Читать книгу Созвать всех на чай! - Анастасия Зарецкая - Страница 3

В этот раз грима Китчер сама заглянула в мою кондитерскую. Я как раз выставляла на витрину круассаны. Вообще говоря, круассаны становятся нашим основным блюдом, по традиции, уже тогда, когда мы находимся в самом бедственном из возможных положений. Поскольку круассаны обладают чудесным свойством: при выпекании раздуваются, увеличивая объем исходного теста раз в пять.

Ингредиентов нужно мало. Зато на витринах появляется какой-никакой ассортимент.

– Анита, пчёлка! – воскликнула грима Китчер ещё на пороге. Степенно приближаясь к витрине, продолжила: – Я вчера была неподалеку от твоей кондитерской и учуяла невероятный запах корицы. Не осталось ли чего-нибудь с тех времен?

Я многое могла бы сказать… Но кто я такая, чтобы портить настроение гриме Китчер?

Она оказалась вдруг рядом со мной, и мне пришлось слегка приподнять голову, чтобы, разговаривая, видеть её лицо – рост у гримы Китчер, наверное, даже немного превосходит шесть футов. А ещё у неё восхитительный разворот плеч – следствие работы на ферме. Наверное, как-то так и выглядят женщины-воины. Хотя сомневаюсь, что многие из них могут похвастаться гномом в мужьях.

– Увы, – только и ответила я. – Зато у нас есть круассаны с ягодной начинкой. Не желаете попробовать? Или вот – несколько кусков лимонного тарта.

– На дух лимоны не переношу, – призналась грима Китчер, слегка поморщившись. Поправила широкополую шляпу, укрывающую короткие русые волосы, и решила: – Давай круассаны. Штуки, скажем, четыре.

– Чай? – предложила я.

– Куда же без чая, – согласилась грима Китчер. – И присаживайся со мной, если не занята.

А я как раз освободилась – удивительное совпадение. Точнее даже так: я оставила Лори наводить порядок на кухне, а сама занялась расстановкой товара. И как раз таки тогда, когда я раскладывала последние круассаны, к нам заглянула грима Китчер. Удачно всё сложилось!

Грима Китчер рассказала мне о том, что очередная её коза (из тех, у которых на левом ухе можно разглядеть звезду) разродилась козленком, подкинув хозяйке забот. И ещё – что на кукурузу напали неизведанные чудовища, длиной раза в два превосходящие нормальную саранчу. И похвасталась тем, что её мужу, гриму Дерену, колечко заказал кто-то из богатеньких аристократов. Грим Дерен уже больше двадцати лет работает ювелиром. Иной раз я думаю, что Китчер, тогда ещё не грима, ответила гриму Дерену согласием как раз потому, что он, делая ей предложение, подарил Китчер невероятной красоты колечко.

Поделившись со мной всем этим ворохом происшествий, грима Китчер поинтересовалась, как идут дела у моей кондитерской.

– В следующий раз не вздумай даже пускать на порог орка! – посоветовала грима Китчер, когда я рассказала ей о том, как подарила семь бриошей вместо одной.

– Мне этот пройдоха никогда не нравился, и ты держись от него подальше, – заметила грима Китчер, когда я повела ей о злосчастной корице. И ещё о том, от кого она мне досталась.

Зато коз мы обсуждали куда дольше. По одному только моему описанию грима Китчер смогла приписать увиденным мной козам множество болячек. И пообещала обязательно отыскать это несчастное маленькое стадо, чтобы как следует о нём позаботиться. Поскольку поедание бумаги, сколь бы шелковистой она ни была, – это, по мнению гримы Китчер, последняя степень отчаяния со стороны коз.

А потом, когда установилось вдруг молчание, грима Китчер полюбопытствовала:

– Анита, почему же ты не обратишься за помощью к маме?

– Потому что я не хочу к ней обращаться, – ответила я просто.

Грима Китчер приподняла правую бровь, посмотрела на меня выжидающе – это значит, что я не смогу подняться со стула, пока не отвечу.

– Потому что я уже взрослая, – напомнила я. И начала загибать пальцы. – Во-первых, я не хочу мешаться у мамы под ногами. Во-вторых, я мысли не допускаю о том, чтобы выпрашивать милость у месенье Жесета. В-третьих, мама мне сразу говорила, что у меня ничего не получится. В-четвертых, я долго и убедительно доказывала ей, что всё-то я обязательно смогу. Наконец, как самостоятельный человек, со всеми своими проблемами я должна разбираться самостоятельно.

– Сколько тебе лет, Анита? – поинтересовалась грима Китчер.

Сначала мне на вес намекают… Потом спрашивают про возраст. Со мной явно что-то не так!

