Читать книгу Мидиан. Книга пятая - Анастасия Маслова - Страница 5

Мидиан спустя двенадцать лет существенно изменился по облику. Прежде всего, многострадальное «гетто» уже выглядело благопристойно и вряд ли могло нарекаться старым, мрачным прозвищем. То, что находилось в упадке, постепенно приходило в норму. Даниэль изрядно постарался, чтоб был такой результат. Теперь в Мидиане можно было достойно жить абсолютно всем, вне зависимости от статуса и уж тем более от принадлежности к учению Андерса Вуна… Козни его остались в прошлом. Пагубное и тёмное унеслось в прошлое алым диким смерчем.

И только безмолвный барельеф перевёрнутого треугольника с опрокинутым полумесяцем на Штернпласс указывал на иные, воинственные времена Мидиана. Но металлическая игла храма, что извечно силилась пронзить грудь неба, теперь выглядела не столь устрашающей. Особенно в апрельский день, когда в чертогах правила безмятежная, акварельная лазурь. Оттуда веял чистейший ветер.

…Пламя вдруг возникало на секунду, но исчезало вновь, как бы его не старались прикрыть ладонями. Две девочки лет тринадцати стояли на углу школы и не могли прикурить. Милые куколки были одеты с иголочки в форму, как предписывали правила данного учреждения. Они так старательно мучали кремень дешёвой зажигалки, понимая, что перемена не резиновая, и что нужно ещё повторить материал перед предстоящей контрольной, что даже потеряли чутьё.

Неожиданно к ним протянулась смуглая рука, держащая добротную зажигалку серебристого цвета. Крышка уже поднята, и трепещет приветливо пламя. Парочка сначала недоумённо похлопала глазами на внезапное снисхождение огонька, а потом подняла синхронно растерянные взгляды на человека, нарисовавшегося во всей красе перед ними. Так же синхронно они и покраснели. Одна из них в очарованном полузабытьи протянула:

– Здра-а-вствуйте…

– Добрый день, – быстро ответил Даниэль, не убирая зажигалки. Одна из девочек оказалась более сообразительной: она смяла свою сигарету, забрала другую изо рта подруги, онемевшего в восторженной и неловкой улыбке, и отправила их в поблизости стоящую урну. А её подруга всё стояла и смотрела, ничего не замечая. Кроме Даниэля, конечно.

– Я не скажу родителям, но ведь рано вам заниматься дерьмом всяким. И сюда идёт директор, если что, – и он одобрительно улыбнулся и оставил их.

– Я люблю тебя, – прошептала ему вслед одна девочка. А другая недовольно смахивала со своих ладоней табак.

В чертах Даниэля прибавилось строгости и, разумеется, возраста, что вытеснило рассветную мягкость юности и даровало зенит зрелости. Та не была сравнима с бодрым солнцем июля. Его жизнь выросла холодным полнолунием. Губы стали чуть тоньше и бледнее. Его черты выглядели более резкими. Как и впредь, у него – жесткий взлёт изумительных бровей. Но взгляд стал более отчуждённым и сдержанным: аквамарин и бирюзу завьюжило печальной зимой. На лице его с самого края, от виска протянулась еле заметная розоватая полоса пореза, о подлинном происхождении которой знали немногие. Ему нравилось выглядеть солидно и аккуратно. Волосы с чуть серебрящейся ранней сединой были убраны в тугой хвост, на нем – дорогой официальный костюм, сидящий идеально. Идеальной была и его репутация.

За двенадцать лет он открыл своё дело, прослыл общественным деятелем, пробовал себя в политике, в меценатстве, в творчестве – все дороги были ему открыты после триумфа одиннадцатого февраля, и мир со своими благами сам давался в его прекрасные смуглые руки. В те руки, обезображенные тщательно скрываемыми порезами. В те руки, что держали мертвое тело последней, кого ему довелось искренне полюбить. Вместе с гибелью Адели иссякла и часть его, а то, что осталось от растерзанной глубоким трауром души вожделело успокоения.

