Читать книгу Жадная плоть. Часть II - Анатас Малх - Страница 2

Жестокое преступление надломило Людовика. Каждую ночь он просыпался в холодном поту леденящего страха от преследовавшего его одного и то же видения – стоявшая в рваном платье с измученным видом избитая Элис пристально смотрела вглубь души короля полными глубокой боли и слёз глазами и тихим голосом безостановочно задавала ему один и тот же вопрос: «За что ты убил невинную?»

Дошло до того, что монарх боясь заснуть подолгу мучился многочасовым бесцельным хождением по спальной комнате, с силой хлопая себя по щекам. Пытаясь отогнать сон зачитывался до состояния головокружения книгами, время от времени ополаскивая лицо ледяной водой, но всё равно проигрывал природе и валился в постель, чтобы вновь видеть истерзанную его злом жертву.

Измотанный душевными страданиями, пребывая целыми днями в глубокой печали король всё чаще задумывался о том, что его жизнь, прожитая в праздности, была больше похожа на скотскую. Большую часть отведённого ему судьбой времени он употребил на личные удовольствия, ублажая тело красивыми одеждами, насыщая его вкусной едой, наслаждая незнающую сытости плоть всевозможными утехами, категорически отказываясь думать о самом нужном, о крайне необходимом любому мыслящему человеку – о будущем своей души.

Воспоминания о потерявших былой блеск забавах совсем не радовали, напротив, тяготили, давили неподъёмным грузом, угрызения совести камнем тянули куда-то вниз, в невидимую, но ясно осязаемую мозгом почему-то казавшуюся слишком близкой бездонную пропасть.

Он, собственноручно сгубивший свою жизнь, проживший следуя дурному правилу «чтобы было что вспомнить в старости» наконец-то созрел до осознания той правды, что его прошлое никому не интересно, совершенно, но оно не исчезло, не испарилось, как бы сильно этого не хотелось, оно с ним, навсегда, от него невозможно избавиться, оно громоздким багажом лежит в душе, делая ей больно, невыносимо больно.

Немалую роль в нестерпимых мучениях приближающегося к дальнему порогу жизни Людовика сыграло полученное им вскоре после убийства ангелоподобной девочки письмо от одной из дочерей, которая много лет назад, не сумев смириться с крайне распущенными нравами французского двора, решила отказаться от ненужного ей бесцельного и губительного существования и приняла добровольное решение положить жизнь исключительно на служение Христу, подвизаясь в одном из дальних монастырей.

В письме монахиня королевской крови слёзно просила отца вспомнить о том, что он, находившийся на закате своих дней, так и не соизволил задуматься о покаянии, о необходимости как можно скорее заняться приготовлениями к переходу в вечность, в которой его, поражённого заразой греха ждёт неминуемый Высший Суд.

Людовик, часто, одинокими, кажущимися нескончаемыми ночами перечитывал ставшее дорогим сердцу послание дочери и потихоньку пришёл к осознанию правоты её наставлений, продиктованных исключительно заботой и любовью к нему. Он, понявший что натворил, принялся корить себя за то, что, однажды поддавшись на уговоры сатаны тем самым обрёк свою душу на вечное горение в жарком пламени вечности.

В жизни любого человека непременно наступает тот момент, когда он уже не хочет обманывать себя. Его нестерпимо тянет быть честным с самим с собой, пусть его совесть и мучают многие неудобные, порой очень трудные вопросы, на которые обязательно приходится отвечать, признаваясь себе, как на исповеди, в чём-то сокровенном стыдном, иногда до омерзения стыдном. Иначе стойкое ощущение вины за ошибки прошлого не оставят его и будут возвращаться вновь и вновь, жестоко терзая душу, мешая быть если не счастливым, то хотя бы внутренне спокойным.

В предчувствии близкого конца, страшась будущего мира потомок Бурбонов решил потратить оставшееся время жизни на то, чтобы попытаться искренним раскаянием испросить прощение у милостивого Всевышнего.

Король изменился. Он строго соблюдал посты, присутствовал на ежедневных богослужениях, с величайшим благоговением слушал проповеди, и скорбно каялся, воздев к небу больной взгляд старческих глаз. Людовик очень боялся ответственности и расплаты за всё то ужасное, что творил в течение всей своей, как сейчас оказалось, быстро пролетевшей пустой жизни.

