Читать книгу Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи - Анастасия Вихарева - Страница 6

Март и апрель пролетели незаметно. Бригады строителей трудились в две смены. К первомайским праздникам реконструкцию дома почти закончили. Он изменился и теперь совсем не походил на тот, который Кирилл и мать увидели впервые. Это был настоящий коттедж, ничуть не хуже тех, которые строили для специалистов. Надстроив еще один мансардный этаж, его утеплили, обшили кирпичом, покрыли крышу синей черепицей. Пахло краской, клеем и лаком.

На первом этаже, где был мост, расположилась прихожая и лестница. Ванная комната и комната матери располагались в том месте, где был пристрой. В другой половине дома – гостиная, столовая и кухня. И не было таких огромных печей. Только небольшие камины, который мать попросила поставить на тот случай, если вдруг начнутся перебои с теплом. И окна в доме теперь были большие, как в городе. На втором этаже расположились комнаты – Кирилла и Александра с теплыми лоджиями и панорамными окнами. Окно Кирилла выходило на село, что не могло его не радовать.

Комната Кирилла понравилась не только ему, но и новым школьным друзьям, которых он наконец-то смог пригласить в гости. Теперь ребята часто засиживались у него допоздна за компьютером, который, удивительно в такое время, был не у всех. Или смотрели фильмы по новому телевизору-плазме. Мать постоянно задерживалась на дежурствах, так что гнать их по домам было некому.

И, наконец-то, все вещи заняли свои места. Но когда их расставили, оказалось, что их так мало, что дом казался почти пустым. Встал вопрос о покупке новой мебели. Деньги, предназначенные на ремонт, еще оставались. Артур Генрихович не обманул, за материалы платить не пришлось, газ подвели бесплатно, да и за работу заплатили втрое меньше того, если бы ремонтом занимались сами.

Кирилл надеялся, что его мечта, наконец, сбудется, часто проверяя и обустраивая будку, но когда мать собралась в город за мебелью, речь о собаке сразу же превратилась в укор:

– Кирюша, у нас так много не хватает и так много надо, что о собаке думать в настоящее время просто глупо. Хорошая собака стоит столько же, сколько уголок школьника, который тебе необходим. Ты же хочешь сидеть за нормальным столом? Давай как-нибудь в другой раз.

Кирилл пожалел, что его вообще родили, завидуя Лехе и Сереге, у которых собака была. Любимая. Вряд ли они променяли бы ее на уголок школьника или даже роликовые коньки. Он глотал слезы, обнимая за шею чужого друга, вылизывающего его щеки, издали наблюдая за тем, как мать и Александр садятся в машину. Конечно, в доме жил странный кот, но кот не нуждался в друге. Он изредка появлялся, и никого не подпускал, ни к кому не проявляя привязанности. И все так же оставался равнодушен к колбасе, молоку и кошачьему корму.

В последнее время Кирилл уже и побаивался его, заметив в нем некоторые странности, присущие нечистой силе. Не выказывая ни враждебности, ни дружеского расположения, обычно, когда Кирилл оставался один, кот вдруг появлялся из неоткуда, наблюдая за ним желто-зеленым, с красными пляшущими огоньками взглядом. Кирилл в такие минуты боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть его. А если вставал, кот буквально проваливался сквозь землю – и каждый раз, перед тем, как ему исчезнуть, на мгновение темнело в глазах.

В существование кота верила только мать, да еще отец бывшей невесты Александра Яков Самсонович. Скользкий, слащавый тип, казалось бы, после незначительной просьбы матери сообщить ей, если рабочие вдруг увидят кота, переменился в противоположную сторону, точно его подменили. Теперь он каждый день интересовался судьбой зверя, излучая неподдельную заботу и беспокойство. Свой интерес он объяснял просто: кот был редчайшей породы, принадлежал приемной его матери Авдотье, но после ее смерти исчез – и теперь, с его возвращением, вернулась и надежда обрести вновь утраченное сокровище.

В его объяснениях Кириллу чудился подвох, но объяснить себе в чем именно, он не смог. Кот действительно отличался от прочих котов, и мать, которая тоже его иногда видела, с этим согласилась. Во-первых, его размеры были больше обычного. Во-вторых, черная шерсть, ниспадая до самого полу, обладала какими-то фантастическими свойствами, помогая ему быть невидимым. Однажды Кирилл на мгновение отвел взгляд, сразу же потеряв кота из виду, а спустя минуту, вплотную приблизился к тому месту, где заметил его, увидел кота снова – в той же позе, в какой сидел до исчезновения. В-третьих, его лапы с острыми когтями с металлическим отливом, хищные клыки и острые зубы напугали бы кого угодно. Кот словно специально подражал нечистой силе, чтобы оправдать про себя самые худшие подозрения. И, пожалуй, Кирилл с удовольствием вернул бы его хозяевам, чтобы он однажды не перегрыз им горло. Кот, в свою очередь, в друзья не набивался, оставаясь диким.

Вряд ли такой таинственный зверь стал бы встречать у ворот дома или дежурить возле школы. Кирилл мечтал о друге, который мог бы разделить с ним и горе, и радость – и невольно проверял конуру, будто друг там должен был появиться сам собой. В утепленной будке не хватало только подстилки да самой собаки – пусть непородистая, пусть маленькая, но живая душа. Отказ матери купить ему собаку стал ударом в самое сердце. До последней минуты он отказывался поверить, что мать его предала. Верил до последней минуты, пока мать и Александр не вернулись из города.

