Читать книгу Свобода! - Анатолий Александрович Страхов - Страница 4

1

Счастливый Шлиффен вечным сном

Избавлен был от лицезренья

Того, как немцы день за днём

Шли к неизбежному крушенью.

Но в первую весну войны

Они ещё атаковали.

(Пределы мира так тесны

Союзу пороха и стали!)

И чтобы прочь от прусских нив

Бежали русские, смекнули,

Где нужно совершить прорыв:

Войска в Галицию стянули.

Сперва артиллеристский шквал

Окопы превращал в могилы,

А после немец наступал,

Тесня ослабленные силы

Упорствующих русских. Так

Задуманное довершили:

За жизнью жизнь, за шагом шаг

В Восточном фронте брешь пробили.

2

Прорыв! Прорыв!!! – и он грозил

Молниеносною расправой:

Ещё чуть-чуть – и хлынут в тыл

Германцы и австрийцы лавой.

Возможно ли понять в аду,

В безумье жуткого провала,

Что навлекло на фронт беду?

Беспечность бравых генералов?..

От блиндажей, траншей и рвов

До сытых интендантских складов

Неслось, неслось, сливаясь в рёв:

«Снарядов! Господи, снарядов!»

Страшней немецкой солдатни,

Страшнее пушек и фугасов

Явилось в роковые дни

Отсутствие боеприпасов.

Враг наступал и вынуждал

Принять тяжёлое решенье:

Оставить Польшу… Запад ждал…

Так начиналось Отступленье.

3

Лежали мёртвые в пыли,

Стихали раненых стенанья.

«Снаря… Опять не подвезли?!» –

И Вятский разразился бранью.

Он чётко выполнял приказ

И, отводя свой полк, умело

Его от окруженья спас.

Но, превосходно зная дело,

Он понимал: солдат ослаб

И требуется подкрепленье.

И Вятским посылалось в штаб

За донесеньем донесенье.

Сейчас же брёл, угрюмый, злой:

«Всё тщетно… Жребий незавиден…

В тылу…» – и вдруг перед собой

Сергея Тальского увидел.

«Серёжа!» – «Митя!» – «Ты!» – «Живой!» –

«Какая встреча!» – «Сам не верю!» –

«Не чаял свидеться с тобой:

Такие страшные потери!» –

«Да, немец с немцем заодно…» –

«А нас едва не окружили», –

Они присели на бревно –

И говорили, говорили…

Когда же пыл немного стих

И разговор пошёл по кругу,

О подозрениях своих

Сказал внезапно Вятский другу:

«И дальше будут напирать,

И до Смоленска нас отбросят.

Скажи, как можно воевать,

Когда снарядов не подвозят?!

Мы, отступив, смогли спастись,

Но сколько раненых, убитых!..

В тылу, похоже, развелись

Предатели и паразиты», –

И словно съёжился, сказав…

«Я, Митя, от тебя не скрою, –

Сергей взглянул ему в глаза, –

Мне то же кажется порою».

4

Лишь гул орудий заглушал

Речитативы пулемёта.

Простой народ уже прознал

Про талергофские ворота.

И хлынул беженцев поток.

Терпя лишенья и невзгоды,

Вели крестьяне на восток

Свои гружёные подводы.

Везли корыта, сундуки,

Иконы, валенки, ухваты,

Картошку, грабли, чугунки,

Тулупы, топоры, лопаты,

Косынки, сита, хлеб, мешки,

Сукно, узлы, оглобли, прялки,

Серпы, зерно, лубки, горшки,

Корзины, косы, ступы, скалки,

Верёвки, вёдра, чепраки,

Мотыги, лапти, шапки, вилы,

Рубахи, сёдла, черпаки,

Лохани, сарафаны, пилы…

Жучков, далёк от этих бед,

Весёлой жизни предавался

И славный закатил банкет.

В те дни как раз сформировался

Известный прогрессивный блок.