В одну из ночей, мечась по слабо освещённой комнате в поисках душевного покоя, он вспомнил наставление архиепископа Христофора Бомона: «Ваше Величество, ваше внимание не должно быть сосредоточено только на внешней стороне религии – на соблюдении обрядов, постов и прочих церемоний, это лишь оболочка. Задумайтесь над тем, что вы не причащались более тридцати лет. Вот это страшно! Ваше образцовое благочестие, выказанное прилюдно во время службы в Соборе, каким бы искренним оно ни было, не способно принести душе вашей много пользы по причине того, что отвлекает окружающее вас общество от связи с истиной, мешает соединению нити молитвы с Вечностью, рвёт её, неосознанно, но рвёт. Вы можете потратить все ваши годы на присутствие в церкви, но мой вам совет – уделяйте как можно больше времени молитве, оставаясь наедине с Господом.

Иисус учил нас: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Вот так вы и поступайте, Ваше Величество. Чтобы ничто внешнее не отвлекало вас от слов исходящей от сердца искренней молитвы вашей.

Господь обязательно призовёт вас к себе если обнажите перед ним все пороки свои и будете каяться, молясь до кровавого пота, ведь грехов у нас с вами, Ваше Величество, будем честны, в избытке», – грустно усмехнулся архиепископ.

Однажды, находясь, как казалось кающемуся Бурбону, наедине с Господом, король, в какой-то момент прельстившись силой слов молитв своих, их горячностью, увидел образ представшего перед ним ангела, парящего на некотором расстоянии от пола. В белых одеждах, со сверкающим мечом в руках, ангел, плавно покачиваясь висел в воздухе пламенным взором прожигая стоящую под ним на коленях тучную беспомощную фигуру.

Взволнованный Людовик, с жаром бормоча: «Отче наш», и искоса поглядывая на пришельца из другого измерения, с тихим изумлением думал о том, что он, недостойный, смог всё-таки достучаться до царства Всевышнего. Эта дерзкая мысль прибавила ему уверенности, и он на секунду представил себя ходящим в райских кущах среди бесчисленного множества светящихся от счастья тонких тел святых, мощными голосами поющих хвалебную песнь Создателю.

Но по непонятной ему причине не чувствовала душа его радости, будто не с благодатью она соприкоснулась, а с чем-то иным, да, громадной силы, но грозным, беспощадным. Вместо ликования в сердце был необъяснимый страх, чувство нестерпимо жгущего стыда и крайне гнетущее ощущение безмерной вины.

Бурбону вдруг подумалось что о его смертных грехах узнало всё Божие царство, и явившийся Ангел был послан с недоброй вестью, не в облегчение ему, жадно надеющемуся, а в обличение его неисчислимых пороков.

Быстро перекрестившись и сложив на груди руки Людовик как-то очень тоскливо поднял вопрошающий взгляд на прибывшего свыше.

В звенящей тишине послышался шорох тихой речи: «Повезло тебе, король, твои руки не связаны за спиной, и ты имеешь возможность делать крестообразные движения. Повезло тебе, король, твой рот не забит грязной тряпкой, и ты имеешь возможность извергать из себя слова покаяния. Повезло тебе, король, никто не стоит над тобой с тяжёлой плетью, и ты имеешь возможность говорить о своих грехах так долго, как сам желаешь. Повезло тебе, король, никто не давит на тебя силой массы своего тела, перекрывая подачу воздуха в лёгкие, и ты имеешь возможность дышать.

В какой рай собрался ты, нечестивец, ты, для которого на протяжении практически всей жизни служили девизом слова соратника твоего прадеда, по распутству, кровосмесителя, вора и убийцы, герцога Бланжи, нагло заявлявшего: «…Я не испытываю… колебаний и не балансирую на острие в своём выборе. И так как я всегда уверен, что найду удовольствие в том, что делаю, раскаяние не ослабляет влечения. Твёрдый в своих принципах, которые сформировались у меня ещё в молодые годы, я всегда поступаю в соответствии с ними. Они помогли мне понять пустоту и ничтожество добродетели. Я её ненавижу и никогда к ней не вернусь. Я убедился, что порок – это единственный способ заставить мужчину испытать сладострастие, эту головокружительную вибрацию, моральную и физическую, источник самых восхитительных вожделений. С детства я отказался от химер религии, убедившись, что существование Бога – это возмутительный абсурд, в который ныне не верят даже дети. И я не собираюсь сдерживать свои инстинкты, чтобы ему понравиться. Ими меня наделила природа, и если бы я им воспротивился, это вывело бы её из себя. Если она дала мне плохие наклонности, значит, считала таковые необходимыми для меня. Я – лишь инструмент в её руках, и она вертит мною, как хочет, и каждое из совершенных мною преступлений служит ей. Чем больше она мне их нашёптывает, тем, значит, более они ей нужны. Я был бы глупцом, если бы сопротивлялся ей! Таким образом, против меня только законы, но их я не боюсь: моё золото и мой кредит ставят меня над этими вульгарными засовами, в которые стучатся плебеи».

