Читать книгу Гортензия в огне - Анастасия Сагран - Страница 2

Крылатый Уоррен Келли Мэйн, герцог Элайн, отчаянно моргая, оторвал щёку от тёмной обивки жёсткой софы.

– Хочешь есть? – услышал он.

Сел относительно прямо и с трудом ответил:

– Кажется, я всегда хочу есть.

– Я не об этом. Сколько, по твоим ощущениям, тебя не было?

– Не больше дня. Почему ты задаёшь мне такие вопросы? – невнятно поинтересовался Уоррен, убрал от лица локон золотых волос и принялся рассматривать Брайана, голос которого до сих пор слышал.

Друг изменился. Красные волосы на макушке и чёрные шипы на плече торчат как прежде. Но одежда невыразимо иная, взгляд строгий и серьёзный, черты лица заострились, а вот в плечах будто раздался. Брайан выглядит чуть крупнее, сильнее. Больше похож на древнейших или перевёртышей. Его это, как и прочих крылатых, не сделало привлекательнее. Подчёркнутая мощь ещё никого не сделала привлекательнее.

– Меня что, опять долго не было?

– В этот раз тебя не было семнадцать лет, – с нажимом проговорил Брайан.

– Семнадцать!.. – у Уоррена Мэйна, герцога Элайна, перехватило дыхание.

Он точно знал, что не спал, не цепенел и не терял сознания до возвращения на Пенрин, и древнейшие, силу которых он направлял в последней экспедиции, действовали быстро и весьма бодренько – даже суток не могло пройти с тех пор, как они втроём покинули планету. Но вот… прошло семнадцать лет.

– И опять меня никто не предупредил, – покачал головой Элайн. Прошлая экспедиция заняла около ста двадцати дней, но, вернувшись в империю, Уоррен узнал, что за время его отсутствия минуло сорок четыре года. В тот раз феномен сумел красиво и гладко объяснить названный отец Уоррена, принц Рональд Мэйн, но принять естественным образом случившееся перемещение во времени оказалось не так-то просто. Ещё сложнее принять тот факт, что снова придётся побыть идиотом, которому всё надо объяснять.

– Ты бы всё равно согласился, – сказал друг и поджал губы. – На собрании принсипата, семнадцать лет назад, принц Санктуарий прозрачно намекнул, что защита дальних подступов к империи – наш долг. А ты, ко всему прочему, ещё числишься генералом дневных летящих. Джулиан посчитал это длительной командировкой.

Уоррен едва не застонал вслух, услышав такое.

– За две экспедиции… шестьдесят один год прошёл, – подсчитал он. – И всё ещё числюсь офицером?!

– Ты числишься в запасе, но до нападения алмазного варлорда остался почти год, и тебе не удастся избежать участия в защите Пенрина.

– Ясно, – глубоко вздохнул Элайн. – Но это плохо.

Это не плохо, это скорее ужасно. Уоррен ненавидел проводить защиты планет в командирском составе. Куда ближе по духу ему было тесное боевое братство в построениях, разящий меч в руке и уверенность в том, что рискуя, подвергаешь опасности только свою жизнь… и в меньшей мере пятерых товарищей.

Но Брайан возразил, даже прекрасно всё зная:

– На мой взгляд, уж прости, несколько хуже то, что Роджер не готов. Ты знал, что старик-провидец сделал на него ставку в битве с алмазным варлордом?

Уоррен ответил не сразу. Алмазные варлорды перевёртышей всегда были и будут самыми смертоносными бойцами этой вселенной. И поражал даже тот факт, что обычного крылатого, разве что умопомрачительно ловкого и быстрого, каким был Роджер, близнец Брайана, кто-то считает способным не только выжить в схватке против алмазного, но и победить.

Ну, можно сказать, что Роджер и вправду мог быть лучшим мечником. Но любая битва полна случайностей. Как можно гарантировать выживание?

– Санктуарий говорил об этом на Рилкое, – спокойно кивнул Элайн. – Но ещё он сказал, что Роджера подстрахует Колин Хант.

– Меня это не волнует. Меня волнует то, что Роджер может погибнуть.

– Ты умер и снова родился за эти семнадцать лет? – слабо улыбнулся Уоррен.

– Что такое? – не понял Брайан.

– Следовательно, за последние семнадцать лет вы ни разу не вылетали на защиту вместе, иначе бы ты так не нервничал. Так вот: на войне разумные гибнут повсеместно. Роджер и сам тебе не раз, наверное, говорил, что всё его мастерство мечника ерунда в широкомасштабном сражении, где раненые и трупы буквально валятся сверху. Сумма возможных случайностей адски давит на исчисление вероятности выжить… даже таких ловких парней, как Роджер. Да, ты переживаешь, потому что ты его близнец и не готов узнать, что его жизнь подкатилась к финалу, – Элайн вздохнул. Брайан смотрел на него очень мрачно. – Теперь, когда ты не отгораживаешься от мира стенами монастырей, ты словно во второй раз родился. Придурок.

Слово "придурок" будто снова запустило в Брайане механизм разговорной речи:

– Знаю, помню, говорил. Сам придурок. Советуешь набраться мужества и готовиться к худшему? А знаешь ли ты, за что так славят главкомов и ясновидящего? – в голосе Брайана появилась сдерживаемая горячечная ядовитость, которой раньше не было. – За то, что они таким образом продумывают предстоящие сражения, что гибнут нынче буквально единицы! Но, чёрт возьми, никому из них не предстоит сразиться с алмазным варлордом. И это предстоит именно моему брату! – внезапно хриплым голосом заговорил Брайан. – Всего через год! И потом, никто не будет плакать по Роджеру так, как я.

– Со своей стороны позаботься, пожалуйста, о том, чтобы ему не пришлось плакать о тебе. Это всё, что ты можешь сделать.

Серв, облачённый в пепельно-белую форму с серебром, вкатил тележку с едой.

– Когда ты успел? – Уоррен еле оторвал взгляд от подносов с едой.

Он имел в виду то, что не видел, как и когда Брайан заказал еду.

– Уоррен, неужели ты думаешь, что дворец Нью-Лайт не станет пользоваться достижениями науки и техники?

Брайан поднял руку выше, чтобы Уоррен обратил внимание на метакарту в его ладони:

– Пара движений пальцами и на кухне уже читают списки излюбленных яств герцога Элайна. За несколько свечей путешествий твои вкусы в еде, надеюсь, не изменились?

– Долго же меня не было… – пробормотал Уоррен, имея в виду изменение в технических средствах.

Серв перед уходом снял с блюд крышки, и запах еды распространился по гостиной, вызывая головокружение. Герцог даже не заметил, как дошатался до стола и сел. Брайан занял место напротив. Аппетита у рыжего друга не было – он просто хотел видеть, с каким удовольствием будет есть Уоррен.

Проглотив первый кусочек, Элайн застонал от наслаждения. Собственно всё, что бы он сейчас ни съел, казалось бы превосходной едой – так он был голоден. Но поварам дворца Нью-Лайт, наверное, платили баснословные суммы за то, что они творили на кухне. Иначе всё это не объяснить. Он ведь кушал где-то свечей десять назад, а это даже не сутки.

В гостиную, вихрем сиреневого шёлка, ворвался Роджер, темноволосый близнец Брайана, сопровождаемый побрякиванием и звоном невидимых крохотных бубенчиков:

– Я нашёл вас по звукам громкого урчания, издаваемого Элайном. Уоррен, а я слышал, что ты придерживаешься воздержания во всём, даже в еде.

– Не провоцируй его, – грубо оборвал близнеца Брайан, такой мягкий и корректный в первое тысячелетие своей жизни. – Парень заслужил немного нормальной еды.

– А я заслужил нормального секса, но я же с такой жадностью не бросаюсь на леди, не так ли? – с самым невинным видом ехидничал Роджер.

– Так ты встречаешь друга? Наваливая на него своё чувство вины и неудовлетворённости? – Брайан встал и придвинулся к близнецу, чтобы вглядеться ему в глаза. – Никто не просил тебя хранить верность Шерил.

– Никто не просил Элайна давать Единому абсолютно все возможные обеты.

Напряжение возросло. Но Уоррен только усмехнулся, разглядывая обоих друзей детства. Когда-то знаменитые близнецы клана Си были абсолютно похожи. Похожи настолько, что оторопь брала. Но теперь они даже внешне отличались как день и ночь. Красноволосый Брайан Валери, губернатор столицы империи, стригся довольно коротко и носил искусные доспехи на куртке, слегка маскирующие посланные проклятием Церкви шипы на плече и предплечье. Роджер Кардиф, с переменной успешностью лучший мечник крылатых, так и не отстриг чёрные волосы, завязывал их на затылке на манер перевёртышей-варлордов, да и одежду носил в том же стиле – тончайший струящийся шёлк, слегка непристойно распахивающийся на груди. Впрочем, Роджер никогда не носил ничего эпатажного – не любил привлекать к себе лишнее внимание. И если маркиз Кардиф одевается именно так, то к подобному образу, скорее всего, стремится вся империя, называя его элегантным и мужественным, если не сдержанным. Видимо и Элайну придётся нацепить что-то такое. Хотя это, конечно, поражает.

Но сейчас близнецы явно планировали подраться, а заодно разнести стол с едой. Брайан всерьёз думал, что Роджеру удастся испортить Уоррену аппетит. Однако надо постараться, чтобы остановить Элайна, добравшегося до еды.

– А что, галстуки вышли из моды? – медленно спросил Элайн, дожевав и цепляя с блюда новый кусочек отбивного.

– Не полностью, – не отрывая глаз от лица брата, быстро ответил Роджер. – Галстуки хороши по случаю. Но неужели женщины могут быть требовательнее Единого в соблюдении обетов, положенных им?