Кирилл лежал на кровати и безучастно пялился в потолок, не проявляя интереса к тому, что передвигали внизу мать и Александр. Он не ответил и тогда, когда мать позвала его обедать. Всякое желание разговаривать с ними пропало. Жизнь снова казалась ему беспросветной. И когда мать зашла в комнату и позвала его с собой в магазин, Кирилл не ответил, лишь отвернулся к стене. Здесь всем было хорошо, кроме него.

В какой-то степени и он радовался переменам. Мать изменилась, ей стало намного лучше. На лице ее появился румянец. В последнее время она сама вела прием и проводила операции. За месяц открыла новую лабораторию, привела в порядок родильное отделение – и, наконец, заработало оборудование, купленное захаровскими владельцами. Мать как-то незаметно расцвела и перестала вспоминать о городе, об их квартире, о папе. Изменился и Александр, перестал пить, даже собирался восстановиться в институте, но по-прежнему много говорил об Ирине. Последние два дня были из тех редких дней, когда мать была дома, занимаясь исключительно домашними делами.

А ведь она обязана была помнить, что именно он до последнего момента был рядом и терпеливо сносил все трудности, пока она возилась с Александром и с домом, работал и учился не покладая рук. И пусть она хотела, как лучше, но это не давало ей право убивать его мечту!

– Зачем? – тихо и едва внятно спросил Кирилл, колупая стену пальцем.

– Надо! – ответила мать, ободряюще хлопнув его по спине. – Надо кое-что и кое-где посмотреть. Тебе понравится, обещаю.

– Сашку проси, у вас здорово получается счастливыми оставаться! – обиженно ответил Кирилл, отодвигаясь к стене.

– Саша тоже пойдет с нами. Мы не пойдем, а поедем. Вставай! – она потрепала его, пощекотав.

Кирилл не реагировал. Мать уже собралась выйти из комнаты, но вернулась и села рядом, погладив его по голове.

– Завтра первое мая. Я считаю, мы заслужили и отдых, и небольшой праздник. Приедет тетя Вера и тетя Августа. Нужно купить мяса на шашлык. Будем жарить прямо во дворе. Баню истопим. А в-третьих, мы с Сашей посчитали и решили, что мотоцикл тебе не помешает. Их везли на той же машине, на которой доставили нам мебель. Здоровые такие, импортные. Александру понравились, он был в восторге. Тут многие ребята имеют свой транспорт. Мы хотели скутер, но я думаю, ты его уже перерос.

Кирилл навострил уши, но вида не подал. На одну чашу весов упала собака, на вторую мотоцикл. Чувства его смешались. Он как будто предавал друга, но ни друг, ни он сам уже не видели в этом большой трагедии.

– Мотоцикл? – настороженно переспросил он. – Вы не мне покупаете, Сашке! Наверное, он уже отписал машину Ирке своей? – Кирилл подавил боль, которая рвалась наружу на мягкий голос матери.

– Нет, Кир, на этот раз покупаем для тебя. И я, и Саша, и тетя Вера. Это подарок на твое совершеннолетие. Я разговаривала с дядей Матвеем. Он тоже считает, что тебе можно купить мотоцикл, если водить умеешь. Один мотоцикл дядя Матвей заказал в магазине для Сережи. Ты же не хочешь ходить пешком, пока твой друг рассекает по Черемушкам на мотоцикле? Так что собирайся, – она вышла.

Кирилл сел на кровати, обдумывая соблазнительное предложение. Хотелось плюнуть, но не получилось. Каждый день сломя голову парни разъезжали по Черемушкам, с девчонками за спиной, которые крепко к ним прижимались. И он почти чувствовал, как это, когда тебе дышат в спину, сплетая руки на груди.

Сомнения отпали сами собой. Он натянул кроссовки и вышел.

Мать и Александр уже сидели в машине и ждали его. Александр загадочно улыбался, совсем как раньше, пока с ним не приключилась эта история, как будто вернулся прежний его брат, с которым они когда-то делили одну комнату. В последнее время он не злился, не впадал в депрессию, не хамил. Ни говоря ни слова, Кирилл сел на заднее сиденье. По привычке переднее место ему не уступали, так повелось еще с тех пор, пока был жив отец.

Александр повернул ключ, машина легко тронулась с места.

Минут через пятнадцать они были в двухэтажном торговом центре. Мотоцикл выбрали темно-синий с фиолетовым отливом – большой, мощный, с огромным баком. Стоил он дорого, там были и подешевле, но мать решила не скупиться.

Несколько смутила коляска, но брат лишь рассмеялся.

– Идиот, ее же снять можно! На рыбалку или куда еще, самое то! И палатка поместится, и ведро, и мать с корзинками.

Александр тут же передал ключи от машины матери, чтобы на обратном пути опробовать новое транспортное средство. Кирилл уже засомневался, что ему позволят ездить самому, но Александр лишь рассмеялся, взлохматив ему волосы.

– На него права нужны. У тебя есть шанс получить сразу категорию А и Б. Экзамен на следующей неделе, я узнавал. Машину ты хорошо водишь, и мотоцикл, я думаю, осилишь.

После этого мать и Александр отправились за продуктами, а Кирилл остался сторожить свое сокровище, в тайне надеясь, что кто-то из одноклассников пройдет мимо. В этот миг он уже и не думал о руках, обнимающих его, а мчался на своем мустанге навстречу ветру. Добраться до гор с таким транспортным средством он мог за каких-то пять минут! И было немного обидно, что мать и брат поставили ему условие, что он не сядет за руль без прав. Многие правами не заморачивались, и никто их не ловил. Конечно, на права сдавать надо, и неплохо бы потренироваться на полигоне. Он много раз проходил мимо него, с завистью наблюдая за лихачами, взлетающими над горками и на мгновение зависающими в воздухе, представляя себя на их месте.

