронула его сердце. Иначе чем объяснить, что он до сих пор не женился, да и сейчас уехал в Атланту, а не в Лондон? Тогда же его участие в её судьбе было поистине безграничным и самоотверженным. Она жила в монастыре, расположенном вблизи родового именьица мистера Уильяма, и они часто виделись. Несмотря на свой юный возраст, она начала понимать, что Дэниел – не единственный мужчина на свете и не самый достойный из них. Мистер Телфорд в какой-то степени заменил ей тебя, показав, что есть мужчины, на которых можно опереться в трудную минуту, и они, в отличие от её возлюбленного, могут постоять и за свою любовь, и за честь почти незнакомой девочки.

– Мистер Уильям так благороден?

– Да, ему можно доверять.

– Тогда чего же она боится?

– Наверное, близких отношений, потому и отказалась в начале войны уехать к ним, не хотела вторгаться в их семью. После смерти жены, это произошло уже после войны, он вышел в отставку, стал чаще писать, приглашал к себе. Но мы были настолько разорены, что выехать в Англию просто не могли. К тому же Розмари еще находилась во власти романтических мечтаний, вызванных дошедшими до нас слухами о воинских доблестях Дэниела. Когда Полонски уехал в Европу, я поняла, что и в его отсутствие с Майклом у неё ничего не получится, и написала мистеру Телфорду. Он не замедлил принять приглашение.

Розмари была с ним, как и со всеми, сдержанна, но от меня не укрылось очевидное – она испытывает к нему влечение и стыдится этого, что вполне объяснимо. Её первый опыт оставил лишь боль печальных воспоминаний, страх, что она совершила нечто постыдное, всеми осуждаемое. Дэн не сумел, а может просто не успел, разбудить в ней женщину. Всё произошло слишком быстро – беременность, материнство, расставание. Понадобилось немало лет, чтобы она, наконец, преодолела свой страх и осознанно захотела принадлежать мужчине, которого глубоко уважает!

Слушая историю сестры, Ретт не раз погружался в глубокую задумчивость, и леди Элоиза смолкала, боясь шевельнуться, чтобы не помешать ему. Она была уверенна, что он вспоминает жену.

– Пойду-ка я принесу кофе, – прошептала она, уловив чутким ухом движение на кухне.

Мерседес вставала рано, никогда без приглашения не входила в спальню хозяйки и хорошо знала её привычки.

Вернувшись с завтраком, Лиззи застала своего друга все в том же состоянии, он даже не заметил её отсутствия, размышляя о Скарлетт. Ровно все, то же самое, что происходило с его сестрой, испытала и она: предательство возлюбленного, разочарование в любви, ранняя беременность, да еще в придачу нелюбимый муж и вдовство. Но несмотря ни на что, любовь к принцу осталась жива в её сердце!

– Вот уж кого надо было вызвать на дуэль, так это благородного мистера Уилкса! Понятия чести не помешали ему поступить подло по отношению к подруге детства. Однако он пролил кровь за неё и тем себя оправдал, в то время как ты, Батлер, стыдно признаться, оказался таким же недотепой, как Дэн, даже хуже, причинив любимой женщине физические муки, ибо по твоей вине четвертая беременность закончилась трагически.

Ретт вдруг осознал, что дети женщинам достаются ох как непросто, если его сестра до сих пор не может прийти в себя, предпочитая одиночество.

– По-моему, Лиззи, ты слишком все усложняешь, на самом деле Розмари все еще любит Дэна, – предположил он, – полковник понял это и уехал.

– Возможно, – согласилась миледи, – вы ведь Батлеры – однолюбы!

– Меня ты тоже причисляешь к однолюбам?

– Ну, да, ты же сын своего отца! Хотя в отличие от него, не сомневаюсь, женщин у тебя было много.

– Гораздо меньше, чем могло быть, – заметил Ретт.

– Разумеется, ты же не отвечал на все симпатии, которые попадались тебе на пути. Лишь изредка, по необходимости, пока не встретил ту, что не ответила тебе. Самолюбие взыграло, и ты не успокоился, пока она не стала твоей женой.

– Да, примерно так все и происходило. Но это было моей ошибкой, и пришло время ее исправить. Я начинаю бракоразводный процесс.

От неожиданности леди Элоиза чуть не уронила кофейник.

– Ну, уж это вовсе ни к чему. Я понимаю, у вас сейчас сложные отношения с женой, но все уладится. Прошло еще слишком мало времени после несчастья, постигшего вас. Вы оба нуждаетесь в поддержке друг друга.

– Только не Скарлетт! В твердости характера она не уступит тебе, но у неё нет твоей мудрости, такта, вкуса, знаний, наконец.

