Читать книгу Иннерлэнд: Пересечение миров - Анастасия Андреевна Лоскутова - Страница 4

Соул: Туман воспоминаний

Для того чтобы жить, человеку нужны воспоминания, как топливо. Всё равно какие воспоминания.

Дорогие или никчемные, суперважные или нелепые – все они просто топливо.

Харуки Мураками “Послемрак”

Солнце нещадно слепило глаза, а резкие порывы прохладного ветра заставляли прохожих плотнее кутаться в свои уже весенние куртки. Март – странный месяц: только покажется, что наконец-то пришла весна, как на землю обрушится очередной шквал снега или, что еще хуже, ледяной дождь. Безжалостный ветер все сильнее пробирался под шерстяную ткань пальто, вызывая волну дрожи по телу и заставляя плотнее кутаться в шарф. Плотная вязаная ткань, пусть и немного, но спасала от холода, а наушники с включенными на всю громкость басами, как всегда, создавали невидимый постороннему глазу защитный вакуум, спасающий от окружающих людей и звуков, от которых временами мороз бежал по коже.

Сегодня на улице было немного людей, но даже они, проходя мимо меня, оставляли легкие мурашки на коже. Нахождение в этом логове бездушных кукольных масок-клонов вызывало приступы тошноты, бороться с которыми с каждым шагом становилось все сложнее. Но я упорно продолжала идти вперед по узкой дорожке тротуара, стараясь смотреть только себе под ноги, хотя многие бы на моем месте оценили красоту пейзажа вокруг, в котором старинные здания века эдак восемнадцатого умудрялись гармонично сочетаться с современными высотками и торговыми центрами, разросшимися на улицах города за последние десять лет, как грибы в лесу после дождя. Двигалась я бесцельно, сама не понимая, куда несут ноги. Но сидеть в душной однокомнатной квартирке было уже до того тошно, что вызываемые присутствием незнакомых людей спазмы казались сущим пустяком.

Поправив солнцезащитные очки – мой обязательный атрибут при ярком солнце – я вот уже третий раз за последнюю минуту посмотрела на дисплей мобильного. Рэй по прежнему не звонил. Поразмыслив, снова нажала на кнопку вызова и приложила телефон к уху. “На данный момент абонент находится вне зоны действия сети. Вы можете оставить….” Дослушивать фразу до конца я не стала, нажав на сброс.

С самого утра я пыталась выяснить, куда же пропал мой любимый. Обычно он предупреждал меня о том, что ему срочно нужно куда-то уйти, но, учитывая раннее время, вполне вероятно, просто не захотел будить меня в этот раз. Убедив себя в правильности собственных выводов, я не спеша собралась на работу. Сейчас часы на экране мобильного показывали двенадцать. Прошло уже пять часов, а Рэй все не звонил. Телефон все так же выключен, сообщений нет, а страница в соцсети упрямо не желает засветится спасительной надписью “online”.

“Куда же ты пропал, Рэй?”

Завибривовавший в руке телефон заставил меня вздрогнуть. На дисплее высветился номер Леи – моей университетской подруги и нашей общей с Рэем знакомой.

– Ну наконец-то, Соул, – встревоженным голосом отозвался динамик, как только мой палец коснулся кнопки “принять вызов”. – Я позвонила, как только узнала. Соул, мне так жаль… я как раз проведывала маму в больнице и тут… Такое несчастье.

– Лея, успокойся. Ты можешь нормально объяснить, что случилось? – Ее голос и речь были настолько сбивчивыми, что понять, о чем она говорит, было невозможно. Но где-то в районе желудка все стянуло в тугой узел от неприятного предчувствия.

– Рэй, авария, я как раз выходила из больницы, когда приехала скорая, – задыхаясь прокричала подруга и уже чуть тише добавила. – Приезжай скорее.

Когда до моего сознания наконец дошел смысл ее слов, перед глазами резко помутнело. Еще через секунду стало трудно дышать. В ушах заевшей пластинкой звенела лишь одна мысль: “нужно срочно ехать к Рэю”. Внезапно к горлу подступил тошнотворный ком утреннего завтрака, норовящий вырваться наружу. Моих сил хватило лишь на то, чтобы сделать пару шагов до ближайшей клумбы, чтобы успеть ухватится за росшее там дерево.

В трубке по прежнему что-то сбивчиво говорили.

– Адрес, – только и смогла выдавить из себя, сглотнув вновь подступающий к горлу отвратительный на вкус комок.

Собственный голос показался каким-то чужим, хриплым и тихим. В трубке снова что-то ответили и нажали на сброс. Спустя минуту экран засветился новым сообщением. В нем была только одна строчка – адрес клиники.