– Благосклонности Единого Элайн уже добился, а вот тебе до благосклонности Шерил ещё очень далеко. Так что да, в твоём случае женщина требовательнее самого бога.

Уоррен чуть не подавился, сообразив, что Роджер до сих пор сохнет по той же леди, что и… сто… двадцать… сто двадцать лет назад!.. Возможно, снова придётся выслушивать массу жалоб на бедняжку, сушить свои жилетки от слёз Роджера и до самоубийства напиваться с другом, чтобы заглушить собственное желание помочь ему.

– Я обращусь в агентство справедливости, – отвернувшись, заныл Роджер. Невидимые бубенчики отчётливо звякнули. – И если это не в их компетенции, то я кого-нибудь там порешу.

Драка отменяется. Уоррен принялся есть спокойнее.

– Значит, мне это не показалось, – понял он. – Колокольчики.

– Император специальным указом повелел Роджеру носить эти звякалки, – пояснил Брайан. – Бесцейн был не в духе, а Роджер подкрался к нему слишком тихо, представляешь? Впрочем, дело не в императоре, храни его Единый. Это Роджер переполошил всех, пока отвоёвывал свой чемпионский титул обратно.

Но едва Уоррен заинтересовался подробностями, как близнецы почему-то встревоженно переглянулись. Уоррен услышал чью-то поступь.

– А, все трое слепых в сборе, – протянул ясновидящий предок близнецов, широко распахнув двери и встав на пороге.

Немного изменился. Всё тот же высокий черноволосый крылатый с насыщенного оттенка синими, тёмными глазами, но теперь суховатый, сосредоточенный и как будто вытянувшийся и раздавшийся в плечах. И это естественно, ведь кто же, как не Сапфир, с маниакальной настойчивостью все эти годы готовил и тренировал Роджера для встречи с алмазным варлордом?

– Трое слепых? – переспросил Роджер, явно ужаснувшись.

Будучи ясновидящим, принц Сапфир Сильверстоун, бывало, нёс невероятную чушь, но достаточно было узнать его немного лучше, чтобы понять, что всё им сказанное вполне вероятно могло или ещё может произойти. Или нет. Важно то, в какую сторону поведёт всех Сапфир или что упустит на этом пути к лучшему будущему.

– Возможно, вас будут так называть, – быстро пояснил Сапфир. – За то, что только вы трое ничего не видите, но взаимодействуете наравне с полнокровными с чем-то необычным. Есть ветвь развития событий, в которой это станет критически важным.

Друзья переглянулись.

– И много ещё у тебя планов на нас? – низким голосом поинтересовался Роджер.

– Достаточно. Вот вам первое задание: отправляйтесь втроём в одно из проклятых мест. Элайну надо познакомиться с этим явлением вживую, а не по байкам Рональда.

Да, в прошлое возвращение Элайна принц Рональд Мэйн действительно рассказывал о пепелище позади предела принца Ли. Мол, то место проклято, и для разумных может стать погибелью даже краткий визит на почерневшую землю. В истории Клервинда – планеты, где родилась империя Бесцейна, такого настолько убедительного и не заключённого в материю зла не бывало. И хотя бы потому требовало тщательного изучения.

– Это срочно?

– М… – ясновидящий прикидывал, водя взглядом по потолкам и стенам. – Вовсе не срочно, но тебе будет проще, Элайн, если ты сначала изучишь все обстоятельства, а потом решишь, как будешь с ними справляться.

– Спасибо за заботу, – поблагодарил Уоррен.

Кажется, Сапфир собирается повесить на него проблему проклятий. Это как называется? Везение?

– И ещё одно, Элайн, – решил добавить Сапфир, – послезавтра императорская семья в сопровождении принсипата и глав кланов отправится на неделю охоты к Рону на Соно-Мэйн. Приоденься. На тебя будут смотреть очень внимательно.

– Что вы имеете в виду?

Принц Сапфир Сильверстоун загадочно улыбнулся:

– Просто сделай это, – и ушёл.

– А теперь установим порядок, – на вздохе заговорил Роджер: – Сначала я отвезу тебя к Вайсваррену…

– Я что, сам не смогу? – возмутился Уоррен.

– Нет, я отвезу, – возразил Брайан, глядя на близнеца. – У тебя дела. А сегодня на закате отправимся… в Три-Алле. Туда ближе.

– Какого адмора ты меня опекаешь? – взъелся на брата Роджер. – От папочки заразился?

– Я даже не считаю нужным отвечать, – скривился Брайан. – Роджер, прими успокоительное что ли…

– Если я приму успокоительное, то скорость реакции снизится, и мои тренировки опять будут унизительным валянием меня любимого по полу.

– С каких это пор ты различаешь, что унизительно, а что нет? – поднял левую бровь Брайан.

– А вы всё те же, я смотрю, – вдруг сообразив, засмеялся Уоррен. – Ничего не изменилось.

– Я? Я стал старше, – поднял обе брови Брайан.

– А я… – Роджер скрестил руки на груди и выпрямился. – Ну, я… просто я стал… популярнее. И быстрее.

– Это не сделало вас меньшими придурками, – счастливо улыбался Уоррен.

Близнецы вот уже тысячу лет были значительной частью его жизни. Иногда сумасбродной частью, надо сказать. И всё равно он их любил.

– Он давно не получал двойной по шее, – глянул Роджер на Брайана.

– Двойной – да.

– Подождите! – всё довольно посмеивался Уоррен. – У меня нет времени на ваш безобразный мордобой. Везите меня к Вайсваррену, мальчики.

– Простим ему? – переглянулись маркизы Сильверстоунов, и Роджер ушёл, издавая тихий мелодичный звон, а Брайан потащил друга на осмотр к принцу Вайсваррену, предварительно макнув друга лицом в небольшой фонтан в одном из проходных залов дворца.

Принц Вайсваррен правил образами и жизни для себя другой не смыслил. Это из-за его виденья в мужскую моду вновь входили высокие сапоги на каблуке и распахнутые на груди рубашки. Кроме всего прочего Элайна быстренько нарядили в предметы гардероба, подобных которым он за всю свою жизнь в десять веков ещё не видел. Но ещё сильнее поразили мантия и маска для официальных мероприятий.

– Что это? – пальцы Уоррена прошлись по искуснейшей и подробной вышивке мантии.

Драгоценных камней и золота с одной мантии хватило бы, чтобы отстроить большой город. О маске с короной и говорить нечего.

– Мужчины, лица и имена которых известны в империи повсеместно, должны приезжать на официальные действа в таком наряде, – объяснил Брайан, тоже разглядывая мантию, приготовленную для Уоррена. – Вайсваррен плавно ввёл это. Понятия не имею, почему и зачем, но у Роджера, естественно, есть пара вариантов интересных объяснений. На досуге спроси. Но зато дамы для мероприятий обнажаются так, как никто из нас раньше и мечтать не смел.

Уоррен попытался представить и не смог.

– С нетерпением жду… – пробормотал он. Вот только искушения в виде полуобнажённых красавиц ему не хватало!

– Хочешь передохнуть? – вдруг спросил Брайан. – До заката ещё три свечи, но ты уже выглядишь утомлённым.

– Я вовсе не устал, – возразил Уоррен. – И было бы неплохо отправиться в Три-Алле сейчас. Что там такого?

– Пока ты навещал принца Мэйна в прошлый раз, Классик подорвал этот дворец. Санктуарий остался внутри, и принцы немного повздорили, – Брайан особенным образом выделил своё "немного". – Теперь вся территория дворца проклята точно так же, как пепелище Лифорда. Бриана и Шесна уверяли, что ты со своим даром призыва символа соединения научился справляться с таким ещё на Рилкое. И теперь Сапфир хочет, чтобы ты попробовал свои силы там.

– Вот как? – прошептал Уоррен, опознавая в себе усталость. – Хорошо, но учти, что всё это мне вовсе не нравится и ничуть не приятно.

– Я напишу Роджеру, чтобы тащился в Три-Алле. Да выброси ты старую одежду! – протянул Брайан, увидев, как Уоррен тянется за своими вещами, чтобы переодеться. – Носи то, что на тебе сейчас.

– Наверное, ты прав, – кивнул Элайн и постарался привыкнуть к ощущениям – неведомая ткань, напоминающая кожу своей плотностью, холодила и ласкала плечи, мех топорщился почти отовсюду и непереносимо щекотал шею.

Странно то, что Вайсваррен определил Уоррену исключительно чёрную и серую одежду. Словно что-то сказать этим пытался. Элайн воспринял это как дурное предзнаменование. Особенно после того, как Сапфир предсказал Уоррену и близнецам некую слепоту. Объяснения ясновидящего должны были успокоить, но назвав их слепыми, старый принц как будто проговорился, сказал давно известную правду.

На улице Элайна и Брайана вдруг окружила стая небольших, размером с кулак, летшаров. Их было так много и они подлетали так близко, что Уоррену стало не по себе. Они даже заслоняли солнце.

Он застал их появление ещё до первой экспедиции. Эти небольшие шары, управляемые операторами, создавали слепки реальности, передаваемые после небольшой обработки через сеть на метакарты – похожие на открытки передатчики.

– Не обращай внимания, – посоветовал Брайан. – Или начинай привыкать. Как один из красивейших мужчин империи, ты так и будешь вызывать интерес. Лучше просто привыкнуть. Но найми тех, кто будет проверять твои апартаменты – какой-нибудь особенно прыткий шарик может залететь к тебе под кровать, пока ты не видишь, и в самый неудобный момент запечатлеет твою святую задницу.

– Понял. И кому же повезло подобным образом?

– Роджеру. Коллекция журналов с мордашкой Приближения Весны дополнилась слепками того, как он чистит пёрышки в состоянии хандры.

– Приближения Весны… ты так сказал?

– Истинно.

– Зрелище стоит того, чтобы смотреть?

