Читать книгу Пчелы острова Флибустьеров - Анатолий Агарков - Страница 2

Я хотел бы съездить в Лондон. Просто так, от нечего делать. Я завидую путешественникам. Хотел бы облететь земной шар на воздушном шаре. Представляете? – он летит, а я разглядываю, что там подо мной?

Читая книги, живо всегда воображаю место события, где бы оно ни происходило. Иные картины, заочно увиденные, преследуют всю жизнь. Взгляну на белоснежные объемные облака, и вижу себя на острове Робинзона Крузо. С вами бывает такое?

В «Смирительной рубашке» герой рассказа Джека Лондона путешествовал в пространстве и времени. Я жутко ему завидовал – нет, ни тюремному карцеру, а такой удивительной способности к медитации: он даже шрамы приносил в камеру из своих отлучек. У меня ж с медитацией никак. Вообразить могу, а вот чтобы полностью отключиться, где-то в кого-то преобразиться и что-нибудь действительно совершить мне не по силам.

Но недаром же говорят – если очень мучиться, что-нибудь обязательно получится.

Первые проблески медитации стали у меня проявляться в год переезда в Пятиозерье. Я снял квартиру в медгородке. За окнами лес и чуть дальше озеро Горькое – самое лечебное из всех пяти. Представьте, рассказывают: мужик намазался грязью с его дна, уснул на солнышке и не проснулся – а был здоровым. Так что, осторожнее с этим….

Я видел, как это грязь зарождается. На макушке лета в разгар «цветения воды» в озере появляются множество водорослей – миллиарды сексиллиардов зеленых «клеточек», которые окрашивают воду сверху донизу. Брал пробы на глубине – полна коробушка!

Что это? Планктон? Какая-то живая биомасса, которая, завершив активный период, оседает на дно, прибивается к берегу – и образуются знаменитые целебные грязи озера Горькое, которые буквально на глазах исцеляют все раны кожи. Существуют легенды, что грязям этого озера излечить под силу даже проказу.

Люди боятся в период «цветения воды» в нее заходить. А я не боюсь, и очень даже неплохо себя чувствую после купания – и сплю хорошо, и аппетит в порядке.

Вот тогда у меня стало получаться и с медитацией – если прилечь на воду, слегка пошевеливая конечностями, и отправить в путешествие свое сознание. Только боюсь увлечься и утонуть. Проще это делать на мелководье у берега – когда голова дна касается, а туловище почти все скрывает вода. Вот беда! – сделать это возможно не всегда. С берега на глубину пробит единственный проход в камышах, и по нему всегда снуют люди. Их не бывает, лишь когда вода холодна или цветет.

Может быть, энергетика цветущей воды помогает моей медитации, расслабляя не только тело, но и сознание.

Все будет хорошо – твержу я себе. Потому что я так решил. Я умею добиваться поставленной цели.

Это прелюдии или настрой, а потом отправляю сознание в заоблачные дали – через пространство и время, которые здесь и сейчас надо мною уже не властны. Отрываюсь от земли, погружаюсь в пучины – все мне по силам.

Миг – и путешествие началось!

Хотите со мной?

Сейчас мы посетим сераль турецкого султана. Знаете, что это такое? Смотрите во все глаза – руками не трогать! А то писку поднимется. Прибегут янычары. И не сносить нам любопытных голов.

Вам это надо?

О, как я счастлив был в эти моменты – покинув тело, устремляться куда-нибудь!

И, поняв, что мне надо, дальше уже твердо иду к намеченной цели.

Приобрел надувной плотик и уплывал на середину озера, где никому не мешал, где меня мог достать только лучший из пловцов. Надувал его ровно настолько, чтобы тело на нем было полупогруженным в воду. Ложился на спину, закрывал глаза, и….

Нет, это была не медитация. И, конечно, не сон. Не… буду гадать, а лучше расскажу об ощущениях.

Моя душа (сознание?) сгустком энергии – может, фантом? но точно не приведение (его же видят, а меня нет) – отправлялась в путешествия из тела. В ней оставались в этом состоянии способности живого организма – видеть, слышать, различать запахи. И в то же время появлялись новые – я мог в одно мгновение перенестись через века и континенты, вдруг оказаться где-то, но обязательно в кульминационный момент. Не могу понять и объяснить, как это получалось, но ужасно волновало и нравилось. Меня никто не видел: я был неразличим даже своим собственным глазам. Но я видел все и понимал увиденное.

