Читать книгу Легенда о Вращающемся Замке - Анатолий Бочаров - Страница 5

Большой Осенний турнир проводился неподалеку от Таэрверна, в третью неделю октября. На турнир этот являлись рыцари со всего королевства, чтобы обрести на нем или подтвердить обретенную ранее славу. Вслед за рыцарями съезжались сюда и менестрели – дабы сложить песни о победителях и проигравших, а также просто перекинуться новостями. Приходил в обилии и простой люд, посмотреть на то, как сталкиваются мечи, поют стрелы и преломляются копья. Можно было побиться об заклад, шпионов здесь тоже хватало – ибо многим в Гарланде, Элевсине, Лумее, Иберлене и прочих государствах Срединных Земель очень хотелось быть осведомленными, что же творится сейчас среди эринландской знати.

Турнир почтили своим присутствием все самые могущественные люди страны, включая короля – и последнее было не просто хорошо, а на редкость прекрасно.

Гэрис начал готовиться к предстоящему бою на следующий же день после приезда в столицу. Нашел себе подходящий луг на высоком берегу реки, за пределами таэрвернских предместий, и скакал по нему из конца в конец верхом на коне, облачившись в полный боевой доспех. Вспоминал, как управляться с копьем, приметив в качестве мишени раскидистый дуб.

Получалось сперва довольно скверно. Прежде Гэрис был действительно искусен в боевом ремесле, и дрался куда лучше большинства прочих знакомых ему воинов. Но сейчас, казалось, прежнее его мастерство ослабло, подточенное перенесенными тяготами, былыми ранами и долгим бездействием. Собственное тело стало ему непривычным и подчинялось подчас с трудом. Хорошо хоть руки оставались очень сильными и крепкими, и легко удерживали оружие. А вот былой быстроты и легкости не хватало. Раньше он мог танцевать среди мечей и копий с поражавшей равно друзей и врагов ловкостью, а теперь казался сам себе неповоротливым и неуклюжим. В битве на реке Твейн Гэрис получил тяжелые увечья, и много дней провел, находясь между жизнью и смертью. Не попади он вовремя под внимательный уход, так и вовсе бы умер. Но даже когда угроза смерти отступила, понадобилось еще много дней и даже недель, чтобы начать хоть немного восстанавливать истраченные телесные силы.

Конечно, Гэрису сейчас было уже гораздо лучше, чем в самые первые дни, когда он едва только начал приходить в себя. Тогда ведь он даже стоять на ногах толком не мог. Все, что оставалось – глядеть в потолок и в бессильной ярости колотить кулаками в стену. В одночасье превратиться из сильного и ловкого мужчины в беспомощную, жалкую развалину – смерть и то казалась лучшим выходом в сравнении с этим.

За прошедшие с того злополучного дня месяцы он пришел в себя и окреп – но все равно окреп недостаточно. Гэрис не верил, что справится. Он не сможет провести пятнадцать схваток подряд, а ведь приблизительно в стольких поединках нужно одержать верх, дабы занять первое место. Гэрис хорошо понимал, что в нынешнем состоянии он даже пяти побед не добьется – ведь его противниками выступят лучшие воины королевства. Конечно, те из них, что не пали у реки Твейн. Но и те, кто не пал, заслуженно считались крайне серьезными бойцами, и вчерашнему калеке с ними не справиться. Оставался всего один выход, совершенно безумный. Им и придется воспользоваться.

Он представился распорядителю турнира как сэр Гэрис Фостер, безземельный рыцарь. Как уже говорилось раньше, это не было его настоящим именем, но так звали солдата, сражавшегося рядом с ним в последней битве и погибшего в тот же день, когда сам он был тяжело ранен.

Лишних расспросов это ни у кого не вызвало. Мало кто слышал о Гэрисе Фостере, но по дорогам Эринланда колесили сотни, если не тысячи безземельных рыцарей, и никто не мог упомнить их всех по именам. Ведь многие воины незнатного происхождения проявляли в боях отвагу, и многие получали за проявленную отвагу дворянское звание. Но вот получить к дворянству еще и феод удавалось лишь редким счастливчикам. Большая часть страны уже давно была поделена между самыми знатными и богатыми домами, и всем прочим доставались лишь объедки с их пиршества. Неудивительно, что на войну с Клиффом Гарландским эринландские рыцари собрались, как на праздник, надеясь обзавестись поместьями в отвоеванных землях. Там они все, по большей части, и полегли. На нынешний турнир собирались либо те, кто выжил – либо кто отсиделся по домам, пренебрегая призывом короля. Такие тоже нашлись.

Единственное, о чем спросили Гэриса – кого из благородных дворян он знает и кто мог бы за него поручиться. Он в ответ упомянул сэра Йорефа из Уэсли, погибшего на последней войне.

