Читать книгу За северным ветром - Анатолий Константинович Ехалов, Анатолий Ехалов - Страница 15

Когда начинаешь раздумывать о лидерах нашей сельскохозяйственной деятельности, то в предках их обязательно сыщется крепкий крестьянский корень. И думаешь о неистребимости этого корня. Есть такая пословица: «они закапывали нас в землю, а оказалось, что мы семена…»

Виктор Ардабьев родился в селе Уварово Тамбовской области за два года до начала войны. Деревня утопала в садах, а черноземы родили пшеницу, равной которой в мире не было. У деда было приличное хозяйство: четыре лошади, две мельницы. Однажды к нему пришли сыновья.

Отец Виктора в селе был уважаемым человеком – директор школы. А дядя работал председателем сельсовета.

– Отец, – сказали они. – Пришла разнарядка. Ты первый по списку на раскулачивание. Отдай мельницы и коней в колхоз, иначе вышлют…

Дед не спал всю ночь. Жалко было трудов. Наутро пришел в сельсовет с заявлением в колхоз.

Когда началась война, отца оставили в тылу по брони. Но уже через три месяца он ушел добровольцем на фронт. Враг был уже под Москвой. Мать в то время была беременна пятым. Все, что оставил нам отец, уходя на фронт, – три буханки круглого хлеба. Через три месяца он погиб: пропал без вести. Мать не верила в его гибель, но вынуждена была променять его кожаное пальто на мешок картошки.

Уже после войны они ездили на места боев, искали хоть какой-то след. Мать ждала: вдруг придет, вдруг постучит в дверь…

Его друг и сослуживец не раз говорил матери:

– Он может придти к тебе только с кладбища, я сам видел в воронке его ноги и сапоги…

Наверное, самым тяжелым и критическим для области временем было лето 1978 года. С весны зарядили дожди и шли с таким упорством, что в души людей начала закрадываться тревога. Эта тревога поселилась и в душе первого секретаря Никольского райкома партии Виктора Ардабьева. Он начал осаждать телефонными звонками председателя облпотребсоюза Сазонова:

– Завезите в район муку как можно раньше!

А потребности в муке были не малые. За год Никольск съедал ее 10 тысяч тонн. Но облпотребсоюз не спешил. Ардабьев звонил снова и снова. Наконец, не выдержав, заявил, что если население района останется без хлеба, то в первую голову отвечать за это придется Сазонову.

Надо сказать, что Сазонов был лучшим другом Анатолия Семеновича. И во всех его поездках по области Сазонов сопровождал Дрыгина. Но угрозы Ардабьева, похоже, возымели действие – облпотребсоюз муку завез в полном объеме, прежде чем пали дороги.

Самые худшие предчувствия оправдались. На область обрушилось стихийное бедствие: все лето и осень шли бесконечные дожди. В области было объявлено чрезвычайное положение. На поля можно было выйти только с косой в бродовых сапогах. Комбайны тонули тут же, будь они на резиновом и даже на гусеничном ходу, воинские подразделения выделили для связи с населенными пунктами бронетранспортеры, но и те с великим трудом пробивались по дорогам, превратившимся в сплошные грязевые болота. Все мосты через речки были или снесены или разбиты тяжелой техникой. Молоко с ферм в районы приходилось доставлять вертолетами… Если бы не мука, доставленная во время по деревням, то был бы самый настоящий голод…

Дрыгин каждую уборочную страду облетал или объезжал область. Ездили к утопающим в воде полям, летали к отрезанным от мира бездорожьем деревням. Смотрели строящиеся новые скотные дворы, мастерские, жилье…

Прилетел и в Никольск. Утром, садясь в машину, отдал приказание: «Едем в «Павлова» на фермы!» То есть, в пригородный колхоз имени Павлова. Ардабьев, зная, что Дрыгин на одно ухо глуховат, решительным шепотом поменял маршрут: «Едем в «Искра Ленина!»

Дрыгин сурово молчал, осматривая новые фермы в колхозе. Вечером перед ужином пошли мыть руки. Ардабьев протянул Дрыгину полотенце. Тот вытер руки и бросил ему скомканное полотенце, наливаясь гневом:

– Секретарь! Ты почему нарушил мой приказ? Что ты скрываешь в Павлова?

– Анатолий Семенович! Там полная разруха. Там старые фермы на пятьдесят голов, там и я-то протискиваюсь с трудом, а вам там и вовсе не пролезть…

– А ты куда смотришь?