– Зато есть молодость и красота, и что-то еще особенное, необычайно редкое, что поразило твое воображение. Ведь ты уже многое к тому времени повидал!

– Ты права, Лиззи, то ошеломляющее впечатление, которое она произвела на меня, сродни наваждению, и я не могу избавиться от него вот уже двенадцать лет.

Он широко улыбнулся, и Элоиза увидела, как преобразилось, вдруг помолодело его лицо.

– Представь себе яркий весенний день, пленительно женственную фигурку, утопающую в двенадцати ярдах муслина, торжество юности, уверенность в своей неотразимости в лукавых зеленых глазах, выразительных, наивных, кокетливых и мятежных. Сочетание несочетаемого, так бы я назвал особенность её очарования. Девственная чистота и в то же время первая невинная страсть во взоре, увы, не мне предназначенная. Ей было всего шестнадцать лет, но я опоздал. Уже два года, как её сердце принадлежало другому.

Она, конечно, была невинна и потом верна мне, но только потому, что белокурый принц, чей бестелесный образ она лелеет и хранит в своей душе, как святыню, – истинный джентльмен, для которого честь превыше всего. Да, Лиззи, Скарлетт всегда любила другого человека. Она была честна со мной и не скрывала этого. Я женился, самоуверенно считая, что эта детская любовь закончится в моих объятиях. Но этого не произошло. Теперь принц овдовел…

– И ты бежал, испугавшись, что предпочтут соперника.

Ретт невесело засмеялся. В глазах его застыла холодная пустота. Ей захотелось растопить этот холод, снова увидеть в них жажду жизни, огонь желаний.

– Мальчик мой, не надо претендовать на эту малую частицу её души, наверняка, связанную с юностью, ушедшими родителями, друзьями, он все, что осталось у неё от прежней жизни. Наберись терпения, предоставь им возможность побыть вместе. Неизведанное манит, а на деле может сильно разочаровать. И тогда она будет принадлежать тебе всецело.

– Мне это уже не нужно. Видишь ли, дорогая, прекрасное видение, о котором я тебе рассказал, скорее всего, придумано мною. Оно идеально совпало с моими представлениями о принцессе, мечту о которой я любил столько лет, и останется навсегда где-то в укромном уголке мозга сладкой грезой, согревающей душу. Но это ничего не значит. Тот пленительный образ и женщина, на которой я женился, совсем не одно и то же.

– Так и её принц вблизи окажется совсем не тем, о ком она мечтает.

Брови Ретта удивленно поползли вверх, и Элоиза коротко пояснила:

– Когда встречи редки, легко каждую сделать праздником. В повседневной жизни это невозможно, неизбежно наступает охлаждение.

– Вот мы и охладели друг к другу. Собственно, она никогда и не пылала. Да и я не увлекался неопытными девушками, справедливо считая, что ласки, которые могут доставить мне удовольствие, может подарить только женщина, знающая в этом толк.

– Трудно поверить, что найдется хоть одна женщина, которая не захотела бы разделить вашу страсть, сэр.

– Если честно, Лиззи, я даже не знаю, испытывал ли я к ней страсть, она была слишком юной и хрупкой для меня настолько, что мне приходилось постоянно сдерживать себя. Многие годы я находился в этом состоянии ожидания, предвкушения, и оно нравилось мне более, чем само свершение. Я не думал, что способен на столь утонченную чувственность, и был благодарен ей, что она внушала мне такое нежное чувство. Но в браке все изменилось, и нас больше ничего не связывает. Ну, и хватит об этом. Не пойму, почему ты ратуешь за сохранение моего брака, из женской солидарности что ли?

– Нет, я эгоистично думаю о себе. Скарлетт не ограничивает твою свободу, и когда-нибудь усталый путник снова заглянет ко мне на огонек, а при молодой тихой женушке, типа мисс Хейуорт, вряд ли это случится.

Ретт восхитился её проницательностью, когда только успела заметить.

– Ну а если говорить серьезно, то никто не заменит тебе Скарлетт, так же как ей никакой принц не заменит тебя. Ты, пожалуй, помучаешь себя какое-то время страданием, что не смог победить женской души, а она проникнется сознанием, что упустила свое счастье. Так что не спеши с разводом. К тому же она католичка, даже если тебе удастся получить развод, в четвертый раз её не обвенчают, ни одна религия этого не позволяет. Она окажется вне общества, причем под пристальным вниманием мужчин. Ты же не можешь этого допустить?

– Могу, мне все равно, что с нею будет, – бесстрастно ответил Батлер.

– Даже если вы расстанетесь, торжество столкновения ваших страстей еще впереди.

– Мне пора, Лиззи, – вдруг заторопился Ретт.

