Читать книгу Свобода! - Анатолий Александрович Страхов - Страница 3

1917

Оглавление

1


В числе изысканных гостей

Салоны посещали слухи.

Шушукались, кто пошустрей,

О милюковской «оплеухе»,


О стачках, голоде, долгах,

Убийстве старца («был в почёте!»),

Предательстве («в каких кругах!»)

И («тише!») о перевороте…


Маститый фабрикант Жучков,

Творец общественного мненья,

Поехал по штабам фронтов,

Как будто по делам снабженья,


Но целью был иной «товар».

Его сопровождали двое:

Раззявка – пламенный фигляр,

Болтун кадетского покроя;


Второго имя в вихре дат

История не сохранила.

Профессор или адвокат.

Ему таинственная сила


Повсюду расчищала путь:

Он оставался неприметен,

Везде умея проскользнуть,

Всегда полезен и приветен.


Жучков, умелый интриган,

К военным проявлял участье,

В душе вынашивая план

Скорейшего захвата власти:


«Какой внезапный поворот

В войне, какие перемены!..

Чудесный позапрошлый год!

Прорыв у Горлице отменно


Смогла Германия развить,

И наши дружно отступали…

Тогда бы власть и захватить!..

А мы ещё чего-то ждали


Да всё шумели невпопад,

Хоть были средства, связи, силы.

Но изумительный расклад

Испортил старый чёрт Брусилов


И тоже совершил прорыв…

Но вновь – удача и везенье:

Два фронта, время упустив,

Не поддержали наступленье,


И все его усилья – зря.

Ведь чудо нам судьба послала:

Такого глупого царя

Давно в России не бывало!


Его сумели убедить,

Что «лучше бы не торопиться»,

«На севере врага не бить» –

И «всё само собой решится»,


Как в доброй сказке. Посему

Разгром Германии отложен.

А мы устроим кутерьму,

Царь будет до весны низложен,


Войну с успехом завершим

(Наш враг давно уже слабеет)

И монархистов усмирим.

Никто и пикнуть не посмеет.


А после можно продолжать

Пустые думские дебаты.

Пора, пора атаковать!» –

И вдаль взглянул подслеповато.


2


Помимо прочих важных дел,

Жучков устраивал обеды.

Раззявка, вдохновенно-смел,

Вёл с генералами «беседы».


Сперва – о тяготах войны:

«Отечество объяло пламя!

В такое время мы должны

Сплотиться для борьбы с врагами!» –


Отчаянно махал рукой,

Как будто нанося удары.

Казалось, за Раззявкой в бой

Пойдут бесстрашно земгусары.


«Объединились фронт и тыл.

А что же власть? Одно бессилье! –

И разговор переводил

К делам придворной камарильи


И пресловутых «тёмных» сил. –

Россия просто рухнет в пропасть!»

(Жучков порой о нём язвил:

«Язык работает, как лопасть!»)


Раззявка голосил в сердцах:

«Что им Отчизна и законы!

Народ же верит: во дворцах

Сидят немецкие шпионы!..»


Раззявка мчался напролом,

Но – странно – все ему внимали

И генералы за столом

Порой сочувственно кивали…


3


Февральским заревом объят,

Глухими слухами обложен,

Гранитный улей-Петроград

Гудел, умело растревожен.


Из всех манёвров в тупике

Царь выбрал сдачу без усилий,

Ведь, как на шахматной доске,

Его загнали, затравили.


Сам по себе подобный план

Успешным мог бы стать едва ли:

Беспечность, тупость и обман

Самодержавье доконали.


Пока топтались в стороне

Достигшие желанной цели,

Готовясь к яростной грызне

За министерские портфели,


Петросовет, грозя, теснил

Бывалых думцев с авансцены,

И первый же приказ явил

Слиянье глупости с изменой.


«Хватили лишнего. Зато, –

Жучков мазнул на хлеб зернистой

Икры, – теперь уже никто

Из генералов-монархистов


Не станет поднимать мятеж.