Таксист как назло попался очень медлительный и (что было еще более странно) соблюдал все правила дорожного движения, несмотря на все мои попытки подогнать его. Усугубляло положение огромное количество пробок. Время близилось к обеду. Я нервно теребила в руках телефон, мечтая побыстрее добраться до больницы. За окном то и дело мельтешили дома и люди, сливаясь в сплошное серое пятно и усиливая без того сильное головокружение. Каждый метр, приближавший меня к Рэю, заставлял сердце стучать быстрее. Я так боялась опоздать.

С громким хлопком закрывая дверь авто и вбегая в светлые коридоры больницы, почти сразу пришло осознание – мои самые страшные, загоняемые всю дорогу в самую глубь сознания, мысли оказались убийственной реальностью. Я опоздала. Я поняла это как только услышала громкий плач и, повернув голову в сторону коридора, увидела рыдающую мать Рэя и его отца, с гримасой невыносимой боли, прижимающего женщину к своей груди.

В тот момент внутри что-то оборвалось и рухнуло в район желудка. Ноги подкосились и я осела на холодный и стерильный больничный пол. Кажется я кричала, потому что спустя несколько минут вокруг меня уже бегала толпа людей: санитары, родители Рэя, Лея. Все они суетились и что-то говорили, потом меня доволокли до стула и вручили какие-то таблетки и стакан с водой. Я смотрела на них и совершенно не понимала, почему они тратят время на меня. Ведь это Рэй сейчас нуждался в помощи, это его привезли после аварии. Я пыталась объяснить это, но в ответ слышала только тихий шепот: “Все будет хорошо, Соул. Ты справишься. Мы все справимся.”

Кто-то, поглаживая по спине, заставил выпить таблетки и, спустя пару минут, меня поглотило спасительное беспамятство.

Последующие несколько дней прошли словно в тумане. Отчетливо помню лишь день похорон, когда красивое и умиротворенное лицо Рэя спрятали от всего мира под обтянутым алым шелком деревом и двухметровым слоем земли. Я будто оцепенела: не получалось ни заплакать, ни закричать. Сил хватало только на то, чтобы слегка подрагивающими и побелевшими сильнее обычного пальцами удерживать тлеющий окурок и периодически делать рваные затяжки, травя и без того истощенный организм никотином. После той единственной сцены в больнице я вообще перестала реагировать на внешние раздражители и просто смотрела на все затуманенным взглядом, надеясь, что это – всего лишь дурной сон. Только спустя день после похорон, когда тишина нашей общей квартиры стала невыносимой, пришло осознание реальности происходящего – тогда то у меня и случился новый приступ. Благо его свидетелем стал лишь мой старенький ноутбук, иначе было бы не избежать новой порции таблеток и сочувствующих взглядов.

Несколько дней я не выходила из дома, бесцельно бродя по комнатам в футболке любимого, засыпая в обнимку с его подушкой и питаясь лишь остатками того, что нашла в холодильнике, а когда закончились и они – пила только воду из под крана.

Оцепенение покинуло меня внезапно. В какой-то момент я просто очнулась стоя напротив большого зеркала, вмонтированного в дверь шкафа, с чашкой чая в руках.

“У меня еще остался чай?”

Видимо в сознание меня привел мой мягко говоря непрезентабельный вид. То, что смотрело на меня из зеркала, больше напоминало не живого человека, а полуразложившийся скелет: торчащие скулы и ключицы просвечивались сквозь тонкий слой кожи, пижамные штаны и футболка, все в пятнах от еды и кофе, даже при всей моей любви к вещам оверсайз, стали непозволительно большими, длинные серебристые волосы приобрели болезненно серый оттенок и спутались так сильно, что местами напоминали дреды, всегда бледная кожа, стала почти прозрачной, а под глазами залегли огромные темные круги – явный признак нездорового сна. Я никогда не считала себя особо привлекательной, хотя мама всегда убеждала меня в обратном. Впрочем, большинство родителей считает свое чадо самым прекрасным на свете. Но думаю, даже у нее, увидев во что я сейчас превратилась, язык бы не повернулся назвать меня красавицей.

Будто услышав мои мысли, зазвонил телефон, сообщая о входящем от матери.

– Алло, – слышу облегченный вздох в трубку.

– Соул, милая, с тобой все в порядке? – Взволнованный голос родителя, заставляет тело напрячься.

– Все хорошо, мам. Честно. – Добавляю для убедительности.