Она не стала его удерживать и не спросила, увидятся ли они еще.

Приближалось Рождество. Океан бушевал, залив был тоже не спокоен. Ветер и волны напоминали Батлеру годы войны, когда он в видавшей виды непромокаемой куртке и морских сапогах с отворотами, стоял на командном мостике своей шхуны, не выпуская из рук подзорную трубу, свою верную помощницу. Капитан должен вовремя заметить грозящую опасность. Здесь все решала отвага, воля, чутье. Он знал каждую милю великого простора, будто сливаясь с ним, обретал недюжинную силу. И людей на свои суда он подбирал под стать себе: крепких, надежных, беспрекословно исполнявших его приказы, ибо личная твердость капитана внушала им уверенность в успехе самого опасного дела…

Ретт, как обычно, бродил по берегу, приводя в порядок свои мысли. Все что он узнал о себе, своих родственниках, о женщине, которая без сомнения существенно повлияла на него в юности, как ни странно, заставило его по-новому осмыслить отношения со Скарлетт. Прошло совсем немного времени, и куда-то ушла боль от неудачного брака, как будто его и вовсе не было, стерлась из памяти вздорная жена. Он уже не испытывал к ней ни любви, ни ненависти, ни даже жалости, ибо она в ней не нуждалась. Во всех несчастьях, постигших их, она проявила куда больше мужества, чем он – лучший лоцман побережья, бесстрашно бороздивший под пулями океан, но не сумевший провести семейную лодочку по безопасному фарватеру!

– Но теперь поздно сетовать, и не потому, что образцовый джентльмен свободен, и они, наконец, смогут соединить свои судьбы. А потому что он, Ретт Батлер, не собирается больше строить замки на песке.

Лицо его приняло жесткое выражение. Есть женщина, которая его бесконечно любит, умеет доставить ему удовольствие, как ни одна другая. Наверное, не случайно он вернулся к истокам, возможно, для того, чтобы проститься с ушедшей порой жизни и начать все сначала именно с ней – своей первой женщиной. Леди Элоиза – единственная из всех, кто ему сейчас нужен. Кто как не она сумела вернуть его к жизни. С нею он обретет желаемую респектабельность, достоинство, благородство не только внешнее, но и внутреннее. Ретт нагнулся, поднял плоскую гальку и ловко запустил её в волны, с удовлетворением отмечая, как долго она перепрыгивала с гребня на гребень…

– У меня будет дружная семья: мать, сестра, Диего и Лиззи. Она стала мальчику матерью, а мне придется стать ему отцом.

Неожиданно он вспомнил худенькие плечики Уэйда, простенькое личико Эллы, которая всегда звала его папой. Ретт почувствовал уколы совести, ведь оставляя Скарлетт, он оставил и детей. Сможет ли мистер Уилкс заменить им отца? Батлер, как ни старался, не смог отыскать в своей памяти хоть какого-то проявления со стороны Эшли любви и умения занять ребенка, не только чужого, но и своего собственного. Он представил, как дети живут в Таре. Уилл, конечно, добрый человек, но не отец и не отчим.

Вслед за мыслями о детях всплыли слова, сказанные жене в туманную ночь, когда умерла Мелани. Тогда он обещал поддерживать для окружающих видимость семьи. Ретт стал спрашивать себя, готов ли он поехать в Атланту, которая, как ему казалось, была оставлена им навсегда. Общение со старыми друзьями и близкими пошатнуло его уверенность в необходимости немедленного развода, хоть и не изменило его отношения к браку. Значит, появляться в ненавистной Атланте все-таки придется. И сейчас, похоже, был самый подходящий момент нанести визит. Переживания уже не причиняли сильной боли, появилась надежда на будущее, а вместе с ней и уверенность в своих силах. К тому же, в скором времени ждала поездка на прииски, которая могла затянуться на неопределенное время.

Леди Чайзвик расчесывала волосы на ночь, стоя перед зеркалом, когда услышала осторожный стук в окно спальни. Схватив свечу, она бросилась в холл. Предчувствие не обмануло её, на пороге стоял Батлер с дорожным саквояжем.

– Я не смог уехать, не попрощавшись с тобой, Лиззи, – прошептал Ретт, целуя её в губы.

Она задохнулась от неожиданности, несмотря на примирение, он еще ни разу не коснулся её губ. Что-то изменилось в его отношении к ней, или это благодарность за сестру?

– Ах, не все ли равно, главное, что он здесь! – исступленно припала она к его груди со страстью женщины, любящей в последний раз…

Через два дня обласканный, изнеженный её любовью и заботой, в отличном расположении духа, Батлер отбыл в Атланту.