Читать книгу Пришельцы и КО - Анатолий Алексеевич Шинкин - Страница 3

Стыковка прошла нормально, только пришлось багорчиком «Протон» подтянуть да обушком обколоть лед со шлюзовой камеры, ну, еще гайки ключом на тридцать два подтянуть до полной герметичности: на ручном управлении стыковка.

Вышли в открытый космос осмотреться. Ничего так: темновато, зато звезды сверкают ярче. Земля внизу проплывает, параллелями-меридианами исчерчена. Если всмотреться, можно реки и города различить. Витька начал загоняться, типа, видит крышу Гусятниковского сельсовета, но тут из люка выбрался дед Васильич, и мы от смеха едва на ту крышу не свалились. Поверх комбинезона умудрился напялить дед свою дранную измызганную фуфайку, а на гермошлем натянул порыжевший от времени треух, шапку-ушанку.

– Напрасно смеетесь, – переждав хохот, улыбнулся Васильич. – Я по жизни все объекты в этой одежке начинаю и сдаю с первого предъявления с высоким качеством.

Кто поспорит? Мастер, он и в космосе Мастер. После его топора не только рубанок не нужен, наждачкой делать нечего – идеально гладкая поверхность.

– Банька шесть на девять метров, – я взглядом собрал внимание бригады. – Высота – три. Углы рубим «в лапу».

– Как «в лапу»? – взвился Васильич. – «Ласточкин хвост» надежнее.

– Не понимаешь, дед, политического момента, – сверкнул насмешливо золотой фиксой через стекло гермошлема Колька. – Образ нашей страны и символ ведущей партии – кто? И фамилия главы государства не Ласточкин и, тем более, не Хвостов. Правильно говорю, бригадир?

Колька, как раз тот случай, когда поговорка «Язык мой – враг мой», подходит идеально. Я поколол его глазами, а хотелось еще дать пинка: Русский космос имеет уши.

– Все ты правильно объяснил, – процедил я сквозь зубы. – Поэтому за тобой разгрузка бревен, и попробуй, хотя бы одно упустить в бесконечное, едрит твою молотить, и бессрочное плавание по безбрежному межпланетному пространству.

Быстренько разметили с Васильичем площадку справа от станции. Начали рубить первый венец. Щепки по всему космосу полетели. На Земле тысячи астрономов приникли к телескопам, радостно и возбужденно дивясь обилию вновь объявившихся небесных тел. Стали торопливо светимость, удаленность, орбиты просчитывать. Самые ловкие за кандидатские-докторские уселись.

А по космосу топот, свист, хохот и частушки ядреные. Врут ученые, будто вакуум звуки не проводит. Смотря какие звуки!

Подлетает к станции и с ходу швартуется космошлюпка и вываливаются из люка четыре девицы в сарафанах и кокошниках поверх скафандров – ансамбль Песенная Русь, а следом с громогласным «Эх» сама Вера Дедкина. Типа, агитбригада, чтобы поддержать наш тяжелый, но благородный труд, и вдохновить космических плотников на рывок к новым, мать их, вершинам.

А мы и сами не прочь отвлечься. Быстренько стол сгоношили: выпить, закусить, дорогих гостей приветить-попотчевать. Перезнакомились, перецеловались пробно, для разогрева. По первой, второй выпили и грянули песню про лошадей: «Запрягайте, хлопцы, коней!…»

А дед Васильич тишком-сопком да к дверям, вернее, к шлюзовой камере:

– Пойду пару-тройку бревешек ошкурю, для следующего венца подготовлю.

Прекрасно его понимаю. Человек старой закалки, развитым социализмом воспитанный, и в сомнительных предприятиях предпочитает не светиться.