И как назло ни одной девчонки поблизости…

Кирилл глазел по сторонам, испытывая нетерпение. И немного смешался, когда у стеклянных дверей, за которыми скрылись прощенные мать и брат, заметил черного пса, выпрашивающего подачки.

Ощущение, что он кого-то предал, вернулось – Кирилл засмотрелся на собаку.

Пес был большим, до ужаса здоровый – это при том, что кобель был страшно худ и ребра его можно было пересчитать на ощупь. Черная спина, толстый густой хвост, а по размеру не меньше кавказца. Настоящая боевая машина. Вот бы ему такую! Но к такому псу ему даже близко не позволят подойти. Сердце Кирилла тоскливо сжалось от жалости. Люди старательно обходили пса стороной, хотя пес был миролюбив и приветливо махал каждому хвостом. Когда очередной человек спускался с крыльца, пес махать хвостом переставал, провожая тоскливым взглядом, но быстро забывал, встречая того, кто показывался в дверях. Он почти тыкался носом в сумку, выпрашивая себе подношение.

Когда пес заметил пристальный взгляд Кирилла, он забеспокоился и, уступая территорию, собрался уже уходить, нехотя спускаясь с крыльца, но неожиданно вышла мать, с полными пакетами, и к немалому удивлению Кирилла, позвала пса, предлагая огромный кусок колбасы.

– Туз, иди-ка сюда… Ой ты мой хороший! Смотри, что я тебе приготовила! – она погладила его.

Пес сразу же забыл про Кирилла, проглотив колбасу в один присест. Кирилл опешил, потеряв дар речи. На мать это было не похоже, он даже засомневался, его ли это мать. Слез с мотоцикла и подошел к ним,

– Мам, а можно я тоже его поглажу, – попросил Кирилл, тихонько приближаясь.

– Туз, свои! – приказала ему мать.

Пес послушно обнюхал Кирилла. И, не обращая больше на него внимание, сунул морду в сумку, будто знал мать всю его жизнь. А мать снова повела себя странно, раскрывая пакет и давая собаке обнюхать его содержимое.

– Кирюш, это и есть мой сюрприз, – кивнула она на пса весело. – Ну, посуди сам, зачем брать дорогого щенка, если такая умная псина ищет хозяина? Местные не берут, считают, слишком большой, не прокормить. А я считаю, нормальный, – пожала она плечами, – Мы ж на окраине живем. С таким можно ничего не бояться. Мы с ним еще неделю назад подружились, но я ждала, когда дом доделают. Пусть сразу привыкает охранять от чужих. Сидеть, Туз!

Туз послушно сел. Мать надела на него ошейник, только что купленный в магазине. Прицепила поводок.

– Мам, похоже, он вообще городской, здесь мало кто учит собак командам… – Кирилл, еще не пришедший в себя, погладил Туза.

– Он и есть городской. Охотники два года назад оставили. Он при больнице живет, иногда в магазине попрошайничает. В общем, ходит тут по центру. Ну что, согласен иметь такого друга?

– Мам, спрашиваешь! – восхищенно выдохнул Кирилл, преданно заглядывая в почти человеческие глаза. Пес еще не понимал, что жизнь его изменилась, но немного встревожился, когда его потянули к машине, пытаясь вывернуться из ошейника. Но как только мать открыла дверцу, кликнув Туза, он, не раздумывая, залез в машину, располагаясь с грязными лапами на заднем сидении. Глаза его заблестели, он нетерпеливо заскулил, поторапливая.

Туз, скорее всего, решил, что его везут в город к хозяину. Дома он слегка растерялся, поняв, что привезли его не туда, куда он стремился попасть. Несмело остановился у ворот ограды, принюхиваясь. А после по по-хозяйски обошел двор, раздумывая, что бы это все значило.

Мать вынесла ему воды и миску супа, добавив туда хлеба. Туз с жадностью все это съел, попил воды. Кирилл принес с сеновала старое сено, бросил в будку, сверху положил старое пальто, позвал Туза.

Тузу будка понравилась, хотя для него она была, пожалуй, маловата: пролазил он едва-едва, да и встать во весь рост не получалась, но, наверное, понял, что теперь у него есть дом. Пока цепь прилаживали на трубу, которая шла вдоль ограды, сидел в будке, высунув наружу только морду. За долгий срок скитаний пес отвык от внимания и человеческой речи и, похоже, чувствовал себя неловко, с любопытством прислушиваясь к разговорам.

А Кирилл на Туза не мог наглядеться. В Черемушках такого пса не было ни у кого. Несколько запоздало, но пес вспоминал все команды, которые положено знать воспитанной собаке. Сидел, лежал, вставал рядом, подавал голос и лапу, и при этом как-то сразу понял, что хозяин его Кирилл. А когда сообразил, что он теперь не бездомный, обрадовался не меньше, не обращая внимания на Александра, который отнесся к появлению нового жильца равнодушно.

На следующее утро рано по утру, разбуженный петухами, Туз вылез из будки, впервые ответив на утренней собачей перекличке, рекомендуя обходить его территорию стороной. Из груди его вырвался такой угрожающий вой, что на всех концах Черемушек собаки примолкли. Тронутый вниманием к своей персоне, Туз постоял минуты три, прислушиваясь и недоумевая, почему ему не перечат, попробовал погавкать и, не дождавшись ответа, вернулся в будку, захватив по дороге кость, оставленную у миски накануне. Счастливый Кирилл все утро не отходил от будки, испытывая чувства гордости и умиления. И Туз отвечал ему тем же, с удовольствием подставляя морду и живот новому хозяину.