Итак, внемли слову моему с трепетом, погибающий в собственных нечистотах монарх.

Я прибыл объявить тебе: услышаны вопли твои жалкие и стенания нервные, достал ты осуждающими себя самого криками до самого дна. Взвешены на весах беспристрастной Фемиды дела жизни твоей. И найден ты лишившимся царства Бога. Ибо вопиёт к Вечному Судии плач убиенной тобой девицы, отданной на заклание животной похоти!

Ликует невинная душа её, ныне пребывая в сонме ангелов, наслаждается кроткая жертва светом Божьей благодати.

И нет места твоему подлому естеству возле её души. Ибо если с преданными на заклание будут и грязные от крови души погубивших их извергов, то осквернится рай, в котором пребывает любовь.

Во веки веков не бывать этому!

Знай, ты, всю жизнь прослуживший сатане и проживший многие лета в непотребстве дел своих: вовеки не видать тебе Эдема, закрыты для тебя ворота чистых обителей, в коих покоятся души верных Господу.

Нельзя служить двум господам и бегать, руководствуясь лишь собственным желанием своим, от одного к другому. Твой дом – ад, предатель! Уверуй в это и прекрати бесплодные попытки избежать предназначенного тебе. Ты лишён прощения и навеки приговорён к вечным мукам!

Сейчас повелеваю тебе: смирись с участью души своей, прекрати тревожить Небо ложью правды своей, не отвлекай Христа от процесса воздаяния Им любви искренне любящим Его праведникам».

Тонкое тело ангела продолжая гипнотизировать цепким взглядом обескураженного человека медленно полетело в сторону закрытых дверей и просочившись сквозь них исчезло.

На холодном полу в горьком одиночестве, вытирая шёлковым платком обильно текущие слёзы, в глубокой задумчивости сидел жалкий старик. Он осознал: нет больше надежды на спасение, как и нет никакой возможности продлить свою жизнь насколько возможно долго, чтобы отсрочить неминуемо приближающуюся казнь его обречённой на вечные муки души.

Оберегающий уединение Людовика солдат дворцовой гвардии заметил, как возле дверей покоев короля появилось невесть откуда взявшееся плотное, большое облако, которое, крутанувшись быстрым вихрем, вмиг превратилось в высокого, одетого в дорогие одежды рыжеволосого человека, быстрым шагом направившегося в его сторону. Несмотря на воинственность натуры, закалённой во многих военных походах, старый солдат не на шутку испугался.

«Нечистая сила. Господи, помилуй душу мою! Спаси и сохрани!» – лихорадочно бормотал он про себя еле шевеля онемевшими губами.

Рыжий приблизился стремительно. Резко остановившись около застывшего караульного, наклонился к нему и сверкая огнём ярко-красных глаз зло прошипел: «Если посмеешь при мне крест на себя наложить душу твою никчёмную выну, мерзавец».

Широко разинув гнилозубый рот, в котором свернувшись петлёй и играя длинным раздвоенным языком лежала чёрная змея он с силой дыхнул в лицо солдата затхлым воздухом могильного склепа, после чего моментально достигнув очередной двери исчез за ней.

Смердящее дыхание невесть откуда взявшегося человекообразного чудовища плодило в сознании трясущегося от ужаса солдата безумные отвратительностью непрекращающиеся видения преисподней. С трудом гоня от себя чудовищные миражи солдат, покачиваясь из стороны в сторону, кинулся в покои короля. Распахнув двери и ворвавшись внутрь помещения, он увидел стоявшего на коленях Бурбона, ожесточённо рвущего на себе седые волосы и дико орущего: «Саваоф, пощади-и-и, умоляю-ю-ю!»

Обескураженный страж поспешно ретировался, дрожащими руками прикрыл двери и машинально перекрестился.