К примеру, видел, как Берия душил умирающего Сталина, а потом наплясывал «лезгинку» вокруг его кровати – так ненавидел он Вождя Народов, поднявшего его из грузинского навоза к кремлевским звездам.

Я видел, как сжигал второй том «Мертвых душ» Николай Гоголь. Присев на корточки у пылающего огня камина, хлебнув спиртного из стакана, великий автор уставился невидящим взором куда-то в пространство. Возможно, он еще не принял решение. Вот улыбнулся какой-то мысли. Вздохнул судорожно и кинул рукопись в камин. Глядя на вспыхнувшее пламя, провидец, возможно, видел всю Русь в огне войны гражданской….

Я был у ложа умирающей Екатерины. В последние часы она была спокойна. Что-то напевала, готовясь на свидание с молодым офицером. Уже пошла… и тут удар! Подогнулись ноги, скрючились пальцы рук, царственное лицо исказила немая боль. Несколько хриплых вздохов, суета челяди…. Всё – душа великой императрицы отлетела. Напрасно натирает уксусом ее виски итальянский лекарь. Застонал неузнанный мною царедворец: «Все! Кончились покой с достатком. Россия обречена на разорение! Десятилетия бороться будем с подступающей к нам нищетой»….

Почему это происходит со мной? В чем смысл этих путешествий? Как увязать – озеро, миграции души и исторические картины воедино? Если не понять, можно с ума сойти. Надо думать, в этом есть какой-то смысл – указание мне или….

Томимый нехорошими предчувствиями решил впредь записывать то, чему стал свидетелем – может, так смогу понять, какая сила чего от меня хочет.

Попробовал порассуждать.

Скажем, озеро имеет удивительную способность – отправлять душу за временные грани. Его вода, как и любая жидкость, может проводить электроток (мой фантом), имеет неразрывность связи в пределах Земли и может хранить историческую информацию. Конечно, не только историческую – любую, но моя душа историей полна: она определяет направление. Может быть….

Постойте-постойте, может быть, не зря все это со мною происходит. Может, мне даровано судьбой на плотике в водах озера Горького познать таинственные загадки истории и пролить на них свет?

О, я счастливейший из смертных!

Определенно все надо записывать. Хоть прямо сейчас садись и пиши!

Но сдержался. Надо додумать все. Если понять механизм перемещений в пространстве и времени, то есть перспектива научиться ими управлять….

Вдруг ощутил странный холодок в груди. Господи, ведь я могу оказаться свидетелем сокрытия сокровищ и завладеть ими. Может быть, подобно графу Монте-Кристо, я откопаю клад, который сделает меня богатым и счастливым?

В конце концов, разве я не заслужил и не достоин?

Сердце неистово колотилось, голова кружилась – я до крови прикусил губу.

Как здорово, что я сюда переехал! Жизнь здесь могла преподносить всякие сюрпризы и удовольствия, причем в самый неожиданный момент!

Пускаясь в новое плавание на плоту по глади озерной, испытывал одновременно три чувства:

– уверенность и удовольствие от предстоящего путешествия;

– волнение по той же причине.

Полупогруженный в воду чувствовал, как душа обретает легкость – она счастлива, расстаться с бренным телом и пуститься в путешествие во времени и пространстве. Только тело почему-то чувствовало себя неуютно. Почему? Погода стоит прекрасная, вода достаточно теплая. Путешествие должно получиться восхитительным, куда бы меня ни занесло.

Мурашки побежали по коже. Где-то в дальних уголках мозга раздались звуки нездешнего происхождения. Подступили слабость и головокружение. Так всегда бывает перед отлетом души из тела.

И вот уже в ушах громко звучит музыка. То ли глаза я закрыл, толи… небо, солнце, вода вокруг куда-то исчезли – в подступившей темноте замерцали белые, синие и красные всполохи света. Что со мной происходит?

Я не в воде лежу, обласканный нежными волнами, а на песке, и короткий гладиаторский меч пронзил мою грудь. Я и не подозревал, что с такой глубокой раной еще можно жить – дышать и видеть окружающий мир.

