Читать книгу Магистерий. Черный Петер - Анастасия Воскресенская - Страница 3

* * *

На ужин была тушеная капуста с кусочками солонины. Лео сидел над тарелкой и мучался – капустный дух вызывал спазмы в желудке. Как они это едят?

Но есть хотелось.

– Рыбий жир, миленькая, вреден, в газете позапрошлого дня писали, – сидевшая справа географичка, перегнувшись через стол, втолковывала школьной медсестре, – топят его из сельдяной требухи. Пока вытопят – все полезное убьют. Вместо витаминов там смола техническая, мазут, а мы детей этим пичкаем и сами глотаем…

Учителя и сотрудники школы частенько задерживались на ужине после ухода учеников, и не столько потому, что не всегда успевали к началу – нужно было подготовить к следующему дню и запереть классы – сколько потому, что ужин плавно растягивался в долгие вечерние посиделки с чаепитием.  В интернат уходили только дежурные воспитатели.

Почти весь персонал проживал тут же, в школе, на четвертом этаже спального корпуса, где каждому сотруднику полагалась комната. Лео такая комната тоже полагалась – в ней еще две недели назад жил учитель истории, но он, заболев, был вынужден покинуть место.

Лео от комнаты отказался, а теперь жалел. Он снял квартирку в городе, однако квартирка оказалась немногим лучше тесной холодной спальни в интернате – тоже тесная и холодная, с плесенью в отсыревших углах и вечно подтекающим окном. А еще Лео видел там в туалете тараканов. В школе с тараканами боролся комендант, а в доме, где Лео снял квартирку – никто не боролся.

Верхние лампы отключили, лишь над большим учительским столом одна светила вполсилы, да за открытой дверью на кухне горел свет – там посудомойка гремела тарелками. Гудели разговоры, звякали стаканы, булькал разливаемый кипяток, который математик принес с кухни в большом алюминиевом чайнике.

Заварку – низкого качества чайный лист с палками и щепками, а также сушеные дольки яблок, сахарин, сухарики и окаменевшие баранки сотрудники школы сами приносили к общему столу. Лео выложил несколько страшноватых пончиков в промасленной газете, которые купил еще утром, по дороге в школу. За день они остыли, засохли и скочевряжились.

– Миленький, – шепнула географичка, не прекращая кивать и улыбаться что-то жарко доказывающей медсестре, – послушайте моего совета, не берите никогда это жареное в масле тесто. Ни пончики, ни пирожки. Бог знает на чем их жарят, на машинном масле наверняка, а уж что там за мясо – представить страшно.

–Утром они выглядели довольно аппетитно, – пробормотал Лео, отодвинул тарелку с капустой и кивком поблагодарил математика, налившего в его стакан подкрашенного заваркой кипятка.

А ведь кто-то из них наш информатор.

Лео глотнул горячей воды, пахнущей пыльным веником. Обвел глазами полутемную столовую.

Интересно, кто? Кто сотрудничает с врагами рода человеческого?

Кто-то из старой, давно распавшейся сети информаторов «коварно самоубившегося» главы Магистерия, вдруг воспользовался не работающими уже каналами, которые Беласко никак не поддерживал. Чудом дошло письмо. Беласко подозревал провокацию, но Лео все равно решил попробовать. Не в том мы положении, чтобы упускать возможности, пусть даже такие эфемерные.

Географичка повернулась к медсестре и отрицательно затрясла мелкозавитыми седыми кудряшками на какую-то ее реплику. Воздела палец и тоже им потрясла. Может ли она быть информатором? Если да, то она, очевидно, знает, который из детей – цель Лео. Каким-то образом она его вычислила. Как, кого? Кто это искомое дитя?

Или вот медсестра, на первый взгляд совсем юная, а если присмотреться – далеко не девочка, просто очень худая и большеглазая. Черты лица мелкие, как у куколки, подведенные карандашом брови, бесцветные, затянутые в пучок волосы, ей бы толику дульседо – была бы очень недурна.

А географичка – сколько ей лет? Не старая ведь еще, если взглянуть ауру. Но лицо уже оплыло, мелкие морщинки, под глазами мешки… Обе женщины накрашены плохой косметикой, на ресницах комочки, голубая краска собралась в складки век, помада наполовину съедена, наполовину размазалась… Лео вздохнул и отвел глаза.

Анкарна Фрезия Цинис, урожденная Гавилан, родила Лео, своего младшего сына, когда ей было шестьдесят восемь, а когда погибла – восемьдесят пять. В воспоминании навсегда – не высокая, но стройная, узкая и в плечах, и в бедрах, длинная талия, глубокое декольте в темных кружевах, длинная хрупкая, белая-белая шея. Шляпка, вуалетка, пепельные локоны. Пурпурные губы. Глаза скрывает драматическая тень.

Мама. В два раза старше этой бедной женщины, преподающей географию. Если бы мама осталась жива, то и сейчас бы не сильно изменилась. Кровь Мелиор, что тут скажешь…

– Серый, ты чего на меня уставился? – Мордач, предпочитающий, чтобы его называли Большой Ро, криво усмехнулся, – считаешь, сколько раз я от пончика твоего откусил?

