Читать книгу Моя Мерлина - Анастасия Олеговна Головачева - Страница 7

Честно признаться, эта неделя прошла намного проще, чем предыдущая. Даже несмотря на то, что у меня так и не было номера телефона Мерлины, у меня, все же, был ее адрес, у меня было одно ее выполненное обещание встречи в «липком», у меня была информация об излюбленном месте ее обитания. Все это делало меня к Мерлине ближе, оттого я уже не боялся так сильно, как раньше, что эта девушка оставит мою влюбленность с носом. Я мог ее найти, я мог ее поймать, я мог ее схватить.

Всю эту неделю я мог спокойно думать о работе (за исключением того самого понедельника, в который мы разошлись, ведь явился на свое место директора я в плачевном состоянии и отработал еле-еле). Конечно, я мог сволынить, но чувство ответственности перед подчиненными не велело мне подавать им плохой пример.

В пятницу я отлично провел время с детьми. Они все еще могли отвлекать меня от постоянных мыслей об этой девушке. Я радовался каждой минуте, проведенной с ними.

Когда настало утро субботы, я и дети проснулись в отличном настроении. Я отвез дочку и сына к их маме еще до обеда, потому что того потребовала моя деловая бывшая жена, имевшая на наших чад какие-то свои планы. В полдень Артур N-ович уже был свободен, как ветер, и спешил в квартиру на набережной на назначенную Мерлиной встречу.

Московское время тринадцать часов тридцать минут. Я стою перед калиткой, отсекающей меня от намеченной цели. В обеих руках по большому черному пакету. В каждом пакете алкоголь, разнообразный. Я основательно закупился, желая угодить всем новым знакомым. В голове перебираю несколько вариантов квартир, пытаясь вспомнить цифры, которые тогда нажимала Кира. Конечно, Мери, как звали мою нимфу ее друзья, даже не удосужилась напомнить мне при расставании номер квартиры, в которой будет меня ждать. Эти ее привычки испытывать меня щекотали нервы, а я терпеть не могу щекотку. Пришлось собраться с мыслями. В итоге я смог напрячь мозги и набрать нужный номер с первого раза. На этот раз ответ был не молчаливый. Женский голос сказал:

–Алло, – ответили мне, и, судя по бархатном голосу, это была Вероника.

–Вероника? Это я, Артур, Я был у вас на прошлой неделе…

Калитка открылась без моих дальнейших пояснений. Видимо, Мерлина предупредила. Я вошел, еще раз набрал номер квартиры на подъезде, проник внутрь. Лифт уже вез меня на восемнадцатый этаж. Иголки предвкушения терзали тело, но это было так приятно.

Конечно, бессмысленно было ожидать радостную Мерлину, встречающую меня. Я и не ожидал. К слову, меня не встречал никто. Только настежь распахнутая дверь. Я зашел в коридор.

–Всем здравствуйте! – крикнул я, разуваясь.

В ответ тишина. Из комнаты доносилась медленная музыка, немного грустная и волнующая, современная. В жанрах я не разбираюсь, но мне понравилось. Я снял куртку, поднял с пола пакеты, хотел было пройти внутрь, так и не дождавшись какого-либо ответа, но меня все же встретили. Это была Вероника. Изящная, но печальная.

–Здравствуй, Артур, проходи, пожалуйста.

–Здравствуй, Вероника.

Я последовал за ней в комнату. К моему великому сожалению Мерлины там не оказалось. Только Лев и Роман. Они приветливо мне улыбнулись. Я подошел к их креслам, складывая пакеты к ногам.

–Привет, ребята. А где Мерлина?

Рома лишь молча выпустил струю сигаретного дыма в потолок, многозначительно глядя в пустоту. Ответил Лев:

–Они с Кирой в уборной.

–О, отлично, подожду, – радостно выдохнул я, усаживаясь рядом с парнями.

Рома усмехнулся:

–Мы их тут так уже не первый час ждем.

Я был в недоумении. Спросил:

–А что случилось?

–А это тебе расскажут сами девочки, если посчитают нужным, – ответил Лев.

Не поспоришь. Я не стал дальше пытаться лезть в чужие дела, молча достал мартини, откупорил бутылку и стал пить.

Вероника наблюдала на все это со стороны. Наконец не выдержала и сказала:

–Боже, мальчики, ну сколько можно потакать этому театру драмы. Я пошла за ними. В конце концов, это Мери, – имя моей возлюбленной Вероника выделила своей строгой интонацией, – позвала сюда Артура. Ей тут и плясать.

