Читать книгу История одной болезни - Анастасия Арнакова - Страница 4

Тоска листала улицы и лица, и, тяжелыми, холодными каплями боли скатывалась куда-то вниз. В это черно-белое воскресенье, она, как обычно, вспоминала о том, как он уходил. Медленно, мучительно и больно, оставляя ее перед тяжелым выбором: оставлять или не оставлять их общего ребенка. Давать ли ему право родиться?

Как ей казалось из двух зол она выбрала меньшую – не оставлять. У нее не было нормальной работы, да и откуда она может быть на втором курсе обучения в ВУЗе? Она не смогла бы прокормить его одна. Отправлять его к маме в маленький провинциальный город тоже было неправильно.

Она оправдывала себя тем, что на вопрос: «А где мой папа?», который бы логично возникнул у чада со временем, она не смогла бы дать ответа. Аборт был единственным решением.

– У вас есть аллергия на медицинские препараты?

– Только на пенициллин.

– Это ваш первый аборт?

– Да.

– Сейчас вам сделают укол, и вы уснете.

На ее глазах выступили слезы. Она проклинала и ненавидела себя за то, что сейчас лежала здесь на медицинском кресле, в этой ужасной больнице и делала самую большую ошибку в своей жизни. Она знала, что уже никогда не станет прежней. Она знала, что будет расплачиваться за это. Она презирала себя.

Всю свою сознательную жизнь в ее понимании никогда не укладывалось, как можно сделать такую чудовищную вещь? Отказаться от своего собственного ребенка. Она презирала, тех женщин, которые не думают головой, прежде чем лечь в постель и позволить кончить в себя. Она не понимала их. И вот теперь стала такой сама. Обиженной на жизнь дурой. Жертвой больших надежд.

Ее розовые мечты о счастливом будущем были убиты равнодушием и хладнокровием человека, которого она безумно любила. Она проклинала день, когда они познакомились, проклинала эту гребанную жизнь за несправедливость. Всей своей сущностью она хотела умереть и больше никогда ничего не чувствовать. Сделав глубокий вдох, она провалилась в сон.

Под наркозом ей казалось, будто ее возят по каким-то странным коридорам. Стены были выпуклыми как в фильмах 3Д, картины перед глазами словно украдены с полотен Дали. Она услышала, как кто-то позвал ее, и открыла глаза.

Инна лежала в палате, где кроме нее было еще одна женщина. Голова была тяжелая от наркоза. Дико хотелось пить. «Надо бы убираться из этого гиблого места», подумала она и попыталась встать – кровь ручьем хлынула у нее по ногам.

– Тише, куда собралась? Ходят туда-сюда, кровью все заливают, а мне потом за вами полы мыть! – услышала она недовольный голос санитарки. – Лежи, еще часа два. Как в первый раз пришла!

Отвернувшись к стене, Инна безмолвно зарыдала. В этот момент она хотела, чтобы он, ее любимый, Даня, сдох. И его великая любовь к той другой, девочке с мозгами восьмиклассиницы, тоже сдохла. Она не желала ему ни счастья ни добра. В этот миг Инна каждой клеточкой своего существа хотела, чтобы он от кончиков волос до кончиков пальцев почувствовал ту боль, которую сейчас испытывала она.

В голове не вовремя, пытаясь ее окончательно добить, всплыло воспоминание, как они стояли у его дома. Она сбивчиво говорила, что беременна. А Даня нервно куря, прошипел в ответ: «Сделай аборт. Или отдай его кому-нибудь. Мне все равно. Я люблю другую.» Она вспоминала, как ноги вмиг стали ватными, глаза налились слезами, руки дрожали, как сейчас, то ли от холода, то ли от боли. В тот миг ей больше не куда было жить. Как и сейчас.

Ницше был не прав, говоря, что страдания, которые нас не убили, делают нас сильнее. Она была сломана и раздавлена своей болью. Ее страдания не давали ей ничего, кроме страха и оцепенения. Страха новой боли и невозможности когда-нибудь простить себя. Она видела перед собой только бездонную пропасть воспоминаний, неудержимо засасывающую ее вниз, в холод и мрак. От нее осталась лишь тень. Бессвязный набор молекул лицемерия и безразличия.

Сегодня к ней должны были прийти подруги. Они видели, что ей сейчас тяжело и всеми силами хотели ей помочь. Они любили ее. Но, единственной причиной, почему она еще не покончила с собой были не они.

– Привет, родная! Мы тебе поесть принесли! – весело сказала Сашка, вваливаясь в ее дверь.

– Да, тебе сейчас надо есть, а то смотреть на тебя жалко! – строго пригрозила пальцем Алена, снимая пальто.

Инна попыталась изобразить улыбку. Чего ей точно сейчас не хотелось, так это есть. Напиться до потери пульса это еще куда ни шло. Лучше бы амфетамина принесли или травы.

Когда реальность била кувалдой по голове, ее всегда спасали хорошая трава и химия. Всегда были люди, у которых можно было ее достать. Всегда была приятная компания, которая не старалась ее утешить или пожалеть. Не нужно было глупо улыбаться и держать лицо, быть сильной или же притворяться, что дела у тебя в норме.

Конечно, она любила своих подруг. Но ради них надо было держаться, а сил было только на то, что унюхаться и обкуриться в хлам.

– Спасибо, девочки, пошли на кухню, пить.

– Знаешь, мы подумали и решили, что тебе нужно мужика найти нормального. – неуверенно заговорила Алена, доставая из холодильника лед для виски.

– Да, а этого придурка, который тебе жизнь испортил, в лес отвезти и коленные чашечки разбить! – горячо поддерживала ее Сашка.

