Читать книгу Странники земель Повременья - Анатолий Мусатов - Страница 2

На другой день, отзвонившись по клиентам, Антон выскочил из мастерской. Это было его место трудовой повинности, записанной в отделе кадров куста кинотеатров Киевского района, как должность художника-оформителя. Перескакивая с транспорта на транспорт, он скорым темпом проявился у входа другой обители в доме на Красной Пресне. Там было их место претворения художественных дарований в денежные знаки, для чего они с братом на паях снимали целый подвал.

Димыч, узрев фигуру брата, подхватил все сумки и недовольно сопя, потрусил навстречу:

– Где тебя носит? Времени в обрез!

– Дозвониться никак не мог, – раздраженно бросил Антон. – Этим одрам звонить одна морока! То бросают трубку, не врубившись, что и кто, то, пока сообразят, зачем их пробудили от спячки, начинают отнекиваться своими болячками да нездоровьем…

Братья поймали машину, и, загрузившись, назвали адрес. Водила вздохнул и официальным тоном объявил таксу.

– Да гони, ты, – рявкнул Димыч, − получишь сколько надо. Только не тормози лишний раз, давай, поехали, командир!

Нервный колотун заставлял Антона всю дорогу до Хованского беспокойно ерзать по сиденью. Димыч, вольготно устроив свои габариты, нимало не обеспокоясь висевшей проблемой, дрых до самого кладбища. Он настолько погрузился в сладкую дремоту, что даже не сразу проснулся, когда Антон, рассчитавшись с водилой, затряс его за плечо:

– Дим, вылезай, приехали.

Брат оторопело вытаращил напрочь заспанные глаза, словно его оторвали от крепкого сна посреди ночи, и непонимающе отозвался:

– Угу, сейчас… Что, уже приехали?

– Ну, давай же, – раздраженно выдохнул Антон. – Погнали быстрее.

Он вытащил из машины багаж. Не дожидаясь, пока Димыч выкарабкается из тесного чрева «жигулей», рванул к назначенному месту. К великому облегчению Антона, заказчика еще не было на месте. В считанное время отработанными приемами он распаковал коробки. Забив стойки, Антон, оглядываясь по сторонам, осторожно извлек саму плиту. В следующую пару минут, прикрутив её болтами, он чуть ли не отпрыгнул от могильного цветника. В следующее мгновение, находясь в пяти-шести метрах от могилы, Антон, не торопясь делал вид, что завязывает шнурки на кедах.

– И что в этот раз приключилось? – со злобным ехидством спросил Антон у подходящего Димыча.

– Да, памаешь, жутко отлить захотелось, только я начал, как приспичило по-другому. Ну чего я мог поделать, – виновато оправдывался Димыч, глядя в свирепое лицо брата.

– «Памаешь, памаешь…», – передразнил Антон брата и махнул обреченно рукой. – То понос, то золотуха, хрен моржовый! Пошли…

Они присели на угловой скамейке и приготовились ожидать появления мужичка. Через полчаса Димыч начал елозить по скамье, отдуваясь, как некое китообразное животное.

– Ну, и где этот … – определил он легким матерком отсутствие клиента.

– Сиди, придет, куда денется! Наша плита против официальных цен, как боженькин подарок. Жаба задушит этого куркуля! Видел, как он тогда торговался, будто кусок жизни выпрашивал.

По истечении следующего получаса, когда их терпение подскочило до критической точки, Димыч соскочил со скамейки и заявил:

– Чё мы высиживаем! Этот мудохлоп не приедет уже точно! Третий автобус пришел и ничего! Пошли снимать плиту! Не задаром же ее оставлять этому задрыге!

Чутье подсказывало Антону, что, хоть мужичок-то и может выкинуть какую-нибудь каверзу, но приедет обязательно. Антон научился разбираться в людях и этот их сорт не был для него закрытой книгой. Встав, Антон потянулся, чуть размял ноги и уже спокойно резюмировал:

– Дим, остынь. Сейчас он появиться. Я чувствую… Ну, точно, не он ли вон идет, – оборвал Антон сам себя. – Так, сиди здесь, я пошел.

