Читать книгу Пещера Титичных гор - Анатолий Агарков - Страница 4

Очнувшись и не застав Лозовского в лодке, я сразу подумал, что пещера со мной (с нами?) ведет свою игру. И все, что случается, происходит по её воле. Более того, мне теперь уже казалось, что на Титичные горы попал не случайно – типа, вдруг захотелось – а кто-то (или что-то) подтолкнул меня на эту мысль. А. П. Лозовский, этот профессор, путешественник и открыватель природных тайн, наверняка знал, кого пригласил в свою палатку. И потом, невероятные приключения в восемнадцатом веке. Кто-то ведёт со мной игру, контролирует каждый мой шаг, держит под неусыпным надзором… или, может быть, водит за нос.

Хотя, наверное, тоже самое происходит и с Алексеем Петровичем.

Мне следовало принять эту игру, упорно продолжая свое дело. Возможно даже, в какой-то степени демонстрировать свой интерес, провоцировать пещеру к действиям. Иначе никогда не понять её тайну – сама она по себе номера такие выкидывает или под воздействием ещё какой-то, более могущественной силы?

Этот вывод – всего лишь догадка. Что могло истиной быть – об этом мысль холодила не только голову, но и солнечное сплетение, будто заглядывал в черную бездонную пропасть.

Надо подкинуть эту идею доктору наук, который наверняка сейчас занят одним из трех дел – варит уху, ест её или дрыхнет, наевшись, в палатке.

Заведующий кафедрой минералогии Уральского государственного университета варил уху, подбрасывая сухие сучья в костер.

– А вот и ты! – обрадовался он. – Проголодался? Сейчас пообедаем.

Я не стал ничему удивляться.

– Надо лодку с реки поднять.

Принесли лодку к палатке.

– Ну, давай пообедаем. Приятного аппетита! – сказал Алексей Петрович весело и принялся за еду.

– Вам тоже.

Я ел, исподтишка поглядывал на Лозовского и размышлял – он такой же как я, дилетант пещеры или её подручный? Зачем же я им?

Не стал расспрашивать доктора наук – где побывал его фантом и что видел, почему задержался с возвращением в тело? Подумал – он сам захочет рассказать, и так скорее можно понять, кто он такой на самом деле. А не захочет, будет врать, изворачиваться, а мне не хотелось его видеть таким.

Кроме причуд пещеры у меня есть своя тема – сокровища Пугачева. Я их нашел. Потом потерял. Но не теряю надежды снова найти. Ждем грозы и отправляемся в тот исторический момент, когда сундук с золотом ещё стоял на телеге в конюшне скита раскольников. Чего проще?

С той стороны реки раздался звуковой сигнал машины – рыбаки прощаются, собираясь уезжать… А я только о них подумал – сходить напроситься с ними доехать до населенного пункта. И там в магазин…

Ну, раз Лозовский молчит, не хочет делиться своими секретами, начну ворчать я.

– Рыба вареная, рыба печеная… и все без хлеба.

– Кто-то грибов ещё обещал.

– А не сходить ли нам в магазин? Что тут ближе – Подгорный или Коелга?

– Я однозначно не пойду – обет дал. Ты – как хочешь.

– А принесу, лопать будешь?

– Конечно. Успокою совесть, подумав – случай подкинул.

– Слышал сигнал? На том берегу рыбаки таборились целых три дня, пока ты без тела гулял. Смотаюсь-ка я с ними до Коелги. Перекинь меня через речку на лодке.

Конечно, нехорошо вот так-то использовать профессора университета и доктора наук, но он молча исполнил все, что просил. Мы спустились на лодке до того места, где приезжие рыбу ловили неводом. Там и причалили.

– Пойдем, познакомлю, – пригласил Алексея Петровича.

– Здравствуйте. Уезжаете? А ко мне друг приехал. Знакомьтесь, профессор УрГУ Лозовский Алексей Петрович.

– Здравствуйте. Очень приятно. А мы вас вчера потеряли. Как самочувствие?

– Все нормально.

– Мы уезжаем. Хорошо отдохнули. Продукты вот вам оставляем – чего их туда-сюда таскать. А вы профессор по какой части?

– Минералогия.

– Так вам в горы надо.

– А эти вам чем не нравятся?

– Низкие да и заросли основательно.

– А вы знаете, в Ильменях после бурелома под корнями ветром вывороченных сосен часто драгоценные камни находят. Тоже ведь невысокие горы, – улыбнулся профессор любопытной женщине.

– Я там не была. У мужа работа такая, что мы нигде не бываем. Раз в году к морю съездим и все.

– Кем же работает ваш супруг?

Ответ прозвучал будто с угрозой.

– Муж у меня – милиционер! Участковый!

Вот как! – засмеялся Лозовский. – А мы сейчас не на его участке?