Слегка рассерженная, блондинка развернулась на каблуках и пошла на выход из комнаты. Тут до меня дошло, что можно было не разуваться. Черт побери, после воскресной пьянки мне пришлось выкинуть носки, которые были испорчены сухим цементом. Так еще и полы холодные. Лев тоже был обут в уличные ботинки. А ноги Ромы украшали тапочки-зайчики, что меня вовсе не удивило.

Ну да к черту эти рассуждения об обуви. Важнее всего то, что происходило в ванной комнате между Кирой и моей Мерлиной. Я сильно запереживал и присосался к бутылке. Отлип от нее я с кривой гримасой и тошнотой, подкатывающей к горлу. Как раз в этот момент в помещение вошла Мерлина. Расстроенная. Я тут же впился в нее взглядом, полным надежд, а она лишь равнодушно махнула мне рукой в знак приветствия.

–Ну как там, Мери? – спросил Рома, хоть взгляд его выражал состояние безучастности.

Мерлина прошла к нам и села возле.

–Пьет, – тут она повернулась ко мне,– а тебе, Турик, она привет передавала.

Я замялся, но все же спросил:

–Мне следует знать, в чем дело или лучше не лезть?

Мерлина неуверенно пожала плечами, но сказала:

–А ты иди и сам посмотри, как она там.

Слишком легкий стук в дверь выразил мою неуверенность, но затворница разрешила войти, что я и сделал. Посреди светлой ванной комнаты сидела скукоженная заплаканная девушка с размазанной по всему лицу яркой косметикой, растрепанным пучком жестких черных волос и огромной печалью в глазах. Рядом валялась пустая бутылка колы. В руках Кира сжимала бутылку с остатками рома. Я оценил ситуацию и сказал:

–Пожалуй, если ты не против, я принесу добавки и присоединюсь к тебе.

Легкой полуулыбкой Кира выразила согласие.

Я вернулся в комнату. Мягко говоря, я был удивлен, когда увидел перед собой девушку, казавшуюся мне сильной и мудрой, в таком состоянии. Но все мы люди. Каждый из нас способен оказаться на ее месте. Тем более, я ее совсем не знаю, может для нее это в порядке вещей.

–Ну и как? – спросила Мерлина.

–Думаю, мы побеседуем, – ответил я, взяв свою открытую бутылку мартини,– только вот не введешь меня хотя бы чуточку в курс дела?

–Конечно, – Мерлина вздохнула, – раз Кира решила с тобой обпить это дело. Помнишь, она говорила про билеты на балет?

Я кивнул.

–Виктор В. ее возлюбленный. Бывший. Вчера мы ходили на балет.

Мерлина замолчала и многозначительно уставилась на меня, глазами говоря, что пора бы уже идти к Кире, не стоит заставлять ее ждать.

Я кивнул, встал и вернулся в ванную.

Сев рядом, я протянул подруге своей возлюбленной бутылку. Она приняла ее.

–Ну что, Артур, добро пожаловать в клуб неразделенной любви? – съехидничала Кира, которая была уже изрядно пьяна, и сделала очередной за день глоток алкоголя.

Я сделал вид, что не понял ее реплики, но она тут же ее развернула:

–Я же вижу, что ты тоже безответно влюблен в Мери.

–Почему тоже?

–Потому что я тоже безответно влюблена.

–В Мери? – я попытался разрядить атмосферу. Получилось: на губах Киры мелькнула неуверенная улыбка.

–Ах, если б в Мери… Давай расскажу.

И Кира рассказала.