– Сэр Йореф был мне хорошим другом, – сказал он, – и непременно бы замолвил за меня словечко. Но к сожалению, сэр Йореф сейчас находится на том свете, как и прочие мои боевые товарищи. Надеюсь, вам хватит моего честного слова.

Как ни странно, такой ответ вполне удовлетворил распорядителя.

Гэрис и в самом деле воевал вместе с Йорефом Уэсли. То был достойный и уважаемый рыцарь, всю свою жизнь проведший в дальних походах и покрывший себя в них немалой доблестью. Весь возглавляемый сэром Йорефом отряд полег в Битве у Реки, как называли теперь битву у Твейн.

Человек, называющий себя Гэрисом Фостером, поставил шатер на дальнем конце поля и провел в нем все те три дня, в течении которых турнир двигался к своей кульминации. Не было нужды наблюдать за выходящими на ристалище воинами – он уже разузнал имена всех поединщиков и хорошо представлял, кто на что способен. Яснее ясного было, кто из приехавших сюда бойцов окажется сильнее других и кто сойдется в итоге в борьбе за первое место. Скорее всего это будут Джеральд Хэррисворд и… да. И Эдвард Фэринтайн. С недавних пор – герцог Фэринтайн, глава Дома Единорога. Двоюродный брат короля по материнской линии, один из лучших мечников королевства и теперь, после гибели на реке Твейн своего старшего брата – наследник престола.

Гэрис не сомневался, что сильнейшим окажется именно кто-то из этих двоих – и потому даже не высовывался пронаблюдать за ходом боев. Слишком уж это все было для него предсказуемо. Тем более, свалившийся на его голову оруженосец и так детально докладывал о ходе турнира.

Дэрри приходил в шатер глубоко за полночь и тут же принимался восторженно рассказывать, кто кем на сей раз выбит был из седла. Глаза у мальчишки при этих рассказах горели, а к лицу приливала кровь. Ему отчаянно нравилось вести счет поражений и побед. И, по словам Дэрри, получалось так, что кузен короля пока ни единого раза не потерпел поражения. Он легко одолевал всех, кто вставал на у него на пути. Эдвард Фэринтайн рвался к своему триумфу, и не было на Большом Осеннем турнире рыцаря, способного одержать над ним верх. Кроме разве что сэра Джеральда, прозванного Хэррисвордским Ястребом.

– Но я бы все равно поставил на Фэринтайна, – сказал Дэрри, забравшись с ногами на сундук. Наступила последняя ночь – ночь перед решающим днем турнира. – Я бы поставил на Фэринтайна, потому что как он дерется… Да вы бы видели, как он дерется. Словно герой из баллады.

– Да я знаю. Я видел его на войне. Мечом машет этот парень хорошо, спору нет, – Гэрису ужасно хотелось спать. Завтра предстоял большой день – ведь завтра начнется наконец то, чему давно уже следовало начаться. Можно будет приступить к исполнению дела, ради которого он и вернулся в Таэрверн. Давно пора. Ждать уже просто не оставалось сил.

– А я тут говорил с остальными оруженосцами, – сообщил мальчишка. – Спрашивали, кто вы такой, и откуда явились, и почему про вас не слышно, и не потому ли, что вы никогда никакой славы не сыскали. И еще спросили, почему вы сидите у себя и не выходите, и выйдите ли вообще.

– Ты им что-то ответил?

– Да, я сказал, чтобы они сами к вам пришли и обо всем расспросили, откуда вы и почему, раз им так интересно. А мое дело маленькое, коня вашего чистить да копье вам подавать.

– Почему ты с ними не подрался? Оруженосец должен отстаивать честь своего господина.

Дэрри обиделся.

– А кто сказал, что я с ними не подрался? Подрался. Только это не затем, чтобы отстоять вашу честь. Просто… Ну…

– Просто ты любишь драться.

Дэрри опустил ноги. Мальчишка выглядел очень усталым, немного пьяным – и Гэрис только сейчас заметил у него под глазом синяк.

– Да как вам сказать. А впрочем, какая разница. Вы, главное, попробуйте уже победить этого непобедимого герцога. А то получается, мы совсем сюда зря приезжали, и ребра мне намяли тоже зря. А я не люблю, когда что-то делается зря.

– Я тоже такого не люблю. Ложись спать, Гледерик.

На следующее утро Гэрис надел стеганую куртку и кожаные брюки для верховой езды, наточил, в который уже раз, меч и принялся ждать. Временами он принимался изучать лицо, отражавшееся в небольшом зеркале, имевшемся у него при себе. Густые темные волосы, загорелая кожа, переломанный в двух местах нос, массивный подбородок. Тяжеловесные черты, такие впору фермеру. Именно так и выглядел всегда Гэрис Фостер, сын Харви Фостера, дворянин во втором поколении. Внук лесника, верный боевой товарищ Йорефа Уэсли. Было очень странно видеть чужое лицо вместо своего собственного – но своего лица у него уже давно не осталось.