– Нет. Мы в Еманжелинске живем. А вы что, испугались?

– Конечно, испугался – с детства милицию боюсь.

– Супруг у меня очень строгий, – с уважением сказала женщина. – Его все слушаются и боятся.

– А сюда как попали?

– Сестра пригласила на день рождения, – она любовно охлопала плечи другой женщины и поцеловала в щеку.

– Жаль, что не знал – прихватил бы подарок. Но если подождете с полчасика, я смотаюсь – он у меня в палатке. Малахит настоящий…

– Малахит – это из которого шкатулки делают? Ой, Витя, давай подождем!

– Собрались уже, Галя, – нахмурился супруг-участковый.

Галя сестре:

– Вика, прикажи – ты ж именинница!

– Подождем-подождем, – сказал весельчак Валера.

Профессор уплыл за своим даром, а Виктория поманила меня в сторонку.

– Мы вам тут оставили…

В траве накрытые газетой лежали – горка рыбы очищенной, остывшие шашлыки в целлофане, также упакованные две с половиной булки хлеба, консервы разные несколько банок, вода минеральная, кетчуп, майонез и масло подсолнечное, конечно, в неполной таре…

– Спасибо большое!

– Не стесняйтесь, берите. Мы-то домой возвращаемся, а вы остаетесь. Надолго?

Тут я прокололся, размякнув душой от даров обилия:

– До конца грозовых дождей.

– Причем тут гроза?

– Дышим озоном.

– От чего помогает?

– От ковида железно.

– Не слыхала.

– Профессор пишет новую диссертацию на эту тему.

Ой, что я плету! А вдруг как спросит, а Лозовский ляпнет не по уму.

– Только это секрет. Не выдавайте меня. Алексей Петрович будет злиться.

– Хорошо-хорошо…

Вернулся Лозовский с кристаллом малахита величиной с кулак.

– На шкатулку, конечно, не хватит, но искусный мастер запросто может сделать великолепную коробочку под золотые кольца, серёжки или ещё что… Поздравляю с днем рождения!

Виктория светилась счастьем и на радостях чмокнула Алексея Петровича в заросшую щетиной щеку.

Отдыхающие уехали. Мы вернулись к своей палатке. Продукты так в лодке и принесли. Я достал последнюю бутылочку самогонки – выпили и закусили, разогрев на прутьях шашлыки.

От счастья и какого-то мальчишеского азарта хотелось петь и скакать. Хорошо что на свете есть люди такие!

Когда ночь настала, Лозовский забрался в спальный мешок и сразу уснул. Я тоже лег, но через пять минут мне стало душно и жарко в палатке. Вопросы и мысли распирали сознание – спать не хотелось. Перебрался к костру.

В траве бесконечно трещали цикады. Земля и деревья отдавали дневное тепло. Вездесущий запах хвои и сосновой смолы кружили голову. А мне надо обдумать всё, что произошло со мной и вокруг за эти дни, и понять, как себя дальше вести и куда двигаться. Испытав золотой кураж, я уже не мог избавиться от мысли завладеть пугачевским кладом. Это что-то вроде психического заболевания, которым страдают наркоманы.

А проникнуть в тайну исчезнувшего сундука можно было двумя путями. Один долгий и кропотливый – сесть на хвост слепой провидице Феодоре и следить за ней: наверняка без её участия, драгоценности с места не сдвинулись бы. Другой путь – снова вернуться в то время, когда сокровища ещё оставались в телеге, а Поликарп во второй раз отправился к пещере Титичных гор.

И ещё загадка: почему Лозовский молчит – не спрашивает меня, где был и что видел, сам не рассказывает? Здесь-то какая тайна? Его поведение сейчас мне кажется странным…

Перед рассветом таки заснул у костра.

Когда мы устроились завтракать, Алексей Петрович неожиданно предложил:

– Давай так, Анатолий Егорович, условимся – ты меня ни о чем не расспрашивай, что происходит со мной в прошлом мире, а я не буду тебя.

– Почему? – изумился я.

– Долго объяснять… Существует такое правило… Скорее, закон подлости – стоит только похвастаться, и все получится с точностью наоборот. У меня вроде бы кажется что-то намечается, и чтобы не спугнуть удачу – ни слова об этом. Договорились?

Интересно, что у него может намечаться в палеогеновом периоде развития Земли?

– По рукам! – я подал ему ладонь. – О бабах ни слова!

– Намек ясен! – улыбнулся Лозовский. – Ты меня видишь насквозь. И ещё на три метра под землю.

– Под землей-то, профессор, мне как раз тебя не найти. Лучше скажи, где малахит раздобыл? – не из дома же притащил. Надеюсь, эта тема не под запретом?

– А здесь и нашел. Даже ногу порезал острым углом, когда перемет ставил. Как тут было не найти?

