Читать книгу Делать, что должно! - Анатолий Анатольевич Новгородцев - Страница 13

Жизнь едва теплилась в изломанном теле Саблезуба, когда он очнулся в Храме Несущих Смерть. Какие боги сберегли ему жизнь, скрыли от глаз врагов и не дали сожрать ночным хищникам – осталось загадкой, фактом было то, что судьба явно расщедрилась на подарки. Саблезуба обнаружили собаки разведчиков Несущих Смерть, чей Храм находился как раз за границей земель погибнувшего племени Орла. Жрецы, поклоняющиеся Смерти, оказались весьма сведущи также и в том, как заставить её отступить, да и молодой, сильный организм взял своё.

Спустя месяц Саблезуб сидел во дворе Храма на валуне под гигантской смоковницей. Он был ещё очень слаб, поэтому его не подвергали сильному воздействию наркотических веществ и психогипнотическому влиянию жрецов, однако первичную работу с ним, разумеется, вели. Ему уже объяснили, где он находиться, чему будет учиться и кем станет. Он воспринимал всё спокойно, даже отстранённо; казалось, к жизни возвращается лишь его тело, но не душа.

Он не хотел жить. Не мог вспоминать ничего о своей прошлой жизни – счастливых детских игр, мирного труда, радостных праздников. И… Бирюза…

Боль вцеплялась в грудь изнутри десятками острых когтей, грызла голодной гиеной, жалила, как клубок разъярённых ос. Нет, он не хотел вспоминать, не хотел… Вообще ничего больше не хотел.

Солнце уходило к закату, с востока на голубую лазурь неба наползало покрывало цвета индиго, а запад полыхал золотым и алым.

И, внезапно, словно нить из прошлого, невидимая, но прочная, как тетива лука, протянулась к душе Саблезуба. Он глубоко вздохнул, задерживая воздух, мысленно концентрируясь – и ощутил пульсирующий в животе клубок внутренней энергии. Как учил заменивший ему отца Верховный Вождь и Шаман племени Орла Железный Корень, вытянул руки и попросил Мать-Природу поделиться с ним своей Животворящей Силой. И с забытой уже радостью почувствовал, как она вливается через кончики пальцев, наполняя тело лёгкостью, мысли – ясностью, принося покой в измученную душу. Саблезуб закрыл глаза, всем телом впитывая тепло земли, свежесть и аромат воздуха, влажное, сочное дыхание джунглей за каменными стенами Храма. Природа была везде – и её не могла победить мрачно довлеющая над Храмом злая аура. Природа протягивала руку помощи своему дитяти, ласково, матерински улыбаясь.

Мать… Отец… Железный Корень… Бирюза…

– Зачем я остался жив, Мать-Природа? – шевельнулись губы юного воина, бросая в пространство едва слышный уху, но неистово громкий по силе внутреннего наполнения вопрос. – Почему не умер вместе с теми, кем дорожил и кого любил? Неужели мой удел – быть воином, Несущим Смерть, и для этого я один выжил в страшной бойне?

Тишина. Ни ветерка, ни звука. Замерло всё.

– Я не хочу, – прошептал Саблезуб, – не хочу жить, тем более, жить для того, чтобы убывать. Лучше умереть самому и сразу. Скажи, Мать-Природа?

Ветерок, коснувшийся ветвей, был нежен, как сонное дыхание ребёнка, и листва векового дерева над головой Саблезуба не зашелестела – чуть слышно вздохнула. Край глаза уловил движение, и, повернув голову, Саблезуб увидел в воздухе крупную бабочку, трепещущие крылья которой словно разбрызгивали золотые и синие искры.

Не шевелясь, юноша следил за танцем мотылька, который отдалялся, поднимаясь, превращался в едва видимое пятнышко на фоне стены – и исчез в пёстрой зелени леса, плотным ковром покрывающем склоны холмов, прячущих Храм Несущих Смерть. А Саблезуб увидел два дерева, растущие несколько обособленно от остальных – одной породы и схожих очертаний, оба увитые густыми гроздьями вьющейся лианы. Но крону одного дерева покрывала пышная, свежая листва, а кольца лианы с неё свешивались безжизненными серыми верёвками. На мёртвой же, высохшей коре второго дерева не было ни одного своего листочка, зато лиана на его оголённых ветвях играла сочными красками молодой зелени.