– Милорд, ну что, вы готовы? – Дэрри казался более взвинченным, чем обычно. – Фэринтайн разделался с Хэррисвордом. С третьего раза, правда – сначала они разошлись при своих. Но потом сэр Эдвард такое устроил… Выбил Хэррисворда из седла, тот пролетел футов десять, а как попробовал встать, сэр Эдвард уже приставил ему к горлу меч. Ума не приложу, как Хэррисворд себе хребет не переломал – но вынесли его на носилках. Так что вот. Объявили перерыв. А если после него никто не объявится – сэра Эдварда признают победителем. Вы как думаете…

– Я думаю, что нам пора, – Гэрис поднялся на ноги. – Выходим, подведи мне коня.

Когда Гэрис показался из шатра, трибуны просто сходили с ума. Тысячи голосов сливались в единый безудержный гул, в воздух взлетали береты и чепчики, зрители бесновались. Кто-то вопил от радости, а кто-то ругался с досады, и казалось, что вот-вот грянет полное и окончательное светопреставление, потому что выносить все это было уже решительно невозможно. А Эдвард Фэринтайн гарцевал посреди ристалищного поля, весь закованный в белые доспехи, вскинувший руку в торжественном салюте, и под копыта его белоснежного жеребца один за одним летели букеты цветов. Герцог Фэринтайн выглядел в этот миг своей славы ожившей мраморной статуей древнего героя, потому что живой человек не может до такой степени казаться олицетворением торжества, изящества и благородства. Увидев этого благородного и доблестного рыцаря, Гэрис до боли сжал рукоятку меча. Он уже встречался с нынешним герцогом Фэринтайном раньше, и встречался не раз, пусть даже тот ни за что бы не узнал его теперь.

Протрубили трубы. Раздался голос герольда:

– Ваше королевское величество, благородные лорды и леди, рыцари и дамы, и весь добрый народ Таэрверна! Сэр Эдвард, герцог Фэринтайн, искуснейший из всех воителей, чья доблесть не знает себе равных, одолел в честном бою всех отважных воинов, пожелавших бросить ему вызов. С такими мужами, как сэр Эдвард, нам не страшны ни бесы в аду, ни иноземцы в Гарланде! Сегодня он снискал великую славу! Я обращаюсь к вам, ко всем рыцарям, что собрались здесь, ко всем мужам благородной крови, слушающим мои слова! Есть ли в вас гордость?! Есть ли у вас смелость?! Есть ли у вас сила?! Найдется ли среди вас человек, что посмеет выступить против сэра Эдварда – и, быть может, победить его? Один – только один – смельчак имеет право выступить против герцога Фэринтайна! Достаточно лишь выйти, сказать «да, это я!», и ваш вызов будет принят! Даже если до этого вы не принимали участия ни в одном из поединков нашего турнира! Но попытка дается одна, и лишь тот, кто первым из вас осознает свое мужество, вступит в этот бой! А одержавший в этом бою победу – станет победителем Большого осеннего турнира! Найдется ли среди вас храбрец, желающий сразиться с лучшим из лучших?!

Вот оно. Этот момент настал. Момент, к которому Гэрис шел столько дней, зная, что это его шанс. Самая лучшая и надежная из всех возможностей, которые только можно вырвать у прихотливой судьбы. И он не имел ни малейшего права прозевать эту возможность. Не мог уступить ее какому-нибудь расторопному дурню. И потому, едва герольд договорил, Гэрис Фостер заорал во всю глотку, наполнив своим голосом теплый осенний воздух и надеясь, что голос этот будет слышен даже на самых дальних скамьях самых дальних трибун:

– Такой храбрец нашелся, мои лорды! Я, сэр Гэрис Фостер, бросаю вызов сэру Эдварду Фэринтайну, и клянусь, что проучу его как следует! Я клянусь перед добрым народом Эринланда, что уйду с этого поля победителем – или буду обесчещен и проклят вплоть до Судного Дня и дальше!

Гэрис давно уже ни на грош не верил ни в какие клятвы, даже самые громкие – но зато он прекрасно знал, что в них верит народ. Ничто не сможет воодушевить собравшихся здесь людей больше, чем такое смелое обещание. Расчет оправдался – после произнесенных им слов трибуны просто взорвались криками. Негодование и восторг сразу. Негодование – потому что какой-то наглец успел вызваться на бой первым, выхватив тем самым удачу у всех остальных. Восторг – ну, а как же, зрелищу быть. Гэрис усмехнулся. «Вы, господа, как всегда жаждете зрелища – ну так святая правда, что вы его получите».

