Читать книгу Ловля золотоперой рыбы на Белом озере - Анатолий Константинович Ехалов - Страница 5

На развилке нас никто не ожидал…

На развилке никто нас не ждал, но, все же, подавив сомнения, мы вышли. Автобус обдал нас перегоревшей соляркой и уехал.

– Где же этот Кронид? – спросил Мишка.

Я не знал, что ему отвечать. Но тут скрипнули тормоза, и к остановке, словно пароход, причалил огромный черный джип с затемненными стеклами. На прицепе у него был скоростной катер.

– «Лендровер»! Круто! – Обрадовался Мишка.

Боковое стекло у джипа бесшумно уползло вниз, и в отверстии появилась свиноподобная ряха. Свиноподобный человек держал в руках карту местности. Он просверлил меня злыми поросячьими глазками и спросил сипло:

– А ну, пацанва, как нам быстрее добраться до Крохинской переправы?

Мы с Мишкой дружно пожали плечами и развели руками.

– Чего с них взять, с недоумок, – сказал кто-то внутри джипа, и стекло вновь скрыло от нас свиноподобную ряху с картой. Колеса автомобиля взвизгнули, выбросив из-под себя песок и мелкий камень, и машина рванула в сторону Кириллова.

Тут из-за автобусной будки появился какой-то странный человек, словно сошедший с картин девятнадцатого века. Высокий, могучий. Седые волосы собраны сзади в пучок. На голове – берестяной обруч, а густая борода перетянута резинкой. Длинная, расшитая древним орнаментом, поношенная косоворотка перепоясана тканым поясом с кистями. Но больше всего в нем поражали лапти и онучи, перетянутые бечевой. Такие мы видели разве что в музее…

За плечами этого странного человека был берестяной короб, а в руке он держал крючковатый, отполированный руками посох…

– Мир вам, Михайло Наклейщиков и Олександр Горушкин! Жду вас уж долгонько.

За кустами, можно подумать, его поджидал Сивка Бурка.

– Так вы, стало быть, Кронид Софронов? – спросил я.

– Он и есть. А на деревне больше дедом Кранком кличут. А Вы зовите, как глянется.

Речь его была чудная. Вся какая-то круглая, раскатистая. Мы с Мишкой расплылись в улыбках.

– Что, робята, на говорю мою дивитесь? – заулыбался и Кронид. – Так у нас на деревне все слова на «О», окромя, одного – «Карасин»…

Мы засмеялись. Ну и чудак этот наш родственничек дед Кронид.

– А лапти-то зачем? – не удержался я.

– Правильный вопрос. Ты думаешь, я их, как теперь говорят, для прикола одел? – дед Кронид притопнул лаптем и улыбнулся в усы. – Есть у меня и сапоги и штиблеты с модными носами, а вот лучше лаптя обутки нет. Наши предки не дураки были. Легко, тепло, прохладно, ноги всегда в порядке, да и в магазин не надо идти на обувь тратиться… Так-то. А потом уж очень я не люблю «как все». «Как все» мне не интересно. – подмигнул нам дед Кронид. – Ну, да ладно, поедем, благословясь.

Мы оглянулись. Судя по виду этого странника, где-нибудь за кустами должно быть стояла телега, запряженная Сивкой Буркой или, по крайней мере, лежали сапоги-скороходы, а может и ковер самолет…

Дед Кронид раздвинул рукой кусты, и мы в изумлении остановились. На кромке поля стояло диковинное сооружение на огромных дутых колесах, перевитых пожарными шлангами, собранное из разнокалиберных металлических, пластмассовых и деревянных деталей. Спереди была прикреплена фара и два больших кирзовых сапога, толи заменявших амортизаторы, толи бампер. Между колесами было укреплено рулевое колесо и приварено сидение. Сзади размещался объемистый ящик, крытый сверху брезентом… А над ним возвышался шест с гирляндой разноцветных пластмассовых бутылок из под пива и кваса…

– Что это за агрегат такой? – спросил Мишка Наклейщиков, с малых лет знавший все марки отечественных и зарубежных автомобилей.

– Это, друзья мои, наш деревенский вездеход. У нас люди горазды на такие изобретения. А зовутся они по – разному: костотряс, шишкотряс, каракат, драндулет – кому, как нравится. Но факт тот, что он любому заграничному джипу сто очков вперед даст… Ну, что ж, грузитесь.

Мы с Мишкой быстро закинули под тент рюкзаки и залезли сами, устроившись на них. Дед Кронид завел агрегат, и мы бойко покатились по полю в сторону леса.

– Нам дороги не нужны, мы напрямки к Вашкам втрое короче путь сыщем. Наш шишкотряс по любой топи пройдет, – похвалился дед Кронид.