Я уверен, что боль должна скрючить меня, исказить лицо, но я ее почти не чувствовал. Что кровь должна фонтаном бить из рассеченной груди, но она стекала медленной струйкой. Все же боль была – из-за нее я дышал с трудом.

Я – гладиатор?!

Разумеется, нет. Я знал, что нет. Я никогда не мечтал о боях до смерти на арене римского Колизея. Действительно не хотел! Тогда почему же я здесь очутился? Почему так ужасно себя чувствую? Почему мне не дали шанса защитить свою жизнь? Душа моя очутилась в умирающем от раны теле. Неужели в моей генной памяти, где скрыты тайные неизвестные истории жизни моих далеких предков, хранятся и такие?

Невозможно! Невозможно не то, что они были, а то чтобы я захотел этого воплощения. Я знаю себя. Мне чужды кровопролития. Мой конек – распутывать и находить решения сложных проблем.

Может быть, дана вводная, как сохранить жизнь в такой сложной ситуации?

Это скорее похоже на истину.

Оцепенение спало.

Снова ощущаю себя. Снова чувствую боль, чувствую, как из рассеченной груди ручейком сбегает кровь на песок. Слышу литавры и рев толпы на террасах амфитеатра. Где же противник мой? Где тот, кто рассек мою грудь и оставил в ране свой меч?

Ага, вижу – он, вскинув руки вверх, обходит арену по периметру и срывает аплодисменты зрителей.

Как же мне выжить в такой ситуации?

Надо найти способ спасения.

Прикинуться мертвым?

Собраться с силами, выдернуть меч из своей груди и поразить противника, когда он наклонится за ним?

Смириться и ждать конца? – ситуация не имеет положительного решения.

Чем я сражался? Наверное, трезубцем и сетью. Тогда такое решение. Пока его меч в груди моей, а трезубец где-то валяется, выбитый из моих рук – мне надо из последних сил подняться, с трезубцем или мечом напасть на него безоружного.

Или такое – наверное, мне по силам встать на колени и воздев руки к толпе попросить снисхождения. Пощадят или нет? Господи! За что же ты меня так?

Все дело в выборе толпы. Не угодишь, большой палец правой руки опустится вниз – а это не шутки. Это означает смерть!

Тому, кто затевает подобные путешествия, не мешало бы снабдить меня каким-то оберегом перед головокружительным падением в водоворот Истории. А то вот теперь придется умирать. Что за напасть!

Бормоча ругательства неведомому Никому, призвал на помощь образ мужественного Спартака, чтобы смелости себе придать. Человек, способный путешествовать во времени, не должен пасовать перед толпой ничтожеств!

О, да! Ведь я сегодня в вечном городе! Приветствую тебя, великий Колизей!

Я поднял руку и помахал ею беснующейся толпе.

На народе смерть красна! – считает русский народ. Это для меня!

Есть вещи, которые даже вдохновляют на смерть. К примеру, женщины.

Есть вещи, которые презирают все мужчины. К примеру, страх.

В чем смысл этой ситуации, который мог бы стать разгадкой к тайне – почему я здесь и почему ранен? А почему толпа казнит большим пальцем правой руки? Ужель левая – рука сомнения и смуты? Кто-то сказал? Нет, я только что придумал сам! Круг замыкался на арену – на которой я, мой будущий убийца и еще многоликий судья, что так неистово приветствует его, сидя на трибунах цирка Рима.

Но судьи могут пощадить меня, если их пронять.

Чем? Как? Что в их душе сейчас творится? Чем полнится душа античного плебея?

Страсть к зрелищам… легковерный ум… может, суеверия…

Между тем, победитель мой арену всю обошел кругом, сорвал аплодисменты и цветы с мелкими монетами – подошел ко мне. Сейчас свершится самое отвратительное из всего, что может случиться – мне выпустят на свободу душу, а тело станет истекающим кровью мясом.

Я вздрогнул, когда победитель мой схватил меня за волосы и рывком поставил на колени. Я сразу перестал паниковать – только эта тварь так завернул мне голову назад, что я ничего не видел кроме неба голубого и его предплечья.

Толпа снова взвыла. Может, пощадят? Пустая надежда.

Но что же он медлит? Он смотрит на сенаторскую трибуну, где кто-то один из всех в бело-пурпурных тогах узаконит мою судьбу большим пальцем правой руки, руководствуясь мнением толпы. Ох, уж этот мне республиканский Рим! Пожалуй, с императором было бы попроще.