Эдвард Фэринтайн медленно повернул коня, посмотрел на Гэриса сквозь опущенное забрало шлема – и, будь на месте Гэриса кто другой, взгляд сэра Эдварда проморозил бы его до костей. Потому что люди так не смотрят. Так смотрят только высокие фэйри – или те, кто несет в своих жилах их серебряную кровь. Герцог Фэринтайн заговорил – и его негромкий голос заглушил рев толпы:

– Интересная клятва, сэр Гэрис. Вы не боитесь ее нарушить?

Гэрис встретил взгляд Эдварда – и одну долгую секунду они смотрели друг другу в глаза. Гэрис знал, что Эдвард его не узнает, и Эдвард в самом деле его не узнал.

– Я ее не нарушу.

– Смелые слова, – Фэринтайн склонил голову. – Садитесь в седло! Я хочу проверить, стоите ли вы своих слов.

– У вас будет такая возможность, герцог, – сказал Гэрис сухо. – Дэрри, – это уже оруженосцу, на три голоса ниже. Оруженосец вел в поводу коня – и ухмылялся. Конь не ухмылялся, конь раздувал ноздри и глядел прямо на Гэриса бешеным взглядом. «Ну, лошадка, не подведи – даром я тебе столько дней подряд покупал самое лучшее сено? Сегодня нам с тобой, малыш, придется постараться на славу».

Гэрис вскочил в седло и взялся за протянутое оруженосцем копье. Вскинул это копье острием вверх, приветствуя толпу – и довольно улыбнулся, заметив, что зрители по меньшей мере удивлены. На трибунах зашептались, кто-то засвистел. Ну еще бы, внешний вид Гэриса не мог не вызвать недоумения. Ведь все прочие рыцари предпочитали выезжать на конный поединок, будучи облаченными в полную броню, не забыв о нагрудниках, наручах, поножах и шлемах. Что же до Гэриса, то он не взял с собой даже щита. Плотная стеганая куртка, кожаные штаны, сапоги со шпорами – и больше ничего. Он сначала собирался надеть под куртку кольчугу, но потом передумал. Без доспехов, так без доспехов.

Дэрри привстал на цыпочках, понизив голос до шепота:

– Сэр Гэрис, они уже верно решили, что вы умом тронулись. Честное слово, я их понимаю.

– Веришь в меня? – спросил Гэрис невпопад.

– В вас-то? – мальчик прищурился. – Даже и не знаю. Но деньги поставил.

Гэрис ничего не ответил на это.

Он перехватил копье поудобней и ударил коня по бокам. Искрящийся солнцем соленый песок взвился из-под копыт – и то же самое солнце ударило отраженным лучом с наконечника выставленного лордом Фэринтайном копья. Тот тоже рванул прямо с места в карьер. Тут не было никаких отдельных дорожек и разделительных барьеров. Всадники сшибались прямо посреди широкого, засыпанного песком поля, чтобы, будучи выбитыми из седла, иметь возможность продолжить поединок уже пешими.

Гэрис чуть наклонился вперед, почувствовал, как перчатки на руках сделались мокрыми и холодными от пота. Он не хотел нервничать, да только сохранить спокойствие не получалось. Слишком многое зависело от того, справится он сейчас или нет. Эдвард Фэринтайн несся прямо ему навстречу, расстояние между рыцарями сокращалось. Гэрис видел белое забрало шлема, щит с серебряным единорогом в черном круге на белом поле, развевающуюся конскую гриву. Сэр Гэрис Фостер хорошо знал, что Эдвард Фэринтайн владеет копьем куда лучше, чем он сам, тем более сейчас, и легко выбьет его из седла, если получит такую возможность. Более быстрый и ловкий, Эдвард победит в честном бою без труда, но в том и шутка, что честного боя не будет. Хорошо, что правила турнира не запрещают определенных хитростей.

Когда рыцари сблизились почти на расстояние удара, но все же еще не совсем – Гэрис отбросил копье в сторону, прямо на землю, и рванул коня в сторону, боком от Фэринтайна. Выхватил левой рукой меч и, извернувшись в седле, перерубил древко вражеского копья. Зрители закричали. Эдвард выпустил из рук бесполезный обломок и тоже выхватил клинок. Мечи столкнулись. Гэрису показалось, что он принял на выставленное свое оружие рухнувшую скалу, до того силен оказался нажим противника. Гэрис пришпорил своего жеребца, и, сумев наконец оттолкнуть меч Эдварда, поскакал прочь, к дальнему краю поля. Теперь важнее всего была скорость. Ему следовало оторваться и выиграть себе хотя бы несколько драгоценных секунд. Враг остался без копья, но его меч был при нем, равно как и мастерство, искусство и отвага.