Оборачиваюсь, а мои орлы уже свой репертуар включили. Витька крепенькой грудастенькой Олечке прелести деревенской жизни расписывает. Не перестаю удивляться: девчонки разного рода сельскую скотинку видели только в виде бифштексов, лангетов, шашлыков и других кулинарных чудес, а слушают Витькин треп о коровке в хлеву да белых гусках на росистом утреннем лужку, и щеки у красавиц горят румянцем, и в глазах теплый огонек. Видно, генетическая память из глубин души поднимается. А упомянет Витька о зеленой копешке, с медвяным запахом свежескошенного сена, и все… Зарделась девка, задышала, и делай Витька с ней, что хошь. Отказу нет.

У Кольки Фиксатого своя фишка – интеллектом берет. Ловлю краем уха, как он шелестящим шепотком в ушко черноглазой Анжелочке напевает: «Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку.«* Слова простые, а душу цепляют. Неужели, сам сочинил? У Анжелы глаза матовым блеском заволоклись. Весь мир жалеть готова, а прямо сейчас вот этого одинокого, несчастного, двухметроворостого бедняжку, в плечах косая сажень.

Ну, эти не пропадут. Перевел глаза на оставшихся: Наденьку, Любушку и Веру Дедкину, выпил с ними по-доброму за песню Русскую и мимоходом, с долей шутки вроде, упомянул о крепости семейных уз и совершенной ненужности случайных связей.

У девчонок глаза зеленым блеснули. Значит, угадал. Охотницы, тигрицы, хищницы. А я что? Я мальчишка покладистый, могу и добычей побыть. Только не дай бог таким подругам легко сдаться: охладеют мгновенно и забудут. Им победа нужна трудная, кровь горячая, чтоб жертва под ними билась до конца и пощады не просила.

Юморком-юрком закружил: лапнул, тиснул, чмокнул, анекдотец закинул. Платочки из рук нежно выдернул и пообещал поцеловать взасос, которая платочек себе первая вернет. Девчонки игру приняли, с визгом вдогонку помчались. По отсекам космостанции, по шхерам, каютам, задевая переборки, запинаясь о миллионной ценности оборудование и банки с биологическим научным материалом, помчались хохочущим, вопящим ураганом.

Я уворачивался, как мог, успевая при случае легонько ущипнуть, целомудренно погладить, скромненько поцеловать, а то и бесстыдно шлепнуть по крепко танцевальными упражнениями накачанному заду. Но и мне доставалось: за часовую гонку всего исщипали, истискали, остренькими кулачками и локоточками по спине приложили.

Нагнали-таки, свалили в грузовом модуле, на упаковки с космическим питанием и в полной мере насладились достигнутой победой ко всеобщему удовольствию. Наслаждались бы дольше, но расшатали космическую станцию, еще бы чуть-чуть и совсем грузовой отсек оторвали и улетели в автономный полет (а я бы и не возражал). Пришлось вновь хвататься за пресловутый ключ на тридцать два и протягивать вкруговую гайки на шлюзе.

В ЦУПе (Центр управления полетом) тогда все на ушах стояли: воздух из станции уходит, давление в отсеках падает. Мировая новость номер один. Штурман примчался с центрального поста, когда я последнюю гайку закручивал:

– Вы совсем тут одурели?! Станция с орбиты сбивается. В океан рухнем на хрен.

А сам смотрит на моих девчонок тоскующим взглядом и, чувствую, плевать ему и на станцию, и на Тихий океан, и на все служебные космические обязанности. Коротко обрисовал Вере ситуацию:

– Станцией управляют двое наших ребят и американская астронавтка, жердина с лошадинообразным, ну, пусть будет, лицом, но ребята через полгода уже и такую хотят. Ярая феминистка повадилась за каждый взгляд, с признаками выражения сексуального интереса, слать заявления в самый справедливый в мире американский суд, и ребята уже должны мисс Джуди Джонс зарплату за два года вперед.