– Нет, конечно. Но шестнадцать девственниц, по слухам, внезапно объявили о беременности из-за этого слепка. И, господь тому свидетель, империи определённо нравится смотреть на Роджера, когда он на пределе.

– И что, действительно смотрят на это?

– Ещё как! Любимые типы слепков делятся на "Кардиф споткнулся", "Кардиф смущается" и "Кардиф атакует".

Друзья сели в почти полностью прозрачный городской экипаж и влились в поток машин, внешне похожих на гигантские капли росы. Элайн уже видел это в прошлое своё возвращение, но улицы старого доброго Ньона всё равно ещё казались ему фантастическими.

– Расскажи мне об этом, – Уоррен показал через прозрачные изнутри стенки экипажа на улицу, по которой они двигались.

Высокие серые и белые дома из необычного материала иной раз смыкались высоко вверху, становясь похожими на каменные стены и арки, белые стволы огромных деревьев или топорщились длинными штыками-ветками, направленными горизонтально. Сама дорога, ярко-зелёная, как свежая трава, осталась внизу, разделённая вдоль одной линией с необычной конструкции фонарями-коротышками. Сами экипажи двигались, то ускоряясь, то замедляясь, на значительной высоте над дорогой, по которой шли жители и изредка проезжали экипажи привычного старого типа. Уоррен совершенно не слышал, как работает механизм-двигатель, только едва ощущал изменение скорости экипажа.

– О, Рашингава, можно сказать, вырвался на свободу. Другие принцы тоже не спят, а потому мы имеем постоянно патентуемые новые технологии. Это своего рода гонка, в которой навряд ли смогли бы выжить недостаточно крупные финансовые объединения довоенного типа. По факту империя за последние семнадцать лет имеет изрядное количество нового оружия. В этом мы стремительно догоняем фитов. Кроме того, на Пенрине появились полностью автоматизированные населённые пункты. Я тоже ввёл автоматизацию в Ньоне. Сложно было, даже без учёта летающих камней. Но… долго рассказывать. Самое интересное то, что бедняки теперь мечтают о своём доме на улице, спроектированной по последнему слову техники, тогда как те, кто богаче, платят огромные деньги за то, чтобы есть приготовленную на чадящем очаге еду из глиняной посуды. Это какое-то помешательство.

– И у Роджера снова есть любопытные мысли по этому поводу?

– Конечно.

– А как там… Шерил Чедвик? Судя по твоим словам, у него есть шанс.

– Если и есть, то мне об этом неизвестно. Однако мы понимаем, что выглядеть героем в глазах леди очень хорошо. Так что Роджеру остаётся только выжить в драке с алмазным…

– …И упасть в трепещущие от восторга и благодарности объятия Шерил Чедвик, – закончил за Брайана Уоррен. – Ты хоть понимаешь, что всё это детские мечты? Шерил? Да ни за что!

– А разве Сапфир не подыграет Роджеру после битвы? – вдруг ухмыльнулся, сузив глаза, Брайан. – Хочешь пари? Я готов ставить что угодно.

– В таком случае, ты что-то знаешь, и это будет не честно.

– Сапфир уже несколько лет сдерживает Роджера клятвами в том, что поможет ему.

– И ты думаешь, что фокусы ясновидящего помогут Шерил влюбиться в наше "Пёрышко"?

– Роджер верит…

– Роджер ослеплён.

– За восемнадцать последних лет слепота должна была исчезнуть. Роджер тоже знает о Шерил что-то особенное и потому верит Сапфиру… Что такое?

– Купол Три-Алле, – произнёс Уоррен.

Он не отрывал взгляда от похожей на треснувшую и разбитую цветную полусферу крыши дворца Санктуариев. Сквозь неосыпавшиеся витражные стёкла свет проникал внутрь, прорезая тьму. Это было и красиво, и жутко.

– Это случилось, когда ты был на Соно-Мэйн.

– Говоришь, это место проклято? – переспросил Уоррен.

– Да. Только мы с Роджером способны выдерживать проклятие Три-Алле и пепелища Лифорда. Остальные разумные… одинаково часто кончают с собой. Всего лишь находиться в Три-Алле – словно пытка, а на пепелище, говорят, спокойнее, но можно сойти с ума. Дракон Ксенион в некотором роде способен переносить пепелище, но, говорят, в Три-Алле он даже под пыткой не соглашался войти.

– Его пытали?

– Нет. То есть я так не думаю. И не хочу спрашивать.

Громадина разрушенного дворца всё приближалась, и вот Уоррен с Брайаном оказались у ограды.

– Ну а вы двое?

– Сложно описать свои ощущения. Я сделаю это как-нибудь потом. Хочу посмотреть, удастся ли тебе очистить это место хоть ненадолго. Моя молитва работает… но только пока я способен творить её почти беспрерывно. Затем проклятие постепенно возвращается.

– Смотрите, – услышал Уоррен голос с площади перед Три-Алле. – Это двое святых империи, герцог Элайн и маркиз Валери!..

Уоррен обернулся и увидел, что позади них собирается толпа. Он почти ощутил трепет замерших прохожих, когда отворачивался. Верно, Даймонд Лайт – красивейший из мужчин империи – никогда или почти никогда не появлялся на улице вот так запросто, да к тому же участвовал в последней семнадцатилетней экспедиции. А Уоррен числился вторым Красивейшим и отстутствовал ещё дольше. А теперь к богатству и запоминающейся внешности прибавился неправдоподобный ореол чистоты и невинности, присущий святому. Так народ ещё долго будет показывать на него пальцем.

Брайану красоты не досталось – длинноватые носы Сильверстоунов значительно портили в остальном вполне симпатичные лица близнецов. Но Брайан не нуждался в совершенстве лица, чтобы на него глазели, как на нечто невероятное. Он прославился и губернаторством в собственноручно заложенном городе, ставшем столицей, и тем, что короновал императора уже будучи падшим, потерявшим сан и святость. А ещё Брайану несказанно повезло стать избранником Красивейшей из женщин, Морганы. Уоррен много лет втайне мечтал о ней, старался избегать её и всячески скрывал влечение. И даже сейчас отчаянно хотел оказаться на месте Брайана, стараясь не представлять, как вечером рыжего друга будет встречать обожающая жена.

Захотелось спросить, каковы отношения Роджера и Морганы, но Брайан потащил Элайна на территорию Санктуариев, и Уоррен пришёл в себя. Нельзя отдаваться зависти тогда, когда народ ожидает чуда.

– Подожди, – тихо сказал Уоррен, опустив голову, чтобы не встречаться с другом взглядом. – Я должен собраться.

– Я помолюсь о тебе, – пообещал Брайан и положил руку на плечо Уоррена. Тот глубоко вздохнул и мысленно обратился к Единому, попросив, как всегда, у него прощения за всё, что пришло в голову.

– Я ничего не чувствую, – наконец сказал Уоррен. – Что-то не так.

– Есть подозрение, что Брайан тебе мешает, – раздался голос одного из близнецов позади. И поскольку Брайан стоял слева, то это сумел подкрасться Роджер?

– Ты просто мастер, знаешь? – обернулся Уоррен. – Ты ходишь неслышно, даже не смотря на бубенчики.

– Весь секрет в том, чтобы двигаться плавно, – ухмыльнулся Роджер. – И когда император поймёт, что я обошёл его, то отменит дурацкий указ. Или разрешит Д-Дэл… Джереми-и или Мэлвину Дануину создать индикаторы моего присутствия, что будет уже не унижением, а честью.

– Своего рода, – скептически глянул Брайан и отошёл вместе с Роджером как можно дальше.

Уоррен покачал головой, глядя в спину Роджера, и медленно пошёл к парадному подъезду. Остановился, потому как ему что-то не нравилось, но это было глухое и совсем непонятное чувство. А потом вдруг навалилась такая чёрная зависть к Брайану, что Уоррен перестал дышать и видеть. В какой-то момент он подумал, что до сих пор не понимал очевидного – он любил Моргану всегда и только пытался умерить своё чувство. Но больше не получается. Всё вскрылось, вышло наружу.

– Эй, нет, так быть не может! – вырвалось у Уоррена.

Не верилось, что можно было столько времени хранить в себе чувство, а потом из-за одной зависти понять всю глубину любви. Как-то странно.

Ещё ненормальнее думать о любви в проклятом месте, в котором прочие разумные совершают саморасправу или испытывают нечто ужасное.

Усилием воли он взял себя в руки и для полного успокоения принялся про себя говорить с богом. Это помогло, и в руках сама собой начала возникать светлая бурлящая сила. Тяжесть с плеч перелилась через руки и напряжённые пальцы и обратилась в ощущение присутствия чего-то невидимого. Зарождающийся свет внезапно вспыхнул золотым туманным огнем, и Уоррен едва успел схватить то, что появилось в воздухе. Ослеплённый, он мог действовать только на ощупь. Но и этого хватало, чтобы со всей дарованной от природы силой расколоть плиты двора Три-Алле нижним концом символа и установить своеобразный крест.

Уоррен никогда не знал, что и каких размеров пошлёт Единый. Сейчас это был литой символ со множеством металлических лучей, исходящих из места, находящегося ниже перекрестья. Про себя Уоррен называл такие кресты "Восходящее солнце", и подозревал, что это довольно плохой признак, так как из рассказов Брайана знал всю символику Церкви. Перемещение лучей вниз имело два толкования. Одно из них говорило о том, что дьявол сейчас более ощутим, чем бог. Другое… почти такое же недоброе.

Но стало совсем легко. Возле призванного креста всегда становилось легко.

Он выпрямился, отвернулся и отошёл, внимательно прислушиваясь к себе. Кроме того, что захотелось выпить чашку сладкого шоколада и выспаться, нутро ни о чём не говорило. Путешествие с принцем Алексом Санктуарием научило Уоррена прислушиваться к себе. Раньше им руководили только трезвая мысль и расчёт.

