Читать книгу Молоко змеиной матери - Анастасия Стрельцова - Страница 10

Около года Юи преследовал один и тот же сон. Каждую ночь ей снилось, что она снова зачала свою дочь. Что-то внутри подсказывало ей, что, раз однажды дочь появилась из ее чрева, можно начать все сначала, повторить в мельчайших подробностях и тогда девочка вернется.

В первый год после трагедии разум во сне уступал, сидел где-то в углу и молча наблюдал, считая себя не вправе вмешиваться. Но когда Юи просыпалась, он выбирался из своего укрытия и нашептывал ей, что это всего лишь игра воображения и что нужно найти в себе силы двигаться дальше.

Даже если она снова забеременеет и даже – каким-то чудом – от того же мужчины, девочка со шрамом посередине лба и веснушками, рассыпанными по носу и щекам, не вернется. И даже если смириться, что у нее не будет такого же прямого острого носика и того пронзительного крика, которым она требовала, чтобы все внимание уделяли ей одной, этого все равно мало: она не вернется – и точка.

Фудзита-сан (который теперь стоял напротив Юи и смущенно улыбался, сознавшись, что понятия не имеет, где это место, но знает, что оно точно где-то здесь, поблизости) тоже несколько месяцев подряд видел по ночам один и тот же сон.

Во сне он давал советы своей трехлетней дочери, которая была жива, но онемела. Онемела в тот день, когда потеряла мать. Он учил ее всему, что приходило в голову. Обхватывал ее ручки своими ладонями и, не переставая гладить их, рассказывал: еду нельзя накалывать на палочки, их нужно держать вот так; когда зеваешь, нужно прикрывать рот рукой; не забывай сказать «itadakimasu»[4] перед тем, как есть, – да, правильно; и опусти немного голову – вот так; всегда мой руки, когда приходишь домой; а главное – улыбайся сердцем, а не только губами.

«Воспитание. Воспитание важно», – повторяла его жена, когда была жива, и он верил в это. И поверил еще больше, когда ее не стало. Да, он бесконечно верил в эти слова, советы, заученные фразы, которые однажды заседают в голове и затем звучат на протяжении всей жизни материнским и отцовским голосами – и так до тех самых пор, пока не придет время озвучить их своим.

– Раньше все это говорила дочке жена. Я слышал эти фразы каждый день, но никогда не произносил их сам. Я доверял это ей. Может, даже считал в глубине души, что моя роль в воспитании дочери второстепенная. А теперь я подсматриваю за мамами на улицах, в парках и супермаркетах в надежде украсть их секреты: хочу понять, как убедить ребенка говорить, как научить быть счастливым и радоваться жизни.

– Но ведь этого никто не знает! – мгновенно ответила Юи в тот вечер, посмотрев на Фудзиту-сана.

Они долго бродили по склону горы Кудзира, поужинали в единственном в округе ресторане, потом Юи подбросила его до станции. Они просидели в машине добрых полчаса, в то время как закат разгорался и освещал все вокруг. А потом молча, в кромешной темноте, проехали бухту Оцути.

Когда Юи произнесла: «Но ведь этого никто не знает!» – Фудзита-сан посмотрел на нее в такой растерянности, что она не смогла сдержать смех. Тут-то ее и ждал сюрприз.

Дело было не в наивности этого мужчины. Юи ничего не знала об отцах – ни с позиции дочери, ни с позиции жены. Ей только казалось, что сложным вещам, таким как счастье, проще научиться на примере, чем на словах, и нужно самому обладать огромной радостью жизни, чтобы передать ее другому.

Дело было в звуке, который вырывался из ее же гортани, это он удивил ее и даже потряс: она смеялась. Смеялась. Она и вспомнить не могла, когда смеялась в последний раз, когда чувствовала себя так легко, позволяла себе такую беспечность. Тех, кто любил ее, этот смех наверняка растрогал бы. «Что, правда?» – рассмеялся в ответ Фудзита-сан.