А после как-нибудь без шума

Мы залатаем эту брешь.

Ну, а сейчас – скорее в Думу!»


Состав Правительства узнав,

Жучков был явно озадачен:

«Да, кое-кто из думских глав

Вполне заслуженно назначен.


Им и почёт, и власть, и честь.

Пусть пишут новые законы.

Но как смогли сюда пролезть

Иные странные персоны?!


Какой-то новый тайный блок?

Я ничего о нём не знаю!..» –

И закулисных дел знаток

Домой вернулся, размышляя:


«Коль заговор – каких кругов?

Уж засекречен больно строго».

И подозрительный Жучков

Тогда почувствовал тревогу…


4


Сумев династию свалить,

Ликуя бурно, многословно,

Все поспешили заключить,

Что революция – бескровна.


От либеральной болтовни

Легко переходили к тостам.

Цилиндры разве что в те дни

От счастья не бросали в воздух.


Правительство взялось решать

Ряд государственных вопросов,

Но не сумело совладать

С толпой разнузданных матросов:


Они, от воли озверев,

Расстреливали адмиралов.

«Пора бы кончить этот блеф, –

Зевнув, Жучков сказал устало


Раззявке. – Блеф». Они вдвоём

Беседовали в кабинете.

Раззявка, словно под хмельком,

Автоматически ответил:


«Необходимо соблюдать

Основы принципа свободы…»

Жучков не смог себя сдержать:

«А не отдать ли власть народу?


Подумайте, в такие дни –

Вооружённые гулянья!

И хватит этой трескотни

Об Учредительном собранье.


Меня вдобавок удивил

Состав Правительства. Возможно,

Лишь перегруппировка сил

Случилась?..» Этот осторожный


Полувопрос-полунамёк

Ряззявка пропустил, мигая.

Жучков отметил: «Невдомёк.

Похоже, ничего не знает».


Раззявка в кресле утонул,

Как будто шар в бильярдной лузе,

Осоловел, почти уснул

В тумане западных иллюзий.


5


Деянье правящих тупиц –

Амнистия тюремной голи:

Воров, налётчиков, убийц

Решили выпустить на волю


И наводнили всю страну

«Птенцами Керенского». Эти

У всех пощупали мошну.

«Пажалте, барынька, браслетик!»


И вот один такой «птенец»

С безжалостной застывшей рожей,

Как воспалившийся рубец,

На припозднившихся прохожих


Из подворотни налетал,

Проворно в ход пускал удавку.

И как-то раз он повстречал

Домой спешившего Ряззявку.


Умело жертву задушил

И вмиг опорожнил карманы.

Вокруг, казалось, ни души…

Но вдруг раздался гогот пьяных


Шатающихся юнкеров:

«Ура! Да здравствует Россия!

Ура! Свобода! Бей жидов! –

Юнцы истошно голосили. –


Врагов свободы расстрелять!»

Когда же буря изъявлений

Восторга начала стихать,

Один из юнкеров, Арсений,


Уместно вспомнил про плезир,

Каким попойки завершали:

«А не поехать ли к Лизи?..»

Идею тут же поддержали.


А по пути, «Посторонись!»

Орущие в угаре винном,

Глубокой ночью ворвались

К аптекарю за кокаином.


6


Лизи вела приём «гостей»

С богемно-довоенным флёром,

Чаруя бликами страстей,

Игривым милым разговором.


Порою кто-то, захмелев,

Читал, кривляясь одиноко,

Стихи Бальмонта нараспев,

И Северянина, и Блока,


Чем непременно привлекал

К себе внимание эстета

Горжеточкина: тот впадал

В экстаз, поэзоэстафету


Подхватывал, с напором лез

Читать заливисто и громко

Экспромтнейшую из поэз

«Хочу упиться незнакомкой»:


«Я в этот ресторан пришёл

В вечернем тихом Амстердаме,

Чтоб видеть солнце, мёд и пчёл,

Чтоб гимны петь Прекрасной Даме.