Через семь шагов в сторону что-то неуловимо начало меняться. Уоррен пошёл по границе изменения – по полукругу ровно в двенадцать шагов от креста. Как внезапно на него навалился прежний сильный страх и заставил застыть, словно обледеневшего.

Чистокровные крылатые, такие, как Уоррен, не испытывают страх в общем смысле слова. И Элайн раньше не был исключением. Но чем более праведную жизнь он вёл в предыдущие годы, тем сильнее становился вот такой внезапный страх. Но не сам страх парализовал Уоррена. Его парализовало полное незнание того, что делать с тем, кто его ужас вызывал.

Ему пришлось бы пройти долгий путь по признанию собственной способности испытывать что-то настолько необычное для крылатого, вот только Уоррен почти с самого начала ощущал, что боится незримой сущности, заглядывающей ему прямо в душу, способной превратить в отвратительное месиво всё, что было в самом себе дорого Элайну.

И теперь он ощущал, что незримое сосредоточие тьмы, стихийное, но сложное и обладающее более высокой организацией, чем проклятие или даже само воплощённое зло, стоит прямо перед ним. Уоррен ощущал его присутствие каждой клеточкой кожи. Оно чуточку приблизилось и заглянуло прямо в лицо. Уоррену казалось, что если он пошевелит хотя бы пальцем, то коснётся его.

Ужас и страх всё росли пропорционально идущему времени. Вдруг рядом снова появился Роджер и навалился на плечо Уоррена:

– Что у тебя здесь происходит? На что смотришь?

Уоррен медленно повернулся и смотрел в глаза друга всё время, пока Роджер говорил и пока нечисть перемещалась. Но в голубых глазах приятеля абсолютно ничего не изменилось. Тогда как нечто жуткое, судя по ярким ощущениям Уоррена, определённо вошло в Роджера.

– А что сейчас чувствуешь ты? – спросил Элайн, заставляя себя умерить возникшую дрожь.

– Ничего. Ты что-то понимаешь во всём этом?

– Кое-что. Ты точно ничего сейчас не почувствовал?

– А, что-то было, да? – догадался Роджер. Он улыбался так, будто выбирал, с кем потанцевать. – Рашингава с помощью полнокровных исследовал нас с братом здесь. Он говорил, что тёмное облако любит концентрироваться во мне, а по ходу Брайана рассеивается. Мы воздействуем на незримые силы, представляешь?

– Мои кресты тоже воздействуют, пока не исчезают. Я понял это на Рилкое.

– Твои кресты исчезают?

– Иногда через три-четыре дня, иногда через пару свечей. Но воздействуют только они. А судя по ощущениям, в тебя и правда сейчас вошло нечто тёмное. И очень злое.

Роджер явно удивился. Уоррен ещё прекрасно ощущал дьявола, буквально вместе с Роджером наваливающегося на плечо, но страх отступил.

Наконец друг заговорил:

– Это объясняет тот факт, что мой великолепный внутренний мир вдруг возжелал захлебнуться в крылосколе и познать жестокое насилие над в общем-то любимой женщиной.

– И ты так радостно об этом говоришь?

– Не могу сказать, что родился таким, – посмотрел вдаль Роджер. Его светлый и чистый взгляд ни на мгновение не омрачился, – но для меня это вариант нормы. Я принял это в себе и не раскаиваюсь.

– Звучит дико, – отшатнулся Уоррен.

– Парень, я же не говорю, что всегда делаю то, что хочу. Чем бы я в таком случае отличался от животного?

– Ясно, – сказал Уоррен. – Знаешь, дьявол так и будет прятаться в тебе, пока…

– Я слишком умён и горд, чтобы позволить ему взять над собой верх. А в остальном нам обоим внутри меня вполне комфортно.

– Тебе комфортно представлять, как ты мучаешь Шерил?

– Она отвергла меня раз двадцать. Четыре раза – не только прилюдно, но и кра-айне, крайне унизительно! Да, мне очень комфортно представлять, как я издеваюсь над ней, – закатил глаза Роджер. – Ну о-очень комфортно.

– И при этом любишь её.

– И люблю. Нет, это правда нормально. Ты слишком милый, Уоррен. Даже для крылатого.

– Я вовсе не такой милый.

– Пойдёмте внутрь, – на ходу пригласил Брайан. – В прошлый раз Роджер принёс туда ящик фруктового латкора и карты.

– Точно! Латкор! – воскликнул Роджер и оставил Уоррена, устремившись во дворец. Дьявол едва успевал за Кардифом. – Отлично!

Но недобрые чувства начали возвращаться всё равно, едва Элайн остался один под открытым небом. Лучше держаться рядом с близнецами.

Через десяток тактов он уже шёл покрытыми пылью и каменной крошкой коридорами дворца прямо к большому залу под разбитым куполом цветного стекла – оттуда доносилось пение Роджера. Друг пел песню собственного сочинения о том, как весело бывает залиться крылосколом. В песне ещё присутствовали слова: "И-и-и, уже не больно, когда по морде бьют". И в этом весь Роджер.

Уоррен частенько бывал в Три-Алле до первой экспедиции. Одна из дочерей Роджера, Бриана, вышла замуж за принца Санктуария, и отчего-то Уоррену очень нравилось наведываться к ней. Она красива и обаятельна, умна и добра, но не старалась скрывать свою неангельскую сущность, против того, чем пытались хвастать почти все знакомые крылатые леди.

– Кстати, где сейчас Бриана? – громко спросил Уоррен, войдя в огромный тёмный зал под куполом.

Здесь цветные лучи точно так же прорезали воздух, как это виделось снаружи. Когда-то в этом месте танцевали титулованные империи. Ныне можно увидеть, что между каменными плитами пробивается трава, сгнила мебель, обвалились юго-восточные стены, отделяющие зал от взорванных комнат, везде валяются крупные куски камня и стекла. Витражи западной и восточной стен тоже треснули и частично отсутствовали. Потёки явно человеческой крови справа облепили насекомые. Роджер занимался тем, что деловито заворачивал окоченевшее тело светловолосого юноши в чистую белую простыню, стопка коих лежала на столе, поставленном чуть левее центра зала. Под столом – ящик с латкором. Рядом пара стульев и батарея пустых бутылок из-под крылоскола. Брайана нигде не было видно.

– Вы здесь устроили что-то вроде клуба для своих посиделок? – поражённо спросил Уоррен. – Прямо здесь?!

– Иногда мы находим здесь трупы, приятель, – невесело сказал Роджер, выпрямившись. Он отвернулся от тела юноши. – Иногда смотришь на такого, понимаешь, насколько молод парнишка и думаешь, что привело его сюда, что он пережил, прежде чем пришла смерть. Сначала просто хотелось всё это обдумать. Затем – выпить. Выпить – мне, конечно же. Брайану после таких вот находок тоже очень не по себе. Я должен сказать тебе… не знаю, как ты отреагируешь… Брайан часто вспоминает его здесь в такие дни. Патрик погиб.

– Патрик? Шип Валери? Невозможно, – не поверил Уоррен.

Перед внутренним взором возник Патрик. Малышу достались прекрасные искрящиеся глаза Морганы, но чаще всего они сверкали яркой зеленью. В его глаза можно было смотреть часами. Они были изменчивы и чисты, похожи на свежую весеннюю листву, сквозь которую иной раз пробиваются солнечные лучи.

Моргана – эскортесс, и должна была пить кровь, чтобы успешно выносить ребёнка Брайана. Помочь ей таким образом вызвался Элайн. Точнее, Брайан сам попросил его об этом. И Патрику достались некоторые черты лица и цвет волос Уоррена. В Патрике, пусть и ненастоящем своём сыне, но единственном, кто как-то подходил под это определение, Уоррен видел много близкого и родного. Иногда только растущая на плече мальчика игла напоминала о том, что, по сути, Патрик – сын Брайана, а не Уоррена. Эта игла, шип, выросший на высоту ладони – след церковного проклятия Брайана (бывший святой носил на плече два десятка шипов) – и стала прозвищем Патрика. Шип Валери. Мальчишку узнавали повсеместно. Его все любили. Он рос добрым и честным, сильным и смелым.

– Как он погиб? Неужели здесь?

– Это случилось через несколько лунных периодов после того, как ты отправился за Роджером, – громко сказал Брайан. Он нёс третий стул с другого конца зала, но его голос был слышен так хорошо, будто он стоял рядом.

– И не здесь. И вовсе не из-за проклятия, – добавил Роджер.

– Драконы рассказали, что его невеста забеременела, – рассказывал Брайан. – Но Классик пригласил её в свой предел, чтобы помочь ей стать жрицей более высокого ранга, чем она могла бы, просто служи она в храме Сэйи.

– Она… перевёртыш?

Брайан поморщился и остановился. Ему явно стало больно до потери способности говорить. И пока один из близнецов пытался справиться с нахлынувшим и вытирал со щеки спускающуюся слезу, другой брат, почти точно так же поморщившись и испытывая почти то же самое, смотрел на тело и рассказывал то, что знал:

– Её имя – Грир Ллиенса. Она захотела остаться у Классика, когда Патрик пришёл за ней. По факту она убила его, но она не воин и сама бы не смогла. Патрик направил её клинок себе в сердце и помог ей. Мальчишка надеялся, что она одумается. Уверен, что он всё просчитал правильно и доверился её выбору. А девчонка всё-таки его не выбрала.

Брайан тяжело и прерывисто вздохнул, когда Роджер смолк.

– На моей памяти это первый Сильверстоун, фактически покончивший с собой из-за женщины, – Роджер подошёл к столу, вытащил и раскупорил одну из бутылок и пошёл поливать подсыхающую лужу крови латкором. Затем поднял тело и понёс к выходу.