Первомайские праздники решили отметить с размахом. Ближе к вечеру накануне праздника приехали тетя Вера и давняя подруга матери тетя Августа. Туз обнюхал новеньких и для порядка порычал, сразу же успокоившись, когда Кирилл объяснил ему приказом «Фу, свои!».

Увидев дом, тетя Вера и тетя Августа безгласно остановились у калитки, в молчании задрав головы. Листья еще не распустились, но почки раскрылись – двухэтажный особнячок утонул в зеленоватой дымке. Обойдя дом, вышли в сад и огород, напились воды из колодца. Возле весеннего родника, стекающего в направлении реки, ярко-зелеными кустами зацветали сочные стебли лягушачьей травы и выпускали свои саблевидные листья камыш и осот. Луг за огородом еще белел подснежниками и местами уже расцвели лимонно-желтые одуванчики.

Обе восхищенно ахали и охали.

Тетя Вера была старше матери на три года, но выглядела моложе. Часть своей жизни она прожила с мужем на дальневосточной заставе, и с тех времен сохранила некоторый акцент. Делать ей там было нечего, именно там она полностью посвятила себя познанию и созерцанию, выучив японский и китайский языки, заочно и экстерном сдав экзамены, закончила филологический факультет, после чего развелась с мужем и на пять лет уехала в Японию, устроившись переводчицей. Там она переняла некоторые японские традиции и пристрастилась к суши. Пресытившись Японией и частично Китаем, вернулась, на некоторое время забыв об этих странах, занявшись исследованием собственной истории и культуры. Закончила исторический – тоже заочно и тоже экстерном. И снова заболела, уже Египтом. В Египте и Сирии она прожила еще пять лет. Потом были Монголия и Гималаи, где она постигала йогу и восточные единоборства. Семь лет назад ее вдруг как подменили: тетя Вера внезапно вернулась, нашла мужчину своей мечты, раздобрела, проводя за плитой и с тряпкой в руках большую часть времени. Спустя три года снова переосмыслила свою жизнь, решив, что семейная жизнь не для нее, подписала несколько контрактов на перевод книг и углубилась в какой-то свой, придуманный мир, так и не сумев смириться с бытовухой. Но надолго уже не уезжала, посвятив себя матери и племянникам. Оно густо и ярко красила ресницы и брови. Короткие волосы ее были неестественно малинового цвета. По-молодежному носила вязаную юбку-мини, черные колготки с узором и короткую коричневую кожаную куртку. Единственное, о чем она сожалела, это то, что она не может иметь детей. Первая беременность закончилась выкидышем, а при чистке матки врач занес инфекцию.

Кирилл любил тетку Веру безумно, и она отвечала ему тем же, поддерживая во всех начинаниях. Так, однажды, благодаря ей, он встал на коньки, потом на ролики, потом освоил скейтборд, трижды прыгнул с самолета с парашютом, и, наконец, забил на все, увлекшись археологией. Пробовал разобраться в египетских и японских иероглифах, но склонность к такому роду занятий оказалась нулевая. Понять можно, но вспомнить, как это произноситься, наверное, смог бы только японец или тетя Вера. «Это язык чувств, мыслей и телепатов!» – восхищенно ворковала тетя Вера, пока он, испытывая некоторый шок, тупо пялился на иероглифы, пытаясь запомнить хоть что-то или, на худой конец, научиться их различать. Для него все иероглифы было на одно лицо.

Тетя Августа не молодилась. Они дружили с матерью с института, когда их поселили в одной комнате в общежитии. Сразу же после института она вышла замуж и поменяла профессию. Полная, невзрачная на вид, но ее прическа и костюмы всегда оставались безупречны. Всю жизнь она проработала главным бухгалтером на крупном заводе, а когда завод перешел в частные руки, ее сократили, приняв на ее место молодую девчонку. После увольнения тетя Августа год пыталась справиться с сильнейшим стрессом. В конце концов, как основная часть интеллигенции, подалась на рынок. Она была кормилицей в семье с тремя детьми и мужем-домохозяином. После, когда завод выкупили иностранцы, ей снова предложили возглавить финансовый отдел, но она предпочла семейный бизнес чужому. От пережитого стресса у нее осталась любовь к быстрой езде. Так она с ним справлялась: выезжала на безлюдную дорогу и выжимала скорость до предела. Никто уже и не сомневался, что она однажды убьется. Но пока нет, пока она пару раз слетела в сугроб с обочины, еще пару раз чуть не утопила машину и сорок километров шла пешком, чтобы вызвать на подмогу трактор. И стоило ей чуть-чуть понервничать, как ее тут же штрафовали за превышение скорости.

Наконец, обе тетки вернулись в ограду. Пока мать и тетя Августа разговаривали, сидя на скамейке, тетя Вера надула шарики, развесив на заборе, умиляясь теплу, солнцу и первой траве, по которой можно ходить босиком. Александр и Матвей Васильевич разжигали мангал, разрубая ветви садовых деревьев, оставшиеся после обрезки. Туз прохаживался рядом, непременно останавливаясь возле ведра с мясом, глубоко втягивая носом воздух.

Кирилл перенес вещи тети Веры и тети Августы в комнату матери. Сообразив, что сумки тяжелые, Матвей Васильевич вызвался ему помочь. Тетя Вера и тетя Августа, полной грудью вдохнув деревенский воздух, последовали за ними.

– О! – округлились рот и глаза у тети Веры, когда они остановились на пороге гостиной. – Может, я у вас лето поживу? —предложила она. – Боже, всегда мечтала о камине…. Остаюсь! – она плюхнулась на софу, блаженно улыбаясь.

– Поэтому и поставили камин, чтобы вам понравилось, – сообщил Матвей. – Владимировна много о вас рассказывала, ждала.