В детстве мама отдала ее в балетную школу. А почему бы и нет, девочка была стройна, даже очень. Худышка, проще говоря. Гибкая, ловкая и подвижная. Занималась она на коммерческой основе в общем классе, где были детки разного сорта, даже одна пышка. По мере взросления Кира влюблялась в балет все больше, но балет не влюблялся в нее. В тринадцать лет она услышала вердикт строгого педагога: у этой девочки нет будущего в танцах, слишком она несуразна. Пришлось покинуть школу, оставить любимое занятие и свыкнуться с травмой, которая осталась у нее после стольких лет детства, проведенного в мире танцевального искусства. Однако, помимо травмы этот мир оставил Кире еще кое-что. Точнее, кое-кого. Она училась в одной школе с мальчиком, Витей, который был весьма хорош и подавал надежды. Но Кире в нем нравилось не это. Скорее, его добродушная улыбка, дружелюбие, отзывчивость и прочие человеческие черты. Ему в Кире тоже много чего нравилось. Они были ровесниками, к слову. И к пятнадцати годам оба поняли, что нравится им не только дружить. Они стали держаться за руки, обниматься, целоваться. В общем, у них завязались подростковые романтические отношения, которые оба воспринимали с огромной серьезностью. Кира жила своей жизнью и развивала свой путь. Витя – свой, балет. Он стал ее первым мужчиной. Все было очень серьезно. Казалось, ничто не сможет разорвать их союз, так сильно они друг с другом срослись. Одна душа на двоих, что-то в этом роде. Но только вот в двадцать лет Витю позвали выступать в столицу. Кира могла бы поехать за ним, бросив учебу, если бы он попросил. Кира могла бы не бросать учебу и ездить к нему постоянно в гости. Кира могла бы… Но только после этого приглашения в столицу что-то обломилось. Казалось, между ними разверзлась такая пропасть, которую Витя, теперь уже Виктор, признал и принял. Он, наверное, терпя невыносимую душевную муку, отверг Киру и их любовь и уехал. Он не стал даже прощаться. Вместо него это сделала его надменная мама, которая дала девочке понять, что между ними все кончено, не стоит мешать Виктору в его успехах. Так девушка и осталась одна, в городе N, с разбитым сердцем. Казалось, его вырвали из груди, шмякнули об асфальт со всей силы, оно расплюснулось, а его еще и растоптали, вдавили, размозжили… Любовь Киры была очень сильна, она была намного сильнее этого предательства, унижения. Кира не оставила попыток связаться с Виктором, но все было тщетно. Ей оставалось лишь отслеживать его судьбу через социальные сети. Когда он достиг в скором времени еще больших успехов, можно было узнать о нем что-то новое и из статей. В двадцать два он уже начал танцевать в Европе. В двадцать четыре Европа его уже боготворила. И вот, шесть лет спустя он вернулся в город N. Кира была на его концерте. Она видела его. Она крепко сжимала руку Мери, пожирая глазами мужчину, который до сих пор был ее единственным за всю жизнь возлюбленным. Он видел ее. Она пыталась добиться встречи, походя на сумасшедшую фанатку, он об этом знал. Но все впстую. Ей лишь мельком удалось поймать на себе его взгляд, который был еще холоднее, чем воздух на вечерней улице возле театра. Но какой теперь во всем этом смысл… Это был единственный шанс что-то выяснить для себя, но шанс этот был отвергнут тем самым Витей, которого она так любила. Хотя, это тоже можно считать ответом на вопрос. И то, что Виктор В. до сих пор один, без отношений, это не значит, что в его сердце все еще есть место для Киры. Это значит, что он слишком занят для подобных увлечений. Молодость ему дана для балета. Для любви время придет после. Но не для Киры. Они с Мери пьют с пяти утра. До этого Кира просто рыдала.

–И что ты теперь будешь делать? – спросил я, когда она закончила свой рассказ.

–Ничего,– выдохнула она, присасываясь к мартин., – я буду пить, пить, пить и еще раз пить, а потом начну жизнь сначала.

–Знаешь, Кира, я где-то слышал, что психологи говорят, что если хочешь забыть человека, надо написать его имя на сигарете и скурить ее.

–Да? – она посмотрела мне прямо в глаза обреченным взглядом.– Но тогда я буду дышать им. Он будет во мне.

А ведь она права…

–Ну все равно, закурить нам не помешает, – я вздохнул, достал из кармана пачку своих крепких сигарет, протянул Кире. Она приняла мое подношение. Я прикурил ей и себе, затянулся. Густой дым медленно начал заполнять ванную комнату, пока я пытался предложить девушке помощь, – насколько этот Виктор В. тут остановился?

–Несколько дней, – отрешенно ответила она.

–Знаешь, Кира, если ты захочешь принять мою помощь, я с удовольствием сделаю для тебя, что смогу, – сказал я тоном, который умел внушить людям мою уверенность и возможность.

У меня вышло. Кира посмотрела вопрошающе. Этот взгляд я принял за знак того, что могу продолжить.