Брайан поставил стул и подошёл к Уоррену, чтобы подвести к столу и усадить:

– Шестьдесят один год прошёл, а боль не стихает. Тагир, родившийся после смерти Патрика… пропал без вести на защите планеты. Уоррен, это какое-то дьявольское проклятие. Теперь я только и делаю, что присматриваю за другими мальчишками.

Брайан немного помолчал, а Уоррен понял, что такое обязательно надо рассказать и медленно, превозмогая растерянность и горе по потерянному мальчишке, заговорил:

– Санктуарий однажды поведал, что в пору идеально чистой веры лишился жены и маленьких сыновей, потому что не внял указанию нечистой силы. Это значило в его истории… что Бог указывает нам правила, по которым следует жить ради достижения всеобщего счастья, а дьявол указывает, чего мы можем лишиться, если будем продолжать верить богу.

– Я не помню ничего подобного в священных текстах, – закрыв глаза, сказал Брайан.

– Эти священные тексты – история прошлых битв Единого и нечисти. Дьявол же в прошлом не остался, он играет нашими душами здесь и сейчас. Он придумывает новые способы поколебать нашу веру. Возможно же? Тогда согласись, что историю Санктуария стоит дописать к Священным текстам.

– Дописать?! Ах да… Знаешь, ты действительный, реальный святой империи, ты имеешь право… дописывай. Я права потерял. Да и верить в такое не хочу.

– Не веришь в коварство дьявола? Его ярость раскалена до предела, и если его внимание полностью не сосредоточено на тебе сейчас, то это не значит, что так было и будет вечно.

– То, что ты говоришь – ужасно, Элайн.

– Да, но ты совершенно правильно трясёшься над сыновьями… сколько их у тебя?

– Если не считать Феррона, то четверо. Рок Син унаследовал титул Ливиаранда после того, как погиб Патрик, Джоселин родился Браненбруком, Кей – Уинфордом, а младший, Люсьен Сатвелл, получил графство Тагира.

Но тут вернулся снова деловитый Роджер, вручил каждому по вскрытой бутылке латкора, провозгласил тост и принялся расспрашивать Уоррена о последнем путешествии.

Ближе к завершению рассказа Брайан не выдержал:

– Ты мог бы сказать, жив ли Тагир? Господь, ты знаешь, никогда не говорил со мной после потери святости. Но с Гиром могло что угодно случится…

Уоррен сосредоточился на друге и существовании у него сыновей и… не ощутил присутствия Тагира среди живых. Брайан всё понял по взгляду. Роджер что-то ощутил внутри близнеца и тут же, вскочив, прижал рыжую голову к своему сердцу.

Проходили доли свечи, четверти, Роджер сел, начал шутить, развеселил. А потом и сам рассмеялся:

– Император издал бы указ, чтобы мне зашили рот, если бы сюда заглядывали летшары и снимали нас здесь.

– А что, это кощунство – только твоя идея? – спросил Уоррен, имея в виду пьянство и карты в месте многочисленных самоубийств.

– Нет, но я не о том. Просто ему показалось бы, что я спаиваю единственных парней, на данный момент имеющих признаки хоть какой-то святости.

– Да, зрелище, конечно, вырывает мозг напрочь, – покосился хмурый Брайан, Молитвенный Щит Империи, на чудотворца Уоррена, только что опрокинувшего бутылку и кивнул на карты. – Сыграем?

– Если бы я знал, что в нашей реальности ещё можно было бы спать, с кем хочется, и не потерять дар Единого… – протянул Уоррен.

– А вдруг можно? – неожиданно нежно и немного лукаво улыбнулся Брайан. – Я тебе живое доказательство того, что лазейку найти можно. Женился бы я по всем правилам на Моргане тогда, в пору несомненной святости, может и не пал бы. Только я не верил, что такое счастье возможно. Я был высокомерен, честно говоря.

Роджер помалкивал, отчего-то довольный. Брайан зевнул и принял от Роджера свою часть карт. Взглянул на них с внезапно живым интересом во вспыхнувшем взгляде и положил обратно на стол. Повернулся к Уоррену:

– Возможно ты, проходя по жизни, и создашь новое правило, откроешь непреложную истину, которая поможет сотням и тысячам других… верующих… – глубокая печаль вдруг вернулась в глаза друга, и он с трудом продолжил: – Было бы здорово, а? К примеру… твоя… в принципе здравая мысль о том, что дьявол… может забрать семью, откажись ты отступить от веры…

– Это не мысль, это история из прошлого Санктуария, – поправил Уоррен, стараясь не замечать изменения в тоне Брайана. – Вовсе не на Клервинде родился этот прохвост. Так же путешествовал с планеты на планету, как и другие древнейшие. И много чего пережил.

– Это хоть как-то объясняет то, что Санктуарий прекрасно знает схему функционирования властных структур империи и армии Калледи, – сухо проговорил Роджер и с затаённым участием, но нарочито насмешливо посмотрел на брата: – А что, лапочка моя, ты думал, достаточно быть неправдоподобно смелым, чтобы, взяв с собой парочку даровитых блондинчиков, отправиться в такую экспедицию и успешно завершить её за один день?

Брайан, как-то неимоверно сладко и чуточку вызывающе глядя на близнеца, одними губами медленно послал его куда подальше.

– Ребята, когда вы вместе, не всегда понятно, кто из вас почти святой, а кому с дьяволом в душе комфортно, – быстро сказал Уоррен, ощущая, что краснеет.

Ужасно нездоровая штука этот целибат! Уже и Сильверстоуны кажутся привлекательными.

Близнецы одинаково усмехнулись, вперили взгляды в воздух перед собой и переглянулись. Элайн понял, что случайно натолкнул друзей на какую-то мысль.

– Да, есть древняя легенда о каком-то… чудовище или полубоге, которого сразили близнецы, Брайан, – вдруг сказал Роджер. – Это единственное упоминание о близнецах в древних эпосах людей.

– Что ж, сыграем в старую игру, – кивнул Брайан, став серьёзнее.

– Подождите! – повысил голос Уоррен. – Роджер, что же ты делаешь?! Брайана не готовили к битве точно так же как и тебя! Только ты восемнадцать лет готовился к битве с алмазным, он – нет. И ты подставишь брата?! Я понимаю, что тебе хочется увеличить свои шансы на выживание, но…

Радужки братьев некоторое время бесконтрольно меняли цвета, но только Брайан взял себя в руки и почти угрожающе пророкотал Уоррену "Не лезь!"

Роджеру Брайан пообещал, что они продумают идеальный план и подготовятся так, чтобы выжили оба.

– Ладно, – откинулся на спинку стула Уоррен. – Ваше дело. Но я, чтоб вас, высказал здравую мысль.

– Империи важен только результат, – слабым и глухим голосом проговорил Роджер. – Алмазный варлорд, ведущий своё царство на завоевание Пенрина, должен быть уничтожен любым способом. Если я этого не сделаю, не сделает Хант, то древнейшим придётся показать свои настоящие силы, а они этого очень не хотят.

– Никогда не понимал этого, – сдержанно возмутился Брайан. – Ты должен погибнуть только ради сохранения инкогнито наших древнейших? Это не тянет на причину!

– Шесна Коли узнала в Санктуарии героя легенд только благодаря пробивающейся к вечеру щетине, – вспомнил Уоррен. – Надо думать, что наши древнейшие не хотят, чтобы о них так же услышали их давние враги или другие алмазные варлорды, желающие померяться силами. Таким образом они сдерживают угрозу.

– Однако я похож на Сапфира, – сквозь зубы заговорил Роджер. – Тот же типаж! Много ли черноволосых крылатых знает эта вселенная?! Это буквально приглашение. А перевёртыши и так рассылали гонцов во все стороны космоса в войну Севера и Юга.

– Посмотрим ещё, вдруг Сапфир прикажет выкрасить волосы? – примирительно предположил Брайан.

Уоррен вдруг ощутил, как закрываются глаза.

– Я устал, девочки, – поднялся Элайн. – Это был дли-и-инный и очень тяжёлый день. Мэйнери стоит на том же месте?

– Никуда не делся твой дворец, – пробурчал Роджер и вдруг задорно улыбнулся: – Передавай привет тётушке Агате.

– Она убьёт меня за то, что сразу не появился перед ней, – проговорил Уоррен, но тут в голове у него сверкнула догадка: – Ты тянул свои грязные лапы к моей тёте?

– Нет, – просто и коротко ответил Роджер, подняв глаза. – Но она мне нравится, – и подмигнул. – Мы недавно славно поболтали.

– Скажи лучше, какая женщина в этом большом городе тебе не нравится, – хмыкнул Брайан. – И с какой ещё ты славно не поболтал.

– Кстати о женщинах. Я отчётливо слышу, как леди зовёт Уоррена. И голос какой-то знакомый, – забегали глаза Роджера.

Уоррен пошёл к выходу. У ворот его имя выкрикивала… Шесна Коли. Одна из бывших жён ясновидящего, она повстречалась им с четой Санктуариев в первой экспедиции. Тогда троица оказалась на планете Рилкой, раздираемой войнами и голодом, и никто понятия не имел, где искать Роджера.

– Я ищу Даймонда. Он мне срочно нужен, – без приветствий обратилась к Уоррену Шесна.

Будто расстались сегодня, а не восемнадцать лет назад. Белокурая невысокая красотка с детским личиком и выдающейся красивой грудью, медным отливом кожи и чёрными глазами, она могла пытать разумных, а затем очень натурально притворяться юным наивным существом.

– Он прибыл со мной во дворец Нью-Лайт, – сказал Уоррен.

– Да, я знаю. Но сейчас его там нет, и я очень беспокоюсь, что он сделает что-нибудь глупое.

– Например?

– Я сплю с Адмором. Даймонд может решить, что это не моя идея.