Её боа из кризантэм

И перья страуса с вуалью

В моём мозгу слились совсем

С открывшейся лилово далью».


Изображал трагичный вид

И в кресло в грохотом валился:

«Погиб Бессонов! Блок молчит!

Граальский – так и вовсе… спился».


Рвались рыданья из груди

И оглашали лупанарий:

«Ах, беспросветно впереди!

Ужасен варвар-пролетарий!


Тупой, мужицкий, хамский класс!

Лизи, божественная жрица,

Позвольте странникам у вас

От беспощадных дней укрыться


И воспевать под звуки лир

В лучах сияющей лазури,

Как погибает дивный мир

Навеки в одичавшей буре».


Лизи любили посещать –

Под канонаду и сполохи

Томительно в себя вобрать

Губительный дурман эпохи.


А в дальней комнате, больна,

С отчаянно-безумным взором,

Металась мать её, без сна,

Терзаясь горем и позором.


Старушка много лет жила

В своём наследственном поместье.

Беспутной дочери дела –

«Невыносимое бесчестье!» –


Являлись – «О! какой скандал!» –

Причиной многолетней ссоры.

Но неожиданно настал

Конец семейному раздору.


Пока крикливый либерал

Блистал в павлиньем ореоле,

Мужик свободу осознал

Как необузданную волю.


Пороков тайное родство

Народу завсегда знакомо:

Расчётливое воровство

Тонуло в зареве погрома.


Бар избивали, волокли,

Вскипая яростью багровой.

Усадьбы повсеместно жгли

С безумным, исступлённым рёвом.


Каким-то чудом мать Лизи

Прознала о мужицкой сходке,

И в тот же день, сообразив,

Что неспокойно в околотке,


Она бежала, бросив дом.

А к вечеру из-за оврага

Явилась с красным петухом

Крестьян разбойная ватага.


Старушка, истово крестясь,

Помещицей и голью разом

В столицу к дочке подалась,

Да не по-барски – третьим классом.


Лизи приветствовала мать

Спокойно, даже отрешённо:

«Ты можешь здесь заночевать».

Та промолчала обречённо.


Вот так и доживала дни,

А умерла под зычный клёкот:

«Горят нездешние огни,

Доносится нездешний рокот!»


7


Россия третий год подряд

Для огнедышащей Европы

Гнала людей в солдатский ад –

В тифозно-вшивые окопы.


И стоило нарушить строй,

Наметить в дисциплине дыры –

Шальной базарною толпой

Рванули с фронта дезертиры.


По разбегавшимся частям

Лишь агитаторы сновали.

Солдаты верили речам

И депутатов выбирали.


«Довольно всякого снесли!

Долой буржуя-кровопийцу!» –

Митинговали, после шли

Брататься с немцем и австрийцем.


Под гомон дружной толкотни

Из кумача кроили флаги.

Лишь офицеры в эти дни

Не забывали о присяге…


Андрей оглох от звонких слов,

От политических сентенций

И проклинал большевиков:

«Предатели и пораженцы!


Войска становятся трухой!

Зато раздолье депутатам».

Сергей, качая головой,

Не уступая, спорил с братом:


«Пока была в России власть –

Была на фронте дисциплина.

Скажи мне: смута началась

От циммервальдского почина?


Кадеты – светлые умы! –

Всё о парламенте мечтали.

Общественность, а с ней и мы

Полиберальничать желали.


Солдат же проще рассудил:

«Свободу дали? Ну и славно! –

И враз на митинг повалил. –

Добро, я нынче не бесправный!»


Андрей, к чему самообман!

Вини приказ Петросовета

И министерский балаган.

Покуролесили кадеты».


Андрей, хотя и был упрям,

Признал разумность рассуждений.

Но ненависть к большевикам

Переросла в предубежденье…


8


Солдаты, воины, бойцы

Грузились дружно в эшелоны.

«Ну, побежали подлецы! –

Андрей метался исступлённо. –


Дай волю – расстрелял бы всех,

Кто в подстрекательстве замечен!»