– Двадцать, – ответила я всё-таки. И не стала уточнять, что двадцать мне исполнилось чуть больше месяца назад.

– Какая же ты ещё малышка! – воскликнула грима Китчер. Боковым зрением я заметила белое пятно, мелькнувшее в кухонном проёме. Конечно же, это был Кексик, без зазрения совести подслушивающий наш разговор. Пообщавшись с призраком, я осознала одну печальную вещь: совесть умирает самой первой. – А теперь послушай меня – я давно растеряла пылкость, свойственную молодости. У мамы под ногами ты никогда не мешалась – просто потому, что она мама, а не случайная прохожая. Месенье Жесет будет только рад поделиться своими бесконечными сбережениями с дочерью его любимой женщины. Зита Лисна иногда слишком резка в выражениях – это правда. Но ещё большая правда то, что у тебя и в самом деле прекрасно всё получается. Ну а самостоятельность не должна быть равна одиночеству перед лицом трудностей.

Я решила смилостивиться над гримой Китчер – всё же за моё воспитание она вдруг взялась с большой пылкостью, чем моя собственная мама. Быть может, есть во мне что-то от несчастных козочек, так сильно гримой Китчер любимых?.. Я заметила:

– Хорошо.

И как ни в чем не бывало взялась пить чай.

Грима Китчер даже круассан выронила из рук. Благо приземлился он прямёхонько на поднос и почти не раскрошился.

В очередной раз взглянув на меня своими пронзительными глазами – миндалевидными, темно-карими и окруженными пушистыми светлыми ресницами, грима Китчер поинтересовалась:

– Ведь ты прямо сегодня напишешь маме? Или, ещё лучше, наведаешься к ней в гости? Когда ты вообще в последний раз выбиралась в город?

– Нечего мне делать в городе, – призналась я. – Он никогда мне не нравился. И до сих пор я не смогла его полюбить. На что там смотреть? На высокомерных магов в дорогих костюмах? Которые взирают на представителей всех прочих народов, как на мусор под подошвой. Или на сияющий драгоценными камнями дворец, под стенами которого толпятся бедняки, надеясь отыскать потерянную монетку? Чур меня! Мне морской воздух куда милее смога заводов. И обитатели здесь живут куда более приятные. Так что я предпочту обойтись без поездок в город.

– Не так уж ты и неправа, Анита, – грима Китчер вздохнула. Отодвинула в сторону пустой поднос – мои страшные рассказы про город вызвали в ней нешуточный аппетит. – Пойду я – к своим грядкам и козам. Но если вдруг надумаешь – я слышала, корреспонденцию будут отправлять сегодня вечером.

Стоило гриме Китчер покинуть кондитерскую, как я вернулась к своим витринам. Но думать о сладостях отчего-то не хотелось. Будто вместе со словами гримы Китчер попала на язык горькая пилюля. Отравила сладкое послевкусие, оставшееся после выпечки. И ещё долго будет о себе напоминать.

Что ж, пожалуй, сейчас самое подходящее время, чтобы вернуться к началу моей истории. То есть к тому моменту, когда я вздумала появиться на свет.

Вообще говоря, моя мама, которая отныне считает себя городской жительницей, первые тридцать семь лет своей жизни прожила в этом самом квартале – теперь уже только моем. Она родилась здесь, выросла, научилась жизненным мудростям. Самое долгое расставание мамы с этим кварталом длилось три года – когда мама постигала мудрость научную. Да и то – мама частенько наведывалась в родные края, поскольку училась неподалёку.

Зато потом, отучившись, мама вернулась сюда секретарём.

А властям пригорода как раз требовался секретарь – светлый и наивный, как первый весенний листок, чтобы был несведущим во всех тех играх, без которых ни одна власть не обходится. Маме в мэрии обрадовались. Предложили ей хорошее место и неплохие условия, чтобы удержать на подольше. Забегая вперёд, скажу, что именно в мэрии мама и проработала следующие восемнадцать лет… Она вообще у меня из тех, кто дотошно хранит верность собственному выбору, метаться не привыкла.

Правда, помимо мэрии, была у мамы ещё кое-какая забота, неожиданно свалившаяся на голову.

На второй год работы моя мама познакомилась с моим отцом.

Ей было двадцать – как сейчас мне. И, как и я, мама любила прогуливаться по морскому побережью больше, чем по каким-либо иным местам. В один из вечеров – отчего-то, несмотря ни на что, мама называла этот вечер самым красивым в её жизни – в порт прибыл корабль. Только вот команда его оказалась необычной. Помимо моряков, закалённых беспощадными штормами и палящим солнцем, на корабле обнаружилась целая делегация изнеженных магов. Мама рассказывала: спускаясь с корабля, эти маги шатались и то бледнели, то краснели… Тогда как моряки улыбались безмятежно.