Лео перевел взгляд на мумифицированные останки в руке у физкультурника и помотал головой.

– Ешь на здоровье. Я просто задумался.

– Че тут думать, тут прыгать надо, – Мордач засмеялся своей непонятной шутке, –не, правда, чего пригорюнился? Ученички достали?

– Маллан сегодня на уроке заявил, что его вывело из школы привидение. По тому суку, который ты спилил.

– А! Пройти там можно было, да. Довольно хитрая тропинка.

– А привидение? Как ты думаешь, мальчик и правда его видел?

– Гы, охота тебе всякие страшилки детские слушать, Серый. Просто пацан кого-то из старших заметил, кто этой дорогой лазал. И слил по дурости тайную тропу. Ему еще вломят за это.

– То есть, ты не веришь в привидения? А что говорит Надзор?

– Юль, – Мордач толкнул локтем сонного приятеля, – тут твоя профессиональная консультация требуется. Как у нас в школе с привидениями?

Юлио Дюбо не уступал физкультурнику в габаритах, однако характер имел флегматичный, а общий вид такой, будто мирская суета его давно разочаровала и утомила. Он взглянул на Мордача, на Лео, и поморщился:

– Ну что вам еще?

– Слухи о привидении, – спросил Лео, – имеют ли под собой какое-то основание?

– Любые слухи имеют под собой какое-то основание, – устало сказал Дюбо, – особенно если их искусственно раздувать. Вот этот скандал в подвале, с повешенной куклой. Спровоцировал новую волну слухов. Однообразная жизнь в замкнутом пространстве, – Дюбо подвигал по столу пустым стаканом, – рождает всяческий бред. К февралю тут еще и вампиры появятся.

Лео кивнул и дальше развивать эту тему не стал. Маттео действительно мог заметить кого-то из учеников, а то и учениц, пробиравшихся по ветке.

Выходить из школы запрещено, и она даже охраняется, но нельзя сказать, что вот прямо-таки мышь не прошмыгнет. Обязательные два года взаперти требовались, чтобы на момент созревания подростки находились перед глазами наблюдателей – именно в момент пубертата чаще всего проявлялся и формировался разлом, прямой пробой, течь из миров Средней Реальности. Ну и финальные Дефиниции – «определение ведьм» – обнаруживали тех, кого за два года не обнаружили наблюдатели.

Однако маленькая девочка с завязанными глазами ни в какие ворота не лезла.

Ладно, главное, Надзор не мчится проверять. Не нужно нам внимание Надзора. Совсем некстати.

Из окна за спиной тянуло холодом, ветер тряс стекло, на две трети выкрашенное побелкой. Снаружи было темно, в пятне света от фонаря метались голые ветви. Лео зябко поежился. Ему очень не хотелось выходить на улицу и брести через тьму внешнюю к трамвайной остановке, чтобы трястись к Сиреневым кварталам, где он снял квартирку. Провести ночь в промозглой комнате на отсыревших простынях, и рано утром, не выспавшимся и помятым, вернуться обратно в школу.

Еще неделю назад идея ночевать в городе казалась ему удачной – так удобнее встречаться с Дис, да и комната бывшего историка уютом не отличалась… Но встреча с Дис назначена только через три дня, а выходить в непогоду и таскаться через полгорода приходится постоянно…

Пора было идти, пока не зарядил дождь.

– Эй, кто-нибудь! – из кухни высунулась посудомойка, вытирая руки об фартук, –господа хорошие, сходите кто-нибудь к Дедуле, пните его хорошенько! Совсем обнаглел, пропойца. Вода холодная, как мне посуду мыть? Пните его, пусть пошевелится, какого ляда нужен истопник, если трубы остывают?

– А я думаю, что так зябко, – пожаловался Алоиз Лемман, растирая плечи сухими ладонями, – молодежь, сбегайте кто-нибудь?

– Я зайду, – сказал Лео, вставая, – мне по дороге. Все равно выходить.

– Если не проснется, пьянчуга, водой его облей! – напутствовала посудомойка.

Географичка засуетилась, выбираясь из-за стола.

– Миленький, обожди, я Конраду ужин соберу. А то ж пропадет его порция! Погоди минуточку!

Она убежала на кухню – низенькая подвижная женщина, похожая на оживший чурбачок в седых кудряшках. Как ее бишь… Эмилия Ковач.

Лео поднялся в учительскую за пальто, а когда спустился на первый этаж и шел мимо столовой, Ковач догнала его и вручила поднос с миской и стаканом. Лучше не придумаешь – идти по улице с подносом, нести ужин какому-то алкоголику! Лео скрипнул зубами, но поднос взял. Требовалось налаживать связи с коллективом. Буду миленьким и покладистым.

Географичка открыла и придержала ему дверь, Лео вышел на крыльцо.

– И скажи Конраду, что я свой талон на него потратила! – крикнула она Лео в спину, – Пусть отдаст завтра. И посуду пусть вернет!