–В общем, я бизнесмен. Держу весьма крупный отельный бизнес в нашем городе. У меня очень развитая служба бронирования и информации. Если у твоего Виктора не осталось в городе N былого пристанища, я смогу включить свои возможности и найти гостиницу, в которой он сейчас находится. Может быть это даже одна из моих гостиниц. Но тут я сомневаюсь, на планерках мне никто не говорил о балетной труппе. Я прекрасно понимаю, что моя личина откроется после с твоей помощью Мери, которая терпеть не может богачей, как она мне сама сказала, но если у меня есть такая возможность, то я лучше помогу.

Звенящая тишина повисла в ванной комнате. Она подкреплялась нашим обоюдным молчанием. Я дал Кире возможность обдумать свою реплику, она приняла ее. Мы молчали до тех пор, пока басы, доносившиеся из комнаты, не поразили тишину, зависшую между нами, долбя стены вокруг нас. Эта встряска привела Киру в чувства, она заговорила:

–Знаешь, Артур, неожиданно. Зачем сильному мира сего, в данном случае, города N якшаться с юными оборванками. Ладно, Рома, он наш ровесник, но ты-то куда полез. В твоем окружении столько женщин, куда уж Мери до них, – она многозначительно вздохнула, – конечно, я расскажу ей, кто ты, – замолчав на несколько секунд, Кира оценила то, как я поник, и продолжила, – но это не значит, что она тебя возненавидит. Она вовсе не ненавидит богачей, – Кира даже легко посмеялась, – напротив, иначе бы ее с нами не было. Но просто пусть знает. Это будет наша с ней сплетя о тебе.

–Успокоила.

–Да ладно,– смеясь продолжила она, – я и собиралась это сделать. Знаешь, я благодарна тебе за то, что ты решил разоткровенничаться ради моего благополучия и предложить помощь. Но я откажусь. Ты потратил свое раскрытие впустую. Я понимаю, что даже если мне и удастся встретиться с Виктором, мне не удастся его получить, вернуть и даже выяснить, что происходит. Он отрекся от меня. И вообще от каких-либо отношений. Он заплатил такую цену своему успеху, развитию. И я ничего не смогу сделать. И не стану пытаться.

–Кира, ты учишь меня плохому, – не унимался я, – ты подаешь плохой пример. Ты сдаешься в борьбе за любовь!

Она приложила указательный палец к моим губам, призывая умолкнуть, и тихим, но твердым голосом сказала:

– Настоящая любовь – это акт жертвы, а не акт эгоизма. Преследовать его, донимать – означало бы бороться за свой эгоизм. Тот, кто любит, отпустит, если будет уверен, что так будет лучше. Любовь дарует благо. Навязываться – не значит любить. Это уже мания какая-то. Кто любит, тот умеет не держать. Свобода – залог любви. Пусть и односторонней. Но такая любовь ведь тоже бывает. Надо быть честным с собой, Артур. А в любви нет лжи, только честность. С возлюбленным. И с собой.

Она замолчала. Я тоже не говорил – переваривал сказанное. Подумал, что она права. Несколько минут мы сидели в немоте, фоном которой были звуки громкой музыки из комнаты, бок о бок. Молчание прервала Кира:

–Знаешь, Артур, мне стало легче, после того, как я рассказала незнакомому человеку, то есть тебе, свою историю. И сама ответила на свои вопросы. Не зря люди исповедуются психологам, барменам, таксистам и прочим чужакам, – она улыбалась,– но бармен не произвел бы такого эффекта. Все-таки, он совсем чужой. А ты немного ближе.

Она встала.

–Пошли к ребятам?

Вновь возвышенная, хоть пьяная и с размазанным лицом, Кира стояла, излучая спокойствие и мудрость, смотря на меня сверху вниз и протягивая руку.

–Пошли, – я принял ее приглашение, встал с ее помощью, и мы вышли ко всем.

Наше возвращение было воспринято с облегчением. Вернее слова не подобрать. Ну и с радостью, судя по тому, как Мерлина бросилась на шею Кире, предварительно чмокнув меня набегу в щеку и сказав, что я чудо. Господи, уже только ради одного этого детского поцелуя можно было бы торчать с зареванной женщиной в одной комнате. Нет, я не сказал бы, что общение с Кирой мне пришлось в тягость. Наоборот, я даже рад, что мы сблизились. Просто я не знаю, что еще сказать… Мерлина меня поцеловала!

