Читать книгу Ковчег-2020. Стихи и проза костанайских авторов - Анатолий Аркадьевич Корниенко - Страница 6
Евгений Викторович Демидович
Оглавление* * *
«Свет одиночества в окне
всю ночь горит, не угасает…»
(Владимир Растёгин)
Ночами светится окно
на мир взирает одиноко.
Чудовища больного оком
порою чудится оно.
Всю ночь чудовище не спит,
ворочается, жарко дышит.
На небо смотрит и на крыши,
свой набирает аппетит.
Оно потребует себе
к утру положенную жертву.
Наполни же скорей фужер твой
и не печалься о судьбе.
Нам ничего не изменить,
когда судьба дана нам свыше.
Мы можем лишь её услышать,
в руке нащупать жизни нить.
Держи её, не выпускай
из рук своих, назло ироний.
Пусть озабочен карк вороний
проблемой верного куска.
Души на лозунги не трать —
водой уйдёт в песок Тобола…
точнее, Леты… Но оболом
стихов останется тетрадь.
Озноб проходит по спине —
с ночной реки тревожный ветер.
Кого-то, может быть, приветит
свет одиночества в окне.
Разговор об искусстве
Я не писал стихи целую вечность…
и потерял форму, и содержание.
Знаю, искусство не терпит простоя… оно, конечно…
ну а точнее, – оно бесконечно. Я это знаю!
Знаю ещё, что оно уступает жизни
(в «схватке за жизнь» «не на жизнь, а на смерть»);
только не дал бы за жизнь я и свой мизинец,
а за искусство пошёл бы… Хоть «курам на смех»
я бы пошёл, или на мыло – шеям,
собственной шее – на мыло и на верёвку…
Это метафоры только… меня нежнее
трудно найти и преданней той чертовке,
что называют жизнью, люблю её я!
(Речь не о той, что бьёт и имеет хватку,
жизнь как омоним жизни: зовясь любовью,
жизнь вступает лишь в схватку
со смертью и в родовые схватки).
…только лишь слово. Другой разговор – искусство,
есть оно, есть; и ни съесть его, и ни выпить,
и целовать его, и обнимать до хруста
также нелепо, как сахар на рану сыпать…
Знает любая девочка, в юбочке и сандалиях,
раны и огурцы посыпают солью.
Не потеряться не просто в прекрасных далях —
в этих глазах – как озёра, как лес и поле.
В этих глазах полыхают-горят закаты,
и зажигают во встречных сердцах рассветы…
Так и искусство, которого, знаю, хватит,
чтобы зажечь все светила и все фонари на свете.
Что есть искусство, которого нам не выпить,
как ни пытайся выпить его с друзьями?
Может, искусство красной подобно сыпи,
если болезнь Прекрасной подобна Даме.
* * *
В тёмной комнате… может, квартиры… «хрущёвки»…
может, отеля на каком-нибудь Парк-авеню…
мы, побросав с себя лишнее – джинсы, футболки, кроссовки, —
слились губами… и чувствовал я – как прикасаюсь к огню…
Или к источнику утоляющей жажду влаги,
что спасает жизнь путнику, блуждавшему сорок лет в песках…
Ты выбросила предо мною белые флаги —
а я позабыл своё имя… заботы свои и страх…
Или то было снежной, морозной зимою,
я закрывал от ветра тебя… дома шубу снимал, расстёгивал сапоги…
Ты везде и во всём, ты теперь навсегда со мною…
Каждый миг тебя вижу и слышу твои шаги…
***
В клетках памяти обретаем мы бытие,
и для каждого клетка отведена своя…
Даже если о саде неведомом нам поём
и не видим вырытых между словами ям.
На листе бумаги среди молодых могил
оставляешь след запятые былую боль
засыпаешь яму думаешь: … помоги!
…и тебе помогает. Ты помощи рад любой.
А под утро ты засыпаешь
глубоким сном,
словно снегом – землю,
память и речь. Ты нем.
Рыхлый сон тебе сыплет за шиворот, ты же в нём —
растворяешься, настежь… становишься ты никем
или всем, что одно и то же. Ты вышел в мир,
как выходят в море, стал каплей. Ты – плоть морей.
Ты являешься светом – и, кроме того, – дверьми,
что раскрыты для света,
и стражем у тех дверей…
Возвращаешь память себе, обретаешь речь,
открываешь клетки слов, кормишь их из рук.
Только свободу не можешь свою сберечь,
и продолжаешь обещанную игру.
* * *
моей душе…
…эти строки тебе напишу, для тебя
взял перо и бумагу… (перо зачеркнул я…
потому что смешно…) но запутался взгляд
в знаках речи, скользнул по поломанным
стульям
и проник за окно. И пейзаж за окном
расступился, открыв сокровенные дали.
Оказалось настолько прозрачным стекло,
что неясные буквы за ним проступали…
То ли список заветных для нас журавлей,
то ли строк быстротечных прекрасная пена,
то ли это звезда бесконечных полей,
то ли имя, что птица-синица напела.
Всё исчислено, взвешено, разделено
в тесном мире вещей, декорациях-стенах.