«Жизнь – вечна, – коснулся сознания Саблезуба негромкий голос, голос немолодой, мудрой и доброй, незнакомой, но удивительно родной женщины, – смерть имеет власть лишь миг, и сама лишь утверждает продолжение жизни. Жизнь оставлена тебе, чтобы восторжествовать над смертью. Живи, Саблезуб, и помни, что гибель всех родных и любимых тобою людей не напрасна. Это – виток твоей судьбы, поворот пути, который тебе предстоит пройти, и одна из вех этого пути – участие в жизни всего сущего, самого мира. Не отказывайся же от дара жизни. Ты – воин, а сила воина направлена на то, чтобы убивать, но лишь тебе решать, как, когда и во имя чего применишь ты эту силу. Пройди свой путь до конца!»

Вскоре Саблезуб стал лучшим учеником своей группы. Душа его обрела спокойствие и цель, он не пытался бежать из Храма, джунгли за стенами которого охраняли натасканные на людей леопарды и лучники с отравленными стрелами. И он учился – учился искусству отнимать жизнь, уже зная, как его применит. Каждый день и каждую ночь он находил время поговорить с Природой, зачерпнуть её Животворящей Силы, и она защищала его от гипноза жрецов и действия психомагических декоктов. Во время проповедей-сеансов он лишь имитировал транс, всегда сохраняя ясное сознание, хоть порой это требовало значительных усилий. Учился же он, не жалея себя; впрочем, по-другому в Храме было нельзя, всё время занимали жёсткие, но продуманные и эффективные тренировки.

Особое внимание на первоначальном этапе общей подготовки уделялось выносливости и терпеливости – прошедшие этот этап могли сутками неподвижно стоять, лежать или даже висеть в самых неудобных положениях и невероятных местах, преодолевать огромные расстояния шагом, бегом или ползком, неделями обходиться без отдыха, пищи и воды. Кроме того, их учили изменять внешность – возраст, пол, лицо, фигуру, походку, маскироваться и прятаться там, где это казалось невозможным в принципе, а также – наблюдать и собирать информацию.

Затем учеников поделили на несколько направлений: одних готовили для убийства в непосредственном контакте с жертвой, других – убивать на расстоянии, третьих делали специалистами по изготовлению и применению ядов, а четвёртых учили особому искусству специальной дрессировки животных, натаскивая их на убийство людей. Саблезуб попал в первую группу. Здесь не готовили бойцов для открытых воинских поединков. Саблезуб учился убивать любым оружием и голыми руками – убивать внезапно и мгновенно, не давая жертве ни малейшего шанса не то, что оказать сопротивление, а вообще вступить в схватку. Учился проходить мимо охраны, не привлекая внимания не только людей, но и сторожевых собак, открывать замки и взламывать запоры, взбираться по гладким вертикальным стенам и пролезать в щели, которые зрительно были малы даже для ребёнка. Учился убегать стремительно и неудержимо, взбегая по стенам, с разбега пролетая сквозь немыслимо узкие окошка, кувыркаясь над зубцами и кольями, просчитывая с одного взгляда несколько путей отхода и каждый путь – на несколько движений вперёд. Впрочем, уход с места убийства вовсе не был обязательной частью плана. Если требовала ситуация, Несущий Смерть вполне мог пойти на верную гибель – лишь бы выполнить задание, ведь сама смерть для него являлась высшим благом.

Жесточайшие тренировки выматывали тело, а одурманивающие проповеди-сеансы сковывали душу. Среди учеников было примерно равное количество юношей и девушек. Они спали отдельно, в двух длинных, низких помещениях, на подстилках из пальмового волокна и листьев, ели в общей столовой под навесом. Проповеди им читались отдельно, а занятия проводились как по отдельности, так и вместе. И ни у кого из учеников не возникало никаких чувств, желаний и мыслей при виде полуобнажённых, мускулистых и гибких тел противоположного пола. Режим храмовой школы был рассчитан и выверен. Все юноши и девушки были просто учениками – существами без пола, будущими воинами, Несущими Смерть, все помыслы которых устремлялись лишь на совершенствование своего зловещего мастерства. Так в Храме было всегда.

Но теперь среди учеников оказался Саблезуб. Сопротивляясь одурманивающему влиянию, он сохранял себя, как личность. Молодая кровь играла в сильном теле, и наваливающаяся к вечеру свинцовая усталость не мешала ярким снам. Кошмарные видения, преследовавшие первое время, понемногу отступили, и всё чаще во сне стали приходить будоражащие душу, яркие и волнующие образы. После пробуждения кровь шумела в висках, сердце колотилось в груди, как бьющаяся птица, а напряжение в паху было сладким и болезненным одновременно.

На занятиях Саблезуб заглядывался на сильных и ловких девушек. Ощущения не имели ничего общего с тем физическим и душевным трепетом, который когда-то охватывал его при виде Бирюзы, но определённо были захватывающи и приятны. Однако девушки, как и юноши, тоже не проявляли никаких видимых природных интересов. Все, кроме одной.

