Читать книгу Ковчег-2020. Стихи и проза костанайских авторов - Анатолий Аркадьевич Корниенко - Страница 5
Растёгин Владимир Леонидович
Оглавление* * *
Синичка, маленькая птичка,
твой чёткий очерк, юркий звук
сгорает средь снегов, как спичка,
аллеи празднуя досуг.
Железом по стеклу петь в голос
попробуй до ночной звезды,
когда затяготится логос
доступной смыслу наготы.
Так почему же, почему же,
как откровение души,
тот странный писк в морозы нужен,
кому нужна основой жизнь.
И, значит, прав миропорядок,
что дан тем птичкам от Творца,
лелеять взор и тешить взгляды,
вернее, в стужу греть сердца.
* * *
Всего-то надо объясненье,
чтоб взгляд был знаком в другоряд,
а дружба, как заклад без денег,
когда не понят – говорят.
По направленью в одиночку
идти к холодным полюсам —
не значит ли, поставить точку,
ослепнуть в белизне глазам.
Мы ностальгируем по будням
о выходном, что не пришёл,
уверявши – раз смертны люди,
так каждый сам себе большой.
И каждый в одиночку тужит,
рутиной горькую пия,
а одиноким быть за дружбу,
равно, как злату не сиять.
Мы, к сожалению, не птицы,
нам стаей не встаёт заря.
Всего-то надо – объясниться
хотя б, о том не говоря.
***
Десь инкунабулы, – как тля ей
прикосновенья. Хуже трат
в пыли библиотек гуляет
околоречевой разврат.
Скудеют старческие плечи,
они не подлинны без дел,
в проулках злых противоречий
и Фауст, верно б, поседел.
Труды, что отдадут младенцам
от их самовлюблённых пра-,
пристрастием не тронут сердце,
когда судьбу слепит игра.
Поэзия, мы жизнью платим,
нам ветер не щекочет нос,
за радость не полушки ради,
за боль шипов венка из роз.
Ты, зашифрованная Богом,
ведёшь в ненастья, в неуют,
где этой речью, шифром-слогом
нам с неба ангелы поют.
***
Переборов в себе терпимость,
я крикну, выйдя в снегопад:
Не попадёшь в меня, я – мимо
тебя и всех, кто мне не рад!
Слепая колкая досада
иных полощет, как вода,
а мне как будто горя надо,
дразнить собак – моя беда.
Клыками полосуйте сплетен,
кровавый заметайте след,
злым пеплом, что подарок Лете,
хромой тщетой своих побед.
От вас не скрыться, пятой точкой
припаянные вы в свой стул,
а мне бежать в буран за строчкой
сквозь снега вал и ветра гул.
От вас я – мимо, мимо, мимо,
как в понимании пробел,
и где предел мне – Бог вестимо,
а вам пределом – беспредел.
Возраст любви
Двух одиночеств закавыка
и скорой близости затор —
привычка ёжиться и выкать,
и говорить совсем не то.
С налётом чувственного страха
искать для встреч любой предлог,
идти друг к другу, как на плаху,
под стук сердец, не чуя ног.
Что нас роднит в судьбе, что разнит
в том вряд ли кто-то виноват.
Наш разговор, как тихий праздник —
в молчанье слышится виват.
И столько смысла меж словами,
как световых лет про меж звёзд…
Два берега, и вот над нами
уже проложен первый мост.
Его лелеем мы и тешим
себя, что он спасенья суть,
с ним все превратности и бреши
исчезнут вдруг когда-нибудь.
Со стороны, как вид недуга,
привязанность иль эпатаж:
и жить нельзя нам друг без друга
и хлипок этот мостик наш…
Всё об осени
Всё об осени… Все об осени
разговоры, стихи. И стихи,
словно камешек в воду бросили
на приманку сердец глухих.
Рукотворное стихобедствие
тридевятых страшней валов —
обостренье
до сумасшествия
не привыкших терять умов.
Все от дворников да вершителей
чудных дел, чья тверда стопа,
вдруг почувствовали, увидели, —
как листва тает их судьба.
У природы есть провокации,
есть моменты, когда она
у страстей проверяет фракции:
как, зачем и какого рожна?
Только осенью мир в катарсисе,
каждый мокнет в её вине,
через год чтобы в том же градусе
петь, как Бог положил, о ней.
* * *
Не продаётся вдохновенье,
но рифму требует отдать
за золото листвы осенней
святая парка благодать.