Гэрис выпрыгнул из седла, сгруппировался при падении, покатился по рассыпчатому песку. Грохот конских копыт раздался совсем рядом, и Фостер едва успел избежать участи быть затоптанным жеребцом Фэринтайна. Он вновь перекатился и вскочил на ноги, подбирая выпущенный было клинок. Эдвард рванул коня прямо на него, замахнулся сверху мечом. Гэрис отскочил, парировал удар, а потом на мгновение припал к земле – и полоснул вражеского коня по передним ногам, перерубив их. Кровь брызнула ручьем, лошадиный крик свел бы с ума кого угодно. Фэринтайн выпал из седла, попробовал удержаться на ногах – но Гэрис тут же навалился на него и швырнул на землю. Фэринтайн выставил при падении руку, оперся на нее и тут же вскинул меч, блокировав удар Гэриса. Подался вперед, отводя вражеский клинок, и рывком взлетел с колен. Гэрис Фостер отшатнулся.

Трибуны сходили с ума. На рыцарских турнирах порой выкидывались разные лихие трюки, но этот показался распорядителям совсем вопиющим, выходящим за рамки дозволенного. Охрана дернулась, готовая броситься на ристалище и обезоружить Гэриса, но король Хендрик неожиданно поднялся со своего сидения и властно вскинул руку. Лицо государя выглядело задумчивым.

– Никому не вмешиваться, – произнес он. – Я хочу взглянуть, на что еще способен этот молодец.

Гэрис обратил в сторону монарха учтивый поклон и вновь повернулся к своему противнику.

– Хорошо придумано, – сказал Эдвард Фэринтайн. – Вы натаскали коня. И не надели доспехов… Почему? Чтобы удачней приземлиться и оказаться ловчей меня. Почти получилось, но сейчас ваше преимущество закончилось. Признаете поражение, благородный сэр, или мне вас сначала помучить?

Вместо ответа Гэрис отсалютовал клинком и принял защитную стойку.

– Ну ладно, – сейчас Эдвард говорил негромко, – вы на свой манер правы. Все эти люди вон там на трибунах хотят отменного зрелища. А мы с вами дрались совсем недолго. Если закончить прямо сейчас, они останутся недовольны победителем. Защищайтесь, милорд.

Чем Гэрис и занялся. Первая атака Эдварда оказалась быстрой, вторая – еще быстрее, третья – молниеносной. Гэрис едва успевал их отражать. Он каждый раз парировал сыплющиеся на него удары и каждый раз при этом делал шаг назад, а Эдвард, наоборот, наступал. Противник Фостеру достался серьезный. Раньше он, конечно, мог бы с ним справиться, но то было раньше. С тех пор Гэрис ослаб и не знал, вернется ли когда-нибудь в прежнюю силу. А Эдвард, напротив, пребывал в отличной форме, даром что сражался перед тем три дня подряд. Он не зря, честное слово, считался лучшим фехтовальщиком в стране. Даже сейчас он не показал и половины своего мастерства. Герцог Фэринтайн развлекался – вернее, развлекал публику.

Прошло несколько минут, и напор Эдварда, бывший поначалу яростным и неукротимым, внезапно начал иссякать. Фэринтайн сделался неторопливым, словно бы ленивым. Сторонний наблюдатель мог бы еще решить, что Эдвард продолжает биться от души, по-настоящему вкладываясь в поединок, но Гэрис прекрасно понимал, что это уже не так. Его врагу словно бы сделалось скучно, и он перестал стремиться к победе. Фостер отразил все направленные на него атаки, и ни разу при этом острие вражеского клинка не пробилось сквозь выставленную им оборону. Зато самому Гэрису неожиданно удалось сделать пару вполне неплохих уколов, даром что те лишь чиркнули по броне, не найдя в ней отверстий. Минуту назад ему казалось, что бой безнадежно проигран, но теперь это уже явно было не так. Распробовав поначалу свое преимущество, Эдвард быстро потерял к этому преимуществу интерес и начал биться с едва заметной ленцой. Спустя еще три обмена ударами Гэрис уже не сомневался в этом.

Фэринтайн поддавался. Поддавался очень ловко, даже опытный судья не заметил бы этого. Тоже ведь искусство, сражаться не на полную силу – надо быть хорошим бойцом, чтоб освоить его. Непонятным оставалось лишь одно – зачем это нужно Эдварду? Считает, будто победа от него так и так не уйдет, и потому стремится позабавить толпу, растянув бой? Сама подобная мысль придала Гэрису ярости. Он ненавидел, когда его не принимали всерьез.