Впервые Саблезуб встретился взглядом с Наобой во время обеда. И глаза девушки не скользнули равнодушно по его лицу и не опустились вновь в миску с кукурузной кашей и кусочками мяса. Они глядели пристально, не мигая, и Саблезуб вдруг ощутил щекочущие кожу между лопатками мурашки. Он неуверенно попытался улыбнуться – и с изумлением увидел, как уголки губ Наобы ответно вздрогнули, а в глазах плеснулись искры.

С тех пор Саблезуб и Наоба искали любой случай для подобного безмолвного диалога. Саблезуб понял, что Наоба чем-то неуловимо напоминает ему Бирюзу – такая же стройная, хоть и очень женственная, с такими же густыми чёрными волосами и похожей, мягкой и детской линией губ. Но разрез карих, а не синих глаз был более округлый, мышцы значительно сильнее развиты, да и волосы собраны в тугой пучок и закручены на затылке, чтобы не мешали на тренировках.

Дело было вовсе не в том, что Саблезуб забыл Бирюзу. Образ девушки по-прежнему во всех подробностях всплывал перед его глазами при малейшем воспоминании, но когти боли, рвущие изнутри грудь, со временем притупились. Воля к жизни оказалась всё же сильна, а молодая душа, желающая жить, неизбежно ищет в окружающем мире точку опоры. Ведь месть и кровь – стимулы, безусловно, сильные, но столь же и страшные, и Саблезуб инстинктивно чувствовал, что, опираясь только на них, можно скатиться в бездонную пропасть потери человеческого духовного облика.

Во время очередных общих занятий по физической подготовке Саблезуб и Наоба одновременно закончили упражнение, состоящее в перепрыгивании по верхушкам брёвен, вкопанных на разных расстояниях друг от друга на различной высоте, и вместе, плечом к плечу, направились к исходной точке.

– Я буду ждать тебя сегодня ночью за колодцем. – услышал вдруг Саблезуб низкий, грудной голос девушки, и даже сбился с шага, тряхнул головой, словно приходя в себя после удара в челюсть. Бросил быстрый взгляд на Наобу – она не смотрела на него, шла, закусив губу, на виске пульсировала жилка. Дышала часто и прерывисто, и это не было результатом перенесенной нагрузки – они умели держать дыхание на суточных марш-бросках по пересечённой местности. Саблезуб вдруг понял, что и сам дышит точно так же, и почувствовал, что девушка вся сжата, как пружина, в ожидании ответа.

– Я приду. – неловко проговорил он, и удивился, как неестественно прозвучал его голос.

Особого надзора за учениками внутри храма не было. Жрецы полагались на несокрушимость своей системы, были уверены в полном контроле над душами учеников. Тех, кто пытался противится внушению, быстро обнаруживали, и к ним применяли более сильное воздействие наркотиков, гипноза и магии, которое либо ломало их волю, либо просто убивало. Саблезуб был первым, кто сумел обмануть жрецов Смерти, благодаря науке Разговора с Природой. Второй оказалась Наоба.

Они встретились в благоухающих ароматом ночных цветов зарослях за каменным колодцем. Ночи в это время уже утратили особо жаркую липкость, воздух был приятен и свеж. Журчали цикады, жёлтый лик луны лил на землю серебристый рассеянный свет.

Саблезуб и Наоба замерли на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

– Ты… пришла… – прошептал Саблезуб, физически ощущая дрожь тела девушки, словно передающуюся по воздуху.

– Да, пришла. – ответ Наобы прозвучал, тем не менее, твёрдо и даже с вызовом, но уже в следующий миг голос ей изменил и задрожал, как и губы. – Я… Не думай, что… Я не знаю, как…

Она беспомощно умолкла, опустила голову. Саблезуб шагнул вперёд и прижал девушку к себе. Два сердца забились в одном ритме, и дыхание стало общим. Пальцы юноши зарылись в густые, рассыпанные на этот раз по спине волосы, гладили шелковистую кожу. Наоба, всхлипнув, отстранилась, вновь взглянула ему в глаза.

– У меня был жених, но мы не прошли обряда Единения. Я никогда не была с ним… как с мужчиной. Но сейчас… скоро нас будут обучать искусству телесной любви. Я подумала, что… Пусть лучше первым меня познает не жрец Смерти, а… Ты мне…

Она вновь смешалась, умолкла, прильнув к Саблезубу, и он ощутил на своей груди горячие слёзы. Он клял себя за малодушие, но не мог связать вместе и нескольких слов, не знал, как успокоить девушку, как сказать о своих чувствах.