А потом произошло самое настоящее чудо.

Среди магов мама заметила одного особенного. А этот особенный маг вдруг разглядел мою маму среди девиц, топчущих побережье. Всё произошло одномоментно. Страсть вспыхнула, как огонь в печи.

Продолжительности этого огня, впрочем, не хватило бы даже на то, чтобы круассаны испечь.

Мама рассказывала: у него были белокурые волосы, ну вот прям как мои, а ещё очень уж необычные глаза – один скорее синий, а другой по большей части зелёный, и это я тоже у отца позаимствовала. Мама говорила, их делегация приплыла на наши скромные земли из столицы магии, Анлье, чтобы исследовать магические аномалии – о которых, к слову, не слышал прежде ни один житель пригорода. А мой отец, помимо всего прочего, эту делегацию ещё возглавлял и воодушевлял. Знала же, кого следует выбирать.

Отец рассказывал маме о принципах, по которым строится магия; о её многочисленных ответвлениях и особенностях; и о том, как тесно на самом деле переплетены меж собой волшебство и жизнь каждого из нас.

А в ответ мама делилась с ним собственными наблюдениями – о том, как определить погоду на следующую неделю в зависимости от высоты волн; и на какой стороне света помидоры вырастают наиболее крупными и сочными; и какие пирожные предпочитает здешний мэр. Моя мама тоже неплохо разбиралась в кондитерском искусстве.

Отец пробыл в нашем пригороде чуть меньше месяца.

Делегация магов покинула пригород Эферии в последние дни лета – поскольку практически вся эта делегация состояла ещё и в преподавательском составе академии, обучающей, конечно же, магии. Прощальная ночь, разделенная моим отцом и мамой на двоих, случилась уж точно незабываемой. Мама, вообще говоря, об этом не рассказывала, но догадаться оказалось несложно. Поскольку на следующий год, в конце весны, на свет появилась я.

Зато мама однажды проговорилась об обещании отца.

Сдержать которое он не смог.

Отец пообещал маме вернуться. Как только разберётся с делами чрезвычайной важности. Вернуться, а потом забрать маму с собой. Зажить с ней долго и счастливо, как во всяких сказках пишут.

Но так и не вернулся.

Мама долго его ждала. Подбегала к окну, едва заслышав шорох. Наверное, тогда она возненавидела коз – отчего-то рядом с нашим домом постоянно ходили козы… Однако же, на мой седьмой день рождения, мама вдруг призналась, что ждать у неё не осталось никаких сил – и что она отпускает моего отца окончательно. Наверное, тогда я и возненавидела магов…

Вообще говоря, жили мы с мамой неплохо. Очень даже дружно.

Разочарование моим отцом нисколько не сказалось на мамином отношении ко мне. И вообще – мама, кажется, любила меня чуточку больше всего остального в этом мире. Хотя и к миру она относилась весьма приветливо. Маме нравилась её работа. Маму восхищало море. Мама обожала готовить, наряжать меня в пусть не самые дорогие, но вполне себе милые платья. И ходить вместе со мной на прогулки, каждый раз подмечая в знакомых улицах нечто новое и необычное.

А я души в ней не чаяла.

И оттого, пожалуй, с каждым годом наращивала презрение по отношению к собственному отцу. Ведь как можно было оставить мою маму, такую чудесную, самую замечательную?

Всё у нас с мамой было хорошо.

Вот только (думаю, из-за меня в первую очередь) у мамы совсем не складывались отношения с мужчинами. До моих четырнадцати лет мы проводили вдвоём слишком много времени. А потом я немного подросла, кое-что осознала – и освободила маме немного времени. Стала больше времени проводить с подругами, а ещё – перезнакомилась со всем нашим кварталом, а с кем-то продолжаю дружить до сих пор.

Когда мне было пятнадцать, мама впервые привела в наш дом месенье Жесета. Они с мамой познакомились в мэрии, причём за пару лет до этого. Месенье Жесет был советником из города и по долгу службы иногда наведывался к нам в пригород, каждый раз пересекаясь с моей мамой. Конечно же, лишь благодаря случайному совпадению.

Это не было вспышкой страсти, как в случае с моим отцом.

Но зато – это была взаимная заинтересованность, которая грозилась перерасти в нечто большее.

Мне месенье Жесет понравился сразу. Во-первых, своими выдающимися усами, закрученными вверх. Во-вторых, теплом в глазах, которое появлялось, следовало месенье Жесету взглянуть на мою маму. Так что я, как хорошая и благодарная дочь, позволила этим отношениям развиваться.