Его враг не узнал его. Просто не мог узнать. Прежнее лицо человека, который назывался теперь именем Гэриса Фостера, было утеряно им вместе со всей его прежней жизнью. Вернувшийся с порога смерти, он носил чужое обличье – обличье, подаренное ему колдовством. Тем самым странным и древним колдовством, что сохранило ему жизнь, излечив смертельные раны. Он должен был умереть – но нашлась сила, что спасла его и послала сюда, в самое сердце разоренного войной Эринланда. Сила эта была настолько чужой и опасной, что Гэрис старался даже в мыслях не думать о ней. Наделенный благодаря этой силе чужими внешностью и именем, он не мог быть узнанным лордом Эдвардом Фэринтайном – но сам хорошо знал этого гордого и самоуверенного лорда, не привыкшего никогда сомневаться в себе. И прекрасно помнил, как тот, к примеру, однажды, в тренировочном бою, выбил у него меч у него из рук и заливисто расхохотался, наслаждаясь своим превосходством.

Воспоминание это оказалось ярким и резким, подобным вспышке молнии в сумрачных подвалах памяти. Злость неожиданно придала сил. Гэрис развернулся, став внезапно быстрым, как порыв ветра, текучим, будто вода, смертоносным, словно жалящая змея, на половину выдоха сделавшись вдруг самим собой – и рванулся вперед, зная, что должен победить и что победит, чего бы это ему не стоило.

Он выбил у Эдварда оружие, сделал шаг вплотную и саданул Фэринтайна противовесом меча прямо по забралу. Эдвард пошатнулся, но все же устоял, и в свою очередь ударил Гэриса закованным в металл кулаком прямо в живот. Стало так больно, что внутренности, казалось, засыпали тарагонским перцем, но Гэрис уже навалился на Эдварда и опрокинул того на землю. Сорвал с его лица забрало и отстранился – чтобы занести клинок. Острие смотрело герцогу Фэринтайну прямиком в правый глаз.

Совершенно спокойный взгляд. Если глядеть так в лицо смерти – она, чего доброго, сочтет тебя неучтивым кавалером и сбежит за тридевять земель. Губы Эдварда чуть дрогнули. Разошлись в улыбке.

– Вы, наверно, сейчас чрезвычайно горды собой, – сказал герцог. – Что ж, не буду отрицать, дрались вы и впрямь доблестно. Хотя поначалу слегка нерешительно – я уже приготовился заскучать.

Гэрис оставил его слова без внимания.

– Сэр Эдвард! – сказал он громко, так, чтоб слышали на трибунах. – Я одолел вас в честном бою. Признаете ли вы свое поражение?

– Признаю, – согласился Эдвард. – Вы же меня победили. В честном бою.

Гэрис оглядел зрителей – те, казалось, позабыли, что им дышать положено. Ну еще бы, прямо сейчас на их глазах был побежден человек, которого они уже начинали считать непобедимым. И который, может быть, и в самом деле был непобедим, но предпочел не побеждать в этот раз. Именно это вызвало у Гэриса тревогу. Это, а еще спокойный, оценивающий взгляд Эдварда. Нынешний герцог Фэринтайн не мог его узнать. Без всякого сомнения, не мог. Но эта мысль лишь в очень незначительной степени могла успокоить Гэриса.

Впрочем, было не до лишних раздумий – представление не совсем закончилось, и следовало играть свою роль до конца. Гэрис вскинул меч острием к небу – и публика, словно ожидавшая этого, разразилась приветственными криками.

– Да здравствует победитель турнира! – крикнул герольд. – Сэр Гэрис Фостер, герой этого дня – и герой Эринланда! Сегодня, прямо перед всеми вами, этот человек совершил нечто немыслимое, подвиг, столь великий, что барды сказали бы…

Сэр Гэрис Фостер не стал слушать, чего скажут барды. Ему давно уже набили оскомину одинаковые речи, произносимые всеми герольдами на всех на свете турнирах. Гэрис вложил меч в ножны и склонился над все так же лежащим на песке Эдвардом. Протянул руку:

– Помочь вам встать, сэр?

– Если вас не затруднит.

При помощи Гэриса Эдвард поднялся на ноги. Он не выглядел ни удивленным, ни раздосадованным, ни разозленным – не выказывал ни одного из чувств, приличествующих человеку, только что потерпевшему поражение в шаге от победы. Казалось, он воспринял случившееся как должное, и уж тем более ни о чем не сожалел.

Эдвард снял шлем, и длинные, платиново-белые как свежевыпавший снег волосы рассыпались по плечам. Гэрис замер, как громом пораженный – в этот момент ему показалось, что его сердце прямо сейчас возьмет, да и выпрыгнет из груди.