Но открыто в иное пространство окно
из условного быта, предметного плена…
Для чего мне свет солнца и трепет травы,
и вино, пригубив, на траву проливаю
для чего, коль бессмертные боги мертвы…
ты умрёшь… для чего мне трава полевая?
* * *
Ребёнком я знал
что когда-нибудь умру
как умирают все люди
меня больше не будет
Однажды в семь лет
я заплакал среди ночи
смерть неотвратима
исчезновение неизбежно
Теперь знаю о своём бессмертии
Душа подобно бабочке
преодолеет смерть тела
подобно птенцу
расколет скорлупу мира
подобно слову полетит в синем небе
Знаю
или пытаюсь обмануть себя сказкой
перед сном
последним сном
* * *
искушение Богом быть Богом же нам и дано
и из двух состояний мы выберем только одно
мы пойдём по делам или будем расти в высоту
покрываясь листвой открывая мечтой красоту
совлекая покровы – с небес и невест и холстов
среди долгих дорог опрокинутых в небо мостов
мы питаемся светом на этой земле мы стоим
что мы строим под солнцем что стоим пред взором Твоим?
к небу башню возвысив на камнях и в сердце своём
стану богом и храмом в пустыне Я стану царём
Я – стрела в неизвестность к высокому солнцу – рука
бесприютна пустыня и цель далека далека
только волны и камни в пустынях морях корабли
осыпается время… сады затонули вдали…
как же ветрено здесь… и песок забивает глаза
и опасно дышать и смотреть на светило нельзя
Я не знаю где свет на каком Я стою берегу
Я не вижу Тебя Я уже говорить не могу
да и что говорить если временны место и речь
остаётся гореть – или в землю осыпавшись лечь.
***
Об этом небе сером написать,
или о снеге рыхлом под ногами?..
Пусть будут благосклонны небеса
с далёкими античными богами
к поэту, и пошлют ему с небес
какого-нибудь в яблоках Пегаса,
чтоб тот копытом бил,
и ключ Кастальский сразу
открыл под снегом…
Далее… чтоб лес
вдали чернел, и ель чтоб зеленела…
И птичка певчая о милой его пела
(глагольной рифмою
нимало не стыдясь).
Хлеб прыгал в печь,
Емеля правил печью,
вещала щука речью человечьей
и обещала счастье навсегда…
Из льдинок слово
складывалось – «вечность»,
и таяло
на солнце
без следа.
Возвращение
Я иду… (но куда?.. и откуда я вышел? —
то ли из дому, то ли – из прожитых лет…).
Ухожу вглубь себя я: всё ближе,
всё выше;
достаю из кармана свой счастливый билет.
Я потерян – как день, – и забыл о потере,
и стою над вселенной своей
я один,
словно маленький бог в той сплошной Лотерее
от младенческих ливней до полярных седин.
Выпадает то снег, то нежданная карта…
человек упадёт – как звезда – из окна.
Выпадают из памяти детство и парта.
Выпадает любовь
и строка,
и страна.
Выпадает в осадок билет лотерейный…
белый дым, белый ангел, измученный мой…
Я найду тебя, в снежном саду, Лорелея.
Я вернусь!
Я вернусь, непременно, домой…
…о времени
1.
когда-то время текло
широким потоком
медленно катились
годы-волны
следы моих ног
отпечатывались
на послушном песке
давно их смыло волной
меня всё быстрее
уносит течение
неизвестной реки
2.
становлюсь рекой
растворяюсь в пейзаже
забываю берег
своего детства
…о времени 2
1.
время разлито вокруг меня
сырой ртутью
проступающее в вещах
вечно становящемся мире небытия
в ряби событий на поверхности сознания
как свойства высокоорганизованного духа
озера или зеркала
отражающего
окружающее небытие
2.
время собирать камни
на берегу живой речи
входить в родную речь
погружаться в себя
время считать стекающие
с исчезающего циферблата
минуты
подставлять речи-времени ладони
пропускать сквозь плотные
но
не существующие пальцы
как сквозь стрелки на циферблате
бесплотное
но существующее
время
3.
память – воображение
две половинки сердца
два зеркала
в одном отражается прошлое
в другом – будущее
два письма
или два выстрела
выпущенные навстречу друг другу
одновременно достигшие цели
…осенние яблоки
1.
это яблоко
тяжёлое
налитое силой земли
солнца
яблоко
которому стало бы тесно на тарелке
готовое упасть на голову
новому ньютону
гаутаме
яблоко на запретном дереве
яблоко
ждущее теплоты
твоих ладоней
2.
яблоко ночи
и яблоко дня
сорванные твоей рукой
заполняют
пространство памяти
едва ощутимым
ароматом
* * *
сердце
вырастающее на дереве жизни
сорвано для тебя
легче пуха
тяжелей камня
бьётся в твоих руках
ждёт твоего слова
* * *
снится
умираешь
идёшь за телом
произносишь речь
просыпаешься
но может быть только сниться
вновь
умирать
просыпаться
* * *
просыпаться каждое утро
и открывать глаза
чтобы видеть солнце
закрывать глаза
и вновь видеть солнце
днём и ночью
в солнечный день
и когда небо затянуто низкими тучами
смотреть взгляда не отрывая
видеть солнце.