Когда мне было шестнадцать, мама продала наш дом. И мы вместе с ней перебрались к месенье Жесету, в город.

Так что об особенностях жизни в городе я знаю не понаслышке.

Я еле как перетерпела следующие два года. Даже успела пройти высшие классы в престижном лицее… Не будем уточнять, с каким трудом мне это далось – сама я всё это предпочла забыть, как страшный сон. А потом мне исполнилось восемнадцать, и я заявила: возвращаюсь в пригород! И начинаю заниматься тем, что мне действительно по душе.

Мама и месенье Жесет в один голос твердили о том, что мне нужно остаться в городе. И продолжить учиться. Тем более что месенье Жесет уже почти выбил для меня место в академии финансов – на экономических науках. А мама говорила, что я обязательно должна попробовать себя в политике…

Однако я осталась непреклонной.

Заявила, что если и захочу продолжать обучение, то пойду в то место, которое выберу сама. И ещё много разных вещей заявила, частью из которых я только что делилась с гримой Китчер.

Мама, наверное, никогда прежде не видела меня такой непокладистой… Скандал знатный стоял! Гремел несколько дней. Но потом месенье Жесет устал меня воспитывать. А мама и вовсе смирилась с моим выбором. Улыбнулась самой невинной из всех возможных улыбок и сказала, что они всегда будут рады принять меня обратно. Ну и снабдила теми средствами, которые я умудряюсь тратить до сих пор.

С тех пор я бывала в городе дважды, по осени.

И оба этих раза, прежде чем отправиться в город, я заглядывала в цветочную лавку арелии Силлы – феи, которая знает о цветах даже больше, чем цветы знают о себе. Я брала самый большой букет и дарила его маме, в честь её дня.

А мама дважды навещала пригород.

И оба раза – в конце весны. Вот только брала с собой не цветы, а платьица – по старой памяти. Иначе и не обновлялся бы мой гардероб…

Видеться дважды в год нам с мамой было вполне достаточно.

Ведь мы уже и так взяли друг от друга всё, что могли взять. Обсудили все возможные темы, посмеялись над каждой шуткой, которую когда-либо услышала одна из нас.

Не надумаю писать письмо, решила я окончательно. Не стану тревожить маму. Пусть наконец-то насладиться жизнью вдоволь.

– Малыш-с-шка! – прошелестел Кексик за спиной, высвобождая меня из плена воспоминаний. – Анита, какая же ты ещё малыш-с-шка!

Обернувшись, я взглянула на него с высоты своих пяти футов. И не стала ничего говорить – только лишь вздохнула.

***

Моя «Сладкая магия» вновь погрузилась в пучину безразличия со стороны жителей пригорода. Рассеялся запах корицы, а оставшиеся в живых объявления подсмыло теплым летним дождиком. Они теперь напоминали скорее афишу, зазывающую в театр теней: от профитролей, бриошей и тартов остались лишь неясные очертания.

Следовало срочно решать, что же предпринять дальше.

Собственно, именно этим я и занималась, спрятавшись в собственном кабинете. Чтобы избавиться от отвлекающих моментов, я даже замкнула дверь. Это был единственный возможный способ спастись от болтовни Кексика. Дверь ему, как существу бесплотному, конечно же, никаким образом не мешает. Однако я с самого начала объяснила Кексику предельно ясно: когда я запираюсь в кабинете, то хочу побыть наедине с собой. И чем яростнее он будет этому мешать, тем дольше я просижу за закрытой дверью.

Правда, с воображением сегодняшним днём у меня имелись некоторые проблемы.

На ум не шла ни одна здравая мысль – лишь всякие пустяки.

Я представляла, что, уединившись, поймаю вдохновение, только успевай записывать идеи. Приготовила пачку бумаги и несколько карандашей. А в итоге нарисовала цветок в левом углу верхнего листа. И взялась перебирать сокровища с полок.

Что бы сообразить такое?

Сладость по необычайному рецепту? Подсмотреть в моей чудесной книге что-нибудь такое, что прежде не пробовал ни один житель пригорода. Но опять же: чтобы осуществить эту задумку, понадобятся ингредиенты, а мы сейчас не особо располагаем средствами. И ещё – не обойтись без жителей пригорода, которую эту сладость захотят попробовать. И вдохновятся настолько, чтобы проболтаться о ней соседям…

А если попробовать зазывающие украшения? Прогуляться до местной библиотеки – когда-то в детстве я обнаружила в ней справочник праздников на каждый день. Можно будет подцепить идеи оттуда. Вдруг в нём обнаружится день роз? Тогда мы с Лори украсим кондитерскую алыми, розовыми и белыми лентами, сложенными в виде этого замечательного цветка. И внесём в ассортимент варенье из лепестков роз. Или день меда удастся отыскать? Я готова испечь десяток медовых пирогов и даже нарядиться в костюм пчелы!