Он и в самом деле забыл за эти проклятые месяцы многое из того, чего не следовало забывать. Он выпустил из памяти, как выглядит человек, стоявший теперь в двух шагах от него. Благородное лицо с тонкими аристократическими чертами, бледная кожа, глаза, что казались в настоящий момент прозрачными, светло-голубыми, льдистыми. Глаза эти, хорошо знал Гэрис, имели свойство менять цвет. Куда чаще они имели темный, фиолетовый оттенок – когда Эдвард бывал отстранен или погружен в себя. Светлел, как теперь, его взгляд лишь в моменты наивысшего сосредоточения или волнения. Или гнева.

Присутствовало нечто странное в этом лице. Древняя кровь – она отпечаталась на всех, кто принадлежал к Дому Единорога. По материнской линии и сам король происходил из этого дома.

– Что с вами, благородный сэр? – Лорд Фэринтайн улыбнулся. – Мой облик кажется вам пугающим? Может быть, немного не совсем человеческим? Что поделать, таким я уродился на свет.

Гэрис сглотнул.

– Прошу прощения, сударь… Я… Просто удивительно видеть кого-то… Вы очень…

– Очень странной наружности? – закончил за него Эдвард. – Ну еще бы. Это многие говорят. Некоторые священники даже считают меня порождением дьявола и мечтают окатить при случае святой водой. Говоря по правде, я порождение своих отца и матери, а уж кто их породил, дело десятое. Зато никто никогда не объявит меня бастардом. Чтобы усомниться в законности моего происхождения, нужно либо никогда не видеться со мной, либо вовсе не иметь глаз. Но постойте. Кажется, этот петух заканчивает кукарекать. Слово за его величеством.

Гэрис кивнул и повернул голову в направлении королевской ложи. До нее отсюда было три десятка шагов. Немыслимо близко и вместе с тем невыносимо далеко. Хендрик Грейдан, Божьей милостью герцог Таэрверна и король всего веселого Эринланда, сидел на возвышении, облаченный в боевые доспехи. На его плечи был наброшен алый плащ, а чело венчала корона. Он совсем не изменился, точно так же, как не изменился и Эдвард. Королю от роду было немногим меньше тридцати лет. Русоволосый и статный, он унаследовал по отцовской линии широкую кость Грейданов – но такие же, как у Эдварда Фэринтайна, холодные льдистые глаза и тонкие черты лица выдавали в нем примесь древней эльфийской крови. Его лицо казалось сдержанным и одновременно беззаботным.

– Ваше величество, я вручаю себя и свою победу в ваши руки, – Гэрис не знал, каких усилий ему стоило говорить ясно и четко, глядя повелителю Эринланда прямо в лицо. – Для меня честь лицезреть вас здесь и честью было биться в вашем присутствии. Хоть мне и неведомо, достоин ли я этой чести.

Странное чувство, порой настигавшее Гэриса, посещавшее его на протяжении многих лет, сколько он вообще себя помнил – это чувство вновь овладело им. Ощущение беспредельности вселенной, возможности ловить ее ритм и двигаться с ним в унисон. Такое безумие приходило к Гэрису в бою, когда пляшут клинки и свистят стрелы, каждый раз – мимо. Такое безумие порой ему являлось ему во время близости с женщиной, в миг, когда объятия становились особенно жаркими, а дыхание сплеталось в унисон. И такое безумие ехало с ним в одном седле, когда он только явился в Таэрверн и полной грудью вдохнул его воздух.

Это безумие говорило ныне его устами. Гэрис знал, что любое слово, которое он сейчас скажет, и любая вещь, которую он сейчас сделает, отпечатаются на будущем и определят его течение.

– Мой король, – сказал он, – я благодарю вас за честь говорить с вами, и я прошу вас об одной милости, которую вы, быть может, в своей милости мне предоставите.

– Вы доблестно сражались, сэр рыцарь, – сказал Хендрик. – Мне понравилось, как вы одолели лорда Фэринтайна. И пусть дрались вы не очень благородно, в настоящем бою благородства вообще мало. Так чего вам угодно?

Гэрис поднял голову. Поймал взгляд Хендрика – так ловят стрелу в полете, обжигая ладонь. Фостера всего сейчас била дрожь, как на лютом морозе. Его словно пронзал поток – ослепительный, безбожно пьяный свет. Гэрис принял этот поток в себя, позволил раскидывающему пенные брызги водопаду наполнить своим опасным волшебством его собственную пустоту – и, взяв чужой огонь, превратился в факел, горящий на милю вокруг.

– Мне угодно…

В этот сверкающий миг Гэрис чувствовал их всех, осязал кожей биение их мыслей. Он читал, как раскрытую книгу, Хендрика, прикидывающего, до какой степени окажется наглым этот никому не ведомый боец и каких сокровищ он себе запросит. Он видел Дэрри, во все глаза следившего за происходившим действом. Мальчишка забавлялся и восхищался одновременно. Пристальнее всех Гэрис смотрел на Эдварда. Тот до сих пор оставался непонятным, будто заключил себя в панцирь изо льда.