Димыч бухнулся на скамейку и вытянувшись, стал наблюдать хорошо знакомый сценарий акта приемки изделия заказчиком. Поначалу все шло как обычно. Мужичок, обошел пару раз поставленную на могилке памятную доску, зачем-то постучал по стойке ногой, кулаком проделал то же самое с плитой и, выпрямившись, что-то сказал. Антон вскинул в недоумении голову, развел руками и выдал свою реплику в ответ на слова мужика.

Мужик, скроив недовольную мину и указывая пальцем на плиту, стал говорить нечто, не нравившееся брату. Вытащив из куртки записную книжку, Антон открыл ее на нужной странице и сунул мужику под нос. Мужик даже не взглянул на нее. Чуть пригнув голову и воровато оглянулся вокруг, вдруг резко оттолкнув Антона, выхватил из-за пояса здоровенный нож. Выставив его перед собой, мужик двинулся вперед. Антон дернулся в сторону, но дальше отскочить помешали ограды соседних могил, в окружении которых с трех сторон он очутился, как в железной клетке.

Мужик, пригнувшись, надвигался на него, что-то угрожающе бормоча. Антон стоял неподвижно. Можно было подумать, что он оцепенел от страха, но в следующее мгновение мужика сдуло, как ветром. Удар стапятидесятикилограммового ядра, которое изобразил собой Димыч, был внезапен и ужасен. Пролетев метра два до соседней ограды, он с силой впечатался в нее и мгновенно затих.

Поднявшись с земли, Димыч, потирая ушибленное плечо, зашипел на брата:

– Чего стоишь! Ходу отсюда, пока за этим не пришел кто-нибудь, наверняка он здесь не один. Точняк ждут у входа.

– Не паникуй, пусть ждут. Нам еще надо взять свое.

Антон двинулся к лежащему без движения мужику. Подойдя, он перевернул тело и с удовлетворением сказал:

– Классно ты его уложил. Да, главное, вовремя!

Расстегнув верхний карман кожанки мужика, Антон вытащил пачку сторублевых купюр. Отсчитав несколько, он засунул назад остальные:

– Это нам за работу, моральную компенсацию и бонус на поправку нервной системы.

Встав, Антон с удовлетворением сказал:

– Вот теперь все. Пошли, Дим.

Димыч охотно принял сообщение брата. Но, оглянувшись на бездвижное тело мужика, он с некой опаской поинтересовался у Антона:

– Он хоть живой? Я, случаем, не прикончил его?

– Да не. Еще дышит.

– Слушай, а чего он хотел от тебя, я так и не понял?

– Ничего особенного, попросил убраться отсюда по-быстрому, без шума и пыли.

– А-а, – протянул Димыч. – То-то он так разнервничался.

Пройдя скорым шагом несколько участков, братья углубились в густую мешанину кладбищенских зарослей. Отдышавшись, Антон улыбнулся:

– Переждем пару часов. За это время мужик оклемается и смотается с кладбища. Я думаю, нас никто уже искать не будет. Забор вокруг кладбища весь в дырах и дорог вокруг него полдесятка. Если кто с этой гнидой и приехал, то сообразят, что к чему и уберутся. Так что, отдыхаем пока.

Несмотря на перенесенный стресс, Антон не был бы самим собой, если бы посчитал свое пребывание на кладбище сегодня законченным. Отсидев положенные часы, он заявил:

– Пройдемся-ка, пожалуй, еще разок, раз уж мы здесь. Надо из момента выжать все.

– Ну чё ты суетишься, в другой раз! Тебе сегодняшнего мало?!

– Не бухти! Для другого раза сюда ехать надо! А сейчас мы здесь и должны делать дело! – оборвал брата Антон. – Пошли, протрясись малость, тебе полезно это, – хмыкнул он.

– Полезно, полезно… – буркнул Димыч. – Нам то полезно, что в нас полезло! Жрать хочу!

Не обращая внимания на ворчание брата, Антон шел по аллейке, внимательно осматривая окрест лежащие захоронения. Вдруг Димыч, состроив некое подобие интереса на физиономии, дернул Антона за рукав. Не поворачивая головы, он, скошенным набок ртом, зашептал:

– Тошь, гляди, вон там какой-то старикан копошиться…

– Где? – закрутил головой Антон.

– Да чего ты башкой крутишь, ослеп что ли! Вон, там, за той серой глыбкой, вон видишь.