– Ага… – протянул Уоррен, скрестив руки на груди и посмотрев на Шесну.

– Не смотри на меня так, – засмеялась Шесна. – С кем хочу, с тем и сплю.

– Как мило.

– Зависть – плохая штука, – назидательным, но мягким тоном начала говорить Шесна. – Не будь плохим, Уоррен, не завидуй.

– Как мужчине, мне нелегко понять, чему тут можно завидовать. Секс с Адмором! Надо же. Нет, я – точно не завидую.

– Вижу, ты уже заразился от Роджера солдафонским юмором. Так где мой сын?

Уоррен вздохнул, пообещал сделать всё возможное, и ноги сами понесли его к искомой личности.

– Я буду у Адмора на всякий случай, – бросила Шесна и пошла в другую сторону. – Скажи ему, чтобы связался со мной через метакарту!

Уоррен с удовольствием шёл туда, куда его тянуло будто бы нитками, привязанными к одежде – так ощущался дар Единого. Уоррена всегда тянуло к тому, о ком просили подумать. На Пенрине это стало особенно заметно.

И это был неплохой шанс оглядеться. Проходя переулками, он впервые разглядел металлические нити, дугами взлетающие над невысокими домами и касающиеся углов некоторых домов – это были драконы Классика, слившиеся с первофитами в его прошлое отсутствие. Теперь они были скорее не живыми, чем не мёртвыми и выглядели как украшение города.

Продолжая идти, Уоррен попадал с одной стилизованной улицы на другую, и вскоре заметил закономерность в изменённой планировке Ньона. Каждая четвёртая улица обставлена простейшими лачужками всех знакомых и незнакомых культур, соседствующими с огромными домами из дерева и камня, небольшими уютными магазинчиками, кафе, тесными рынками и скромными гостиницами. На каменных столбах посреди узких улиц – факелы. Ограды – из зарослей живых растений. Чем-то всё это напомнило Ньон самых первых дней: бурлящая жизнью торговля, тесные хлипкие хибарки – всё вокруг нескольких церквей и храмов, заложенных Брайаном собственноручно. Но уже следующая улица – и опять повсюду дома того недавнего времени, которое очень живо помнил Уоррен – всё такое обычное, неизменённое. Водопровод и электричество, добротность, серьёзная стоимость и относительный простор каждого жилища, широкие улицы, брусчатка и размеренная жизнь прогуливающихся по паркам и площадям ньонцев.

Переходя на следующую улицу, Уоррен каждый раз словно терялся. Здесь высоко в воздухе проносились шарообразные экипажи, подстрахованные тремя стальными рельсами, удержавшими бы экипаж, попытайся его сбить даже несколько перевёртышей. Здесь дома имели дюжину этажей сверху и больше напоминали резные белые башни-деревья, увитые очень светлыми лианами, часть которых ярко цвела какими-то нежными, сахарными оттенками голубого, сиреневого, розового и жёлтого. Меж домов по рельсам прокатывались белые машины, мигающие индикаторами ярко-розового или ослепительно-бирюзового оттенков, то и дело приставая к металлическим ставням нижних окон зданий и явно что-то выгружая. Здесь фонари висели очень высоко над землёй – где-то в воздухе под самым небом. Здесь яркими огнями на разных языках горели вывески, гласившие о предоставлении разнообразных услуг, от просто неожиданных, до крайне экзотических и полубезумных. Здесь на улице играло много детей, и малыши смело взбирались на аппараты-доставщики, не обращая внимания на писк и треск фиолетово-красных индикаторов опасности.

Но четвёртая, какая-то геометрически идеальная, совершенная улица поражала не меньше, хотя Уоррен уже проезжал по ней, направляясь в Три-Алле – дома-башни выглядели ещё мощнее и выше, увитые лианами точно так же, они щетинились длинными пиками, на которых были уложены мостки, соединяющие здания между собой на огромной высоте. Улица просматривалась по всей длине на огромное расстояние. Здесь уже не сновали по улицам машины-доставщики, не горели разноцветными огнями вывески, а мостовую покрыл мягкий, пружинящий под ногами мох, такой чистый и благоухающий, что захотелось снять обувь и пройтись по нему босиком. Как это возможно посреди шумной столицы? Фонари-коротышки, бросившиеся в глаза Уоррену во время поездки к Вайсваррену, оказались сконструированы для этих улиц таким образом, чтобы освещали только дорогу, а сам свет не попадал в глаза. И когда начало темнеть, сияние ночного Ньона именно здесь выглядело прекраснее всего. Очень может быть, что на такой улице захотелось бы пожить любому разумному, даже обеспеченному герцогу империи.

Затем Элайну пришлось пережить небольшое приключение "в поисках Даймонда", когда ради Шесны он забрался в ту часть дома клана Дан-на-Хэйвин, куда никогда не думал попасть. Но дело кончилось успехом, а потому наконец-то можно было отправляться в Мэйнери.

Тётушки встретили Уоррена объятиями, поцелуями и вытиранием своих слёз со щёк и с самого Элайна. А потом все одновременно принялись ругать его за то, что им пришлось следить по журналам за его возвращением, а не лицезреть сразу по прибытии.

Но Уоррен был уверен, что тётушки не слишком обиделись, когда он уснул на диване ещё до апогея всеобщего осуждения.

На следующий день императорский секретариат прислал сообщение, что Эрик Бесцейн желает его видеть на Соно-Мэйн и официально поприветствовать именно там. На что Уоррен ответил, что непременно будет и снова отправился в Три-Алле.

Словно Единый вёл Элайна, потому что войдя в зал под разбитым куполом, он увидел мужчину, сидящего на полу и раскачивающегося из стороны в сторону. В его руке – пузырёк с прозрачной жидкостью, а на лице – боль, отчаяние и решимость. И просто призвать крест, чтобы успокоить несчастного было мало. Уоррен долго разговаривал с Ноэлем, сумел вывести из Три-Алле и привёз к тётушкам. Те вытрясли всю ужасную историю жизни гостя, напоили его шоколадом, успокоительным и заставили съесть немало булочек с кремом. Лили даже заставила его улыбнуться.

Ночью за Элайном прилетел отец. Он без лишних разговоров схватил Уоррена за руку и через собственную магическую систему ходов утащил на Соно-Мэйн – вторую планету-колонию империи.

– Сапфир советовал мне приодеться, – сказал Уоррен, прежде чем крылатый принц империи Рональд Мэйн оставил его руку уже на Соно-Мэйн.

– Я должен был догадаться, – поморщился принц и исчез, снова с помощью магии перемахнув через огромное космическое расстояние. Отца не было довольно долго, и Уоррен успел оглядеться.

Элайн оказался в замке. Красивом замке, построенном из огромных глыб камня. Такое быстро могли строить только перевёртыши и крылатые вместе. Но это не тот замок, что бывает похож на утыканную штыками огромную модель коробки, а тот, что выглядел как дворец с толстыми высокими стенами и узковатыми окнами.

Правда, даже заблудиться здесь ему не дали. Сопроводили в отведённые наследнику принца покои, и отец собственноручно усадил Уоррена к зеркалу и принялся причёсывать, будто маленькую дочь.

– Что происходит, не подскажешь? – мягко спросил Уоррен.

– Сам скоро догадаешься, – взволнованно и немного мрачновато сказал принц Мэйн, проводя расчёской по длинному золоту волос Элайна.

– Скажи хотя бы пару слов, чтобы я по неосторожности не разрушил ваши планы, – взмолился Уоррен.

– Ты должен произвести впечатление.

– Прибудет кто-то интересный?

– Тебе надо познакомиться с эрцеллет Рашингавы, Марией. Его драгоценной женой.

– Рашингава… э-э-э… восхитился какой-то женщиной настолько?

– Однако да. Влюбился настолько, насколько мог. Вир тоже женился. Но Клаудиа с их сыном, герцогом Рего, на данный момент где-то в провинции. Император развёлся с Эрией. Она вела себя странно и… её признали безумной. Уже прошло много лет, а Бесцейн пока не женился.

– Я… Посмотри на меня!

Отец поднял глаза и посмотрел на Уоррена в зеркало.

– Почему ты так беспокоишься? – медленно проговорил вопрос Уоррен. – Ты так не волновался… никогда… или всего раз на моей памяти. Не в Рашингаве же дело!

– Будет большой праздник, – нехотя признался Рональд. – Но его ещё надо дождаться и к нему ещё надо хорошенько подготовиться. Я бы очень хотел, чтобы именно этот праздник запомнился тебе на всю жизнь.

– Жизнь крылатых – много тысяч лет. На всю жизнь?!

– Да, сынок. Представляешь? На много тысяч лет.

– Ты совсем не хочешь говорить о чём-то очень важном. И это что-то прямо касается меня. Ты знаешь…

– Молчи. Ты не захочешь ждать этого так же, как и я. Но только вот ты… всё.... лишь испортишь. А я смогу помочь так, чтобы… просто наслаждайся происходящим. Наслаждайся и ни о чём не думай. Я смогу защитить тебя от всего на свете.

Уоррен промолчал. Это звучало крайне странно. "Наслаждайся!" Какое "наслаждайся", если дьявол ходит рядом и заглядывает в глаза, Единый требует постоянного преклонения в виде молитв и добрых дел в его честь, через год сражение с армией алмазного варлорда, а генерал дневных летящих иррегулярных войск поднебесных только вернулся после шести десятков лет отсутствия и постоянно ощущает себя идиотом?

Когда прибыли все, включая императора с семьёй и свитой, и Уоррен с отцом встретили всех и с каждым переговорили, стало совсем непонятно:

– Ну и на кого же я должен был произвести впечатление? – шепнул Уоррен на ухо принцу. – Не вижу, чтобы восхитил собой хоть кого-то. К тому же почти все меня прекрасно знают. Не жену же Рашингавы я должен очаровать? Я вовсе не жажду бессмысленной смерти в мучениях.