Вот почему Даниэль, имеющий звание живой легенды, был на территории обыкновенной школы. Он в качестве отдушины захотел работать в средних классах учителем литературы. Это было его светлое увлечение, приносящее радость, потому что никто в его окружении ни смеялся так, как эти дети, ни вёл себя так непосредственно, как они, ни расцветал в блаженной беззаботности, как могли только они. Это была его самая бесценная целевая аудитория, где ему с прежней юношеской силой хотелось быть оратором и другом, просветителем и наставником.

Он поспешил зайти в здание школы направился на занятие.

Итак, седьмой класс дружно встал при его появлении. Он вошёл энергично вместе со звонком, подал кивком знак, чтоб они сели, и сам устроился за учительским столом, предварительно краем глаза посмотрев, нет ли там кнопок. Он знал, что именно этот коллектив проблематичен. Это главные разгильдяи и шкодники. Конечно, после пожилого сторожа, который любил выпить горячительного и сказать азартно вслед старшеклассницам: «Во-о-от проститутки!»

Непринуждённо Даниэль произнёс:

– И снова здравствуйте! Прежде чем мы начнём, я хочу сделать рекламный ход. Представляете, у меня сегодня родила кошка. Так что, обладатели добрых рук, подумайте при возможности…

– А как себя чувствует кошка Кошка? – спросила девочка с первой парты, стеснительно водя пальцем по обложке своего учебника.

– Вполне хорошо, Фрида, вполне хорошо! – дал он ответ. Кроме того, что эта леди была единственной в классе отличницей, она ещё и примечательна для Даниэля тем, что внешне казалась сильно похожей на Адели. Через мгновение он бодро произнёс, хлопнув в ладоши:

– Теперь к делу. Кто мне скажет, какое было домашнее задание? Кто, помимо Фриды, вообще помнит об этом?

И тут с задних рядов послышалось восклицание вперемешку с хохотом:

– Сходите за лупой!

Это Вигго Гри – учредитель и генератор идей основных и самых запоминающихся расправ над школой. Он любил приносить дрожжи и экспериментировать с системой канализаций в уборных. В арсенале у него имелись петарды. Такой «туалетный гений». Кто-то выкрикнул ему с дальних парт:

– Ха-ха! Дурак! Лох!

– Божечки-кошечки! Какие у нас шутки! Что там у вас? – и Даниэль приподнялся, чтоб выцепить взглядом Вигго. Тот облокотился на подоконник, с которым сидел рядом, и пояснил во весь голос:

– Бабочка какая-то стгашная. Я её хочу лупой сжечь.

Вигго картавил, не любил расчёски, был наделён веснушками и не признавал формальностей.

– Ты такой жестокий! – укоряюще бросила ему через парты Фрида.

– А чё она тут летает?! Как неногмальная?! – аргументировал Вигго.

– Давайте поступим по-человечески, – предложил Даниэль.

И скоро из приоткрытой оконной рамы выглянула рука Даниэля. На безымянном пальце его сидела измученная крылатая – невзрачная крапивница. Почувствовав уличный воздух, она вспорхнула и скоро стала маленькой трепещущей точкой на фоне неба. Манжет пиджака Даниэля сгрудился, обнажив порез на запястье. Он незаметно поправил рукав и повернулся к наблюдающему классу со словами:

– Вот и всё!

Вигго не унимался. Он произнёс скептически:

– Пф! Она всё гавно подохнет. Точнее, всё гравно! Птицы склюют.

– Хотя бы она умрёт на свободе. На чём мы с вами остановились?.. – возвращаясь на место учителя, начал было Даниэль, но тут дверь в класс беззвучно отварилась, и на пороге показалась белокурая цветущая девушка. Это Берта, работающая здесь психологом. Она деликатно намекнула Даниэлю взглядом, что ему нужно выйти к ней в коридор. Он так и сделал.

– Дани, проблема! – тут же начала шёпотом Берта.

– М-м-м? – и он заулыбался. Ему всегда нравилось, когда она такая взволнованная.

– Винсент ушёл по срочному делу. От него жена сбежала вместе с вещами.