Обстановка в доме Романа трансформировалась из тягучей и тусклой в радостную и энергичную. Так всем нравилось больше. Алкоголь, громкая музыка, сигаретный дым. Честно говоря, для меня это было перебором, такое пьяное времяпровождение, но раз уж другого способа находиться рядом с любимой у меня не было, приходилось мириться. Я чувствовал, как превращаюсь постепенно из серьезного успешного взрослого мужчины в какого-то бестолкового прохиндея, живущего одним днем, причем жизнь эту свою прожигающего. Пока я был еще не совсем пьян, хотелось пригласить Мерлину в следующий раз на трезвое общение. Только было не время, она-то уже была хороша. Из-за всего этого осознания алкоголь в меня уже не лез. Это и мое состояние в целом заметил Роман.

–Боишься за печень? – саркастировал он, подсаживаясь ко мне за стол.

Я молчал, не знал, что ответить.

–Я вот сегодня не пью,– продолжил он.

Я осмотрел его, убедившись, что извечно грустные глаза его были действительно трезвы.

–Ну раз ты не пьешь, тогда зачем тебе в доме все эти попойки? Неужели ребятам больше некуда пойти? У Мерлины, например, тоже своя квартира.

Рома откинулся на спинку стула и уставился в потолок.

–Не в том дело,– отвечал он, – у всех ребят есть свое жилье. У каждого разное, но есть. Это, скорее, некий симбиоз. Я предоставляю им хату на попойки, хотя они не алкота какая. Зато тут своя атмосфера отрешенности, которая нужна каждому из них. Здесь можно все. Своеобразный Вегас, в котором остается все происходящее. Только маленький и грязный.

–Не такой уж и маленький, – усмехнувшись, перебил его я.

–Спасибо,– Рома принял мой комплимент по поводу размеров свое квартиры и продолжил. – В общем, тут они получают то, что им нужно. А я в свою очередь не остаюсь один. Боюсь одиночества. Такой своеобразный энергетический вампиризм. Мне нужны люди, иначе я боюсь, паника наступает от чувства ненужности. Со странностями я, да?

Я хотел было что-то ответить, но Рома не дал, тут же продолжив свою речь после риторического, как оказалось, вопроса:

– В общем, эти пятеро – люди, которые не меняются, находятся тут постоянно. Но есть и переменные. Всех подряд к себе пускаю, на кого душа чуть облокотится. Ну или кого они притащат. Мне нужны компании вокруг меня, иначе я не чувствую, что хотя бы существую, не говорю о том уже, что и живу.

Рома смотрел на меня и осознавал, что я так и не проникся до конца в его исповедь. Он был разочарован. Встал и решил от меня удалиться.

–Пойду лучше порисую, – заключил Роман и направился в угол, где стоял занавешенный мольберт.

Когда он сдернул ткань, я стал приглядываться. При свете дня можно было разобрать, что нарисовано на холсте. Это был вид из окна. Талант у парня был неимоверный. На одной картине переходящий через все стадии суток, от раннего утра до глубокой ночи. Происходящее на холсте казалось настолько великолепным, что я твердо решил, что хочу видеть итог работы над этой картиной.

Ко мне подсела Кира, которая, как мне довелось углядеть, пила уже черный чай, и заговорила:

–Я заметила, как ты глазами облепил Рому и его работу.

Я кивнул.

– Он талантливый до ужаса. Не знаю даже, в чем больше,– продолжила она, – в рисовании или в письме.

–А что ты еще о нем знаешь? – я решил воспользоваться возможностью и утолить свое давно назревшее любопытство.

– Да почти все,– она закурила и продолжила говорить сквозь дым, – но не совсем все. А все о нем знают Лев и Вероника.

–Ну а что он за человек?– не унимался я.

–Потрясающий человек, – заверила меня Кира, – но ты ведь не об этом спрашиваешь. Он потрясающий и одновременно трудный. А эта квартира – подарок папы, который откупился от сына, точнее, откупается до сих пор. Важная шишка, депутат в нашей областной думе. Поэтому как бы Ромкина властная мама ни билась с ним и его отцом, у нее ничего не получается. Рома принципиально устраивает тут попойки. А отец не хочет ему перечить, чтоб лишний раз не связываться. В общем, типичный баловень, страдающий от разрушенной семьи. Он творческий парень, поэтому для него все сложно, намного сложнее, чем для рядового сына. Зато он может не работать и полностью отдавать себя своему творчеству, так как папаша его держит на полном содержании, несмотря на Ромины двадцать три года.