– А бутылки-то зачем? – спросил любознательный Мишка.

– А вот ты догадайся, если такой умный.

– А чтобы в лесу издалека видно было.

– Злых духов отпугивать… – то ли в шутку, то ли всерьез ответил Кронид.

Поле закончилось, пошел лес… Когда-то здесь была дорога, но она густо заросла малинником, кустами и багульником. Но шишкотряс легко подминал растительность и ходко продвигался вперед.

Начинало темнеть. Софронов включил фару, и в мятущемся свете ее то и дело мелькали тени больших ночных птиц и перебегавших дорогу зайцев… Как зачарованные, мы смотрели на открывающиеся фантастические картины ночного леса.

Скоро лес кончился, пошло болото, поросшее мелколесьем, затянутое черничником и клюквенными плетями. И тут я поймал себя на мысли, что снова думаю о Гнилом болоте и о ладье с золотом. Вернее, золото меня не так интересовало, как старинная ладья. «Вот бы увидеть ее и в самом деле, походить бы по палубе, заглянуть в трюм, понять, как там все было устроено, где что стояло, хранилось, где они спали, чем питались в походах…»

Тут перед нами в свете луны блеснула глубокими водами речка.

– Это Ковжа, – заметил дед Кронид. – Очень рыбная река. Бывало тут за час я на спиннинг картофельный мешок натаскивал. Окунь и щука в ней – черные, что головешки, потому, что истоки река берет в болотах, в торфяниках…

Костотряс легко преодолевал поля, болота, реки…

Кронидов шишкотряс смело нырнул в реку и поплыл, загребая колесами. А через несколько минут уже выбирался на высокий берег, поросший сосняком вперемежку с березами.

– Перекур! – дед Кронид заглушил каракат, и в лесу стало невероятно тихо, только слышно было, как внизу перебирает струи речка Ковжа.

– Костра жечь не будем, а перекусим бутербродами и чаем из термоса, – предложил Кронид.

Мы уже проголодались и с жадностью ели черный хлеб с салом, запивая горячим чаем.

– Я тут по весне, чуть жизни не лишился, – сказал весело Кронид. – Вот смеху-то было бы.

Мы удивились:

– Странные у вас нравы: человек погибает, а вся округа со смеху покатывается.

– Не спешите, – возразил Софронов. – Сейчас расскажу. Пошел я по весне собирать чагу. Это такой нарост бывает на березе, твердый как камень, коричневый. Что-то вроде законсервировавшегося березового сока, многие болезни лечит.

И вижу – на березе, метрах на четырех в вышине, здоровый такой, килограммов на пять нарост, а рядом сосенка растет, залезать удобно. Я рюкзак снял, ружье рядом поставил, залез, работаю потихоньку, срезаю ножом.

А тихо так. Смотрю – под сосенку ко мне выкатываются два медвежонка с медведицей, и давай рюкзак мой потрошить. Бутерброды съели, сахар, а медведица ружьем заинтересовалась.

Сижу на дереве и думаю: если она предохранитель сейчас заденет, то вполне сможет меня, старого дурня, с одного выстрела снять…

Только подумал, слышу щелчок, предохранитель сработал, а она от испуга как ружье-то о землю торкнет, а оно, как жахнет. Пуля рядом со мной просвистала и чагу напрочь снесла.

Семейка эта сразу бросилась в лес, а я еще полчаса на дереве сидел и размышлял, что, наверное, мог оказаться первым в истории охотником, которого застрелил медведь…

– Я мог оказаться охотником, которого застрелил медведь!

Мы буквально покатились со смеху. Ничего не скажешь, забавный охотник Кронид Софронов.

– Ну, ладно, ладно, пейте чай и едем., – остановил нас Софронов.

– А, кстати, чай – то вкусный?

– Мы такого еще не пробовали, честное слово! – сказал я за нас обоих.

– Это и есть тот самый чай из чаги, отстреленной медведицей, – сказал Кронид и поднял палец. – Тс-с! Она, наверное, недалеко где-то ходит. Едем…

Весело затрещал мотоциклетный движок нашего драндулета, и мы снова покатили по сосновому бору, шаря лучом фары меж сосен и елей.

Еще часа два мы колесили сосняками и березняками и старыми заброшенными дорогами, порой расчищая путь от упавших деревьев. Ехали полями, проселочными разбитыми дорогами, спящими деревеньками.

Луна, взошедшая в начале на горизонте, спряталась за тучи. Стало совсем темно.

Я время от времени засыпал, и почему-то тотчас начинало сниться поросшее сосняком болото, посреди которого стояла ладья с поднятыми к ночному небу парусами…