В присутствии дам он чувствовал себя скованно. Веснушки на лице проступали ярче – он хмурился и торопился уйти. Тетя Вера закосила взглядом в его сторону, молча жестами вопрошая Кирилла. Кирилл, так же молча, ответил, укоряя за нетерпение. Когда Матвей Васильевич ушел, первым делом тетя Вера поймала его и расцеловала в обе щеки. Кирилл не отбивался, терпеливо дожидаясь, когда закончатся лобзания, понимая, что лучше не напоминать, что он заканчивает девятый класс и вот-вот станет совершеннолетним.

– Рассказывай! – хором приказали обе тетки.

– Что рассказывать? – растерялся Кирилл.

– Как вы тут, как мать? – потребовала тетя Августа.

– Что за мужчина тут у вас хозяйничает? – добавила тетя Вера.

– Про мужчин потом, – укорила ее тетя Августа. – Это потом! Как мамино здоровье, только предельно честно, не выдам!

– Нормально. Кашляет еще, но не задыхается, намного лучше, – успокоил Кирилл. – Это правда! – заверил он, посмотрев на нахмурившуюся тетю Веру. – А дядя Матвей – это наш сосед, он нам с домом помогал. Сашин начальник, он теперь работает у него в бригаде. Не женат, детей нет.

– Просто так не помогают, – с подозрением заявила тетя Вера. – У них с Анькой роман?

– Да нет никакого романа! – обиделся Кирилл. – Просто живем рядом, это дядя Лехи и Сереги. Здесь деревня! Тут все друг друга знают!

– Это те два рыжих пацана, что мотоцикл свой разбирают на запчасти? – поинтересовалась тетя Августа. – Похожи! Но я подозрительно отношусь к любому мужику, который не имеет детей в возрасте за пятьдесят. Больной?

Кирилл понял, что они думают о романе матери и дяди Матвея, невзирая на его оправдательную речь, и не поверят, пока мать сама не подтвердит его слова.

– Нет у них никого романа! – обиделся он, не зная, как их еще убедить. – Свободный он! Ну, я так думаю… И не больной, нормальный. Может, не повезло просто. Встретившись с такими тетками, – Кирилл скептически осмотрел обоих, – я бы тоже не захотел жениться.

Женщины переглянулись.

– Спасибо, племянничек! – обиделась тетя Вера. – И в правду вырос, если о женитьбе подумываешь! Присмотрел кого? В школе? Влюбился? Рассказывай!!! – она подняла руки в жесте «сдаюсь», всем своим видом выражая доверие. – Я не думаю, как Августа, что человек обязательно нездоров, если не обзавелся хвостиками к пятидесяти, – сердито взглянула на тетю Августу. – Замечательно, что не женат, может, меня, красивую, ждал! Но если я разобью Анькино сердце, голову оторвем тебе, Кирюха! – пригрозила она.

– А Матвей симпатичный мужчина, глаза у него черные, блестят, как бусинки… – подумав немного, проговорила тетя Августа. – Заметили, как краснеет?

– Много ты видела мужчин, Августа, которые бы к пятидесяти сохранили такое качество? – прищелкнула языком тетя Вера. – Да что бы на Анькином месте проворонить такого мужика!

Обе снова вопросительно уставились на Кирилла.

Кирилл понял, что убедить их не удалось, но доказывать ничего не стал. Сердито хлопнул дверью и услышал, как тетки прыснули ему вслед, пожалев, что вообще остался с ними наедине.

Стол накрыли во дворе, выложив салаты и угощения, установили на окне музыкальный центр. Когда упаренные женщины вышли из бани, Александр и Матвей уже нажарили шашлыков и потушили на углях рыбу, а за столом собрались гости: родители Сережи и Леши, соседка Инесса и коллеги матери по работе. Одурев от счастья, Туз радовался гостям и угощению со стола, перепадавшего ему в изобилии. Позже всех пришел Яков Самсонович, отец Ирины.

Никто, кроме Александра, который сразу же протянул ему руку и посадил рядом с собой, накладывая угощения, последнему гостю не обрадовался. Его старались не замечать, но он не огорчался, сел в сторонке и молча улыбался, наблюдая за вечеринкой. Александр подсел к нему, не участвуя в разговорах, лишь подходил к столу, чтобы наполнить рюмку Якова Самсоновича и подложить ему очередную порцию горяченького мясца.

Тост за тостом – гости захмелели. Тетя Вера, наконец, с красным носом и щеками, набралась смелости и подсела к Матвею, откровенно заигрывая. Но он краснел и отодвигался, украдкой посматривая в сторону матери. Кирилл уловил его взгляд, и взгляд ему не понравился. Мать о чем-то оживленно беседовала с тетей Августой и коллегой по работе, не отвечая взаимностью. Но Кириллу легче не стало, он вдруг испытал ревность.

Ох, уж эти игры взрослых! А вдруг обе женщины были правы?

Наконец, гости начали расходиться. Засобирался и Яков Самсонович, прощаясь с Александром. Увлеченная Матвеем, тетя Вера только сейчас обратила на Якова Самсоновича внимание и сообразила, что перед нею отец бывшей невесты племянника.

– А он что тут делает? – удивилась она. – Кто ему разрешил здесь находиться?

– Да он тут частенько бывает, – пояснил ей ситуацию Кирилл. – Проверяет, не нашелся ли клад, зарытый их бабкой.

– Это мой друг, – заявил Александр, вызывающе. – Ему не нужно разрешения. Тетка Верка, а ты почему на людей нападаешь? – прищурился он. – Разбирайся с Матвеем. Матвей Васильевич, увели бы вы ее куда-нибудь, а то женщина горит желанием обнять мужчину своей мечты.