Я примерно понял, как обстоят дела, но решил еще кое-что уточнить, вспомнив его реплику о любви, сказанную на прошлой неделе.

–Ну а с возлюбленной брошенной что за история?

–Должность есть такая, помощник депутата,– зашептал мне на ухо знакомый мужской голос, то был Роман, стоило мне упустить его из вида, он оказался тут как тут…

–И давно ты здесь? – как ни в чем не бывало спросила его Кира, причем, тон скорее был обвинительный, мол, нечего подслушивать. И ее вовсе не волновало, что это мы с ней сплетники.

–Со слов о том, что я могу не работать, – спокойно ответил он и после обратился ко мне, – так вот, про помощника депутата… У моего бати это была помощница. Мы с ней любили друг друга полгода, пока я не узнал, что они с батей тоже «любят» друг друга. Куда дольше, чем пол года. И я решил не рушить ей жизнь, бате тоже. Ну и бросил ее. Без объяснений. Страдала бедняжка. Но куда деваться.

Рома развернулся на пятках и удалился от нас.

–Да, все так и было,– подтвердила Кира, – правда более красочно, но не думаю, что стоит в это углубляться. Собственно, по этой причине от от него и откупается.

Я согласился и вспомнил, что потерял из вида самое главное – Мерлину. Прошуршав комнату глазами, я убедился, что здесь ее нет. И где мне ее теперь искать? Решил исследовать остальные уголки квартиры, в которых я еще не был (лоджия и туалет). Сначала я двинулся на лоджию. Не прогадал. Когда я распахнул дверь, то застал Льва, Веронику и мою Мерлину именно там. Они выпивали и общались. Темы, вроде, отвлеченные. Мери и Лев были весьма беззаботны, а Веронка ,как всегда, строга.

–О, проходи к нам, – Лев даже обрадовался мне.

Я зашел. Меня обдало холодным воздухом, так как окна были распахнуты, видимо, из-за невозможности дышать сигаретным дымом. Все были одеты легко. Я испугался за здоровье Мерлины и предложил ей одеться, на что получил категоричный отказ. Алкоголь в их крови грел тела, но это было обманчивое ощущение, а мне не хотелось застать Мерлину через пару дней в кровати с температурой.

Боже, как мне хотелось просто забрать ее оттуда. Нет, не с лоджии. А из этой квартиры. Как мне хотелось заставить прекратить ее прожигать свою жизнь, умыть, уложить спать, а потом разбудить и просто сделать своей женой, хорошей примерной женой. Но это было несбыточное желание.

Женщина-это такое создание, которому по природе просто необходим мужчина. И не только как защитник и несокрушимая стена, а как объект заботы. Женщина пришла в этот мир, чтобы нести красоту и заботу. Когда женщина одна, она находится в противоестественном состоянии. Она стирается из этого мира грань за гранью. Сколько холостячек живёт с пустыми холодильниками и немытыми полами, находясь постоянно вне стен своего дома, потому что в поисках. Женщина вне дома – это противоестественно. Женщина хранит очаг. А кто будет хранить очаг, если женщина в поисках где-то там? Но это и понятно, ведь хранить очаг она должна для кого-то, имея знание того, что этот кто-то будет возвращаться туда изо дня в день, и для него у неё есть тот самый стимул нести свою женскую функцию в этот мир.

С правильным мужчиной женщина расцветает и становится тем, кем быть положено. Не надо осуждать одиноких и брошенных женщин за постоянные поиски и скитания. Просто они пытаются найти того, с кем будут соответствовать своей природе.

Я убежден во всем этом. И Мерлина вовсе не исключение. Но нужен ли ей этот очаг со мной… Сомневаюсь.

Хотя, очаг ей в любом случае нужен. Вот вспомнить мою бывшую жену… Если смотреть правде в глаза, она была в возрасте Мерлины намного ярче и привлекательнее. Ну это объективно. Внешне она была прекрасна. Настолько прекрасна, что мужчины оборачивались ей вслед. Помимо этого она была умна. Эта гремучая смесь ума и красоты давала ей власть над мужчинами. Но она ей не пользовалась, мужчин она сторонилась. Позже я узнал, почему, но об этом можно не рассказывать. В обществе мужчины устраивали из-за неё бурные споры. Но ей это не льстило. Её отношение к мужчинам граничило с ненавистью. А ещё она была жестока. Жестокость её походила на детскую. На ту, самую страшную, жестокость ребёнка, отрывающего кузнечику лапки. Хладнокровно и блаженно, не осознавая чужой боли и своего греха. Несмотря на это, я её полюбил. Нет. Именно за это я её полюбил. За то, как она выглядела, когда вела себя с кем-то по-детски жестоко. Хладнокровно. Причину своей любви к ней я осознал позже. Но было поздно. Тогда я уже был кузнечиком без лапок. И вот, когда я подползал к этой яркой фурии, пораженный прямо в сердце, но желавший испытать последний шанс, предлагая ей всего себя, вместе с руками и сердцем, когда я убедил ее в своем серьезном намерении, я смог таким образом всковырнуть скорлупу, высвободив истинную хранительницу очага. А о том, какой она оказалась матерью, я уже упоминал.