И вот однажды, как на грех,

Нагрянул Вятский. В тот же вечер


Поведал, отирая пот,

При тусклом свете абажура:

«Готовится переворот…

Возможно… будет диктатура…»


Андрей вскочил: «Не может быть!

Да говори скорее, Митя!» –

«Ну-ну, умерь немного прыть.

Всё расскажу, не торопите».


И Вятский братьев посвятил

В детали плана выступленья

Корниловских мятежных сил.

Сергей отпрянул в изумленье:


«Корнилов к армии воззвал?

Да, он в диктаторы сгодится!

Как вспомню – бравый генерал

Арестовал Императрицу!..


Корнилов просто карьерист –

А карьеристу стыд неведом.

В политике такой артист

Легко своё меняет кредо». –


«Сергей! Как можно! Что за вздор!» –

Воскликнули Андрей и Вятский.

«У нас не армия – позор!» –

«Довольно вольницы солдатской!» –


«Пора восстановить закон:

Все подчинятся только силе!» –

«Ну кто способен, как не он,

Спасти от гибели Россию?!»


Сергей пытался возразить:

«Никчёмная перестановка!

Чтоб эту бурю усмирить,

Нужна не шашка, не винтовка..»


Так шла событий череда,

Являя призрачные цели.

Так расходились навсегда

Пути и судьбы офицеров.


Сжигая за собой мосты,

Иные спорили строптиво –

До резких слов, до хрипоты,

До окончательных разрывов…


9


Сплошной свинцовой полосой

Прошли корниловские тучи.

Метался Керенский лисой.

Повсюду в воздухе горючем


Торжественность красивых слов

Была как щелканье осечек

Под лозунги большевиков,

Окрепших, расправлявших плечи.


Сергей давно не уповал

На Бога, чудо и везенье

И лишь тревожно размышлял

О предстоящих потрясеньях:


«Настали «славные» деньки!

Всего полгода – боже правый! –

И развалили дураки

Боеспособную державу!


А ведь любой из них найдёт

Своим поступкам оправданье.

Ну вот: дремучий наш народ

Не понял их благих желаний.


Но власть не будут уступать…

И снова соберутся силы,

И под свои знамёна звать

Придёт очередной корнилов:


Спасать Россию!.. Не спасёт.

Из искры разгорелось пламя…

За кем теперь пойдёт народ?

За Лениным, большевиками?


А ведь остались лишь они».

Как сумрачная летаргия,

Тянулись тягостные дни.

Октябрь. Семнадцатый. Россия.


10


И в те же дни с одним послом

Жучков беседовал приватно.

«Россия – сумасшедший дом.

Нам есть довольный неприятно», –


Посол, вздыхая, рассуждал.

«Мятеж, конечно, был рискован,

Но всё-таки – какой провал!

А сам Корнилов арестован…» –


Жучков издал протяжный стон.

Его тревога нарастала:

Не о России думал он –

О сохраненье капитала:


«Раз не смогли народ сейчас

Сдержать корниловской удавкой,

Правительство – в который раз! –

Уйдёт пристыженно в отставку.


Что за дурацкий эпизод:

Попасть в такое положенье,

Когда, какой ни делай ход, –

Лишь приближаешь пораженье!


Возможно ль что-то изменить?..

Всю власть в стране, похоже, вскоре

Дадут возможность захватить

Клыкастой большевистской своре!..


…А впрочем, эти чудаки

Себя же сами и погубят:

Заводы, банки, рудники

Никто без боя не уступит…


Тогда – гражданская война.

И здесь без пафосных сентенций

Антанта нам помочь должна,

А если надо – то и немцы.


Тут знать исхода не дано –

Возможно даже пораженье, –

Но я предусмотрел давно

Пути на случай осложненья:


Хранятся тайно про запас

В английском банке миллионы».

И всё же в этот грозный час

Жучков казался удручённым.


«Всё захватить – и потерять

В безумье, в бешеном азарте!

О, как бы мне хотелось знать:

Кто заправлял делами в марте?..»

Свобода!

Подняться наверх