– Ты очень красивая, Наоба, – наконец смог произнести он, – правда. И я не думаю ничего плохого. Ты мне очень нравишься, и я…

Он тоже умолк, но, очевидно, слова уже и не были нужны. Мать-Природа руководила своими детьми, мягкая трава стала их ложем, пахучие кусты охраняли их бдительной стражей, а сверху ласково глядело безбрежное море ночного неба, и полное обоюдное отсутствие опыта не стало помехой, ведь ни один из них не знал ещё, чего ожидать, а случившееся превзошло все ожидания.

Их встречи стали повторяться чуть не каждую ночь. Оба искали в них далеко не только телесное наслаждение, а, скорее, возможность ощутить себя кому-то нужным, убедиться, что в беспощадном окружающем мире есть хоть одна родная душа.

Они разговаривали, прижавшись друг к другу, глядя в тёмную глубину небес. Судьба Наобы оказалась удивительно схожей с судьбой самого Саблезуба, которого после рассказа даже пробрала дрожь. Наоба жила в одной из окраинных деревень великого королевства Мхарат, была дочерью местной целительницы, помогающей людям силой богини любви Аранг. Король Дракгор стал кнутом и топором насаждать на подвластных себе землях поклонение богу войны, Змею Арро, везде сооружая жертвенники и ставя своих жрецов. Мать Наобы продолжала учить любви и милосердию, как завещалось ей от предков, и однажды в деревню явились воины Дракгора – с гребнём волос на бритых головах и топорами с тремя шипами на обухах. С ними были ужасные великаны – наполовину люди, а наполовину хищники. Мать Наобы живьём сожгли на деревенской площади, пытавшегося защитить её брата убили, а Наобу хотели отвезти в столицу, чтобы сделать рабыней-наложницей, но она сумела вырваться, вскочила в пирогу и полетела вниз по реке. Чтобы избавиться от погони, они направила лодку в рукав, оканчивающийся порогами и водопадом. Когда пирога разбилась в щепки, Наоба потеряла сознание в бешеном потоке, а очнулась уже здесь, в храме.

«Итак, Дракгор, король Мхарата, – думал Саблезуб, – это он рассылает со смертью отряды бритоголовых воинов и звероголовых великанов. Это по его приказу уничтожили, стёрли с лица земли моё племя, племя Орла.»

О том, что не все люди живут свободными племенами, выбирая вождей и зарабатывая своим трудом всё необходимое для жизни, он уже знал. К физическим тренировкам добавились занятия, на которых будущих убийц учили читать и писать, рассказывали об устройстве мира, о разных странах и населяющих их народах, об их обычаях и укладе жизни. Для Саблезуба это было чрезвычайно интересно, он впитывал новые знания, как сухая губка из сердцевины дерева воду. Их обучали основам языков и наречий самых разных народов, в том числе белокожих и желтокожих, живущих на севере за огромной равниной из солёной воды – морем. Оказалось, что чародеями мира созданы четыре языка, называемых общими; каждый из них объединял языки определённой группы народов, и, благодаря вложенным магическим компонентам, был достаточно прост в изучении, проникая в глубины подсознания. В Храме изучали все четыре общих языка, чтобы будущие воины могли свободно общаться с людьми в любом уголке мира. Всё это должно было служить единственной их цели – нести Смерть.

Наоба рассказала Саблезубу, что во время проповедей погружается в транс вместе со всеми, но по ночам ей снится её мать, жрица богини любви. Она держит её за руку, и говорит о том, что миром должна править любовь, а людей нужно жалеть и прощать.

– Мне кажется, что она протирает мне глаза изнутри, – сказала Наоба, – на них как будто образовывается плёнка, и я смотрю сквозь неё, вижу мир, в котором главенствует смерть. А мама снимает эту плёнку – и я снова становлюсь прежней…

Но последние слова прозвучали не совсем уверенно.

Они прошли также науку телесной любви. Несущие Смерть не могли любить и быть любимыми, в том, чему их обучали, не было места таинству и чувствам. Близость мужчины и женщины представляла собой лишь инструмент, с помощью которого можно было получить нужные сведения, ближе подобраться к жертве, в конце концов – просто сбросить напряжение, мешающее сосредотачиваться на выполнении задания. И чем изощрённее становились объясняемые им приёмы получения наслаждения, тем сильнее Саблезуб ощущал, как словно втаптывается в грязь всё то, о чём он мечтал, любя Бирюзу, то, что происходит между ним и Наобой. Они не прекращали своих встреч, им не нужны были никакие изыски – важна была близость скорее духовная, чем телесная, и всё происходило так же, как и в первый раз – спонтанно и порывисто, горячо и бережно одновременно, и это было наслаждение, которого никогда не постичь, следуя чётким и конкретным инструкциям учителей.

А затем обучение подошло к концу.