– Я позвонила, как только узнала. Мне так жаль. Такая молодая и милая девочка и такое несчастье.

Удивленно вскидываю бровь: “О чем она?”. Озвучиваю свой вопрос вслух.

– Ну как же? Ты разве не знаешь? Твоя подруга – Эмма, она скончалась.

Снова появляется ощущение, что все это дурной сон. А мать тем временем продолжает, не услышав никакой реакции.

– Я думала ты знаешь. Вы же так дружили в институте. Правда потом, после…кхм… – замялась она, подбирая подходящее слово, – после того инцидента, вы давно не виделись. Но я думала, тебе сообщили…

В этот момент в голове будто открыли кран и воспоминания последних лет стремительным потоком потекли в мое сознание.

Я училась уже на третьем курсе, когда к нам перевелась веселая и дружелюбная брюнетка. Она влетела в аудиторию ровно по звонку и с шумом плюхнулась на стул возле меня, доставая тетрадь для конспектов. Сказать, что я удивилась будет недостаточно – несмотря на то, что после школы издеваться над моей странной внешностью перестали, мое вечно угрюмое и молчаливое настроение явно не располагало к общению. Поэтому за все годы обучения никто и никогда не садился рядом со мной.

Видимо что-то в моем взгляде подсказало новенькой, что ее присутствию не очень обрадовались – она наконец справилась со своей сумкой и подняла на меня свои огромные карие глаза.

– Не возражаешь? – Мило улыбнулась девушка.

– Хм… – “Могла спросить прежде, чем раскладывать свои вещи”.

– Меня зовут Эмма. – Все также улыбаясь, она протянула руку.

– Соул, – нехотя ответила я, проигнорировав приветственный жест.

От дальнейшего диалога меня спас преподаватель, так вовремя зашедший в аудиторию. Началась лекция. Эмма что-то старательно конспектировала в блокноте, а я внимательно разглядывала свою соседку: хрупкая, но, кажется немного выше меня, она сосредоточенно покусывала колпачок от ручки в перерывах между записями, а когда ручка использовалась по назначению – пухлую нижнюю губу. Взгляд темных глаз, подведенных тонкими стрелками, быстро бегал по странице, пытаясь уследить за буквами, но им то и дело мешали падающие на лоб пряди длинных черных волос. “Красивая” – все что вертелось в моей голове.

В тот день я так и не сделала ни одной записи.

Примерно месяц прошел с того дня, а Эмма все так же садилась рядом со мной, мило улыбалась и рассказывала какие-то несущественные мелочи. Весь месяц я тайком наблюдала за ней, впитывая каждый жест, каждую эмоцию на красивом, слегка загорелом после летнего отдыха лице, и каждый раз мое сердце трепетало.

Когда Эмма впервые предложила прогулять пары, я согласилась лишь потому, что слишком устала от одиночества. Но я ни разу не пожалела о своем решении – это был самый яркий и наполненный эмоциями день за все мои двадцать лет жизни. Мы гуляли по парку, ели одну сахарную вату на двоих, катались на колесе обозрения. Когда мы пробирались через огромную очередь к очередному аттракциону, Эмма взяла меня за руку и не выпускала пока мы благополучно не взошли на борт американских горок. Она улыбалась и шутила, а ее карие глаза блестели лихорадочным огнем. В тот день я поняла, что хочу поцеловать Эмму.

Моя мечта осуществилась совершенно неожиданно – в один из дождливых ноябрьских дней. Дождь настиг нас совершенно внезапно – обрушился холодным ливнем, промочив насквозь всю одежду за пару минут. Как сейчас помню, как Эмма взяла меня за руку и звонко смеясь побежала к ближайшему крыльцу. Ее рука была теплой и, несмотря на влажность, приятной. Когда мы наконец остановились отдышаться, укрытые небольшим выступом крыши от ледяных капель, и я смогла взглянуть в лицо своей первой и единственной подруги, мое сердце пропустило удар. Она была прекрасна – темные волосы намокли и прилипли к лицу, неизменные стрелки на глазах темными ручейками стекали по щекам, пухлые губы жадно вдыхали прохладный воздух, а рука все еще крепко сжимала мою ладонь.

Заметив мой взгляд, Эмма замолчала. Ее лицо стало задумчивым и серьезным. Несколько секунд, показавшихся мне вечностью и заставивших затаить дыхание, она внимательно рассматривала меня, видимо что-то решая. А потом просто сделала шаг навстречу и накрыла мои подрагивающие от холода и мокрые от дождя губы своими. В тот момент я поняла, что окончательно и бесповоротно влюбилась в Эмму.