– Мой король, – сказал Гэрис, – мне угодно…

Поток ревел, угрожал снести Гэриса своим течением, как горная река уносит упавшее в нее бревно. Главное, он знал – выстоять, продержаться, найти в себе стойкость. Не рухнуть прямо на песок, отхаркиваясь кровью. По черепу стучали тяжелые молоты карликов, а глаза были готовы взорваться и вытечь из глазниц. Ему хотелось вскинуть руки и закричать, позволяя световой реке смять и уничтожить само его существо – но вместо этого он говорил. Гэрис использовал всю мощь пронзавшего его потока, дабы соткать из обычных слов заклинание силы. Так поступали чародеи былых лет. Заклинанию, наделенному подобным могуществом, подчинится даже король.

– Мой государь, мне угодно просить вас об одной-единственной милости. Не о поместье, не о руке благородной девицы и не о золоте. Я не могу сказать, что все перечисленные вещи не имеют для меня вовсе никакой цены. Утверждать подобное было бы ложью. Но я считаю себя вправе просить вас лишь об одном, а потому прошу о наиболее важном. Всю свою жизнь я служил сначала знамени вашего отца, а затем и вашему знамени. Я дрался за дом Грейданов на дальних рубежах, и не раз проливал свою кровь. Я не бывал в столице, и вы, наверно, никогда прежде не слышали обо мне – но зато всю свою жизнь я слышал о вас. Люди, вместе с которыми я служил в одном отряде, все погибли на последней войне. Мне некуда больше идти – и потому я пришел сюда. Вы сказали, я доблестно бился на этом турнире. Возможно, вам понравится, если я буду доблестно биться и в настоящем бою. Я прошу вас, сэр Хендрик из дома Грейданов, принять меня в свою королевскую гвардию. Вам потребуются хорошие рыцари, чтобы проучить Клиффа Рэдгара и прочих псов. А я, видит Бог, очень хороший рыцарь – я сразил вашего кузена, а на такое во всем Эринланде не сподобился больше никто. У вас не будет повода сожалеть о моей службе.

Он говорил очень просто, так просто, как только мог сейчас говорить, сдерживая крик. И он прекрасно знал, что простота его слов покажется придворным изощренной наглостью. Это не имело никакого значения. Лишь одна-единственная вещь оставалась важной. Гэрис надеялся, что сумел вложить в произнесенные им слова достаточную силу, чтобы вуалью набросить их на короля и заставить Хендрика согласиться на такое, в сущности, безумное условие. Ведь лишь безумец способен, придя с большой дороги и победив первого рыцаря государства, проситься дозволения попасть в отряд самых лучших, самых преданных воинов государя.

Для того Гэрис и пропускал сквозь себя опаляющий свет – чтобы обратить этот свет в чары и спеленать этими чарами Хендрика, заставив его принять настолько дерзкую просьбу. Он не мог больше думать ни о чем, только удерживать бившее прямо сквозь него сияние, незримое ничьим вокруг глазам, но остро ощущаемое им самим. Гэрис знал, что не продержится дольше половины минуты. Потом придется выпустить волну из пальцев – иначе она насквозь выжжет его душу. Он мог лишь надеяться, что половины минуты хватит.

Магия всегда была опасна, и магия от начала времен ходила рука об руку со смертью. На его счастье, он был единственным человеком здесь, кто имел хоть малое о ней представление.

Хендрик откинулся на спинку кресла. Хлопнул руками по коленям:

– Допустить вас в королевскую гвардию? Да отчего бы нет. Вы показали себя славным бойцом. Я охотно принимаю вас к себе на службу. Покажете себя с хорошей стороны – получите поместье, золото и все прочее, что полагается. Окажетесь недостойны – не сносить вам головы. Устраивают вас такие условия?

– Благодарю, мой король. Вполне устраивают.

Гэрис закрылся от света ментальным щитом – и немедленно стал пустым, словно до дна опрокинутый кубок. Огонь ушел. Вместе с ним сгинули воля и страсть. Фостер вновь почувствовал себя таким же, как и обычно. Усталым, ограниченным и бессильным. Он перестал быть собой. Перестал быть чародеем. Перестал быть человеком. Перестал быть живым. Остался только грубый и злой солдат со стеклянно-пустым взглядом.

– А теперь, ваше величество, прошу меня великодушно простить, ваш кузен все же изрядно намял мне бока. Надо бы слегка отдохнуть, – сказав эти слова и твердо зная, что теперь уже можно наконец отпустить себя и забыться, Гэрис упал на песок, оказавшийся таким же мягким и теплым, как лучшая перина в лучшей из спален Таэрвернского замка.