Оглушительно взревела толпа – решение принято!

Противник мой потянулся к своему мечу, торчавшему в моей груди.

Я опередил его буквально на мгновение. Схватил за рукоятку, выдернул и всадил ему меч в живот, ощутив рукой, как лезвие уперлось в позвоночник.

– Будь ты проклят! – я закричал, ощущая в душе дикую ненависть к убийству. – Будь проклят Рим!

Рим откликнулся новым взрывом восторга!

Мой новый яростный нажим рассек таки его позвоночник – почувствовал это рукой, сжимавшей рукоять меча, почувствовал это шевелюрой, вдруг вырвавшейся из его ладони. Он застонал и рухнул на колени. Теряя жизнь или сознание, уткнулся носом мне в ключицу.

Я его обнял – мы оба умираем, брат! Ни ты, ни я не виноваты в этом.

Толпа еще шумела на трибунах, когда к нам подбежали служители Колизея.

Ухо, приложенное к груди, разделило наши судьбы – меня унесли на руках, его с петлею на ногах уволокла лошадь.

Не знаю, спасли ли доктора моего перевоплощенного героя – я практически сразу, как на руки был поднят, сознания лишился. А пришел в себя на плотике в центре озера.

Какое-то жестокое испытание, увенчанное великим смыслом – борьбы за жизнь до конца: до последнего вздоха и движения. Прошел ли я его? Кажется, да.

Но на сегодня довольно грез – направил плотик берегу.

Это был мой первый шаг к познанию мира грез. До этого я был идиотом.

Ну, ничего, время и испытания лечат. Посмотрим, останусь ли я прежним – благородным рыцарем, неутомимым тружеником, заботливым покровителем всех нуждающихся. Посмотрим. Ждать осталось недолго. Еще один Колизей, и мои жизненные устои рухнут, как Золотые Ворота Киева под напором монголов.

Мне не хочется быть гладиатором, воином или полководцем – в лучшем случае, простым путешественником. Незнакомая местность, незнакомые люди, незнакомое время и я, пребывающий в безграничном умилении от окружающего прекрасного, где все женщины желанны, а мужчины – душевные симпатяги.

К счастью, в жизни случаются чудеса: девушки почти никогда мне не отказывают – и здесь, и там. Сам не знаю почему. Надо сказать, женский вопрос всегда меня интересовал больше других. Скоро я стану невероятно богат, не пожалею времени – найду всех, кто одаривал меня своей любовью и по-царски вознагражу. Никто из тех, кто побывал в моей постели, не будет забыт и обижен.

А кое-кто считает, что женщины погубят меня. Как римский император Клавдий стал посмешищем из-за своей третьей жены, а четвертой позволил убить себя. Об этом не следует забывать….

Утро. Я снова на плотике греюсь на солнце. Мне не хочется путешествовать, мне хочется понять, кто и как направляет их. Конечно, можно в Риме вина попить сейчас или поглазеть на стройных тамошних женщин в коротких туниках. Но только не в гладиаторский бой! Сколько же можно?

Хотя, в сущности, мне плевать – мне и тут хорошо: я загораю. Всему свое время. Желание немедленно броситься в пучину неизвестности напрочь отсутствовало. Я бы сказал – было не больше его во мне, чем в каменной глыбе острова Пасхи.

Вообще-то я любитель долгих размышлений с развернутой аргументацией и логическим обоснованием различных версий. Вот и займусь сейчас…

Когда солнце дошло до зенита, я все еще улыбался собственным мыслям. Грести к берегу и тащиться домой на обед не хотелось – пропускаем. Следующий пункт в распорядке дня – Адмиральский час.

Поудобнее улегся на плотике полупогруженном в воду и закрыл глаза. До вечера еще успею помедитировать. А может, возьму отгул на сегодня? По крайней мере, вздремну полчасика, а там видно будет.

Этот очень жаркий день мне казался печальным, и я не понимал почему. В голове замелькали какие-то неясные образы – они мучили и доставали, но не мог им найти названия и не знал, как от них избавиться. Один таки уперся откуда-то из глубины сознания, и выдержать этот чертов взгляд было решительно невозможно – хотелось смыться куда-нибудь к чертям собачьим да поскорей. Главное – лицо с плотно сжатыми губами было мне незнакомо.