– А ты расслабься.

– Отличный совет, – тихонько хмыкнул Уоррен.

Неподалёку от него, буквально в двух шагах, застыла принцесса крови Эсса Винона Бесцейн. Её неповторимое маленькое лицо с острым подбородком, почти детской припухлостью щёк и симпатичного носика Уоррен бы ни за что не забыл. Но короткие золотые волосы и заметная чёрная краска на ресницах и веках сбили его с толку, смутив и заставив изучать взглядом фигуру с хрупкими плечиками и приятными глазу округлостями.

Красное платье на Эссе так и кричало: "Прикоснись ко мне, почувствуй меня, ощути мою бархатистую нежность!" Как держалось это платье – загадка. Никаких бретелек и рукавов в помине не было.

А спина у Эссы-при красивейшая. Так и хочется скользнуть рукой вдоль позвоночника вниз и под платье. Ах, что за женщина!.. А грудь так и вовсе… великолепные линии. Видно, как принцесса дышит. А когда оглядывается…

– А, вы… – услышал Уоррен сладчайший в мире тонкий, но при этом грудной и мягкий голос.

На мгновение Элайну показалось, что он сходит с ума, или видит сон, потому что кроме него и Эссы во всей вселенной вдруг никого не осталось. И он смотрел на её знаменитую обаятельную светлую улыбку и напрягался, ощущая, как его начинают пробирать дрожь волнения и что-то глубокое и неизъяснимое. Раньше ему доводилось испытывать рядом с ней что-то похожее, но всё было не так сильно, не так захватывающе.

"Наверное, дьявол играет", – решил он. А сам уже сделал шаг к Эссе. Уловил её аромат и чуть не застонал в голос. Этот аромат породил страшный голод.

– Ох уж этот целибат святых, – подобрав юбки, скользнула к ним с отцом Эсса. – Но ваш наследник всё равно очень милый, Рональд.

Её голос, кажется, возбудил ещё сильнее.

А она взяла Уоррена под руку и потянула вверх по ступенькам:

– Идёмте. Можете смотреть на мою грудь, ничего страшного. Осторожно, ступеньки. Вот так, да, – и она преувеличенно осторожно повела Элайна в замок.

Окружающие, которых теперь заметил Уоррен, засмеялись, решив, что Эсса-при, с присущими ей живостью и юмором, решила обыграть происходящее, а заодно наказать наглеца. Однако она обращалась с ним как с…

– Я не идиот и не ребёнок, ваше высочество, – выдавил Элайн. – Не надо меня поддерживать.

– Почему тогда вы никак не можете перестать пялиться на мой вырез на груди?

– Потому что слаще женщины не видел.

– Но мы знакомы много лет.

– Побывав на других планетах, я убедился в вашей прелестной исключительности.

– Хм, умно вывернулись, герцог Элайн, – её голос становился всё нежнее и слаще с каждым мгновением. Это просто неправдоподобно!

Прилив желания коснуться обнажённой кожи Эссы-при и ставшее тяжёлым и беспокойным сердце заставили Уоррена нахмуриться.

– Ну что же вы молчите? – улыбаясь, спросила Эсса. – Я ожидаю ещё комплементов.

– Вы дьявольски привлекательны.

– Умница, Элайн, – вскинув брови и улыбнувшись, снова похвалила Эсса.

Её тон ничуть не изменился. Она всё ещё разговаривала с ним как с ребёнком.

– Ну хватит, ваше высочество!

Она остановилась на пару ступенек выше и улыбнулась только ей свойственной улыбкой – той самой, при которой её глаза казались почти закрытыми. И только редкий блеск тёмно-карих глаз среди чернёных ресниц говорил, что она наблюдает за собеседником.

– А как вам моя стрижка? – вдруг провела она ладонью по коротко обрезанным, сильно осветлённым волосам. – Я слышала, вы терпеть не можете, когда леди коротко стригутся.

– Это так, но ваша исключительность стала ещё заметнее.

И это было полной правдой. Раньше Уоррен не обращал на Эссу такого пристального внимания.

– Ах, бедный герцог, – сочувствующе вздохнула принцесса и потрепала его щёку.

– Думаете, что мой длительный целибат виновен в том, что я считаю вас восхитительной?

– Конечно! – выпалила Эсса. – Идёмте, мой бедный, несчастный герцог. Кажется, собирается дождь.

Они стояли на широких ступенях к огромным парадным дверям. Элайн оглянулся назад, и стрела света заходящего солнца, пролетев над верхушками деревьев и ударивший из-под туч, на момент ослепил оранжево-алым. За чудным ровным лугом, край которого Элайн ранее видел в окно, простирался лес – охотничьи угодья, заинтересовавшие императора.

А императорская дочка… так возбуждает, что это неприлично даже осознавать. Бесцейн и наследник престола наблюдают за ним с верхней ступеньки. Император прибыл сюда отдохнуть и развлечься, может быть и услышать что-то новое и интересное. Но не это, пожалуй.

Уоррен извинился и попытался хотя бы на время смириться с обращением Эссы, которая, играя соблазнительными полуулыбками, повела его так, словно бы он был рассыпающимся в труху стариком, впавшим в детство.

Очень хотелось показать ей, что он не ребёнок и не старик, но кажется, это невозможно. И Элайн хмурился всё время.

Потом все пили коктейли, и Эсса издевалась ещё жёстче, пытаясь промокнуть его губы платком или упрашивая быть осторожнее и не ронять бокал, ведь он очень хрупкий и если разобьётся… и всё прочее, что обычно говорят совсем крошечным детям.

А Уоррен считал себя терпеливым крылатым. Но от шага за границу пристойного поведения его удерживал только взгляд императора. И когда благодаря усилиям Эссы над ним смеялся весь принсипат и наследники советников, император переводил взгляд на Оливию Сильвертон – образец благопристойности. Бесцейн явно ждал, что она скажет "хватит". Но, кажется, герцогиня Си с её невинными помыслами не увидела в поведении Эссы двойного смысла, подмеченного повелителем.

Так что из-за дочки Эрика Бесцейна Элайн пережил знакомство с крохотным отделеньицем натурального ада. Было бы хоть немного лучше, если бы Эсса на мгновение позволила понять, что влечение сильно не только в нём, но и в ней. Но по Эссе заметить этого не удалось. Она выглядела так, будто даже не издевается, а от чистого сердца заботится о нём.

Ночь за тем прошла тяжело. Во сне Элайн буквально горел, и спас его отец… тем, что поднял с постели и повёл на конюшню.

– Я даже не рассказывал тебе об этом замке, – говорил отец, ступая по вымокшей от ночного дождя песчаной дорожке.

Ещё не до конца рассвело, но Элайн всё же заметил, что на Соно-Мэйн надвинулась осень. Причём не такая радостная и яркая, какой этот сезон любят перевёртыши, а дождливая и промозглая, слякотная, серо-коричневая. В такую осень человеческие дети непременно хрипло кашляют, фитами овладевает чёрная тоска, и в гости никто не ходит, не желая свечи напролёт сидеть возле камина и долго сушить вещи.

– А что с ним? – спросил Элайн. – Замок и правда выглядит так, будто…

– Будто предназначен только для приёма императорской семьи и двора? Да. Именно с этой целью и построен. Вир, конечно, разделил со мной почётную обязанность и на следующий местный год Бесцейны отправятся к нему. Но в этом году… Бесцейн будет гостить столько, сколько захочет. И ты должен продержаться без скандалов.

– Ты имеешь в виду Эссу? Я бы не оскорбил её всё равно. Никак, поверь! Во-первых, я помню, что ты всегда относился к ней особенным образом, а во-вторых…

– Ты слегка солгал.

– Нет же…

– Ты действительно пялился на её грудь так, что всем стало ясно, каким образом, сколько раз и каким местом ты хотел бы её оскорбить. А позже… да не будь она дочерью императора, и в живых Эссу не оставил бы, наверное, нравится она мне или нет.

– Преувеличиваешь, конечно, но… доля правды есть. Поставь себя на моё место!

– Я был бы счастлив оказаться на твоём месте! – загремел голос отца, но тут же снова стал мелодичным, бархатистым и проникновенным, как обычно: – Однако я для неё слишком архаичный, уж не знаю, почему кажусь Эссе таким.

– Счастлив? Мой целибат – вполне реален! А она… – Элайн глубоко вздохнул и извинился перед отцом: – Прости за всё это.

– Надеюсь, ты понял, что даме лучше смотреть в глаза, а не на грудь.

– Мне не семнадцать лет, не надо мне объясня…

– Но на Эссу ты реагируешь так, будто тебе семнадцать, а она – первая встреченная тобой женщина.

– Ничего подобного, – тихонько рассмеялся Уоррен.

Не смеяться над этим просто невозможно.

– Хорошо, в таком случае обговорим охоту, – устав спорить, продолжил принц Мэйн, ведя Элайна меж стойлами и кивая работникам конюшни. – Тебе предстоит первый день, и он будет сложным. Для приёма императора и выращены, и выучены и первоклассные кони, и вёрткие хитрые кремолы всех возможных расцветок. Эсса-при, однако, объявляет охоту провалом года каждый раз, когда её отцу удаётся подстрелить слишком много зверюшек. Да и сам император со временем начал всё больше ценить по-настоящему изворотливых ушастых противников. Но на самом деле я волнуюсь за жизнь императора. Игрейна Пятая как-то обронила, что падение с лошади – не такая уж редкая причина смерти человека. Они довольно хрупкие существа.

– Просто привяжешься к принцессе крови, а Сапфир пусть следует за императором.

– Сапфир увяжется за Игрейной.