«О, Боже, опять Сашка о своем». Инна поставила чайник на плиту и повернувшись к своим подругам серьезно проговорила:

– Я ценю вашу заботу, но никого искать и убивать мы не будем. У меня все нормально, девочки.

– Блин, ты уже месяц это говоришь. Ни фига, не нормально. Короче мы в эту пятницу на дачу едем, я туда позвала Леню, друга моего Вадика. Пацан нормальный, как раз развеешься. Никто тебе его в мужья не предлагает, а пообщаться просто лишним не будет. – Алена была решительно настроена.

– Ты свахой на полставки подрядилась работать? -Инна сделала недовольное лицо. Настойчивое желание подруг свести ее с кем-попало раздражало. «Раз, вам так невыносимо тошно смотреть на мое состояние, на хрен вы тогда приходите?» -подумала она, наливая себе в стакан виски.

– Ахаха, очень смешно! Хватит тебе себя заживо хоронить. Надо уже выходить из этого состояния. – Сашка не отставала от Алены.

«Девочки, какие же вы нудные» – про себя подумала она – «Неужели не заметно, что мне сейчас никто не нужен». Надо было лучше позвать Рафа. У него всегда была первосортная дурь, он не задавал ей лишних вопросов. Хотел ее трахнуть правда, но в этом был плюс, все «радости» доставались Инне бесплатно.

Чтобы не обижать подруг, ей пришлось согласиться на встречу с Леней. Лешей. Васей. Вадей. Все равно.

– Ладно, хрен с вами, дача так дача. А теперь давайте выпьем.

– Да, за нас охуенных! – подняла бокал Сашка.

Инна натянула маску радости. Дядя Джек лился рекой. Допивая вторую бутылку на троих, она вдруг поняла, что не пьянеет. Девочки наперебой рассказывали о своих мужиках, смеялись и шутили, жалели ее и усердно, как это полагается, в такие моменты, называли Даню козлом.

Каждая из ее подруг, знала, как сильно она любила Даню, как волнительно она его ждала вечерами, как вытаскивала из милиции, когда он напивался, и закрывала глаза на его измены. Однако у каждой из них была своя жизнь. Они ни на грамм и представить не могли, что сейчас с ней творится. А ей сейчас как раз нужен был этот грамм.

– Так все ребят, я спать хочу – как раз вовремя заплетающим языком пробормотала Сашка и села мимо табуретки.

– Я вызову Вам такси. – Инна посмотрела на часы. Стрелка показывала 11 вечера, Раф еще не спал, и ей могло бы повезти достать анаши или амфетамина.

Не прошло и двух минут, как она уже набирала номер Рафа.

– Привет, дорогой, не спишь? – она сделала голос приторно-милым. Инна всегда так делала, когда ей было что-то нужно от него.

– Привеееет, радость моя, нет конечно! Как ты?

– Все хорошо. Ты сейчас мне очень нужен. – Инна сразу поняла, что он где-то рядом.

– Насколько сильно? – он попытался флиртовать с ней.

– Ну на грамм и полочку.

– Аааа, детка ты умеешь соблазнить. Ставь чай, скоро буду.

Он приехал через час, с «подарками» как и обещал. После того как она затянула в себя горький дым анаши, реальность в миг стала объемной, мысли о суициде, Дане и всей этой нелепой ситуации отошли на второй план. От ощущения пустоты вмиг заболела голова. Но несмотря на это, она улыбалась как дура, Раф сидел рядом и гладил ее по острой коленке.

– Ты такая красивая сегодня – его улыбка, которая была шире, чем у чеширского кота, помогала ей забыться и расслабиться. «А он милый» – подумала она про себя и положила обе ноги на его колени.

– Спасибо, дорогой, чаю хочешь? – Инна пристально смотрела в его глаза. Ей дико нравилось видеть в них отражение своего собственного желания. Она хотела его.

– Неееет – протяжно выдохнул он и засмеялся.

– Что это? Разве не сушит?

– А давай-ка еще опустим.

– Ну давай – лениво согласилась она, опуская свои уже ватные ноги на пол.

Они пошли в ванную, где стоял тазик с водником. Раф наклонился поменять воду, она пристально пялилась на его задницу и все больше понимала, что хочет его, или, по крайней мере, на тот момент ей так казалось. Она была счастлива не думать сейчас по одному и тому же кругу страданий, была счастлива от того, что в ней снова зарождалось желание. И да пусть он не настолько умен как она, пусть он торгует наркотой, пусть таких, как она, у него еще восемьсот пятнадцать – это сейчас было совсем не важно. Впервые за долгое время она почувствовала себя женщиной.

– Ну что, теперь твоя очередь, детка – сказал он, пуская горький дым в потолок. Инна наклонилась и сделала глубокий вдох. Она закрыла глаза и почувствовала его дыхание у себя за спиной. Раф тяжело дышал ей в шею и плавно, словно она была сделана из фарфора, положил свои руки на ее бедра. Она улыбнулась и, повернувшись к нему лицом, нежно поцеловала его в щеку.

– Пойдем. – ее мазало. Ей хотелось бухнуться на кровать и уснуть, но воспитание не позволяло прогнать человека, который хоть на пару часов заставил ее забыть о случившемся.

– Оу детка, время уже утро. Я, наверное, домой. – его воспитание не позволяло ему остаться, до тех пор, пока она сама об этом не попросит.

– Пойдем, провожу тебя. – глаза ее закрывались сами по себе, чтобы не упасть Инна уперлась в дверной косяк, ожидая когда он наденет куртку.

– Спокойной ночи, милая.

– Спокойной. – пробормотала она в полусне и, плотно захлопнув за ним дверь, отрубилась, прямо на коврике для обуви.