Читать книгу ВладеЛина - Анастасия Сергеевна Румянцева - Страница 2

Бессонная ночь играет на нервах, как пьяный гитарист на балалайке. Вроде знакомо, вроде похоже, но так неумело, что слух режет. Правда за семь часов пути Элина почти убедила себя, что не боится поездов. И заодно заработала мигрень.

Она раскрывает двери и выходит в узкий коридор, который поспешно набивается людьми. Каждый норовит перекричать другого. Сонные дети цепляются за родителей, к окну прижимается дед, а от его пиджака несет куревом за километр. Элина отмечает детали на автомате, как робот. Но желание одно – сбежать из поезда, иначе сердце разорвется от страха.

– Девушка, не толкайтесь! – капризно восклицает женщина, когда она вытаскивает из купе маленький чемодан на колесах. И даже ответить не может, пересохшие губы слиплись, а в голове шумит ветер.

Незнакомка напоминает грозовое облако, и в ее огромных очках Элина разглядывает свое отражение. От прически остались жалкие пряди, лицо осунулось. Да и от одежды веет деревенщиной. Рваные джинсы, полосатая майка. Пришлось так одеться, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но внешность – ее козырь, она не может его потерять, иначе весь план трещит по швам, как сумка, набитая хламом.

Элина отворачивается и проталкивается к выходу, а стук сердца вторит каждому шагу.

Быстрее, быстрее…

Подгоняет она себя и чуть ли не кубарем летит со ступенек на перрон. Колесики чемодана натужно скрипят, когда Элина валится на него, чтобы удержать равновесие. Душное марево июньского солнца ласково ловит ее в объятия. Даже в бане не так жарко. Одежда мгновенно мокнет и прилипает к телу, а белую кожу нещадно палит солнце. Окружающий мир замедляется, звуки сплетаются в какофонию. Паника! Только так можно объяснить лихорадочное биение сердца.

Вдох, выдох.

Надо отойти подальше от поезда, и все будет хорошо.

Вдох, выдох.

– Вам плохо? – к ней подходит молодой проводник в темно-синей форме. Гладко выбритый, угловатый, как подросток.

Элина только качает головой и с трудом выпрямляется. Взгляд фокусируется на голубом здании Рижского вокзала. Причудливое, с арочными окнами, оно абсолютно не вписывается в современную жизнь, словно переместилось из фривольного романа барышни. Поток людей рекой течет между Элиной и зданием, но она упрямо проталкивается вперед, и лишь когда стены отрезают ее от гудящего поезда, мысли начинают выстраиваться в нечто рациональное.

Половина одиннадцатого утра. У нее в запасе полчаса, чтобы успеть привести себя в порядок и добраться до универмага Крестовского возле станции метро Рижская. Опоздать она не имеет права.

Элина направляется к туалету, к которому цепочкой идет очередь, и становится в самый конец. Нервно переминается с ноги на ногу, тяжело вздыхает. И тут же резко сгибается:

– Простите, – она морщится, руками хватается за живот. – Можно вне очереди? Мне очень надо.

Капельки пота скатываются по вискам. Имитировать боль не приходится, она и правда чувствует себя, как разбитый бокал. Мигрень разрастается от висков к затылку, так что перед глазами пляшут оранжевые круги. Женщины испуганно теснятся, пропуская ее, и она поспешно закрывается в кабинке. В чемодане отыскивает обезболивающее и глотает без воды. Скоро будет легче…

Когда Элина выходит из туалета от девочки из провинции остается слабое напоминание. Мужские взгляды липкой паутиной обволакивают ее тело. А женщины оборачиваются вслед, чтобы завистливо оценить фигуру соперницы.

Элина знает себе цену. А также цену ее поездки в Москву.

***

Несколько дней назад…

«Красивые, молодые, талантливые? Если вы подходите под это описание, значит смело присылайте свою анкету и рукопись на почту, указанную под видео. Шанс стать участником моего шоу «Альтер-Эго» есть у каждого начинающего писателя. Но только десять, запомните, только ДЕСЯТЬ из вас смогут воплотить мечту в реальность. Дерзайте! Я жду ваших писем ребята. С вами был Цепеш»

Элина нажимает на паузу, и на экране застывает улыбка Владлена Бессонова – видеоблогера Цепеша. За два месяца это видео набрало почти десять миллионов просмотров.