Попробуй не пойди на это —
не подвести ни в чём черты,
скудельником пойдёшь по свету,
не понимая красоты,
ни в чём не ощущая славы
невиданной до сих поры,
смыв листопадные октавы
печалью – правилом игры.
Что значим мы в ней,
сходу вызнай!
Природа мимо нас идёт
как ей задумано, капризный
наш норов не беря в расчёт.
Она берёт своё в потребе
и отдаёт, за что взяла,
не мы её, она нас терпит
сгорая осенью дотла.
* * *
Огонь загородительный
обид не трать в себе,
он отметёт губительно
твой праведный успех.
Назло, мстя и свирепствуя,
душа найдёт надлом.
Есть в мире сила крестная —
отмщение за зло.
И слово, что воробышком
сорвётся невзначай,
вернётся, как хворобушка,
чтоб рубануть сплеча.
Живи, весь век кумекая
как обойти Содом…
Есть в мире сила некая —
за зло платить добром.
* * *
Случай выпал родиться,
быть на этой земле
человеком, не птицей,
но о том не жалей.
Крыльев Бог всуе не дал;
только как не взгляни,
у души где-то в недрах
всё равно есть они.
Их найти и расправить
должен каждый в себе,
воспарив мыслью к славе
под небесный пробел.
Всем присуще нам свойство
стать, как славный Икар,
отличиться геройством —
от рождения дар.
Пусть сочтётся за пафос
эта речь. Хуже – ныть!
Пешим быть, словно страус,
тучной курицей быть.
Растреножьте усилья, —
через тучи – на свет!
Да несут ввысь вас крылья,
как без них жить, поэт!
* * *
Да, полон мир несовпадений,
но откровеньем иногда
к нам ласточка влетает в сени
и ток стыкует провода.
Любви ни возраст и ни сроки
не в счёт; есть право у души
слагать до судных дней эклоги
на равных с вечным правом: жить.
И осенью вдруг распускают
цвет вишни пуще, чем в весну,
пусть им ветра с широт Биская
грозят расправой за вину.
Разбросаны, как половинки
одной судьбы, одной зари,
мы, словно Кай, сдвигаем льдинки,
чтоб слово «вечность» сотворить.
* * *
Пришла пора быть горьким
как рябина
перед осенним холодом зари,
со счёта сбившись века серпантина,
что не сбылось, о том не говорить.
Пришла пора ответствовать за Дело,
за Слово дань отплачена давно.
Оно когда-то зубом отболело,
с годами стало крепче, как вино.
Ночами пусть названья
дальних станций
зовут мечтою, как заветный приз,
пришла пора таким
как есть считаться,
не до показов мод,
не до харизм…
Из окна – в ночь
Разлетается муть, и глухой чернозём
ночи кажется мозгом Софии.
Мы когда-нибудь все в эту лузу уйдём,
как шары под ударами кия.
Вот и время писать мемуары, Года!
Я доверю бумаге наследство,
если много горланишь, гори, мол, звезда,
значит вечная ночь не по сердцу.
И с глотком ли спиртного, с надсадою ли,
где глумились в степях наших гунны,
припишу я к своей единице нули,
наберу вечных бубликов лунных.
Ну, протрите же зренье. Не видеть не зги
Им позволил один лишь Сусанин.
Если взгляд оттянул у пространства соски,
то не зреет ли буря в стакане?
И в бесшумной ночи ты увидишь свой страх
Как огонь двухфарный совиный,
Как корабль ищется жизнь в неизвестных мирах,
так и он доконал наши спины.
Унесёт звездолёт наши сны от Земли,
Ночь распишет, где альфа, где бета,
ты на сто лиц тогда будешь не разделим,
это ночи бессонное кредо.
***
И в дремотной тиши появляются ныне изъяны,
лишь листва зашуршит обделённым стареньем своим,
грусти не передав. Поклонитесь неведомым странам,
там в отсутствии зим, вновь весны зарождается гимн.
Здесь же всё как всегда: князь Болконский убит будет в осень
и Герасим утопит в смирительных водах Муму,
бабье лето, как юность, уйдёт по тропинке в межгрозье
и захнычет Ерёма, дождями напомнив Фому.
Только эти ветра, свет и лёгкие зиждющий воздух
Не засунуть в карман и не спрятать в шкафу про запас,
как святейшую радость иль слезоточивую прозу,
как от первой любви недосказанный тихий отказ.
Будем дни коротать мы себе доверяя не очень,
будем из ничего делать будней стремительней шаг
и смотреть за окно, в штормовые, бессонные ночи,
пропадать среди строчек и шорохов наших бумаг.