Пытался заснуть – да где там! Так долго и сильно стискивал зубы, что заныли челюсти. Попытался разжать их, расслабив мускулы подбородка, но они сами собой сжались опять. Должно быть, это от страха. От страха перед неизвестным, что таращится изнутри меня самого.

Вскоре от страха этого охватило желание умчатся куда-нибудь в неведомое – пусть даже на песок Колизея. И пусть трибуны заходятся в реве, пусть будут вопли и стоны, боль, кровь и кишки из вспоротого живота – лишь бы не этот взгляд. Взгляд изнутри меня самого, выматывающий силы и сковывающий волю.

А ведь я лишь хотел вздремнуть! Теперь готов кого угодно порвать на куски лишь бы вытравить из себя самого то ли страх, то ли боль души, то ли черте что непонятное. С ним вряд ли найдется общий язык.

Я вдруг почувствовал отчаяние – а не подхватил ли эту заразу в одном из своих путешествий? Теперь, угнездившись в душе, она будет портить мне жизнь.

И что делать?

В подобного рода делах (имею в виду душевные муки) возможно все. Наверно, лучше всего, предоставить событиям идти своим чередом, а не пытаться что-то исправить.

Одно было замечательным – во всех своих изысканиях на озере Горьком вновь ощущал себя романтическим юношей и был этому рад: что это значит, я еще помню. Это было время желаний секса, внутреннего исследования и познания других. К тому добавилось новое восприятие воды и солнца. Солнечные лучи я впитывал, как сытая рептилия, без остатка. А вода уносила меня в мои мечты. Еще бы научиться управлять этим движением, и счастливей меня не было никого на Земле.

Умудренный опытом пожилой человек внутри меня был в это время зрителем и бесценным инструктором. То, что я нервничал все больше и больше по поводу неуправляемости моих путешествий, в первую очередь раздражало его. Он был уверен, что это возможно, и отговаривал меня идти в поводу у событий. Он убеждал, что я волен направить себя, куда захочу. Он убеждал – отдаваясь во власть воды, думать о том, где бы я хотел появиться.

Я попробовал, но ничего не вышло: целый день проплавал, думая о Канарских островах, но так и не побывал там. На другой день думал о лазурной лагуне кораллового острова где-нибудь в Тихом океане. На третий день пришло понимание – только ненормальный моряк отправится в открытое море на надувном плоту. Надо придумать себе корабль или другое подходящее плавсредство.

Я стал думать. Вернее выдумывать.

Это будет парусник, но без мачт – скорее всего тримаран. В центре лодка типа корабельной шлюпки с каютой в средней части и складским помещением на баке. На кокпите во всю ширину транцевой доски баночка рулевого – здесь же румпель, компас на пиллерсе не выше баночки, штурвалы и вороты управления всеми механизмами судна.

Балансирами две грузовые гондолы с герметично закрытыми крышками люков.

Дуги балансиров из легкого прочного сплава имеют три степени свободы – могут подтягивать гондолы к борту шлюпки и раздвигаться на максимальную ширину тримарана.

Парусом служит прозрачный и плотный целлофан. Он свернут в скатку на максимальную ширину тримарана, крепится к форштевням шлюпки и балансиров. Парус поднимается рычагами, установленными на внешних бортах гондол. На шлюпке верхушка паруса крепится тонким и прочным тросиком за огон на транцевой доске.

Парус поднимается вращением рукоятки механизма подъема на кокпите шлюпки.

Давление ветра на парус передается тримарану в шести точках крепления.

Высота подъема паруса определяется необходимой скоростью.

Скорость движения такого судна на порядок выше любого парусника.

Остойчивость на слабом ходу до семи баллов волнения моря.

Непотопляемость при убранном парусе – абсолютная.

Тот, кто ничего не смыслит в навигации, скажет – ну, черте что!

Тот, кто ничего не смыслит в кораблестроении, скажет – ни фига себе!

Стояла безлунная ночь, когда я пустился в плавание на своем детище. Посмеивался про себя, представляя, как откроется океан во всем своем великолепии при свете дня. Но потом понял, что совершил ошибку – ночью надо спать, чтобы бодрым воспринимать день, наслаждаясь его красотами.