Она задумчиво наклоняет голову, разглядывая красивое лицо мужчины. Слишком красивый. Миллионная аудитория его подписчиков лишний раз это доказывает. Наверное, родители Владлена заплатили Богу, и тот создал их сына идеальным. Черные, густые волосы, гипнотизирующий взгляд цвета морской воды, точеные губы, открывающие белоснежные зубы. Черт! Она может нарисовать его внешность с закрытыми глазами. Но хоть бы раз наткнулась на несовершенство. Даже кубики на животе Цепеша настоящие!

Она с раздражением захлопывает крышку старого ноутбука. Спокойно, спокойно. Красота Цепеша только на руку. Такие люди любят окружать себя прекрасным, а значит ее внешность впервые пригодится. Элина крутится в кресле и замирает напротив зеркала. Улыбка кривит губы.

Дверь без стука распахивается и на пороге замирает мама. Она, как всегда хмурится. Складка между бровей не разглаживается даже во сне. Тонкие губы почти незаметны, а некогда красивые карие глаза теперь блеклые и невзрачные. Поверх растянутого свитера и застиранных джинсов надет фартук с облинявшими тюльпанами, который мама нервно комкает.

– Ну! Ничего не хочешь мне сказать, Эля?

Элина поджимает губы и встает с крутящегося стула. В спальне три на три метра нельзя, чтобы находилось больше одного человека, иначе кислород иссякнет за минуту. А если второй человек – мама, то она умудряется втянуть в себя весь воздух с первой же фразой.

– Неа, – вяло отвечает Элина и открывает форточку. За окном поют птицы и разгорается лето. А в их квартире вечная зима.

– Люськина дочка сказала, что ты собираешься участвовать в каком-то конкурсе! Для писателей! – она скрещивает на груди руки, и это выглядит весьма угрожающе. Палач с топором не так страшен, как мать.

Элина морщится. Таня удружила. Знает же, что мама ненавидит литературу и все, что с ними связано.

– Я уже участвую, – Элина достает из-под кровати старый потрепанный чемодан. На нем еще даже живы колесики. – Вчера огласили предварительный список участников шоу «Альтер-Эго», я прошла. Можешь поздравить, – тускло объявляет она.

– Ты что, пишешь? – мама хватается за сердце и прижимается плечом к дверному косяку. – Хочешь закончить, как твой отец? Он тоже писал и где теперь? Спился, алкаш чертов!

Элина бросает на нее взгляд. А когда-то Тамара Михайловна была очень красивой женщиной. Это сейчас располнела, забросила свою внешность, и выглядит намного старше своего возраста. Никто не даст ей сорок один год. Жизнь успела поставить на ней жирный штамп – «отработанный материал».

– Тебе станет легче, если я скажу, что не пишу?

– Да, намного легче, – выдыхает мама. – Не хватало еще, чтобы в тебе проявились гнилые гены отца – недописателя, недочеловека, – она устало садится на стул, и тот протяжно скрипит под ее весом. – Ты конечно вся в него, но все же в тебе есть и толика от меня. Здравый смысл. Ты всегда знала, где твое место, а не предавалась мечтам, как этот алкоголик, – каждое упоминание отца пропитано ядом.

– Возрадуйся, я избежала этой участи.

– Но как ты тогда прошла? Это ведь конкурс для писателей, разве нет?

Элина открывает покосившуюся дверцу шкафа и сгребает в кучу немногочисленную одежду:

– Верно, – отвечает она и аккуратно складывает вещи в чемодан. На секунду задерживает дыхание, потому что знает, что последует за ее словами: – Я послала рассказ Ливии. Она написала его перед смертью, и он понравился жюри. Так что можешь ею гордиться.