Внезапная острая боль в груди заставила опытного вояку схватиться за сердце. Ловя ртом воздух подобно выброшенной на берег рыбе он, прислонившись спиной к стене, стал медленно сползать вниз. Пробормотав: «Господи, прими душу мою» – тут же испустил дух.

Появившемуся через несколько минут старшему офицеру внутренней охраны, обходящему посты, представилась странная и одновременно страшная картина. Внезапно поседевший солдат, которого он знал много лет, висел на шейном шнурке нательного креста, безвольно подогнув ноги. Суровая нить зацепилась за небольшой торчащий из стены, на уровне плеч человека, нижний крюк оставшийся после недавно снятой по приказу монарха картины с изображением Агнессы Сорель.

Бес забавным для себя способом легко, играючи избавился от свидетеля своего посещения королевской спальни.

После случившегося Людовик погрузился в глубочайшую депрессию и ближайшему окружению его казалось, что уже ничто не сможет спасти катастрофически угасающего жизненными силами короля.

Старик неоднократно предпринимал попытки обратиться к Богу, но всё было тщетно, каждый раз появлялось, как будто караулившее каждый его шаг, бестелесное существо и настойчивыми обличениями смертного препятствовало этому.

Двор перестал видеть короля улыбающимся. Всегда мрачный, с печатью глубокой печали на лице, сгорбившись от одолевавших его мучительных мыслей бродил он по опустевшим комнатам дворца. За ним незримой тенью безотлучно следовала искренне любившая его Дюбарри, единственный оставшийся верным несчастному монарху человек.

Наблюдая за попытками Людовика полностью уйти в религию, графиня старалась обеспечить ему тот образ жизни, какой и нужен был в его нынешнем душевном состоянии. Заботливо оберегала от шумных сборищ, ограничила до минимума общение монарха с высшими должностными лицами страны, из своего поведения напрочь удалила даже намёки на легкомысленность и желание праздника.

Не оставляя осторожных попыток хоть как-то развлечь Людовика, фаворитка однажды предложила ему прогулки в карете, на что король согласился, сначала нехотя, но впоследствии стало ясно длительные поездки понравились ему. Дюбарри была счастлива оттого, что смогла найти выход из тяжёлого для них обоих кажущегося безвыходным положения. Ей было невыносимо больно видеть непрекращающиеся душевные терзания любимого, неумолимо теряющего интерес к жизни.

«Мужчина должен жить эмоциями, должен чувствовать, иначе природа, видя затухающий организм торопится избавиться от него и незамедлительно списывает со счетов запустив процесс уничтожения ненужного ей более объекта». Рассуждая подобным образом и справедливо опасаясь за психическое здоровье Людовика, фаворитка, руководствуясь исключительно благими намерениями, решила прибегнуть к давно проверенному методу, способному, как ей казалось, пробудить в ослабшей душе Бурбона влечение к прелестям земного существования.

Разработав хитроумный план, она незамедлительно приступила к его реализации. И разве могла она знать, что её искреннее стремление помочь приведёт к катастрофе?

Однажды, будучи с королём наедине она взволнованным голосом сообщила ему новость о том, что утром дорогу ей преградил незнакомый монах, настойчиво предлагавшей ей выслушать его. Монах поведал ей тайну о том, что в одном из монастырей Франции живёт монахиня-затворница по имени Вивина, пребывание которой тщательно скрывается от всех настоятельницей, о чём её попросила сама монахиня, предупредив, если хоть кто-то за пределами обители узнает о ней обитель в течении трёх дней будет неумолимо разрушаться, пока от неё не останется камня на камне.

Незнакомый монах, по всей видимости доверенное лицо настоятельницы того монастыря, рассказал, что Вивина ещё в самом начале личного незримого подвига заявила, своё служение Спасителю она посвящает исключительно замаливанию грехов поставленного Господом на царство короля Франции Людовика XV. И она же, пребывающая в глубоко почтенном возрасте, но имеющая светлый ум, сообщила что умрёт в один день с избранником небес, добавив, что пока не видит близкой смерти.

– Много лет, с самого момента вашего вступления на престол, Ваше Величество, с 1 сентября 1715 года, божья невеста неустанно, и днём, и ночью испрашивает прощения за ваши, иногда, будем честны, не совсем благовидные, поступки, которые, впрочем, имеются у каждого человека – взволнованным голосом шептала на ухо Бурбону Дюбарри. – А недавно блаженной Вивине было дано откровение о том, что вам, для избавления от греха уныния и скуки смертной необходимо одарить простым человеческим счастьем однажды случайно встретившуюся на вашем пути какую-то глубоко несчастную девушку.