М-м-м…. Какое сегодня число? А год? Пусть будет….

И я задумался. Сделав успешно первый шаг, задумался над вторым.

Черт возьми! Пусть будет шестнадцатый век – век географических открытий, ограбления колоний, золотых конвоев, пиратов и робинзонов….

Закрепив румпель «контролером» в пазу, я лег на кокпите, подложив ладони под голову. Бесконечные звездные скоплении покачиваются надо мной. Они такие же, как у нас. Для звездного мира четыре земных столетия ерунда – песчинка в бесконечной пустыни.

Каков будет остров для жилья? Я обустрою его по собственному вкусу. Главное, что он мне должен дать, это независимость от моего реального мира. Если все будет так, как хочется, готов прожить на нем тридцать лет. Да хоть всю оставшуюся жизнь, лишь бы без напряжений души!

Не буду скрывать, что решил заняться пиратским промыслом. Поэтому остров, на котором решил устроить базу, должен отвечать определенным мерам безопасности. В то же время он должен быть тропическим раем, вобравшим в себя все цвета радуги. То есть холмы, вздымающиеся до кучевых облаков, пальмовые деревья целыми рощами и бесчисленное количество благоухающих цветов. В центре острова должна быть лагуна, как гавань даже для океанских судов, не считая пирог или шхуны.

Вы ведь меня понимаете? Вижу, что понимаете.

Этот остров – плод моего творческого воображения, но построен с соблюдением всех законов природы. Основу ему дал вулкан, вдруг разверзнувшийся неподалеку от материкового побережья Южной Америки. Я люблю порядок во всем, и. если тектоническая деятельность земной поверхности – это хаос, то пусть это будет маленькое допущение. В остальном строгий порядок – нужную мне форму острову придали колонии кораллов. Они же возвели от северной оконечности берега барьерный риф, поставив судам ловушку в море – люблю, знаете ли, кораблекрушения.

Никто не будет мотыжить мой остров – благословенная земля щедра урожаями. Я засадил его дикорастущим хлопком, кукурузой, бобами, рисом и ячменем, дынями и арбузами. В изобилии произрастали на нем цитрусовые, виноград, сахарный тростник, гранат и табак. К вольно пасущимся козам добавил индейских куриц и диких свиней.

Разохотившись и не поленившись, вообще извел с моего острова бесполезную растительность и несъедобную живность – все должно служить человеку, идти ему в пищу или в дело.

Мне всегда хотелось иметь такой вымечтанный остров – остров красной земли. Теперь думаю, что мечтал бы о нем, даже если во мне оставалась лишь одна, последняя капелька жизни. Ну, что ж! Рано или поздно у настойчивых людей мечты всегда сбываются.

Я собираюсь быть не простым флибустьером – добытчиком золота и драгоценностей. Цель моя – создать общество свободных людей, объединенных общим промыслом. Этакий прототип марксистско-ленинского коммунизма без диктатуры пролетариата. А кто был героем того времени на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков? Кто умел без страха смотреть жизни в лицо? Кто упорно боролся, преодолевая возникающие на пути препятствия? Кто штурмовал их решительно, не думая о возможности поражения? Кто продолжал бороться, даже когда поражения не избежать? Конечно же, флибустьеры – бесстрашные воины и мореходы!

Моя мечта – собрать этих людей вместе, поселить на райском острове, чтобы отсюда с их помощью начать завоевание всей Земли! На которой мы установим свой порядок – равенства, братства и чести свободных людей. Кипучее воображение представило мне, как было бы здорово всей планете – имею в виду ее население. С помощью «берегового братства» я бы навел на Земле нужный порядок.

Дальше начиналось путешествие в страну грез….

От природы я не был драчуном или забиякой. Не морские баталии и рукопашные схватки увлекали меня. Я всегда был политиком. Перспектива поединка умов, схватки словесные с любым оппонентом по поводу мироустройства вдохновляли меня. Больше скажу – встретиться лицом к лицу с этакими цицеронами «берегового братства», которые, как известно, те еще болтуны и философы, которых мне предстоит собственным умом и эрудицией вышибить из седла, наполняло душу бурлящей энергией.

Впрочем, это все – перспектива. А пока остров….