– Анатолий Семенович! Я здесь без году неделя. Но две новые, по 200 голов, фермы в имени Павлова уже под крышу подведены.

– Так чего молчал? Поужинаем потом. Поехали…

Новые фермы во многом решали проблемы размещения скота в колхозе имени Павлова. А в колхозе было тогда около шестисот коров. Довольный Дрыгин ужинать сел уже около полуночи.

Прошло четыре года. В очередной приезд Ардабьев вывез Дрыгина на пятикилометровый отрезок дороги на Вологду, построенный партизанскими методами. Шофера называли этот участок «тремя минутами радости». Дальше шли ямы, ухабы на четыреста в лишним километров… Надо сказать, что строительство дороги на Никольск чиновники год за годом вычеркивали из титульных списков на финансирование. Не хватало денег. Считалось, что перспективнее вести строительство дороги на Великий Устюг через Нюксеницу. Но в этом случае Бабушкино, Никольск, Кич-Городок оставались отрезанные от мира.

Поэтому никольчане и решились положить начало дороге без всяких на то разрешений. Теперь все зависело от благосклонности Дрыгина. И вот Анатолий Семенович вышел на первый никольский асфальт среди полного бездорожья и долго молчал, что-то обдумывая.

– Почему такая широкая? – спросил, наконец.

– Так, Анатолий Семенович, дорога эта республиканского значения. Уже нельзя!

Дрыгин, ничего не сказав, сел в машину. Это означало, что дороге быть. Что денег для нее он найдет. Если не в Вологде, то в Москве.

…Беспрестанно буксовали в ямах и колдобинах. УАЗик по кабину был залеплен грязью.

– Сколько ты уже тут? – спросил Дрыгин Ардабьева.

– Пятнадцать лет, Анатолий Семенович!

– Ну? -удивился Дрыгин. – Вроде недавно и направляли? – Так у нас здесь, на востоке, в условиях бездорожья год за три считается!

Дрыгин захохотал так, что пришлось останавливать машину. Он вышел, и долго еще его большое могучее тело сотрясалось от хохота: – Вот дают! У нас на фронте год за два шел, а у них – год за три!

Да, многое переменится в сельском хозяйстве Вологодчины. Будут строиться быстрыми темпами внутрихозяйственные дороги, и мелиорация придет на поля, сделав их доступными в самую непогоду, и новые технологии в заготовке сена, сенажа, силоса дадут возможность, невзирая на дожди, обеспечивать скотину полноценными кормами…

…В тот приезд в Никольск вечером было совещание с руководителями близ лежащих районов. Потом было небогатое застолье, в котором языки подразвязались.

Неожиданно Сазонов поднялся за столом и стал рассказывать, что и его заслуги в борьбе со стихией немалые. Что он вовремя завез в район десять тысяч тонн муки. Тут прорвало Ардабьева:

– Да чем Вы похваляетесь! Я месяц у вас выбивал эту муку. И я не знаю, чем бы все кончилось, не прояви мы такой настойчивости!

Сазонов растерянно замолчал. Ардабьева вовсю уже дергали за полы товарищи, шептали в страхе: «Остановись, на кого бочки катишь? Это же лучший друг Дрыгина!». И тут в тишине раздался голос Анатолия Семеновича:

– А ты, Сазонов, ему больше муки не давай!

Разошлись тихо. Дрыгин с Сазоновым ночевали в райкоме. Ардабьев всю ночь не спал, переживал за свою резкость. Видел, что и в комнате у Дрыгина почти не гас огонь. Чуть свет пришел в райком и застал у себя в приемной плачущего Сазонова. Поверженный вид немолодого всесильного чиновника потряс Ардабьева. Он бросился к нему, пытаясь хоть чем-то поддержать, но Сазонов остановил его:

– Оставь, Виктор, я сам виноват. Мы не спали почти всю ночь. Он вломил мне под первое число!

Утром они улетали в Вологду. Дрыгин был хмур и неразговорчив. Сели в самолет. Настроение у провожающих тоже было не на высоте. Самолет уже выруливал на взлетную полосу, как вдруг остановился. Откинулся трап и… на поле вышел Дрыгин. Он подошел к Ардабьеву и крепко пожал руку:

– Держись, секретарь! Держись!

Дрыгин улетел. Но Ардабьеву казалось, что вместе с самолетом в небо взмыла и его душа.