В воздухе повисает мрачная тишина. Такая мрачная, что от напряжения сердце колотится быстрее и быстрее. Элина оборачивается к матери, удивленная молчанием. Та едва сидит, вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой зажимая себе рот. Бледная, растрепанная, темные волосы выбиваются из пучка, а глаза… Элина поспешно отворачивается, лишь бы не видеть застывшую в них боль.

– Не верю тебе, – наконец, шипит мама. – Ливия не могла заниматься подобной дурью. Она была умная девочка!

– Да. А я – дура, мама, – спокойно отвечает Элина, хотя внутри все ходит ходуном и руки трясутся от злости. – Знаю, Бог оставил тебе в живых не ту дочь. Школу еле закончила, высшее отказалась получать, работаю официанткой. Ужас. Так вот радуйся, я уезжаю в Москву и не вернусь сюда. Вам с Игорем будет замечательно без меня. А в моей комнате сможете сделать культ поклонения Ливии.

– Не смей, не смей так говорить! Ты никуда не поедешь, – она порывисто подходит к Элине и застывает напротив нее. Они смотрят друг другу в глаза. Молодые, горящие жизнью против потухших и усталых.

– Ты забыла, мама. Мне уже восемнадцать, и я совершеннолетняя. Ты не смеешь меня насильно удерживать, – краем глаза Элина замечает, как рука матери сжимается и разжимается, и усмехается: – Что, хочешь ударить меня? Давай, влепи пощечину и разойдемся.

– Не глупи. Куда ты едешь? На непонятный конкурс? Да тебя в проститутки отдадут, и поминай, как звали.

– Спасибо за поддержку, ма, – Элина захлопывает чемодан и садится на кровать. Одна из пружин неприятно впивается в бедро, даже сквозь покрывало. – Я все равно поеду. Лучше в проститутки, чем прозябать здесь. И это шоу будут показывать на ютубе, поэтому если ты и правда беспокоишься за меня, то можешь попросить Таньку, она покажет тебе мои успехи.

Мама? Переживает? За нее? Скорее Ливия воскреснет, чем это произойдет.

– Я не собираюсь смотреть хоть что-то связанное с книгами. На собственной шкуре убедилась, от них добра не жди. Твой отец мечтал стать великим писателем, а когда не получилось, забылся в бутылке. А семью кормить кто будет? Посмотрела бы я на тебя, останься ты одна с двумя маленькими детьми на руках, – она смаргивает бессмысленные слезы. – И если ты уедешь, я даже не позвоню тебе! Ни разу! И вообще не будет у меня больше дочери!

– Я. Поеду.

Элина стискивает кулаки на коленях и не отрывает от них взгляда. Душит сомнения в самом зародыше. В голове всплывает старое воспоминание, испещрённое временем и болью. Вот она стоит на могиле сестры. Невыносимо душно, невыносимо тошно. У нее отобрали самое дорогое…

– И все же ты дочь своего отца, – с горечью шепчет мама. – Только учителя трещали без умолку, одаренная, одаренная. А на деле глупая девчонка. Думаешь, Москва ждет тебя и преподнесет все на блюдце? Да она сжирает слабаков, – она вздыхает, так тяжко, словно говорит с недоразвитым человеком. – Ливия была умнее.

Слова матери ранят сильнее пощечины.

– Знаю, мама. А еще она была похожа на тебя, и поэтому ты ее любила. Вот только Ливия не забывала делиться твоей любовью со мной. Но теперь ее нет, и я больше никому не нужна. А человек, виновный в ее гибели, жив. Я не позволю ему остаться безнаказанным, – Элина набирается смелости взглянуть на маму и видит усталость, которая залегла в морщинках вокруг ее глаз.

Она фыркает и качает головой с безнадежной обреченностью:

– Вот, где собака зарыта. Конкурсы, Москва, теперь все ясно. Опять твои домыслы, Эля. Они не доведут тебя до добра.

– Добро – понятие относительное.

Мама молчит, а потом уходит из комнаты, забирая с собой ворох невысказанных слов. Элина с обидой смотрит на открытую дверь, будто это она виновата в том, что мать и дочь – чужие друг другу люди. Единственное, что их раньше роднило, это Ливия. Но после смерти сестры пять лет назад распалась и семья.