Событье это не отметить

Жучков, конечно же, не мог.

На этом «скромненьком» банкете

Столы ломились от сыров,

Колбас, омаров, мармелада,

Паштетов, дынь, перепелов,

Печенья, устриц, винограда,

Форели, водки, балыка,

Бисквитов, крабов, буженины,

Икры, бананов, коньяка,

Желе, шербета, осетрины,

Арбузов, рябчиков, котлет,

Лангустов, заливного мяса,

Вина, креветок, груш, конфет,

Шампанского и ананасов.

Разнообразен и состав

Гостей, но всех объединяло

Одно стремленье: расшатав

Самодержавие, сначала

Добиться права выбирать

Общественное министерство,

А дальше… Впрочем, рассуждать

Об этом было слишком дерзко.

И в этом обществе подчас

Встречались странные субъекты.

Так было и на этот раз:

«А это кто?» – «А это некто

Клестов». – «Простите, кто?» – «Клестов». –

«Его не в первый раз встречаю.

А он?..» – «Нет-нет, не из шпиков.

Ему всецело доверяю».

5

Жучков буквально ликовал:

Какая дивная удача!

Как ловко немец фронт прорвал!

Хотя могло ли быть иначе,

Когда нарушить удалось

Подвоз войскам боеприпасов!

«Такое в Ставке началось!

Пронёсся вихрь депеш, приказов».

Но всё же хитроумный план

Сработал, как и замышляли.

«Виновных не нашли. Туман!

Да и не очень-то искали,

Пока сдавали города, –

Жучков довольно улыбнулся. –

И я замечу, господа,

Что трон серьёзно пошатнулся.

Но главное – не допустить

Сейчас народного восстанья,

Всех непременно убедить,

Что наше высшее призванье –

В такие роковые дни

Спасти Россию от голгофы,

От кайзеровской западни,

От неизбежной катастрофы.

Мы подождём, покуда царь

Ещё и армию озлобит.

Тогда великий государь

Себя талантливо угробит».

Кому война – свинцовый шквал,

Кому – пути к обогащенью.

Жучков, к примеру, выполнял

Заказы по вооруженью,

Но обстоятельство сие

Его нисколько не смущало –

Определялось бытие

Преумноженьем капитала.

Всю душу, словно плоть – бубон,

Изъела денежная щёлочь.

Из всех свобод воспринял он

Свободу поступать как сволочь.

6

Вполне обычный господин

Назавтра посетил Клестова:

«Не помешаю? Вы один?» –

И, больше не сказав ни слова,

Прошли в отдельный кабинет,

Дверь за собою затворили

И, лишь оставшись тет-а-тет,

Вполголоса заговорили.

Клестов легко пересказал

Все разговоры на банкете.

Гость одобрительно кивал:

«Вы многое смогли подметить!

Ваш дивный дар запоминать…» –

«Ну, это для меня не ново.

Вы собираетесь принять

Однажды в ложу и Жучкова?» –

«Жучкова? Нет. Ведь он богат,

А значит – независим. Этим

Он не подходит нам как брат.

К тому же слишком уж заметен.

Но он свою сыграет роль,

Об этом ничего не зная.

К числу приписывая ноль,

Я тем число преумножаю…»

И закулисный дирижёр

Добавил тихо, осторожно:

«Я убеждён с недавних пор:

На Запад опираясь, можно

Страною ловко управлять

И с ней нисколько не считаться.

Нам важно нашу связь скрывать

И благородными казаться.

Простите, дольше не могу,

Пора, пора». И распрощались.

Лишь только в избранном кругу

Таких опасных тем касались.

А чтобы тайн не разглашать,

О тех беседах в кулуарах

Старались не упоминать

Ни в дневниках, ни в мемуарах.

7

В те дни в Таврическом дворце,

Как буря, бушевала Дума.