Александр был пьян. Кирилл сразу почувствовал, что он вернулся в то состояние, которое у него было в то время, когда они ругались. Брат набычился, выпятив нижнюю губу, руки у него сжались в кулаки, а глаза налились кровью.

– Вы тут тоже… я заметил, не самый желанный гость, – ядовито заметил Яков Самсонович, подливая масла в огонь.

– Это я-то не желанный? – возмутилась тетя Вера, задохнувшись. – Это я-то! Да как ты смеешь… Вор, рецидивист! Мало вам Анькиной квартиры, вы и на дом нацелились? Обхаживаешь ребенка? Что вам еще надо с твоей потаскушкой? Я бы постеснялась на улицу выходить, если бы у меня была такая дочь!

– Зачем мне отбирать? Мы вроде как не чужие… – Яков Самсонович не ожидал такого отпора. – Саша почти зять мне. Милые бранятся, только тешатся, – миролюбиво произнес Яков Самсонович. – Да вы Сашу своего спросите, он подтвердит. Разве по-другому думаешь, Александр?

– По-другому? Нет, конечно же! Тетя Вера, не лезь не в свое дело, – опешил Александр от признания Якова Самсоновича, пытаясь переварить новость. – Вы приехали к матери, вот и занимайтесь своими делами.

– Вы слышали, что хозяин сказал? Я бы на вашем месте… – поучил Яков Самсонович тетю Веру. – Не забывайте, что за вами еще должок!

– Я бы на твоем месте, никогда здесь не появлялась. Не зли меня! – пригрозила тетя Вера. – А ты, Саша, сначала разберись с тем, что натворил. Шел бы ты… Стоп, какой должок? – спохватилась она. – Анька, у тебя долги, а ты дом строишь?

– Какой должок? – придвинулся Матвей Васильевич к Якову Самсоновичу, преграждая ему путь к отступлению. – Ты не надейся, мы Анну Владимировну в обиду не дадим. Говори!

Тетя Вера и тетя Августа тоже наступали на Якова Самсоновича, он попятился, упершись спиной в забор.

– А вы договор внимательно почитайте! Там все-о-о написано! – пропищал Яков Самсонович, глаза у него забегали по наступающим на него обидчикам.

– Анька, неси договор! Мы его держим! – приказала тетя Вера.

– Отойдите от человека, – бросился на помощь Якову Самсоновичу Александр. – Что вы напали на человека? При чем тут он? Я вас приглашал? Вас приглашали? Уж если приехали, не надо нам портить отношения с людьми!

– Саня, разберемся без тебя! У тебя долги, а ты его защищаешь? – Тетя Августа отталкивала Александра плечом, не давая ему дотянуться до тети Веры. – Единственный способ избавиться от кредитора, убрать его и весь его род с лица земли! – продекларировала она, недобро посматривая на Якова Самсоновича. – Сейчас мы как раз этим займемся! – грозно прорычала она, но не сдержалась и хихикнула.

– Вот! – мать протянула тете Августе договор купли-продажи.

– И где здесь про долги? – спросила тетя Августа Якова Самсоновича, просматривая договор.

– В пункте про условия владения домом… что собственность на дом может быть оспорена, если в доме найдется собственность старого владельца, которая не сразу будет возвращена наследникам.

Кирилл и ужаснулся, и обрадовался. На чердаке сарая накопилось много старых вещей, которые он собрал во время ремонта. Как в воду глядел!

– Я вам все верну, они там, – он махнул рукой в сторону сарая. – Я не думал, что они кому-то понадобятся… Там все такое старое… – взмахнув возбужденно руками, торопливо проговорил он, – станок ткацкий, прядильная чурка, чугунки и ухваты, половики есть, подсвечники и самовар… Еще череп, свечи, и всякие склянки с порошками и шкурками лягушачьими. Я хотел выкинуть… – про хрустальный шар, найденный в бане под кушеткой, Кирилл благоразумно решил умолчать.

– Что? – сурово переспросила мать.

– Склянки… череп… скелет…, – виновато повторил Кирилл. – Я думал, если что, то медику не помешает.

– Ну… это можете оставить себе, – пояснил Яков Самсонович. – Нас интересуют книги и кот. Породистый. Там написано. Ну и деньги, она копила… Знаем, что были, сама показывала, но не нашли.

– Что? – переспросила мать, на этот раз хватаясь за сердце.

– Может, убийцы унесли? – поинтересовался Матвей, стоя напротив Якова Самсоновича плечом к плечу с тетей Верой. Общий враг их сплотил. Тетя вера положила руку на плечо Матвея Васильевича, словно на опору столба.

– Да-да! – поддакнула она. – Кирилл, попридержи Туза, он сожрет нас всех! Не лезь в разборки взрослых, разберемся без тебя! – тетя Вера пальцем пригрозила Тузу, который сообразил, что среди своих появились чужие, только он пока не понял, кто.

– Никто украсть их не мог, на виду она их не держала! – взвизгнул Яков Самсонович.

Матвей повернулся к матери и успокоил ее:

– А из-за скелета не переживайте, мы их в горах нашли. Хотели в музей сдать, да нет у нас музеев, а отдать на сторону жалко. Один в школе стоит, ребята на нем учатся. Авдотья лекарила, попросила для себя, вот мы второй ей и отдали. У них Ирка в морге ума набиралась, с детства там околачивается, любит резать мертвечину. У Авдотьи училась прилежно. Они от вас чего-то другое хотят. Видал я того кота, Авдотья берегла его, других таких не сыскать. И деньги у нее были, и книги, только не показывала никому, прятала… Но если воры ее убили, – прищурился Матвей Васильевич, – то нашли бы! К чему людей беспокоить, которые знать ничего не знают? – он повернулся к тете Вере. – С этим разобраться надо раз и навсегда, а то не отстанут, я эту семейку знаю!