Представьте вечное лето. Над головой синее полуденное небо. Лежишь на земляничной лужайке и сквозь полуприкрытые веки смотришь на белоснежные причуды облаков, вдыхаешь пряные запахи ягод, а в ушах приятно гудят пчелы. Полдень, тишина, лишь издали доносится монотонный шум прибоя – успокаивающий, усыпляющий…

Такой остров сам по себе стоит трудов и внимания.

В жизни нет прочного фундамента, если у человека нет дома. Вот этой проблемой я и решил заняться сразу после создания острова. На экваторе нет атмосферных чудес в сторонах света север и юг – солнце в зените. Мне надо выбрать, что хочу больше лицезреть – восток или запад? Красно-оранжевый цвет на закате или нежно-голубые тона восхода? Какие мне больше часы по душе – когда корабль жизни выходит из гавани тьмы или туда возвращается? И, кроме того….

Два чувства должен обеспечивать дом – безопасности и комфорта.

За основу взял пещеру в высокой скале. Вокруг ее входа огородил площадку «живой» изгородью из деревьев с колючим вьющимся, как лианы, кустарниками – для животных и человека практически непроходимая стена, скрывающая все, что за ней. В густой листве кроны спрятана лестница, которая поднимается и опускается веревкой, перекинутой через толстую ветку.

В центре огороженной площадки две парусиновые палатки – одна над другой. В нижней – гамак, стол и стул. Палатку я обычно использовал для дневного отдыха в разгар жары, так как она хорошо продувалась прохладным воздухом из пещеры. В углу «двора» очаг для приготовления пищи.

Пещера была в гранитной скале, довольно обширная с высоким потолком и тремя отдельными гротами. В одном я устроил оружейную, собрав все образцы современного стрелкового оружия – от барабанных револьверов Кольта и автоматов Калашникова до ручного гранатомета. В другом была сокровищница с сундуками набитыми золотыми и серебряными монетами, украшениями, а также драгоценными камнями и жемчугом. В третьем был гардероб…

В центре пещеры был бассейн с прохладной питьевой водой, подпитываемый родником. Куда-то в недра скалы уходил её избыток.

Винтовая лестница по стене пещеры вела на второй этаж – я назвал его «мансардой». Здесь было уютно и чисто. Широкий выход под скальным козырьком открывал вид на мою усадьбу и окрестности, а ночью на полусферу звездного неба – я восхищался этими видами. Устроил здесь спальню, поставив кровать, стол и стул, и поближе к выходу соорудил очаг.

Винтовая лестница здесь выходила на внешнюю сторону скалы и вела к ее пику. На его площадке устроил наблюдательный пункт, с которого была видна вся панорама острова и лагуны. А сам пик назвал Подзорной Трубой.

С захватывающим дух чувством божественного откровения любовался я из постели ночным небом, чувствуя свою сопричастность к вселенной. Такие ночи одиночества питали мою надежду на успех задуманного предприятия. Странного рода, смутную, не до конца еще продуманную – надежду без всякой уверенности, просто надежду саму по себе. И эти замечательные мгновения я называл счастьем собственного существования, как живого существа, способного мыслить и ощущать.

Мне казалось, всматриваясь в звездное небо, я видел границы вселенной – они были в форме радуги. Радуга, как предвестница грозы. Возможно, что мир сожмется и рухнет под напором этого урагана. Но мне почему-то было не страшно. Наверное, потому, что звездное небо и радуги-границы представлялись мне океаном человеческого сознания, накопленного за миллионы лет миллиардами душ. Смерти не будет – думал я – будет переход из собственного узкомыслия в общее понимание всего происходящего.

Звезды мигали, а чудилось мне, что по небу двигаются какие-то темные фигуры, то ускоряясь в одном направлении, то меняя его. Придет время, я научусь с ними общаться. У меня возникло странное чувство, что здесь я могу заняться изучением и более серьезных проблем, чем та, над которой сейчас тружусь. Вот если бы не было ее в голове, я ухватился обеими руками за любую другую. Прекрасный дом, отличный остров – что еще надо для успешной работы разума?

Какие другие? Людей, прежде всего, должна интересовать человечность – ее истоки и пути развития. К примеру, в основе конфликта России с Западным миром лежит слово «свобода». Однако весьма вероятно, что, отрицая сложившуюся культуру в погоне за абсолютной свободой, люди превращаются в ее рабов.