– Хочешь сказать, что дно Коелги усыпано драгоценными камнями?

– И полудрагоценными тоже.

– А не заболеть ли мне золотой лихорадкой?

– Но как же грибы? Или обещанного три года ждут?

– Ну, пока продукты есть, чего зря ноги бить. Ты лучше, Алексей Петрович, расскажи что-нибудь из удивительного прошлого твоей жизни. Надеюсь, и эта тема не под запретом?

– А что тебя интересует?

– Вот ты говорил, следы инопланетян на Урале искал, снежного человека… А летающую тарелку видел? Скажи, как специалист – они существуют на самом деле или это плод фантазии?

– Не знаю, не видел…

– Ну, а снежные люди?

– Они в горах где-то живут.

– И что, видел?

– Следы на снегу. Дома есть фотографии.

– Потом пришлёшь по интернету?

– Если спишемся.

Лозовский замолчал, и в эту короткую паузу я уловил в его глазах тень какой-то давней мечты, ставшей сейчас уже просто воспоминанием и тоской.

– Смотри-ка, погода портится…

Погода и в самом деле портилась. С востока потянулись низкие холодно-серые тучи, чем-то напоминающие ледник с картинки. Ветер зашумел листвой и хвоей. Примерно через час небо окончательно заволокло и пошел нудный, мелкий, нескончаемый дождь. Мы, расстроенные, забились в палатку, в которой в такие минуты бывает особенно уютно, сухо и чисто. Лежали, переговариваясь, слушая шелест капель по авизенту.

Дождь действовал усыпляющее. И самое время было собрать воедино все, что видано и слыхано в путешествиях во времени, и выстроить логическую схему действий на будущее проникновение в восемнадцатый век. Иначе можно было нечаянно сделать какую-нибудь глупость и утратить след сокровищ навсегда. Что с ними могут сделать староверы-раскольники? Чтобы двигаться дальше, необходимо было срочно найти ответ на этот вопрос.

Но что-то не ломалась голова моя, как я её не уговаривал – вот не хотела анализировать события, и всё тут.

Повинуюсь року – успокоил себя такой мыслью и отдался во власть дремы.

Ночью ветер переменился. В разрывах облаков появились звезды. Дождь практически иссяк.

Десять дней после этого дождя грозы не было в наших краях. Парило-парило… и всякий раз чудилось – ну, быть скоро блистанию молний. Увы. А зарницы-то как полыхали ночами – из края в край, со всех сторон. Только наши Титичные горы грозы эти обходили обочиной.

Житьё стало унылым и голодным. Хотя я трижды за эти дни ходил в Подгорный (Охотник) за свежим хлебом.

И не выдержал.

– Скучно с тобой, профессор, становится. Раньше ты разговорчивей был, а сейчас молчишь и молчишь. Это что – характер или есть другие причины?

– Другие, – подтвердил Лозовский. – Есть несколько способов показать окружающим, что ты очень умный. Первый – глубокомысленно молчать. Второй – говорить по делу. Третий – говорить по уму.

– А у меня не проходит ощущение, что за нами кто-то подглядывает. У тебя нет такого?

– Да пусть подглядывают, – отмахнулся Алексей Петрович.

– Знать бы кто…

– Ну, а если снежный человек… Забоишься?

– Это что – сказка?

– Сказка – ложь, да в ней намек…

– Упертый ты человек, профессор.

– Упертый, надо понимать, плохой?

– Не знаю. Хочется иногда просто жить, лежать на траве, смотреть в небо, слушать, как шумит река и поют птицы… Нет, черти заводят нас и несут невесть куда, невесть зачем…

– Все вокруг что-то ищут… славы, денег. Никто не хочет просто жить.

– А ты что ищешь?

– Знания. А ты?

– Клад Пугачева.

– Я так и думал. Пойдем искупаемся.

В особенно жаркий день вода напоминает жидкий лед – перехватывает дыхание, но освежает здорово! Потом мы лежали голышом на траве, раскинув руки и ноги.

– Грейся, – стуча зубами, говорит Лозовский. – Впитывай солнце.

Его белая ознобленная кожа медленно расправлялась, розовела и начинала светиться изнутри прожитыми годами, а капли воды стекали искрами.

– Постоянно хочу есть, – пожаловался вдруг профессор. – Просто умираю с голоду.

Он был непредсказуем, как женщина. В нем уживалось одновременно всё – романтика и практичность, строгость и бесшабашность, огонь и вода. Наверное, так проще жить, а не мучиться в сомнениях, как это делаю я.

Впрочем, мои сомнения – мои мучения, легкая форма мазохизма, которая доставляет мне удовольствие. Я считал это наследием предков, перешедшим из глубокой древности – исконный, национальный характер. Какой же ты русский, если боишься чуток пострадать?