– Воры умеют находить, что им нужно, – промычала тетя Вера.

– Да нет, Авдотья мастерица была прятать, – усмехнулся Яков Самсонович, с вызовом глядя ей в глаза. – Уж мы-то знаем! Все места знаем, где прятала, но найти не можем. И документов нет, не все. Вы кота видели – здесь он! Значит, и все остальное здесь.

– А при чем тут кот? – всполошилась мать. – Коты сами по себе!

Тетя Вера и тетя Августа переглянулись, подозрительно уставившись на мать. Смысл ее слов они не совсем поняли, или поняли и не до конца уразумели. А тем временем возмущенная мать распахнула ворота нараспашку.

– Иди! Ищи! Найдешь, все твое, а сыновей моих не тронь! И пугать меня не надо! Я людям голову не протыкаю, чтобы кошелек себе набить! Это вы черепа ломаете!

– Аня, да купи ты им кота… – рассмеялась тетя Вера. – Из-за какого-то кота такой скандал!

– Не только кот, еще деньги и книги, но не любого, а именно нашего кота! – задохнулся от злости пунцовый Яков Самсонович.

Кирилл наблюдал за потасовкой взрослых, на всякий случай, посадив Туза на цепь на безопасном расстоянии, успокаивая его. Туз рычал и рвался в бой, цепь отбрасывала его назад, и он, припадая, скулил, выпрашивая свободы. Кирилл взял его за ошейник, приказав сидеть. Туз послушался, но сидел беспокойно, не переставая гавкать. Он видел, как зла хозяйка, как решительно настроена тетя Вера и тетя Августа, как мечется Александр, стараясь отодвинуть Матвея Васильевича от Якова Самсоновича.

– А документы, документы у вас на кота есть? – хитро прищурилась тетя Августа. – Где документы? Чем докажите, что ваш?

– Свидетели есть! Свидетели! – радостно взвизгнул Яков Самсонович. – Все наши подтвердят!

– Ага, сговорились? – поймала его тетя Августа. – Знаем мы, мы тоже свидетелей найдем!

И вдруг Кирилл увидел, что кот, черным силуэтом в лучах заходящего солнца, сидит на заборе, как раз там, где к забору был прижат Яков Самсонович.

Кирилл остолбенел…

Кот лежал, с дьявольской насмешкой наблюдая за людьми прищуренными глазами. Хвост его с силой бил по забору, и лишь раз выпустил когти, тут же втянув их обратно. Лица всех скандаливших людей были повернуты к нему, но ни один из них не видел его.

Кирилл протянул руку в направлении кота:

– Да вот же он! Вот же кот! Смотрите!

– Где? – все разом обернулись к Кириллу.

– Вот! – он протянул руку, показывая пальцем, – Вот… только что был тут…

Кот исчез. Стоило ему отвести взгляд, как кот исчез, как в прошлый раз, когда он видел его в своей комнате.

– Кирилл, что это пришло тебе в голову? Не надо обманывать! – попросила тетя Вера. – А вас, чтобы я больше здесь не видела! – пригрозила она грубо и решительно. – Переступите порог дома, придушу собственными руками! Мы вашего кота не воровали. Не идет, значит, не хозяева. Документов у вас нет, а свидетелей и мы найдем. А тебе, Саша, не следует водить дружбу с людьми, которые о долгах напоминают. Не ты, он тебе должен, столько должен, что им ни в жизнь не расплатиться!

– Да пошла ты! – крикнул ей Александр, пытаясь оттащить от Якова Самсоновича. – Кто тебя просил лезть в мои дела. Мы и без тебя разберемся, для начала свою жизнь устрой… Вдова бесплодная, у себя там некому жизнь портить, решила здесь всем испоганить? Если ты еще не поняла, Иринка… Как ты назвала ее, потаскуха? Жена моя! Мы год с ней жили! Ее не бросают, как тебя! Не успела приехать, уже трясешь своими прелестями перед мужиком, который может ни разу в жизни бабу не пробовал!

– Саша, замолчи! – заорала мать, внезапно побледнев. – Да как ты смеешь? Щенок!

– А пусть говорит… Собака лает, ветер носит, – бросила тетя Вера, нисколько не обидевшись. – Твоя Ирина продала уже твою квартиру, новую купили, в элитном доме! С каким-то уголовником живет. С фингалами ходит! Видела я ее раза три, – язвительно промурлыкала она, наслаждаясь произведенным эффектом. – Богатством Господь ума не прибавляет, не дождалась тебя, племянничек! Да вот хоть у Августы спроси!

– Это правда? – обернулся Александр к Якову Самсоновичу. – Это правда, что она с кем-то живет и квартиру продала?

– Я свидетель! Мы, как-никак, в одном подъезде живем! – предупредила Якова Самсоновича тетя Августа. – Да, Сашенька, это правда! А про Ирку я мужику ее рассказала, даже познакомила с хахалем, когда мать твоя Славку на обследование привозила!

– И ты? И ты знала? – сорвался Александр на мать.

– Ну, конечно! Что ж мне не зайти да не посмотреть, как там новые люди устроились! – испытующе взвизгнула мать, испепеляя его взглядом.

Александр, с окаменевшим лицом, на негнущихся ногах развернулся и ушел в дом, не дожидаясь ответа Якова Самсоновича. Побледневшее лицо его было страшным. Кирилл хотел идти за ним, но в этот момент Яков Самсонович с силой толкнул тетю Веру. Она отлетела и упала, не удержавшись на ногах, рядом с Кириллом. Кирилл отпустил Туза, помогая ей подняться.