От полочек я перешла к окну, опустила руку в банку с камешками.

Может, стоит предлагать покупателям что-нибудь такое же маленькое? И всем в итоге будет хорошо. Нам потребуется совсем немного ингредиентов. А нашим гостям – совсем немного денег. Что бы такое придумать? Карамельные леденцы? Можно добавлять в них сок, чтобы получались разноцветными. Или, например…

Резкий стук в дверь поставил точку моим размышлениям.

Я резко вытащила руку из банки, будто бы занималась чем-то недостойным. Не стала даже поправлять платье или переплетать косу, потому что была более чем уверена, что за порогом увижу Лори.

По ту сторону двери Лори действительно была. Но ещё – там была голова, заглядывающая внутрь нашей кухни.

Я узнала эту голову сразу же. Ещё бы! Ведь она принадлежит бывшей маминой напарнице. С которой, было время, мы виделись каждый день – и с большим уважением относились друг к другу. И с которой время от времени менялись конфетами, поскольку обе до безумия любили сладости.

Имя у неё очень музыкальное – Мелодия, мия Мелодия.

Хотя сама Мелодия, в отличие от её родителей, к музыке даже не притронулась.

– Анита! – она махнула рукой, подзывая меня к себе. – Выйди ненадолго! Есть разговор.

Разговоры мы любим – не зря же говорят, что в споре истина рождается. Я приблизилась к Мелодии, а попутно спросила:

– Чай, профитроли?

– Обязательно, – ответила Мелодия.

Её любовь к сладостям, наравне с моей, спустя годы тоже осталась прежней.

Мы с Мелодией расположились за столиком, примыкающем к окну. Пока Мелодия наслаждалась профитролями на клубничном заварном креме, для приготовления которых мы с Лори сегодня использовали остатки муки и клубники, я разглядывала обстановку по ту сторону стекла. Весьма унылую и пустую. Жарко было сегодня – настолько, что не спасал даже морской бриз. Вот и кто, скажите на милость, готов в такую погоду идти в кондитерскую за горячим чаем?

Быть может, нам следует изготавливать остужающие напитки? И продавать сладкий лед. Ну а что? Будем соответствовать желаниям гостей. Глядишь, и заглядывать к нам начнут почаще. Для льда много ингредиентов не надо – достаточно воды, ягод и сахара. Впрочем… Даже тут загвоздка! Для льда нужен охлаждающий элемент – куда более мощный, чем тот, что стоит у нас на складе. А чтобы его получить, нужно, во-первых, обратиться к магам. И, во-вторых, приготовить кругленькую сумму денег. Боюсь её не наскрести, даже если соберу все свои скромные запасы.

– Анита! – провозгласила Мелодия. И я пообещала себе, что обязательно обдумаю идею со льдом ещё раз, но позже. – Молчаливая ты сегодня.

– Думаю над тем, как внести оживление в кондитерскую, – призналась я.

– Тогда моё предложение тем более должно тебя обрадовать, моя хорошая! – обрадовалась Мелодия.

В мэрии Мелодия работает кем-то вроде затейницы – время от времени придумывает развлечения для всего пригорода, чтобы жилось нам чуточку повеселее. Причём фантазия Мелодии не ограничивается общепринятыми праздниками. И даже теми, которых она набралась в справочнике праздников на каждый день. Мелодия придумывала то забеги вдоль побережья или разминки на нём же, то благотворительные сборы в честь бродячих котов или обитателей морского дна, то дни уважения к старикам, детям и работающему населению. Одним словом, скучать у нас некогда.

А моя мама была в том числе и той, кто согласовывает бюджет на все эти развлечения с вышестоящими органами. Частенько мама и Мелодия спорили по поводу того, может ли очередной забег стоить недельный бюджет всего пригорода или всё-таки нет.

– Да, я готова выслушать твоё предложение, Мелодия, – заметила я. Улыбнулась – и приказала себе сосредоточиться на этом разговоре.

– Ты ведь знаешь… – пробормотала она голосом опытной интриганки. – Что через три дня мы празднуем день независимости пригорода!

Этот любопытный факт я и в самом деле знаю прекрасно. Как-то так получилось, что чуть меньше сотни лет назад пригород Эферии фактически отделился от города. Хотя название мы продолжили носить прежнее, но с того момента считаемся двумя отдельными населенными пунктами. Что даёт нам право обзаводиться собственной мэрией (которая носит забавное название «Мэрия Эферии п.»). И личными праздниками тоже.

– Обязательно загляну, – пообещала я. – Интересно будет посмотреть, что же ты придумала в этот раз.

