Читать книгу Ностальгия, или Необъявленный визит - Анатолий Мерзлов - Страница 7

С начала занятий прошел месяц. Речь о морском училище, которое влекло в свои стены всех без исключения пацанов. С окончанием учебы перед выпускниками открывался весь мир. Молодые командиры пополняли растущий торговый флот огромной страны на севере и на юге, на западе и на востоке. Бешеный конкурс и тонкий национальный протекционизм позволяли далеко не всем жаждущим интересных впечатлений и красивой формы удовлетворить огромное устремление. Среди счастливчиков оказался и я. Волнения последних месяцев – вначале усиленная подготовка, экзамены, мандатная комиссия по зачислению – остались позади. Зачисленных экипировали в новенькую морскую форму. Прошел всего месяц: еще не отросли наголо остриженные волосы, а организм не успел привыкнуть к строгому флотскому распорядку – выпал первый очередной наряд.

…В тот день стоял дневальным по роте – все разошлись по аудиториям в соседнем здании. На пятом этаже экипажа, в месте расположения роты новобранцев, стояла звенящая тишина – подвахтенные отдыхали. Длинный коридор играл зайчиками от навощенного до блеска паркета. С высоты этажа открывался вид на пустынный плац с аккуратными рядами подстриженного самшита, лишь в районе камбуза шла возня людей в белых халатах. Дворняги-приживальцы, усевшись подковой строго по ранжиру перед дверьми камбуза, заискивающе глазели на работающих, выпрашивая подачки. Весельчак Датико – старший повар – незлобливо цыкнул на самых настырных, те угодливо повиновались, но, зная его добрый нрав, тут же возвращались к исходному положению. С моря тянул легкий бриз, доносивший разудалые слова коронного припева Датико: «Тая, Тая, вот она какая…»

Недалеко за изгородью синело море, теряясь, сколько охватывал взор, пенной полосой прибоя. Впереди маячило белое пятно удаляющейся кормы пассажирского лайнера. Держит курс на Босфор. Силовая установка лайнера входила в режим – труба еще курилась темным дымком, и он извилистым шлейфом растянулся над водой, очертив выполненный маневр. Раздался звонок – почти мгновенно пустынный плац наполнился синими робами. Гюйсы запестрили в каждом уголке огромного плаца. По ступенькам зацокали «гидэшки» – кто-то поднимался наверх. Дверь распахнулась – в расположение роты ввалился запыхавшийся Васька, друг юности, а теперь сокурсник. Его пухлые щеки раскраснелись, подрагивая от напряжения:

– Панает (преподаватель математики) учинил на второй паре самостоятельную работу, прибежал за логарифмической линейкой, тебе повезло, – вытолкнул Васька на лету, резво прошмыгнув в свой кубрик.

Через минуту-другую он стремглав выскочил назад, зацепившись за порог, едва не упав, клюнул носом. Сверху было видно, как он неуклюже, по-женски закидывая плечи, спешит к учебному корпусу. Васька, лишенный яркой внешности, имел немало скрытых достоинств. Уникальность его проявлялась в умении слушать и откровенно восхищаться чужими заслугами – своей исключительной преданностью он покорял любое своенравие и вполне заслуженно числился в лучших друзьях.

После звонка плац быстро опустел. Превращалась в точку на горизонте корма лайнера. Шлейф дыма опустился на воду. Датико, дав распоряжения, раскачивался перед входом в камбуз на ножках табурета, мурлыкая под нос свой любимый напев. Удовлетворенные собаки разбрелись по кустам. Шел третий час наряда. В тишине да в одиночестве хорошо мечталось. Пост у входа не имел стула – оставалось взгромоздиться на расшатанную тумбочку. В голове мелькали стремительные события последних месяцев. Начинался этап нового, неизведанного. Мечталось о первом после карантина увольнении, когда при параде, ошарашивая знакомых девочек формой, явишься во двор, где вырос, где шалопаем бил из рогатки воробьев.

…Непонятное присутствие оборвало мысли. Из конца длинного коридора в мою сторону очень медленно катилось Нечто. Похожее на дымчатый шар, оно приближалось ко мне – солнечные зайчики весело бликовали на его поверхности, напоминая большую елочную игрушку. За бурную дворовую биографию побывавшему в самых невероятных передрягах, в первом ощущении, помнится, возник интерес. Интерес первооткрывателя толкнул навстречу явлению.

От звука взвизгнувшей под тобой тумбочки шар подскочил к потолку, заметался по сторонам и, мне показалось, попытался выскочить в один из дверных просветов. И все же остановился бездвижно, сокращаясь дыханием, как живой организм. Нездоровый интерес возобладал над страхом. Пресмыкающиеся, сороконожки, прочая ползающая и неведомая до поры живность оседали в моих коробочках, скляночках, аквариумах. Интерес рождал знания – не те, что воспринимает праздный обыватель, хотелось познаний глубоких, с особенностями, недоступными другим. Укусы змей в крайних своих проявлениях, такие же последствия яда красивых, но коварных пауков – все до сих пор заканчивалось благополучно. Получая оплеухи живой природы субтропиков, можно было остановиться, стать осторожнее, но дух исследователя, родившийся в вас однажды, остается с вами навсегда.

С осторожностью, заинтригованный, подкрался к шару на расстояние вытянутой руки. Замерший до сих пор, шар сделал упреждающий скачок вверх. Молочно-сиреневое свечение внутри отчетливо проявило контуры многочисленных нитей. Совсем рядом дышал живой шар объемом чуть больше двух вместе взятых футбольных мячей. Невольно оглянулся назад: безлюдный коридор уходил вдаль стройным рядом дверных просветов. Издалека доносился храп подвахтенного – я оставался с глазу на глаз с существом неизвестного происхождения. В голове вспыхнула шалость: в броске, как перед футбольными воротами, откатить шар в конец коридора боковым пасом. При первых же мыслях почувствовал подпирающий изнутри озноб – он быстро перешел в судорогу. Дыхание сбилось, а тишину заполонил громкий стук собственного сердца. Грудную клетку сковало обручем – я стал задыхаться. Шар вместе с полом переместился вверх – свет в глазах стал меркнуть, приобретая синюшно-кровавые оттенки. Очнулся на кровати в ближайшем кубрике, с бешено бьющимся сердцем. В этот раз меня сковал страх. Забыв о явлении, я неуправляемо тер себе грудь, пытаясь отдалить пугающие в груди звуки. И опять все пропало. Очнулся в окружении перепуганных подвахтенных.