***

Москва – город-гигант, готовый раздавить каждого, кто проявит видимую слабость. Поэтому Элина заталкивает дрожь вглубь себя и прячет раскрытые от страха глаза за солнцезащитными очками. Шум мегаполиса накрывает гудящую после бессонной ночи голову куполом, и все звуки сливаются в монотонный рокот.

Она видит зеленый сигнал светофора и смешивается с толпой пешеходов. Путь от вокзала до парковки возле универмага занимает не более пяти минут, но на высоких шпильках, на которые Элина копила два месяца, она идет все пятнадцать и едва успевает к тому моменту, как двери автобуса начинают закрываться.

– Стойте!

Она машет рукой, и плетеный золотой браслет – единственное украшение, не считая маленьких звездочек в ушах, сверкает на солнце.

– Ага, наша участница под номером три, – из автобуса выпрыгивает молодой парень, высокий, жилистый, в мятой рубашке цвета ядовитого лайма. В ушах черные тоннели с сантиметр диаметром. А волосы выкрашены в сливочный цвет и задорно торчат ежиком. – Мы уже отчаялись тебя дождаться.

Элина останавливается и переводит дыхание:

– Знаете, как тяжело семенить на каблуках? – она смеется и проводит рукой по белому узкому платью, облегающему ее тело до колен.

Взгляд парня оценивающе скользит по Элине, и она снимает очки, чтобы зацепить его глаза.

– Ты стоила того, чтобы ждать. Меня зовут…

– Максимилиан. Я смотрела блог Цепеша, – мягко перебивает его Элина. – И не могу не знать его правую руку.

– Тогда просто Макс, – он забирает у нее чемодан и швыряет в багажное отделение. Элина сохраняет на лице безмятежную улыбку, но зубы скрипят от его бесцеремонности. – Забирайся. Мы едем на турбазу. Следующий месяц проведем на природе.

– Какая прелесть, – и Элина поднимается в автобус, опираясь на руку Макса.

Мельком оглядывает настороженных участников шоу и садится на пустое место возле окна. Сейчас она не горит желанием знакомиться и искать друзей. Элина достает из сумочки маленькое зеркальце и разглядывает подведенные стрелками карие глаза, почти шоколадные. Поправляет спереди удлиненное каре. Она долго думала оставлять ли естественный цвет, но в итоге решила, что кареглазая брюнетка выглядит ярче. А яркость – то, что сейчас нужно.

– Ребята! – Макс стоит посреди прохода, широко расставив ноги. – Нам ехать часа два, не меньше, поэтому можете расслабиться. Примерно за полчаса до приезда я расскажу, что вас сегодня ожидает, а пока отдыхайте и кайфуйте от мысли, что вы – участники шоу Цепеша! – и он издает боевой клич, который тут же все поддерживают.

По автобусу разносится смех.

Элина прячет зеркало и слышит девичий шепот позади себя:

– Боже, сегодня мы увидим Цепеша! Ты веришь?

– Говорят, если девушка талантливо пишет, то он пригласит ее на свидание.

– Глупости какие. Мы же не в детском саду. Здесь шесть девушек, он что со всеми будет встречаться? Это шоу «Альтер-Эго», а не «Холостяк».

– Ты права… – жалобный вздох.

– Говорят, Владлен – очень строгий. И ненавидит, когда ему перечат.

– А кто захочет перечить Цепешу?

Элина фыркает. Детский лепет участниц больше раздражает, чем приносит пользы. Пальцы задумчиво вертят браслет – подарок бабушки. А глаза едва улавливают мелькающие за окном разноцветные вывески и сверкающие небоскребы. Надо бы нервничать, но усталость не любит играть в прятки. Она нападает внезапно. Бессонная ночь обрушивается на Элину за считанные секунды, погружая в знакомый кошмар.

Во сне она видит поезд, который мчится на нее со скоростью света. А на перроне стоит Ливия. Она тянет к Элине руку и что-то кричит, но гудок паровоза заглушает ее слова. А затем протяжный крик и фраза, вырванная из прошлого: Его фамилия Бессонов. Правда звучит красиво? Ливия Бессонова…