Мелодия улыбнулась довольно. Вообще говоря, её рот будто именно для улыбок и создан – пышные губы, жемчужные зубы… Быть может, именно благодаря природной красоте Мелодия все же довольно частенько добивается того, чтобы бюджет ей в конечном счёте согласовывают.

– Придумала я в частности вот что: торт на этот праздник приготовишь ты! – объявила Мелодия. – Плачу заранее, за это можешь не беспокоиться. Ярусы, украшения, крем… грандиозность в каждом жесте, всё как положено, а остальное на твой вкус, ему я доверяю беспрекословно. Ну, что думаешь? Справишься за три дня?

Я замерла пораженно.

Сколько праздников прошло в пригороде за это время! И ни на один из них я прежде не пекла торт. А тут – день независимости пригорода! И такая честь…

– Понимаю, понимаю, – Мелодия покивала. – Надо было предупредить тебя чуть раньше. Но раньше у меня не было денег, а теперь они есть. Я очень рассчитываю на твой талант, Анита! За срочность доплачиваю отдельно!

– Ярусы… – повторила я. – Какое количество? Чем больше ярусов, тем неустойчивее торт, нужны укрепляющие конструкции… Украшения. С отсылкой на что? Быть может, в этом году у дня независимости пригорода есть определенная направленность? Крем? Какой именно должен быть крем? Масляный? Заварной? Шантильи? Глазурь? И что насчет начинки?

Мелодия улыбнулась в очередной раз. А потом и вовсе поднялась со стула – чтобы приблизиться ко мне, наклониться и практически соприкоснуться своей левой щекой с моей правой.

– Представь себе эту восхитительную картину, Анита, – она повела руку в сторону, будто бы перелистывала невидимую страницу. – Наша любимая площадь, сплошь украшенная праздничными декорациями… Песни, танцы, безудержное веселье… И во главе всего этого: твой восхитительный торт. Сделай его таким, чтобы он приковывал взгляд каждого, кто заглянет к нам отпраздновать это знаменательное событие. Вот каким именно он должен быть.

В общем, я пообещала сделать всё, на что только способна.

А на прощание Мелодия, конечно же, спросила:

– Как там мама?

За два года, которые прошли с момента моего возвращения в пригород, мы с Мелодией случайно сталкивались на улицах раза три. И все эти три раза Мелодию интересовало, как же там поживает моя мама.

– Лучше всех, – ответила я честно. – Чуть больше месяца назад заглядывала в родные края.

– Хоть бы раз предложила встретиться, – возмутилась Мелодия. – Как будто мы с ней совсем чужие люди. Но ничего, – она зачем-то мне подмигнула, – даже до города дойдут известия о том, какой чудесный получился у нас праздник. Она ещё жалеть будет, что уехала!..

***

Следующие три дня прошли в суете для всей нашей кондитерской, задело даже Кексика.

Но, справедливости ради, суета эта была приятной.

Те дополнительные средства, которые, по-хорошему, должны были остаться нам с Лори в качестве весьма славного гонорара, я практически целиком потратила на то, чтобы закупить ингредиенты на пробные праздничные торты. Рецептов, способных поразить воображение жителей пригорода, было предостаточно, но нам следовало остановиться только на одном из них.

Я голову сломала, размышляя над тем, чему же всё-таки отдать предпочтение: бисквиту со сливочной клубникой, шоколадкой шарлотке или малиновому муссу. Заставила пробовать каждый из них владельцам соседних торговых заведений. И голоса разделились на три равные части!

Так что я решила не выбирать, а делать три яруса с разным наполнением.

Работа кипела денно и нощно! На отдых у нас не было ни единого мгновения, так что к утру третьего дня начал зевать даже Кексик. А призракам, спешу напомнить, сон не положен вовсе.

Зато к обеду третьего дня мы всё-таки приготовили его – самый чудесный из тортов, к которому я когда-либо приложила руку.

В украшениях мы тоже решили себя не сдерживать.

Так что торт получился у нас яркий, как само лето. Благо сейчас идёт ягодный сезон: ягоды пригодились нам как для крема, так и для украшения. В итоге красок на нашем торте было ничуть не меньше, чем на поляне.

Чтобы от нашего гонорара совсем ничего не осталось, мы с Лори нашли время ещё и до магов прогуляться. По счастливому совпадению, лавка магической ерунды вот уже второй год стоит в трёх минутах ходьбы от нас, идти не устанешь. Мы взяли совершенно прелестные (стоит отдать магам должное) свечи. Которые мало того что горят разноцветными огнями, так ещё и запускают во все стороны искры, безопасные для окружающих.

И теперь, вымазанные в муке, сливках и ягодах, все втроем мы были довольны как никогда.