Разбрызгивая воду под ногами, мы бежали, прикрывшись сумками от дождя и весело смеялись. А добежав наконец до квартиры, лихорадочно снимали друг с друга промокшую насквозь одежду, попутно согреваясь объятиями и поцелуями. Эмма была приятной и теплой, несмотря на ноябрьский холод. Она податливо выгибалась навстречу прикосновениям и все так же покусывала нижнюю губу. Стоя под горячим душем, мы согревали друг друга так, как могут греть лишь влюбленные. В тот день я впервые поняла, что значит быть абсолютно счастливой.

Время неумолимо бежало вперед. Первые листья то и дело вздрагивали от порывов еще прохладного весеннего ветра, снег уже растаял, а земля постепенно покрывалась тонким слоем свежей травы. Приближался апрель. Раньше я любила весну – время обновлений и прилива сил. В этот год все изменилось.

Эмма как обычно ярким пятном ворвалась в аудиторию, лучезарно улыбаясь и перебрасываясь приветствиями с одногруппниками. Она как обычно заняла место за последним столом рядом со мной. Как обычно достала блокнот и несколько ручек. Все было как обычно, но смутное ощущение внутри желудка говорило мне о том, что что-то произошло. Что-то, чего я не хотела знать.

Эмма дольше обычного занималась приготовлениями к паре, избегая встречаться со мной взглядом. И только когда ручки несколько раз были поудобней перемещены на столе, а блокнот перелистан вдоль и поперек, подняла на меня виноватый взгляд.

– Как прошла поездка домой? – Спросила она нарочито весело.

– Эмма, что случилось?

– Все в порядке, – она говорила, а внутри меня все больше и больше разрасталась тревога.

– Я же вижу что то-то не так.

– Знаешь, пока тебя не было я сходила на вечеринку к друзьям. – Вздохнув, брюнетка опустила взгляд и уже глядя на свои ладони продолжила, – Соул, у меня появился парень.

Тук, тук, тук.

Сердце пропускало удары, больно сжимаясь в груди. Я молчала, не находя нужных слов.

– Он такой классный, Соул. Правда! Он непременно тебе понравится. – Наконец она решилась поднять на меня счастливый, но немного затравленный взгляд.

– Я думала ты меня любишь, – наконец справившись с комком в горле, прошептала я.

– Конечно я люблю тебя!

– Тогда почему?!

– Но ведь это просто эксперименты молодости, разве нет? Мы же обе девушки, и мои родители… – Видимо что-то в выражении моего лица изменилось, заставив ее замолчать.

Она аккуратно дотронулась до моей руки и только тогда я заметила, что мои ногти почти до крови впились в бледную кожу собственной ладони.

– Соул, с тобой все в порядке? – Обеспокоенно спросила моя уже бывшая возлюбленная.

– Я пожалуй поеду домой.

Выдернув руку и быстро закинув вещи в сумку, я направилась к выходу из аудитории.

– С тобой точно все в порядке? Давай я тебя провожу.

– Не стоит. – Ответила не оборачиваясь и, прикрыв дверь, кинулась прочь из здания.

Не контролируя собственные действия, я бесцельно бродила по улицам, то и дело натыкаясь на прохожих, а оказавшись недалеко от одного из сигаретных киосков, остановилась. Почему-то вспомнились наставительные беседы матери и категоричный запрет на курение. Сейчас мне это показалось безумно смешным.

Поразмыслив немного и купив пачку ментолового лекарства, я сделал затяжку и закашлялась. Непривычные ощущения в горле понемногу возвращали к реальности, заставляя вновь почувствовать себя ненужной. Дым неприятно раздирал горло, но я упрямо продолжала вдыхать никотин в надежде на облегчение, которое так и не наступало. В тот день я впервые закурила.

Дальше было много слез и текилы, бессонных ночей и скандалов с матерью. Когда я, спустя две недели, вернулась в институт, Эмма все так же жизнерадостно болтала с одногруппниками, но больше не садилась рядом со мной. Место за моим столом, как и в моей душе, снова опустело.

Бесконечные дни складывались в недели. Апрель подходил к концу. А надежда на мимолетность отношений Эммы и ее нового возлюбленного постепенно таяла. Последним событием, убившим ее окончательно, стал увиденный мной поцелуй на пороге университетского корпуса. Эмма выглядела такой счастливой, но внутри меня все сжималось от боли. Это был последний день, когда я появилась в институте.