– Грабители! Грабители! – она, наконец, поднялась и отряхнула грязь с юбки.

– Людей мы не грабим, – с презрением бросил в ее сторону Яков Самсонович. – А волов запрягали и будем запрягать! Моя Ирка делала всех, и будет делать – вашего запрягла, и тому козлу рога отшибет! А что мне, кого бояться? Сам Господь скотину учит резать. Сам учит, Сам выбирает! А за кота и книги вы нам еще ответите! Засудим вас, по-хорошему хотели. Сыночка своего берегите, недолго ему осталось!

– Что, Бога приватизировали? Ни стыда, ни совести! – бросила ему вслед тетя Августа. – Матвей Васильевич, закрой за ним дверь!

– Господи, Господи, да когда же это кончится? – мать всхлипнула.

– Анька, успокойся! Ничего он не сделает, – тетя Вера и тетя Августа бросились ее наперебой успокаивать.

– Я, пожалуй, пойду, – потеряно проговорил дядя Матвей, стоя в стороне от женщин. – Вы не расстраивайтесь, уезжают они скоро. С работы Яков уже уволился. Я бы вам не советовал связываться с ними. Скандалами вы ничего не добьетесь, это не те люди. Наживете врагов. Они и убить могут, – он глубоко задумался, переживая. – Как-то странно… В кражу не верят, искали и ищут, весь дом перерыли. Но ведь Авдотью убили, почему бы не поверить? Она могла сама убийцам сказать, за жизнь-то что не сделаешь? Понятно, что убийцы были недалеко. Иначе, куда бы она делась? И зачем она им мертвая понадобилась? – недоуменно пожал он плечами. – Может, испугались, или свидетельства какие-то были? Документов нет, ценных вещей нет, Авдотьи нет – а им лишь бы деньги да книгу какую-то… Может, сами ее убили? Я Авдотью знал, заходил к ней, не собиралась она ни умирать, ни дом переписывать. Ругались в последнее время, сильно она пожалела, что учила их: Ирину, Родиона, Якова. Вас, женщины, охранять надо, но, думаю, сегодня вам ничего не грозит.

Матвей нерешительно топтался на месте, переступая с ноги на ногу, потом сел на скамейку, почесав голову.

– А ну их! – тетя Августа подсела к нему с рюмкой. – Праздник только испортил!

– А где Саша? – спохватилась мать. – Кирюш, посмотри, как он там. Праздник, а мы…

Кирилл обошел дом, Александра нигде не было. Он вышел в баню. Но его не было и там. В крытом дворе он его тоже не нашел. Но почувствовал тревогу, увидев открытые двери сарая и мгновенно обмяк, потеряв голос. Сашка висел в петле, дернувшись пару раз.

– Саша… Мама! Мам! Сашка повесился! – в ужасе заорал Кирилл, обхватив ноги брата и поднимая его. – Помогите!

– Ох, ты! – мать ворвалась в стайку как тигрица, схватилась за сердце и повались по стене.

– Веревку режь! – не растерялась тетя Вера, мгновенно сориентировавшись.

– За ноги держи, за ноги… Не опускай! – таким же хриплым голосом прошипела тетя Августа, вцепившись в Кирилла.

Матвей Васильевич оттащил Александра к обмякшей матери, встряхнул ее, приказав подсказывать, что ему делать. Сама она все еще была без сил.

– Бей… дыхание… массаж сердца… удар… еще удар… Сыночка, ты в своем уме? Да что с тобой? – взвизгнула мать.

– Саша, дураков много, из-за всех не перевешаешься, шея-то одна! – философски заметила тетя Августа, когда Александр вздохнул. – Ну, будет вам, ожил! Ну и дура-а-ак! Совсем больной! – покрутила она пальцем у его виска.

– Кирилл, воды неси… – попросила тетя Вера. – В лицо ему надо плеснуть.

Александр сел и всхлипнул.

– Я не могу, я не хочу жить, опустите меня! Я все равно повешусь не сегодня, так завтра… Да отпустите вы меня! – отмахнулся он. – Я все ей прощаю, все прощаю, я в подвале буду жить, лишь бы рядом… Почему нам нельзя вместе? Ой, как больно, ой как сердце больно… Горит! Все горит! Внутри все горит! О-о-о… – он снова повалился на землю, схватившись за грудь.

– Сашку нельзя одного оставлять, и тебя, Анька, нельзя одну оставлять, решительно заявила тетя Вера. – Я пока с посадками помогу и с Александром поработаю. Нет ничего лучше спорта и коллектива.

– Да не бывает такого, что бы люди так убивались! – развела руками тетя Августа.

– Меня тысячу раз бросали, я бросала тысячу раз. Да если б я вешалась из-за каждого… – успокаивая, добросердечно упрекнула Александра тетя Вера. Перевела взгляд на тетю Августу, поднимая голову. – Ты, Августа, присмотри за квартирой, цветы не забудь поливать.

– Присмотрю, – поклялась тетя Августа мрачно, глаз у нее подергивался. – Вот такая любовь! Я с одним промучилась всю жизнь, а вот такая же дура. Ну в натуре я!

– Ой, девоньки, да за что мне такое горе? – всхлипнула мать, закатываясь в рыдании. – Что с парнем моим сделали?

Кирилл вышел во двор. Ему хотелось вдохнуть побольше воздуха. Страх, который он испытал, когда увидел брата в петле, никак не отпускал. Руки дрожали и коленки подкашивались, и внутри все сжалось в один ком, подкатывающий тошнотой к горлу. Он вдруг понял, что случись что с братом, он может и без матери остаться. И от этого сердце сжималось еще крепче.