Кексик кружился по комнате, переполненный гордостью, – поскольку, со слов Кексика, это был в том числе и его самый красивый торт. А нам с Лори, отличающимся от призрака телесностью, приходилось быть чуть более сдержанными в эмоциях. Хотя радовались мы не меньше Кексика.

Спрятав торт на склад, чтобы не подтаял, мы разбежались ненадолго – следовало привести себя в порядок.

Я нарядилась в одно из тех платьев, которые мама привезла с собой месяц назад. Выбор пал на нежно-розовый вельвет – очень уж он клубничный мусс напоминал. И даже волосы я осмелилась распустить, чего не делала уже давненько. Они заструились по спине – цвета сливок с мёдом – и неожиданно почти достигли талии.

Прежде чем покинуть чердак, я лукаво взглянула на собственное отражение в маленьком настенном зеркале. Прищурила сначала преимущественно синий глаз, а потом – по большей части зеленый. Смахнула с щеки незамеченную прежде косточку от малины и улыбнулась.

Хороша, не поспоришь!

Не настолько хороша, как наш сегодняшний торт, но тоже ничего так.

По дороге в кондитерскую я заглянула в строительный павильон – следовало разжиться кое-чем для перемещения торта. И вышла из него веселая, с чувством выполненного долга. А перед собой покатила тележку, наполненную пока что упаковочной бумагой, но, вообще-то, предназначенную для торта.

Лори опоздала, но совсем ненамного. Зато переступила порог кондитерской такой красивой, какой я Лори никогда не видела. В противовес мне, платье на ней было насыщенно-синим, как голубика. Оно делало светлую кожу ещё более белой и оттеняло пронзительные карие глаза. Вопреки мне, русые волосы Лори заплела в две косы, похожие на пшеничные колоски.

– Прелес-с-стны! – заявил Кексик довольно. – Будь такие девиц-с-сы в моё время, я, быть мож-ш-шет, даж-ш-се и ж-ш-шенился бы!

Наш замечательный торт на отполированном блюде переместился в тележку так легко и непринужденно, будто был создан специально для неё, только и оставалось дождаться встречи. А сверху мы соорудили нечто вроде подушки из упаковочной бумаги – такой, чтобы она одновременно и не нарушала внешний вид торта, и защищала его от пыли. Получилось вполне надёжно.

За мгновение до того, как покинуть кондитерскую и отправиться на площадь, я вдруг задумалась о том, что пока всё у нас складывается довольно-таки неплохо.

Даже хорошо, если взять в учёт все наши прошлые неприятности.

Будь я Лори, я бы наверняка заподозрила неладное в таком удачном стечении обстоятельств. Лори любит видеть во всём подвох.

Но я – это я.

И везение я восприняла закономерным процессом. У нашей кондитерской была тёмная полоса – многого нам пришлось натерпеться! А теперь пришла светлая. И вообще – это не удачу стоит благодарить, а самих себя. Своё упорство, трудолюбие и веру в лучшее, вот так вот!

Тележка, нагруженная тортом, стала куда менее податливой, чем она же с упаковочной бумагой.

Так что мы с Лори решили поделить между собой стороны, для равновесия. Я шла по правую сторону, а Лори по левую. Тележку мы катили перед собой и со всей внимательностью осматривали окружающую местность – на предмет препятствий, которые могут затруднить наше перемещение.

Я так гордилась нами в этот момент!

Гордилась восхищенными взглядами со стороны окружающих. И испытывала особое удовольствие, когда отвечала на вопрос, что же такое мы перевозим. Торт! Да-да, торт! Заглядывайте на день независимости пригорода, отведаете лакомый кусочек!

Чем ближе мы подходили к площади, тем радостнее становилась обстановка вокруг.

Наш пригород, и без того не страдающий от недостатка красок, обретал всю большую пестроту и цветность, аж дух захватывало. Вот стала слышна музыка – задорный дуэт барабанов и струн. Вот появились актёры, выряженные в яркие одежды. А вот собирается толпа – там, вдалеке. И мне даже показалось, что в толпе я разглядела Мелодию, наряженную в платье цвета апельсинового желе.

Несколько десятков шагов – вот сколько нам оставалось пройти, прежде чем мы должны были оказаться в самом центре праздника.

А потом я различила: музыка стала какой-то фальшивой, да и голоса звучат теперь скорее возмущенно, чем восторженно…

Самым ласковым словом ко всему, что происходило дальше, было слово «безобразие».

Толпа разделилась на две неравные части, образуя проход. Обитатели пригорода пропускали мчащуюся вереницу, чтобы не попасться под горячую руку… Ну, или лапу. Возглавляли вереницу козы – три чумазые козы, вполне возможно, те же самые, которые съели мои объявления. Во рту каждая из коз держала румяное красное яблоко.