Мама, конечно же, стала подозревать что что-то случилось, и задавать много лишних вопросов, но ответ всегда был один: “Все в порядке”. О том, что все совсем не в порядке она узнала уже в июне, когда ей позвонили из деканата и любезно сообщили о том, что меня отчислили. Было много криков и ругани, а потом, когда мама приехала забрать меня домой —слез. Ей очень не понравилось мое состояние: бессонница, апатия, отсутствие аппетита – то, что удалось заметить сразу. А после принудительно похода в больницу обнаружился еще целый список неутешительных диагнозов, среди которых крупными буквами значился нервный срыв.

За неимением хорошей клиники в родном городе на семейном совете, в котором я впрочем не принимала никакого участия, было принято решение оставить меня здесь. Так, спустя три дня с момента посещения врача, меня со всеми необходимыми вещами поместили в одно из отделений психиатрической больницы.

Мое сознание отказалось как-либо реагировать на произошедшие изменения, а в голове раз за разом прокручивался наш последний с Эммой разговор, цепляясь за одну единственную фразу: “Мы же обе девушки”. Тогда я отчаянно захотела стать парнем.

С того дня, как меня исключили прошло уже два года. За год до этого, также весной, я познакомилась с Рэем и мой мир снова заиграл красками. За это время я видела Эмму всего один раз – мы гуляли в парке и случайно столкнулись с ней и ее парнем. Тем самым, который стал причиной нашего расставания. Она была все так же красива и мила, но теперь мое сердце билось спокойно.

Помню, Эмма тогда очень удивилась увидев нас, но все же, как и раньше, приветливо улыбнулась и попросила сфотографировать их на фоне колеса обозрения.

– Тогда и ты нас сфоткай потом, – улыбнувшись, попросила я.

– Кого вас? – Она выглядела слегка растерянной.

– Ну как же? – Удивилась я. – Меня и моего парня Рэя.

Эмма как-то странно посмотрела на меня, видимо удивляясь тому, что я с кем-то встречаюсь, тем более с парнем, но отказывать не стала.

– Странная у тебя подруга, – сказал Рэй, после того, как мы попрощались.

– А мне кажется, что она очень похожа на тебя, – улыбнулась в ответ.

И вот теперь, когда я снова полюбила весну, она опять отняла у меня смысл жизни. Как будто кто-то там наверху отчаянно не желал, чтобы это время года было для меня счастливым.

– Соул, ты меня слышишь? – Голос матери вернул меня к реальности. – Может, мне приехать?

– Не нужно, мам – я вздохнула, стараясь сдержать слезы. – Просто это так странно…

– Что странно, милая?

– Что их обоих не стало весной.

– Кого их? – В голосе матери слышалось явное беспокойство. – Кого еще не стало, Соул?

– Рэй, мам. Мой парень… – снова тяжелый вздох. – Он умер.

– Соул, – как-то подозрительно сочувствующе зазвучал ее голос, – но у тебя нет парня…

Тук,тук,тук.

Мокрые дорожки потекли по щекам. Все-таки не сдержалась. Внутри закипал гнев.

– Мам, ты что издеваешься? Мне и так больно? – Уже не сдерживая рыданий, кричу в трубку. – Мы были вместе целый год! А теперь, когда Рэя не стало, ты говоришь такие страшные вещи.

Под конец фразы мой голос сел, поэтому она прозвучала почти шепотом с легкими хрипящими нотками.

– Милая, как давно ты не принимала лекарства? – Очень тихо спросила мама.

Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь моими редкими всхлипами.

*      *      *

Я с ужасом открыла глаза, пытаясь понять где нахожусь. Солнце беспощадно слепило, пробиваясь сквозь неплотно закрытые шторы. Щеки неприятно пекли и, проведя ладонью по лицу, я ощутила мокрые дорожки слез на пальцах. Быстро стерев их тыльной стороной руки и все еще щурясь в попытке сморгнуть остатки соленых капель, я посмотрела на спящего рядом Рэя. Он лежал на спине, сбросив одеяло на пол и немного хмурясь во сне. Он был жив.

“Слава Богу, это всего лишь плохой сон”, – с облегчением вздохнула я и опустила голову на любимую грудь.

“Тук-тук, тук-тук” – услышала я биение его сердца и снова слезы мокрыми дорожками потекли по щекам. Рэй заворочался и приоткрыл глаза.

– Эй, ты чего? – Спросил он, почувствовав влагу на своей груди, и мягко погладил меня по волосам.

– Все хорошо, – я улыбнулась и крепче прижалась к Рэю, боковым зрением замечая размытые очертания нашей совместной фотографии на фоне колеса обозрения, стоящей на прикроватной тумбе и свое жутко исхудавшее за одну ночь лицо в отражении стекла.