Лео обогнул здание школы. Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться на раскисших листьях, пересек двор. По правую руку над спортивной площадкой горел фонарь и впереди светились окна интерната, но у стены, под кустами было темно, хоть глаз выколи.

Он привычно подавил желание щелкнуть пальцами, чтобы вызвать огонек сцинтиллы. Нельзя. Даже если рядом никого нет, и никто не видит. Школа второй ступени изнутри и снаружи утыкана детекторами раза в два гуще, чем любое другое здание.

Можно, конечно, перераспределить избыток канденция, питающий фоновую удачу, и настроить ночное видение, но Лео сдержался.

Без дистингера избыток вычислить невозможно, однако не стоит вообще оперировать магией. Беласко так и сказал: “Нашего брата ловят на действиях импульсивных, рефлекторных. Вот контролируешь ты себя, никакой магии, воду в чашке не кипятишь. Разжигаешь плиту, ставишь чайник. Налил кипятку, махнул неловко рукой и сшиб чашку со стола – что ты будешь делать? Девяносто восемь из ста, ты рефлекторно подхватишь ее пульвинаром. А простец в лучшем случае отскочит подальше от кипятка, чтоб не обжечься. Тоже рефлекторно. Чтобы тебя не выдали такие спонтанные действия, перестань вообще пользоваться магией, даже будучи уверен, что детекторов вокруг нет. Гарантия не стопроцентная, но все-таки сколько-то очков она тебе даст”.

Лео поднялся на пару ступенек к обшитой ржавым железным листом двери в стене, постучал. Подергал ручку, снова постучал. Тишина. Ну, конечно, дверь заперта, а ключ, скорее всего, у директора – Дедуля разгильдяй тот еще. Похоже, этой дверью давно не пользовались, вон как ручка грязью заросла.

Пришлось идти обратно, к воротам. Сторож отпер калитку, и Лео, балансируя подносом, выбрался на улицу.

Тускло горели фонари на растяжках – над воротами и у поворота в переулок – их окружали рыжеватые кольца сияния, хорошо видимые в перенасыщенном влагой воздухе. От дыхания шел пар. Запоздавшие пешеходы спешили в сторону трамвайной остановки, час пик давно закончился.

Школу окружали по большей части конторы, казармы, мастерские и магазинчики. Дальше, за дугой нового бульвара, начинался фабричный район. Когда-то он был самой окраиной Венеты, а теперь, когда центр переместился на несколько десятков километров южнее, стал окраиной Артемизии – только с другой стороны.

Лео свернул с Лавровой улицы в Караульный переулок. Длинное здание школьной прачечной и примыкавшая к ней котельная имели отдельные выходы прямо на улицу: прачечная обслуживала не только школу. Лео споткнулся об деревянный щит, прикрывающий люк в угольный подвал, едва не вывернул на землю содержимое подноса. Помянул тоху и боху, прикусил язык и старательно чертыхнулся по-простецки.

Постучал в дверь котельной. Дедуля не ответил, но дверь под рукой подалась и, скрипнув, распахнулась.

– Господин Бакер! – крикнул Лео, перешагивая порог.

Дверь открывалась на лестничную площадку, с одной стороны ступеньки вели вверх, с другой – вниз, в полуподвал. И наверху и внизу было темно.

– Господин Бакер! Вы спите? Это Лео Грис, учитель истории.

Никакого ответа. Лео чертыхнулся еще раз, стукаясь подносом обо все подряд, вытащил из кармана зажигалку. Освещая себе путь дрожащим огоньком, поднялся по тесной лестнице. На следующей площадке обнаружилась всего одна дверь, а сбоку – железные перекладины вертикальной лестницы на чердак.

Лео пнул дверь ногой – руки у него были заняты – и вошел в комнату. Здесь было совсем тесно, прямо у двери стоял стол, заставленный какими-то коробками, пустыми бутылками, заваленный газетами. Лео сунул на стол поднос – и бутылки со звоном раскатились, попадали на пол. Поднял зажигалку повыше, освещая топчан под окном без занавесок, скомканное тряпье, маленькую темную цилиндрическую печку, и – в узком промежутке между столом и топчаном, на полу – вытянутые ноги в стоптанных бесформенных башмаках.

Почему-то Лео сразу, даже не попытавшись посмотреть ауру, понял, что хозяин башмаков мертв. Что он не лежит тут, мертвецки пьяный, а именно мертв. Может потому, что в комнате было неестественно тихо. И очень холодно. И к кислому запаху нестиранного тряпья и машинного масла добавлялся едва уловимый запах, неприятный, острый, раздражающий. Так пахнет уже свернувшаяся, подсохшая кровь.

Лео обошел стол, нагнулся, рассматривая мертвеца. Голова и плечи его скрывались под перекошенной доской, опрокинутым ящиком с какими-то железками и заскорузлой ветошью, осколками стекла, и перевернутой керосиновой лампой. Лео сразу отступил – не хватало еще поджечь тут все к самым нижним демонам.

Похоже Дедуля ударился о полку, и та сорвалась, прихлопнув его сверху и засыпав барахлом.

Надо вызвать полицейских. Но сперва вернуться в школу и “обрадовать” коллег.