Если подобная метаморфоза произошла с такой женщиной, как моя бывшая жена, то и Мерлина ей подвластна. Только вот… Метаморфозе этой, как пить дать, Мерлина подвластна, но я уже заранее предвижу, что не подвластна она мне. Хотя, пробовать всегда стоит.

На лоджии я оставаться в тот кон не стал, вернулся к Кире. Мы с ней беседовали на отвлеченные темы и оба ждали Мерлину. Наконец, троица вернулась в помещение. С холода они даже протрезвели. В итоге в квартире не осталось ни одного пьяного в дупель человека, все были вполне в себе в сознании.

Заговорили про Новый год. Да, 2020 неизбежно приближался. Для меня это, в первую очередь, означало много изменений на работе, но раз уж мы сейчас не об этом, то и черт пока с ней, с этой работой. Касаемо самого праздника, день 31 декабря и день 1 января я должен был бы провести с детьми. У ребят тоже были свои планы. Они были согласны посвятить в них меня, да еще и причислить на совместное времяпровождение. Этому я был, конечно, рад, но надо было все хорошенько обдумать. Всем, наверное, известна примета: как Новый год встретишь, так его и проведешь. Так вот, меня дико прельщала возможность встретить 2020 и провести его с Мерлиной.

–Будем отмечать здесь, – заверил всех Лев.

–В том же составе? – спросила Мерлина.

–Ну, как минимум, будет еще плюс один человек, – поправила Вероника, – приедет мой брат с города L. Где-то 29 декабря. Пару дней мы побудем с семьей. А вот сам праздник встретим в нашей веселой компании.

–И зачем ему оттуда, с Юга, с такого прекрасного теплого города, ехать к нам, в серую яму, – пробурчал чем-то недовольный Рома, – не мог меня к себе забрать вместо этого… Вот он кусок же…

Его проигнорировали, вместо реакции на сварливую реплику Кира обратилась к Веронике:

–Этот брат – Ян? Красивый такой, позапрошлым летом приезжал… На неделю, вроде.

Вероника кивнула.

–Красивый, – подтвердил Рома, – только не про твою честь.

–Ну и отлично, – отреагировала Кира, но только на кивок Вероники, Ромины же фырканья снова прошли куда-то мимо, – будет мне удовольствие пообщаться с красивым молодцом, мимолетный роман подлатает душевные раны.

На фантазии Киры тоже не было никакой реакции. Вероника вместо этого добавила:

–А, ну и еще у него тут очень близкий друг живет. Спортсмен. Его он притащит сто процентов, так что плюс два.

–Вечно таскает с собой кого-то, – продолжал ворчать Рома, – такое ощущение, что он и не скучает по мне вовсе.

Помимо пустых возражений Ромы, все остальные были согласны. Перепады настроения Романа и его реплики особо никого не волновали. Да и смысл его слов ,судя по реакции, понимали не все. Разве что, Лев и Вероника, что и неудивительно. Но и им это все было пустое.

–Еще от кого-то будут гости? – спросил Лев.

Ребята пожали плечами, отрицательно помотали головой. В общем, каждый по-своему дал понять, что никто никого больше тащить не собирается. Тогда в разговор вмешался я:

–А вы что это, и меня считаете?

–Ну сказано же было, что речь идет про всех здесь сидящих,– продолжал ворчать Рома, хотя я даже через эту старческую маску недовольства чувствовал, что этот парень расположен ко мне хорошо.

–Что ж, мое почтение и благодарность,– ответил я Роме вежливым кивком головы, улыбкой пытаясь выразить всю свою ответную приязнь к нему, – однако попрошу не на все сто на меня рассчитывать, потому что я еще не знаю, как сложится предновогоднее время у меня.