Штурман лишь вздохнул, кивком подтвердил мою информацию, смахнул набежавшую слезу рукой в кровавых мозолях. Не перестаю поражаться красоте души русских женщин. Шагнула вперед Надежда, потеребила пальчиками рукав, прижалась слегка, шепнула несколько слов, и посветлело у парня лицо. Потянулся он к девушке, но отпрянул сразу:

– Не могу. Там командир… один… с этой.

Понимаю штурмана: последнее дело – друга в беде бросать. Вера тронула парня за плечо, взглядом обнадежила: «Все хорошо будет», – подтолкнула к Надежде, другой рукой направила Любовь в центральный отсек командира спасать. Русские женщины!!!

Вернулись в жилой отсек. Пастораль, картина маслом и акварелью. Воркуют мои ребята с девчушками. Хлопнула дверь шлюза, и ворвался дед Васильич:

– Бригадир, там какие-то с мешками прилетели: «Товалися, товалися,» – а сами наши щепки подбирают.

Колька вскочил из-за стола, рванул на груди рубаху. Молодец парень: плотник, интеллектуал, богатырь, внешность киногероя и всегда готов первым из окопа. Наткнулся на мой жесткий взгляд и сел тихо. Космос пока мирный, и пусть так будет. Воевать никогда не отказываемся, но всегда успеем, а сейчас надо договариваться.

– Иди, Витек, разберись

В странствиях по шабашкам и калымам Витька родного языка не забыл, а мордовский и китайский очень похожи: ни черта не поймешь, о чем болтают. Пока я Витьку выпроваживал, Веруня деда Васильича в оборот взяла, и Васильич уже неосторожно выговорил «нет».

Я в усы усмехнулся: «Лучше бы ты, дед, выговорил «каюк». Мне уже не надо объяснять, что любые препятствия в жизни Вера сносит напрочь грудью шестого размера и своим знаменитым «Эх!», а уж дед Васильичево тихое «нет»… Словом, скоро из спального кубрика раздались такие стоны, вопли, охи да грамогласные матерки, что мы с Колькой рты пооткрывали, ощутив свое неполное сексуальное соответствие.

По-счастью, вернулся Витька с двумя пакетами китайской жрачки и рисовой водки. Начали пробовать восточные деликатесы: тараканов в сахаре и кузнечиков на меду. И неплохо идут под рюмашку.

– Древесина в космосе, как золото на земле, – разъяснил Витька и бросил на стол солидную пачку китайских денег-юаней. – Встречается редко и стоит дорого.

Логично. Если бы не знал Витьку, поверил бы. Дремлет в парне мини-олигарх: никогда не пройдет мимо того, что можно взять и унести.

Типа, отлить за углом, я выбрался наружу – четырех бревен, как ни бывало. Вернулся, глянул на Витьку в упор. Заюлил-заерзал парень и повинился:

– Я эти бревна еще на космодроме заприметил и погрузил вместе с нашими, чтоб не присвоил какой-нибудь нечестный человек.

Стали подтягиваться к столу девчата. Из спального отсека выпорхнула Вера Дедкина. Любовь и Надежду на руках командир и штурман доставили.

Кстати, забегая вперед. В командном посту американку наши ребята просто перестали замечать. Джуди Джонс ногти себе изгрызла, локти искусала, про феминизм забыла напрочь, округлилась, похорошела, ямочки на щеках появились, и месяца через три пришла-таки к гармоничному сосуществованию разнополых особей в замкнутом пространстве на длительном отрезке времени, а по завершении полета попросила сексуального убежища в России, чем едва не разрушила хрупкий мостик взаимоотношений двух великих держав.

Стали пить «посошок», целоваться на прощанье, обещали не забывать и проведовать. Затянули вновь так полюбившуюся песню про лошадей: «Распрягайте, хлопцы, коней» … Вышли скопом провожать.

Космошлюпка отстыковалась и ушла к Земле, а в вакууме еще долго звучали задорные частушки и радостное «Эх!» – визитная карточка ансамбля Песенная Русь.

Простое человеческое счастье – любовь.