Читать книгу Солнце на половицах - Анатолий Ехалов - Страница 16
У бабки Анны
ОглавлениеМы идем с бабушкой в гости. Она берет с собой кулечек колотого сахару и два чайных приборчика. Идем к бабке Анне, дальней родственнице, переселившейся из Междуречья на станцию.
Бабка Анна недавно ездила в Москву в гости к сыну, дослужившегося там до майора. И теперь все ждали ее рассказов о столичной жизни.
– Я, Аннушка, – заговорила моя бабушка, едва переступив порог, – чайку попить к тебе со своим сахарком, да и со своим приборчиком.
Большой, начищенный до золотого сияния самовар уже фырчал на столе. А в вазах были сушки и сухари, от которых исходил запах пряностей и ванили.
Вокруг стола, покрытого скатертью, стояли витые стулья, которые почему-то называли венскими.
– Это сынок подарил, – похвастала стульями бабка Анна. – И скатерку он, и стол. Вишь, у стола какие резаные ноги… Дорогущий. Уж он мне и не сказывал, сколь это богатство стоит, чтобы не расстраивать меня. Не люблю я деньгами по ветру сорить. Сидели бы и на лавках добро…
Бабка Анна усадила нас за стол и принялась потчевать городскими разносолами: булками с маслом и колбасой, конфетами «Мишка на Севере», «Петушиные гребешки» и «Раковые шейки». Я попробовал все, а фантики от конфет аккуратно сложил и спрятал в карман. Тогда было модным среди детей копить фантики и хвастать друг перед другом, кто какие конфеты пробовал.
– Так вот, приехала я в Москву, Митревна, – рассказывала тем временем бабка Анна. – Коля меня встретил у поезда. В фуражке, при погонах. Взял балеточку мою, а кошелку с луком я ему не доверила. Там еще бутылка самогона была ему в подарок. Такая ядреная получилась, я ее на хрену настаивала.
И вот, милая, выходим на площадь, надо в автобус садиться. А народу – пропасть, и все лезут. Коля меня подталкивает в двери-то. Вежливый, то одной дамочке уступит, то второй. И остался на остановке. А я еду. Рука с кошелкой у меня на воле оказалась. Двери захлопнулись, руку прищемило, а кошелка на воле. Так и едем.
– Ой, – кричу, – товарищ шофер! Котомку-то потеряю. Там ведь самогонка у меня, лук не так жалко, сколь самогонку. Руку ослобони.
Все только хохочут. Наконец, остановились, двери распахнулись, я вывалилась на улицу.
– Как, думаю, мне Кольку-то своего разыскать?
И самой не пропасть?
Вижу, народ куда-то прямо толпой повалил. Кумекаю, куда все, туда и я. Пока головой крутила – убежали, я догонять кинулась, и тут кто-то свистит и меня за плечо хватает…
Милиционер, вижу, с палочкой. Свисток на губе.
– Чего, говорю, тебе, мил человек? Потерял чего? Скотина у тебя какая убежала? Свистишь тут…
Он в лице изменился: «С вас штраф три рубля за переход улицы на красный свет…»
Мне стало досадно:
– Ох, ты, говорю, прохвост ты этакий. Три рубля ему!
Что мало просишь? А вот этого не видал? Свернула я фигу и под нос ему сунула.
– А ты знаешь, как мне эти три рубля достались?
Он прямо побагровел. А тут и Коля подскочил, милиционер ему честь отдал.
– Что произошло? – спрашивает Коля.
– Да вот бабушка неправильно дорогу перешла да еще и выражается.
Коля руку в карман, достает три рубля.
– Я за нее уплачу штраф.
Я ему кричу:
– Коляй! Не смей.
– Успокойся, мама, все по закону…
Отдал он этому проглоту трешницу, а я вперед ногу выставила и говорю:
– Вот, ты народ грабишь, а на катаники не заработал. В худых ботинках на морозе щеголяешь. А я, старуха, и то в катаниках с колошами хожу…
Тут Коля какую-то машину с шашечками остановил, сунул меня в нее и сам залез.
– Нет, говорит, мама, с тобой по городу опасно ходить.
Бабка Анна прервалась и принялась отхлебывать из блюдца чай.
– Как хоть живут столичные? – спросила бабушка Маша.
– А глаза бы мои не видели, вот как! – отвечала резко бабка Анна. – Сядут за стол. Чего только нет на столе! И колбаса, и масло сливочное. Икра рыбья! Пейсят рублей банка. Всего этого накладут на батон и сладким чаем припивают.
Нажрутся, и сразу же в туалет бегут. Это как? Один перевод денег получается. Уж если я масла съела, так я три дня в нужник не пойду, чтобы оно все у меня в нутре рассосалось.
…И они долго еще обсуждали и осуждали городскую жизнь. Я уже наелся и напился. Мне стало скучно. Я крутился на венском стуле, как на углях. И теперь уже не знаю, как это получилось, но моя голова попала в спинку стула, туда, где переплетались деревянные кружева. Я попытался вытащить голову обратно, но не смог. Не давали то уши, то нос. Сначала я сидел смирно, как пойманная мышь в мышеловке, надеясь освободиться каким-то чудом. Но чуда не получалось.
И тут бабка Анна углядела мои странные телодвижения, которые я делал, пытаясь освободиться из ловушки.