–Не переживай так, персик, – вмешалась Мерлина, как будто что-то знала, – все решим. Времени не в обрез.

Точно, она, наверное, давно уже знала про моих детей от Киры, просто не подавала вида. Но надо будет выяснить этот момент. А что, если да? Тогда ее отношение к этому, вроде, весьма положительное. Раз так, надо будет ее с моими малышами познакомить, она им точно понравится. Хотя, что это я бегу вперед паровоза. Надо все уточнить.

Завели предновогоднюю тему, которая всем пришлась по душе, кроме Романа. Рому, почему-то, эта тема скорее раздражала. Или не сама тема Нового года, а просто все вокруг происходящее. Или просто всё. Он осмотрел сидящих с ним за одним столом взглядом изучающим, в то же время пренебрежительным. Как профессор, к которому на пересдачу пришли заядлые двоечники, не уважающие его предмет. Внезапно, привстав, он с какой-то ранимой, но все же, яростью стукнул ладонями по столу и полу криком произнес:

–Боже, отвратительно! Какие вы все скучные и трезвые! Шелестите что-то! Попойка будет? Я буду пить! Если вы такие все милашки-обояшки, то я вызываю подкрепление.

Сидящие вокруг него, все, до единого, встрепенулись и посмотрели на него с недюжим удивлением. В его на них взгляде был вызов. Я сидел отрешенно, так же и чувствовал себя. Вероника пришла в себя первой, обеспокоенно вскочила и метнулась к пакету, который стоял, набитый бутылками, возле стены.

–Конечно будем! – ответила она, в суете потроша пакет, – конечно будем.

Но Рому ее ответ уже мало интересовал, он набирал чей-то номер телефона, раздраженно впиваясь указательным пальцем в сенсор.

Когда перед всеми стояли наполненные бокалы, я понял, что сегодня это точно не то место, где мне бы хотелось остаться и оставить Мерлину. Я уже начал обдумывать план действий, как бы поскорее вызволить себя и ее отсюда, при этом не задев ничьих чувств. Минуты потянулись, я еле-еле цедил алкоголь. Ребята справлялись с ним быстрее. Но Рому это никак не утешало. Он выглядел в тот момент, как абсолютно разбитый человек, разорванный, что ли, на куски, начинающий разлагаться в сырой почве своего внутреннего мира. Ребят он презирал за то, что они не хотели способствовать ему в его собственном гниении. Он хотел чьей-то помощи, но той страшной помощи, которая поскорее приведет его трупный яд души в действие и опустит на дно моральной могилы, которую он так усердно в себе копал. В общем, не друзья ему нужны были в этот момент, а собутыльники, да пожестче. Вот что читалось на его лбу, он это и не скрывал. Ему было плевать на то, что он ранит своим поведением друзей, особенно Льва и Веронику, которые, как я уже успел понять, носятся с ним, как куры-наседки со своими яйцами. Он был в тот момент в полной зависимости от своих душевных ран. Раны эти так больно саднили, что ему понадобился анестетик. Вскоре звонок домофона оповестил нас о прибытии такого вот «анестетика».

Гости зашли идеально подходящие планам хозяина. Трое парней, облаченные в спортивные куртки, штаны, шапки, обувь, как будто вылезшие из одного инкубатора. Бритоголовые, как на подбор, с бесцветными славянскими лицами, носами-картошками, белесыми бровями и ресницами. Держались они нагло, я бы даже сказал, борзо, в доме Ромы чувствовали себя расслабленно. В нашу компанию они уж точно никак не вписывались. Я сначала даже не поверил в то, что Рома сможет с ними как-то общаться, но он, на удивление, бодро вскочил и подлетел к троице.

–Тим, Болт, Егор, здорова! – жал он им руки, будто бы свой.

Этот нежный мальчик со слегка вьющимися волосами, вечно устремленными в даль глазами, кажущийся временами даже хрупким, скорее всего не из-за внешних данных, а из-за состояний души, выпяченных напоказ, в один миг изменился. Он нырнул в болотце этой гопоты, как будто рыба их сорта. От него тут же повеяло неприкрытой агрессией и быдлячеством. Находиться в этом доме стало еще неприятней.

Пока хозяин потрошил пакет вновь прибывших, обменивался с ними любезностями на непонятном молодежном языке определенных кругов, я прибился между Мери и Кирой и попытался выяснить, что за цирк с участием диких зверей тут происходит.