Именно этот благой поступок, по утверждениям монаха, которому нет резона не верить, ибо он ничего не попросил взамен, утолит жажду мщения Всевышнего и наполнит вашу измученную душу спокойствием.

Искреннее желание изменить к лучшему жизнь совершенно неизвестного вам человека, безусловно, перекроет большую часть содеянных вами грехов, в том числе и невольных.

А невинную кровь, как нам с вами известно с детства, можно смыть либо собственной кровью, испытывая, подобно Христу, тяжкие физические страдания, либо неустанной молитвой с непременным глубоким покаянием, либо истинно чистым, благородным поступком, равным по силе самому греху убийства, но содержащим прямо противоположный данному греху эффект.

Вседержитель ожидает от вас совершения некоего действия, которое заключено в спасении неизвестного вам человека, попавшего в, пока неизвестные нам, труднейшие жизненные обстоятельства. Именно это положит конец вашим страданиям, дорогой друг, лишь оно способно снять с вас тяжесть прошлого, – как могла, изо всех сил убеждала отчаявшегося короля плутовка Дюбарри.

Бурбон, измучивший себя голосом собственной совести до изнеможения как утопающий за соломинку ухватился за рассказ Дюбарри, несущий в себе хоть и призрачную, но всё-таки надежду на облегчение невыносимых душевных страданий.

– Друг мой, Жанна, где монах открывший тебе эту тайну? Приведи его ко мне. В каком из монастырей находится Вивина? Мне нужны подробности этой истории. Кто будет эта молодая особа, которой требуется помощь? Когда я встречу её? Сколько ждать предначертанного? – забросал король фаворитку вопросами. – Ты ведь знаешь, – уныло добавил он, – время неумолимо, со дня смерти маркиза Шовелена скоро будет полгода, после чего, как было предсказано провидцем, должен буду умереть и я. Верно ли было предречено, смогу ли я избежать неизбежного, успею ли отмолить душу свою? Я страшусь преждевременной смерти, ибо участь моя в послесмертии открыта мне.

– Ваше Величество, монах не пожелал открыться мне и передав новость немедленно, будто за ним кто-то гонится, удалился. Всё произошло как-то очень неожиданно, спонтанно. Скорее всего, принёсший поистине благую весть и сам не знал, когда произойдёт эта судьбоносная встреча.

Нам неведомо какая именно помощь необходима таинственной незнакомке, но давайте поступим мудро, мой король: положимся на волю Господа нашего, с твёрдой верой в то, что Он сам всё устроит, если и правда угодна Создателю жертва ваша, чего, признаюсь вам, я желаю больше, чем продолжения своей ставшей тоскливой жизни.

Сейчас меня больше всего радует то обстоятельство, что в откровениях блаженной затворницы не было сказано ни слова о вашей скорой смерти, но имеется спасительная надежда. И я убедительно, на правах преданного друга вашего, прошу, прекратите мыслями своими насильно загонять Своё Величество в могилу. Давайте жить верой в Вышнего, полагаясь лишь на замысел Его. Ибо всякие наши догадки и размышления о закрытом для нас будущем будут явно от лукавого.

Исполнив истинную волю небес, подарив незнакомой девушке радость встречи с вами, вашу благосклонность, сострадательность, оградив её от жизненных невзгод, которые порой бывают крайне жестокими, вы, несомненно, сможете заслужить прощение Строгого Судии. Именно это сейчас самое главное, мой король. Призываю вас: будем же терпеливы…

Незаметно для щебечущей без умолку Дюбарри ставший в какой-то миг излишне спокойным, даже несколько безразличным Людовик слушал Жанну задумчиво глядя в одну точку. Не мог он рассказать верной подруге правду о том, что о скорой кончине его уведомил ангел смерти, прибывший от сатаны, прямиком из преисподней.

И не знал он того, что любовница была свидетелем его встречи с рыжеволосым посланником.

Медленно поднявшись, подойдя к золотой клетке, в которой сидела любимая обезьяна Дюбарри по кличке Мистигри, пребывая в лишь ему одному ведомых размышлениях Бурбон долго кормил животное сладостями. Потом слегка хлопнув ладонью по прутьям клетки грустно промолвил: «Ты счастливее меня, ибо нет в тебе знания» – и удалился в спальню.