В Москве, в Архангельске, в Ельце

Звучали отголоски шума,

Влияя более всего

На обывательские нравы.

«Сегодня в «Речи» – каково!» –

«Кадеты несомненно правы!

Я каждый номер, господа,

Читаю до последней точки.

Ура республике! Тогда

Настанут славные денёчки».

Раззявка у таких людей

Слыл гениальным острословом.

Он, полон думских новостей,

Частенько ужинал с Жучковым;

Свои идеи излагал

По-европейски элегантно:

«Ещё один германский шквал –

И трон окажется вакантным.

Народ, уставший от царей,

Свободу встретит ликованьем,

А трон отправится в музей –

Векам грядущим в назиданье.

Тогда уж точно созовём…»

Жучков спросил, перебивая:

«Клестов – что скажете о нём?» –

«…Да как-то даже и не знаю…

Недавно в партии; снискал

И уваженье, и доверье;

Себя зарекомендовал

Вполне способным подмастерьем;

Сам – полурусский-полушваб;

Женат; приятные манеры,

Но как оратор – явно слаб,

И вряд ли сделает карьеру». –

«Что намечает Милюков?» –

Меняя тему разговора,

Спросил задумчиво Жучков

И, хмыкнув, отхлебнул ликёру.

Под перезвон красивых слов

Он размышлял: «…Ну просто чудо!

Ведь сей таинственный Клестов

Возник буквально ниоткуда –

И сразу стал свободно вхож

В наш круг!.. С чьего благоволенья?..

Все говорят: «Не шпик». И всё ж,

И всё ж имею подозренья…

Сей фрукт в кадетской кожуре

С какой – узнать бы! – сердцевиной…

Он пешка, только в чьей игре?

Кто эти люди?.. Цель, причины?..»

8

О, жизнь в тылу цвела, как хмель!

Лизи, практичная натура,

Открыла свой салон-бордель –

И потянулась клиентура.

В числе других, как силуэт

Средь пятен и мазков разврата,

Граальский, мистик и поэт,

Вещал с манерами аббата:

«Хоть много избранных вокруг,

Кто наделён оккультным чувством,

Наш мир – материальный круг,

А человек – астральный сгусток.

Но есть и горние миры.

Их ослепительное пламя

От нас сокрыто до поры,

Но тайно властвует над нами,

И духи дерзкие подчас

Надмирным трепетом объяты,

Тревожат, изнуряют нас

И проступают, как стигматы.

Спасаться – бесполезный труд.

Смерть забирает недостойных:

Стихии гибель им несут

И эпидемии, и войны.

Сейчас нависли лики тьмы

Над беззащитною Европой.

Они ужаснее чумы,

Оледенения, потопа!..»

Поэт Граальский замолчал,

Оценивая впечатленье,

Затем с надрывом продолжал:

«Я написал стихотворенье:

В окопах немец и француз

Сцепились в инфернальном танго,

И не расторгнуть этих уз…» –

«Прочтите лучше о мустангах, –

Оборвала его Лизи,

Лениво веером играя. –

Что радости – изобразить

Окопный сброд! Не понимаю.

Война! Какая ерунда!»

Граальский в кресло сел понуро.

«Но вы забыли, господа,

Про европейскую культуру, –

Эстет Горжеточкин вскочил

И нервно замахал руками. –

Ведь европеец сотворил

Всё то, что так ценимо нами!

Одно решение для нас:

Печально вознестись над битвой!

Пусть европейцев в тяжкий час

Спасёт всеобщая молитва!» –

«Помолимся!» – Лизи, вскочив,

Махнула ножкой, как в канкане.

«А я, над битвой воспарив,

Сто поцелуев шлю гитане!» –

Слегка насмешливо сказал

Стоявший у окна Арсений.

Горжеточкин захохотал:

«Вы, юнкер? Ну же, откровенней!» –

«На фронте каждому дана

Возможность стать сверхчеловеком». –