– Ты мне проспорила! – с огоньком восторжествовал он. Берта неумолимо мчала дальше:

– Он понёсся её искать по горячим следам… Не суть. Физкультуру вести некому. Дай своим контрольную работу. Побудь с пятым классом, иначе никто не может. Они все смирные ботаники, но оставлять их нельзя. Никто не может, там проверка… Потом объясню…

– Хорошо, если никак иначе.

Она вздохнула облегчённо и разнежилась, ловя его прямой и проникновенный, но прохладный взгляд. Даниэлю были приятны её сладковатые духи, её самостоятельные двадцать пять и её завтраки по утрам.

Дани спросил после небольшой паузы:

– Тебя сегодня подвезти?

– Посмотрим. Даже и не знаю, – Берта ответила голосом, в котором не было сомнения, а было: «Я готова сорваться и раздобыть ключи от подсобки, пройдя через огонь, воду и медные трубы».

И она пошла от бедра, как на подиуме, почти уверенная в тот миг, что Даниэль смотрит на неё с исключительным восторгом и любованием. Но он не провожал её взглядом, а лишь вернулся в класс, чтоб дать своим воинам тяжелое и творческое задание. Он даже через полминуты забыл, что у него есть возможность сегодня её «подвезти». Так забывают о конкретных днях недели в огромном однообразном отпуске. Или в пожизненном заточении в тюрьме.

У Винсента с удовольствием физическими упражнениями занималась только жена. Сегодняшний случай её отчаянного марш-броска прочь от него – в пример. Он был так деспотичен, что превращал уроки в каторгу. Игры не несли радости.

В спортзале, где на пол роняли крестообразные тени решётки на больших окнах, Даниэль медленно прохаживался перед детьми, сидящими на длинных скамьях, и мерно чеканил баскетбольным мячом. Дети обрадовались, что нелюбимый учитель их покинул. Но чего ждать от заменяющего его, они не знали. Из-за строгого солидного костюма Даниэль им представлялся таким же властным и жёстким, как Винсент. Да и вообще, они тут же никли от одного вида спортзала. Даниэль говорил, чеканя: «Мне сказали, что вы не любите эти уроки. Гонять вас я не буду. Давайте займёмся чем-то более интересным?» Он призадумался, смотря в потолок, а потом повернулся к ним, держа у груди мяч, и улыбнулся: «Просто поболтаем, например!» И мяч полетел в корзину, но так и не попал туда.

Через некоторое время Берта осторожно заглянула к ним. На ярко-розовом фитболе сидел Даниэль, который что-то повествовал, а рядом с ним полукругом образовалось небольшое поселение: дети уютно расположились на принесённых матах, на других фит-болах. На лицах их читалась увлечённость. Значит, всё хорошо. И довольная Берта закрыла дверь…

Даниэль рассказывал им про свои путешествия. И ученики находились уже не в зарешёченном спортзале, а где-то далеко-далеко… Он рисовал далёкие моря, земли с трудными названиями, вершины скал над седыми облаками и прозрачно-изумрудные воды фьордов, пение вьюг и тропические леса, северные сияния и зной пустынь… И уже не простой взрослый человек в пиджаке сидел перед ними, а почти что сказочный странник, повествующий о безбрежном мире и о своих приключениях, где нашлось место и для альпинизма, и для рафтинга. А однажды он даже остросюжетно и страшно заблудиться в чужой полудикой стране (представьте себе!) без смартфона.

Он рассказывал им множество своих историй… Но он не открыл им кое-что важное. На каменных ли мертвых вершинах, на дне ли моря среди пёстрых кораллов – нигде ему не было избавления от того, что болело. На каждом надгробном памятнике он читал её имя. Тщета гнала его по свету, во все начала и концы, на Север, Запад, Юг и Восток. Тщета бродила вместе с ним по мегаполисам, засыпала вместе с ним в гамаке под звёздным небом, прижав к своей пустой груди.

…Решётки на окнах бросали тени в виде крестов.

Прозвенел звонок, и послышались резвый смех и бег из коридоров. Только дети не хотели уходить на перемену. Но было нужно.