– Не хочешь же ты, чтобы я…

– Я, как хозяин владений, должен буду сопровождать императора, куда бы его ни понесла нелёгкая. Фенимор Бесцейн не азартный охотник, а вот Эсса-при… раз десять видел, как она рискует лошадью, якобы случайно направляя её наперерез императору. Я ей уже выговаривал, но она отвечает, что ей жалко кремолов. А лошадей, говорю, не жалко? А она говорит, что они с отцом слишком хорошие наездники, чтобы причинить вред лошадям. Тем более что императора это забавляет. Но бесит меня! Не позволяй ей делать это, хорошо?

– Хорошо. То есть… Ты только что дал мне понять, что Эсса-при целенаправленно…

– Да, именно, она каждый раз пытается сорвать охоту императора. И каждый раз венценосный отец приглашает дочь снова. Значит, ему всё происходящее нравится. Пожалуй, это собственная игра Бесцейнов друг с другом.

– Но ты хочешь, чтобы в этот раз я помешал Эссе-при?

– Игрейна Пятая всё ещё кандидат на трон империи. Мы с Сапфиром хотим подстраховаться, а Эсса… займи её. Она действительно способна выкинуть что-то не то.

– Эсса-при до сих пор тебя волнует, – понял сын. – Почему ты так и не женился на ней?

– Сапфир запретил, если честно, – негромко сказал Рональд Мэйн. – Я не то, чтобы с ума по ней сходил, но она мне нравилась настолько, чтобы как минимум… а потом Сапфир предупредил, что её судьба ходит совсем рядом.

Уоррен слышал продолжение этой истории с десяток раз. И об Эссе-при был наслышан достаточно. Её нельзя было назвать любимой дочерью императора, и особенно выдающейся она тоже не числилась, не была ни самой заметной из людей или даже из принцесс крови, не считалась красивой, никто не цитировал её слова и не ставил в пример, но она, как говорили, внушала симпатию почти с первого взгляда. Непосредственная, любознательная, улыбчивая и общительная, она часто покровительствовала самым разным личностям, но никогда не оказывалась участницей скандалов. Впрочем, лучше всего о ней рассказывал тот факт, что Классик – принц-перевёртыш, принц-коварство и принц-садист – настолько проникся обаянием Эссы-при, что женился на ней и несколько раз перезаключал с ней брачный контракт. И это значит, что Эсса либо настолько светлое существо, что даже Классик проникся, либо она изворотлива, хитра и умна настолько, что способна к чему-то такому, что будет запутаннее интриг всех знакомых женщин. Уоррену что-то подсказывало, что Эсса и светлое существо, и всё же хитра одновременно.

Отец показывал лошадей, подготовленных для членов семьи императора. Все породистые, быстроногие.

Непонятное предчувствие пронзило Элайна.

– Рональд! – радостно взревело существо, шагающееся к отцу от дверей.

– Алекс? – удивился принц Мэйн, обернувшись.

Уоррен оглянулся и увидел принца империи Алекса Санктуария, хозяина проклятого дворца Три-Алле. Один из древнейших, по рождению этот солнцеподобный гигант был человеком. Но в нём не было ни неуклюжести, ни размашистости, какую так и ожидаешь от таких, внешне добродушных огромных разумных, как принц Санктуарий.

– Наверное, ты рад меня видеть.

– Само собой. Как быстро ты отреагировал на приглашение! – улыбнулся принц Мэйн.

– Бриана заставила. Сам я бы из постели не вылез в такую мёрзлую рань.

– Надеюсь, жена с тобой?

– А как же. Мы с эрцеллет не виделись семнадцать лет, – довольно улыбался Санктуарий. – Думаешь, отпустила бы куда-нибудь одного?

– Не могу представить, какого чёрта ты не взял её с собой во вторую экспедицию.

– Она была дико зла на меня и за те сорок четыре года, на которые я оторвал её от дочурок. Ещё семнадцать? Да она разорвала бы меня в клочья! А вот в Элайне я злости не вижу.

Уоррен только хмыкнул. Не то, чтобы ему было безразлично то, что он пропустил полвека, но он делал в этих путешествиях то, что должен был. И делал это, по сути, ради империи. Это повод для гордости, а не злости.

– Иди, Уоррен, я кое о чём расспрошу Алекса, – отослал Мэйн сына.

Элайн кивнул и с лёгким полупоклоном отошёл.

– Больше не нюхаешь волосы? – поддел вдогонку Санктуарий, вспомнив кое-что из прошлого совместного приключения.

Уоррен демонстративно вдохнул запах своих волос, подняв кончики к лицу:

– М-м-м! Никакого запаха дыма!

– Чем вы там занимались? – засмеялся Мэйн.

– Кто чем, – быстро ответил Санктуарий и сменил тему.

Уоррен Элайн, вернувшись в замок, в первой же гостиной застал Бриану, сидевшую неподалёку от своего старшего сводного брата Джулиана Дарка, главнокомандующего поднебесными. Обоих знал с рождения, так как с их отцом, Роджером Кардифом, дружил с тринадцати лет.

Тишина в гостиной стояла полная. Разве что Бриана постукивала кончиками пальцев по столу и мечтательно улыбалась, глядя на электросвечу, отмеряющую непрерывно уходящее время.

Серв аккуратно внёс шоколад для обоих отпрысков Роджера. Бриана же схватила Уоррена за руку и усадила рядом с собой. Она выглядела счастливой.

– Давно тебя такой не видел, – заметил Уоррен.

Джулиан Дарк даже не взглянул на них.

– Думаю, что рада возвращению Алекса. Он будет решать свои дела с членами принсипата, а я – скучать. Можно я увяжусь за тобой?

– Зная тебя, могу предположить…

– Да, я хочу посоветоваться.

– Хорошо, обязательно найдём время…

– Не трогай Элайна, Бриана, – посоветовал Джулиан Дарк, не отрывая глаз от метакарты. – Ему сейчас не до твоих мелочных проблем.

– Я справлюсь, – заверил главкома Уоррен.

– Справишься или нет, советую тебе не слушать её. В худшем случае, ты похоронишь своё время во имя её интересов и защиту планеты проведёшь среди рядовых. Но в этом же худшем случае я с тебя шкуру спущу.

Бриана выразительно закатила глаза и встала:

– Пора наряжаться. Ты уже готов, а я должна поторопиться.

– Пожалуй.

Вскоре охотники начали собираться на лугу, и Элайн пошёл туда, чтобы помочь дамам устроиться в сёдлах подведённых для них лошадей. По счастью рядом оказался герцог Сильвертон, и когда Эсса сделала выразительный жест пальчиком, как бы прочерчивая путь Уоррена мимо неё, Сильвертон помог принцессе взобраться на лошадь. Он сделал комплимент её внешности. Но Эсса и правда выглядела сегодня очень симпатично, улыбалась игривее и горделивее (что за сочетание!) и ей очень шёл тёмно-синий костюм со вставками псевдовоенной формы.

Эсса вдруг взглянула на Уоррена, отвела глаза, но посмотрела снова, чтобы заливисто рассмеяться, и, подъехав, сообщить, что лошадь герцогини Бон завтракает его волосами. И пока Уоррен боролся со зверюгой, а Элизабет Бон извинялась за то, что не уследила, Эсса смеялась над Уорреном, почти не скрываясь.

"Перепутала с соломой!" – заливалась принцесса.

Дамы, казалось, не перешёптывались, но никто точно не удивился, когда Уоррен, взлетев в седло, последовал за Эссой. Эрцеллет-принцесса Санктуария, Бриана, тоже последовала за ними. На лесной охоте очень легко уединиться, просто отстав или решив якобы "срезать" путь.

Эсса не оглядывалась. Уоррен мечтал догнать её, стащить с лошади, стянуть сапоги с принцессы и отправить её босиком до замка, чтобы хвоя и ветки искололи ей все ноги. Нет, Единому за эти мысли он каяться вряд ли должен. Нельзя так смеяться!..

– Уоррен, что происходит? – улучив момент, спросила у него Бриана. Совершив путешествие на Рилкой за Роджером они, конечно, необычайно сблизились, но Уоррен не был уверен, что может разговаривать с Брианой так же свободно, как говорил бы со своими старыми друзьями.

– Если бы я хорошо понимал, что происходит…

Уоррен не договорил. Ему очень не нравилось то, как Эсса подстёгивает лошадь. Деревья ненормально быстро промелькивают мимо. Не заметить какую-нибудь ветку проще простого!.. Нет, она просто сумасшедшая!..

– Я буду скакать справа от неё, а ты – слева, – начала было Бриана, уловив его беспокойство.

– А если ты сломаешь шею? Что я скажу Алексу?

– Я прямо-таки скучала по этим твоим словам.

– Правда?

– Нет, конечно! – насмешливо протянула она.

Как вдруг Эсса натянула повод и постепенно перешла на лёгкий аллюр, явно прислушиваясь. У неё тоже была своя стратегия на императорской охоте. Она хотела вспугнуть кремолов так, чтобы дать им возможность сбежать. Для этого нужно было, по её мнению, проехаться на большой скорости и, похоже, заорать во всю силу лёгких:

– Хэй, пушистики, хватит торчать в этом лесу! Бегите, что есть силы!..

И почти из-под копыт выскочило что-то пушистое и белое, и понеслось, шурша, вправо.

– Отлично, жаль только не кремол, – Эсса обернулась к Бриане и попросила: – Давайте вместе.

– Хм… а мне император простит такое?

– Скажете, что я угрожала хлыстом, – и Эсса ткнула рукояткой в грудь подъехавшего слишком близко Элайна: – Вы тоже должны кричать.

Уоррен покачал головой.

– Кричите, или…

Тогда эрцеллет Санктуарийская впервые в жизни увидела, как принцесса крови, человеческая женщина, изо всех сил хлещет красивейшего генерала-крылатого в истории.