Звучит философски, но стоит времени, потраченного на выяснение.

Пожалуй, настало время пригласить вас на прогулку по моему острову.

Чувствуете, как пахнет морем воздух, не слишком горячий и не слишком прохладный. Семь минут хода от моей «крепости», считая время преодоления живой изгороди (опустить и поднять приставную лестницу), и мы на побережье. Ветер чуть чувствуется, а длинные волны прохаживаются туда-сюда вдоль линии прибоя.

Присядем, посидим на плотном влажном песке, слушая шум прибоя. Доктора считают, что это полезно. Верно сказано – смотреть на огонь костра, слушать прибой и думать о женщинах можно вечно. Кстати о женщинах. Именно под шум прибоя почти всегда вспоминается только самое светлое – например, волнение и радость школьных романтических отношений.

Лес начинается сразу за пляжем. Причем в этом месте со старого дерева с толстыми переплетающимися голыми ветвями, белыми от морской соли. Иногда я взбираюсь на него, сажусь на горизонтальную ветку, очень удобную для сидения, напоминающую раскрытую ладонь, и смотрю в даль океана, которая будто бы замирает у горизонта, принимаю белые облака на краю небосвода за паруса кораблей. Это те самые паруса, что зачаровывают во сне.

Деревьев с зеленой листвой и прочей цветущей растительности целые чащи по всему острову. Если не считать высохшего старого великана на опушке сельвы вся растительность острова, как я уже говорил, окультурена и приносит исключительно полезные плоды. Ведь согласно Платону, идея – это совершенная форма бытия. Я задумал, а Природа сама приготовила этот цветущий коктейль.

Мне нравится, когда в лесу полумрак и прохлада. Густые кроны кокосовых пальм, сомкнувшиеся над головой, спасают от палящих лучей солнца. А духота в роще всего лишь временное неудобство до первого дуновения ветерка. В любом случае лето на экваторе предпочтительнее зимы за полярным кругом, когда живешь на природе – в палатке или пещере. К одинаковой продолжительности дня и ночи быстро привыкаешь. Мне нравится спать в часы полуденного солнца и бодрствовать после полуночи, если есть тема для размышлений.

По образованию я инженер и журналист, а цель жизни моей – понять, что творится внутри меня, и в том, что меня окружает. В школе и институте мне легко математика давалась. Ее-то и положил в основу мироздания. Когда, познав точные законы построения вселенной, мы увидим упорядоченность в ее хаосе, когда не останется противоречий между математически выраженными законами природы и ее беспорядочностью, тогда и откроются нам ответы на вопросы «как?» и «почему?»

Мне бы хотелось в голове разобрать весь мир по винтику, разложить детальками на столе и собрать снова, но уже гармоничным, без элементов хаоса и жестокости. Я не стану утверждать, что Бога нет вовсе – где-то наверняка существует некая высшая сила. Но так, как ее объясняет современная религия, мне не приемлемо.

Как ни странно, у меня почти все задуманное получилось на этом острове. Чтобы сделать это даже на голливудской «фабрике грез» надо сильно постараться. А я сумел одной силой разума.

День еще не закончился. Было довольно жарко, но легкий ветерок охлаждает кожу. И вдруг – бах! – как это бывает на экваторе, неожиданно и стремительно налетела гроза.

Беззащитно ежась под стремительными атаками холодного дождя, который казалось, возникал отовсюду, спешу в свою «крепость», чувствуя себя простыней в стиральной машине. Нет ничего страшней, оказаться в мокрой одежде под палящими лучами солнца, которые обязательно будут после короткой грозы. Парниковый эффект и стопроцентно – тропическая лихорадка. А ведь как радовался жизни буквально несколько минут назад, до начала природного катаклизма. И сейчас бы радовался, окажись в укрытии – я люблю капризы стихии, но только сторонним наблюдателем. Я и лодку свою – тримаран – придумал так, чтобы в случае шторма или грозы в открытом море, можно быстро свернуть снасти и закупориться в каюте, отдавшись на волю стихии. Сейчас же, прорываясь сквозь пелену дождя, стремился успеть до окончания грозы вернуться в свое жилище. Переодеться в сухое, и не страшны будут солнца лучи!

Простите, что прогулка наша по острову не удалась – в следующий раз продолжим.