Читать книгу Берег родины - Анатолий Гребнев - Страница 31

Не в те ль времена Святослава

В моем древнерусском краю

Я вижу,

Как мальчик кудрявый

Бежит босиком по жнивью.

Бескрайней подхваченный волей,

Держа в узелочке обед,

Бежит он по желтому полю,

Которому тысячи лет.

Известно уже мальчугану

Зловещее слово – война.

Отец его —

В битве с врагами,

Мать – в поле

    с темна до темна.

Той давней,

Но памятной яви

Я, видно, забыть не смогу.

Не я ли тот мальчик,

Не я ли

В страду к своей маме бегу?

Не я ли тем августом ясным,

Хоть ростом всего с полснопа,

Стараюсь завязывать свясла

И ставить снопы на попа.

Не я ли,

У дня на изломе,

Колосья зажав в кулаке,

Уснул в золотистом суслоне,

Как в сказочном том теремке.

И мать,

    моя матерь-Россия —

Солдатка,

    горюха,

        вдова —

Над будущим пахарем-сыном

Склонилась в слезах у жнитва.

Уж каркал ворон над Россией,

Когда отец мой

До зерна

Посеял поле ржи озимой.

И позвала его война.

И всколосилась даль сквозная

В четыре звонкие конца!

Когда косили рожь,

Отца

Скосила пуля разрывная.

Но каждый год,

Но каждый год,

Поднявшись нивой животворной,

Земной вершат круговорот

Отцом посеянные зерна.

Дождливой ночью на глухом лугу

В потемках мы заканчивали метку.

Отужинавши с мамой всухомятку,

Заночевали мы в своем стогу.

Она вздыхала рядом, не спала,

И говорила с радостью усталой:

– Ну, вроде направляются дела, —

И под ноги мне сено подтыкала. —

Теперь Краснухе есть у нас сенцо.

Намаялся? Жидка еще силенка.

Эх, вот метали мы с твоим отцом…

Был годовалый ты, как похоронку…

Конечно, не запомнил ты его…

Накатывалась сладкая дремота,

Сквозь дождь

    кричала чернеть на болоте.

Но я уже не слышал ничего.

Под опасливые вздохи

Мчимся в поле, чуть заря.

В сумки школьные гороху

Набираем втихаря.

С клеверища лезем краем,

По замежьям хоронясь.

Караулят поле – знаем.

Да поймай попробуй нас!

Для обману – как ни ловок,

Вдруг нарвешься, попадешь —

Красных клеверных головок

Вперемешку накладешь.

И до дому – впробегутки

Да с оглядками, дрожа, —

Ведь шутить не будут шутки

С нашим братом сторожа.

На деревне – голодуха.

Жарит зной.

Нейдут дожди.

Бригадир вздыхал Федюха:

«Недороду нынче жди».

И лепешки в эту пору

С черным куколем пекут.

И гороховое поле

Пуще глазу стерегут.

Мне – шесть лет.

Сестре – двенадцать.

Нам бы из поля уйти,

Нам до дому бы добраться,

Наши сумки донести.

И сестра меня торопит —

Дома будет что поесть.

Только слышим сзади – топот!

Догоняют. Так и есть!

Мне бы скрыться, провалиться

Хоть сквозь землю от него,

Словно в сказке, превратиться

Мне в козленочка того.

До деревни – двои гоны,

До дому – подать рукой,

Только нас он все ж догонит

И обыщет, гад такой!

И теперь уж не до сказок.

Я от ужаса реву.

Вот с коня объездчик слазит…

Все из сумок – на траву!

Так и вышло. Без гороха

Мы в слезах домой бредем.

Не во дни царя Гороха,

А в году сорок седьмом.

…Вдруг опять во сне затопит

Детским ужасом меня.

Убегаю.

Сзади – топот,

Топот страшного коня!

И был я, радуясь находке,

Счастливым самым из людей,

В пропахшей сбруей конюховке

Читая клички лошадей.

Сияли в сумраке прогорклом

Слова, как детские года:

Соловушка, Ромашка, Зорька,

Береза, Иволга, Звезда.

Ах, конюх Федор свет Иваныч,

Меня, бездомного, согрей

И четвертинку, глядя на ночь,

За наше сретенье разлей.

Я закурю твоей махорки,

И поплывут, сменив места, —