А за козами следовал свирепый мужчина на лошади. Лицо у мужчины было краснее всяких яблок, а лошадка, видимо, уже давно служила ему верой и правдой, так что растеряла прежнюю прыть. И никак не могла нагнать коз.

Между тем вся эта вереница нацелилась прямёхонько на нашу тележку с тортом. Следовало как можно скорее исправлять ситуацию.

Я дернула в правую сторону – поскольку правая сторона была мне ближе.

А Лори, не растерявшись, дернула влево и сделала это одновременно со мной.

Лишенные дара речи, мы с Лори так и не смогли определиться со стороной, а потому продолжили стоять на месте.

Козы растерялись внезапному нашему появлению. Но замедлиться не посмели – грозный торговец, у которого они сперли яблоки, показался им более опасным, чем две беззащитные девицы с праздничным тортом. А старая лошадка вдруг вошла во вкус и начала набирать скорость – несмотря на попытки торговца, для которого мы тоже не остались незамеченными, её остановить.

За мгновение до того, как произошло неизбежное столкновение тележки и коз, я внимательно взглянула на Лори – а потом потянула её всё-таки вправо, отделяя нас от места происшествия.

Всё-таки людей я пока ценю больше, чем торты, какими бы прекрасными они ни были.

Дальше нам только и осталось, что наблюдать за тем, как мы лишаемся труда трёх последних дней.

Козы врезались в тележку удивительно слаженно – так, что придали ей достаточно силы для того, чтобы совершить кульбит в воздухе и перевернуться колёсиками вверх.

– Но как же наш торт, Анита? – опомнилась Лори. Она прижала ладонь ко рту, и даже косы её, которые прежде ласково трепал ветерок, застыли обреченно.

Всё, чем я смогла ответить – это пожать плечами.

Я чрезвычайно сильно пожалела о том, что не взяла с собой носового платка. Если бы он у меня имелся, можно было бы немного всплакнуть – и красиво вытереть слёзы. Лишенная платка, я вынуждена была оставаться сильной, а потому не позволила себе ни единой слезинки.

Праздник плавно перетёк в нашу сторону.

Нашлись добровольцы, которые помогли нам поднять тележку. Следом за собой тележка потянула оберточную бумагу, и нашим глазам предстала душераздирающая картина: три яруса торта, которые теперь невозможно отделить, даже мысленно. Месиво, одним словом.

Мелодия тоже нашлась – платье на ней в самом деле оказалось цвета спелого апельсина.

Она мгновенно оценила обстановку. Посмотрела сначала на толпу, потом на нас с Лори, затем на тележку и только после этого – на то, что осталось от торта.

Приблизилась к этим ошмёткам, макнула палец в крем из нижнего яруса, который оказался теперь верхним. Прикоснулась пальцем к своим красивым губам… А через мгновение взглянула на меня и улыбнулась довольно:

– Анита, торт получился лучше всяких похвал!

А как по мне – лучше всяких похвал было бы, если бы Мелодия всё-таки промолчала…

Нашлись и другие смельчаки – спасибо оберточной бумаге, благодаря которой торт избежал соприкосновения с землёй. Торт разлетелся в одно мгновение – на память нам с Лори осталась лишь только бумага в остатках крема. Мы вернули её в тележку. И покатили прочь от праздника, пока собравшиеся ещё не поняли, что вместе с этим тортом рухнула моя надежда на светлое будущее кондитерской.

Добравшись до торгового островка, мы с Лори попрощались – я позволила ей не возвращаться в кондитерскую сегодня. Да и завтра тоже. Незачем.

А сама именно в неё и пошла. Встретилась с Кексиком и объявила ему, даже не подумав улыбнуться:

– У нас и с тортом не срослось. Я начинаю верить в то, что и в самом деле переоценила себя.

Первым делом я спрятала тележку на склад.

Вторым – спряталась в кабинете сама. И взялась пересчитывать деньги, твёрдо вознамерившись вернуть Мелодии хотя бы половину от тех средств, которые она мне выделила: жители пригорода, быть может, и оценили вкус торта, но совсем никаким образом не смогли оценить его красоту. Я опустошила все наши скромные запасы и не менее скромную выручку.

Денег получилось впритык.

Что же, сей печальный факт наконец готова признать и я: ещё пара недель на плаву, и мы пойдем ко дну, окончательно обанкротившись.

Значит, пришло время переходить к крайним мерам. Я добралась до листа бумаги – той самой, шелковистой. Теперь, пожалуй, я не переношу коз не меньше мамы… Следом за бумагой я взялась за остатки краски. Много цветов мне в этот раз не потребуется.