Антон пригляделся и увидел чуть выглядывающую из-за огромного валуна, седую макушку.

– На его могилке нет никакой плиты, даже креста нет, точно тебе говорю! – горячо зашептал Димыч. – Я из-за поворота еще увидел.

– Ладно, будь здесь, вон пристройся на той скамейке и сделай скорбную рожу, не то, кто увидит, подумает, что этот облом грабить могилку пришел.

– Да пошел ты…

Пробравшись к замеченному Димычем валуну, за которым действительно сидел на корточках седой старик, Антон наклонился и тихонько кашлянул:

– Извините, что нарушаю ваше уединение, я хотел бы вам предложить некоторую услугу.

Старик поднял голову и некоторое время всматривался в стоящего перед ним Антона:

– Здравствуйте, молодой человек, – кивнул он. – Несколько странно слышать такое предложение − услуга на кладбище… Ежели только оно не в ряду последнего напутствия: «Почий с миром. Пусть земля тебе будет пухом…». Нет?

– Да что вы, ради бога! Я всего лишь хотел предложить вам приобрести надгробную плиту, по самой божеской цене.

Легкая усмешка тронула губы старика:

– Это излишне… Суета сует. Как это ни странно, но мы почему-то почитаем места, в которых пустота стала самым значимым предметом для поклонения. Но что поделать – традиция требует…

Антон понял, что за свой кусок навара здесь придётся выложиться по полной. Отразив на лице благообразно-скорбное участие, он осведомился:

– Простите, если я что-то не так понял. Вы сказали, что здесь, в этом месте нет никакого захоронения?

– Нет-нет, молодой человек, – опираясь на скамейку, с трудом поднялся старик. – С этой могилой все в порядке. Тут лежит нечто, что когда-то было моей женой…

Он сел на скамью.

– Я, может быть, несколько странно выразился, но суть моего выражения, если объяснить его чуть иначе, заключается в том, что как только мы перестаем осознавать последние искры своего «Я», человек на этом кончается. А то, что от него остается, всего лишь пустая конкреция биологического вещества.

– «Сogito ergo sum», – с едва заметной усмешкой произнес Антон. – Если это так, то мне понятно ваше суждение. К чему нам сожаление об умершем? С глаз долой – из сердца вон, так что ли?

Старик грустно усмехнулся:

– Эх, молодой человек… Мне понятна ваша ирония. Если бы это было так… Человеческие чувства тем и отличается от философских умозрений, что ни логика, ни здравые рассуждения не могут унять сердечную тоску, чувство утраты. Но эти чувства обращены к воспоминаниям о живом образе, а то, что мы отдаем земле, не вызывает никакого сочувствия. Наоборот, вызывает лишь досаду, оттого, что это подобие живой плоти не в силах восстать из небытия…

– И, тем не менее, вы сейчас находитесь здесь, ухаживаете за могилой, – осторожно вставил Антон. – По-моему, это противоречит тому, что я только что услышал от вас.

– Видите ли, молодой человек, сказанное мной, относится к рассудку, а чувства… всего лишь эманация нашего бытия. Со временем они деградируют, пропадают… Оставшись без искры сознания, тело становиться куском неодушевленной субстанции. Вот потому я и сказал, что тут, в могиле лежит нечто, бывшее когда-то моей женой. Все, что от нее осталось, это моя память о ней, ее образ в душе и сердце… Больше она нигде не существует…

Старик вздохнул и поник головой.

– «Э, да старик у нас философ», – поморщился Антон. Он поспешил воспользоваться паузой и вкрадчиво сказал:

– Простите, но я думаю, что образ дорогого вам человека может существовать еще в другом воплощении, например, на памятной доске. Я понимаю, что этот суррогат не заменит вам силу ваших чувств и воспоминаний, но, как вы сказали, – «традиция требует». Знаете, в наше время заброшенное захоронение не долго пребывает в этом статусе. Поверьте, я знаю, что говорю. Могилу вашей жены могут перевести в бесхозную в мгновение ока. Таких шустрых здесь искать не надо. Они только и делают, что высматривают подобные заброшенные могилки. А так надгробная плита даст гарантию на несколько лет избежать столь варварской участи.

Старик безучастно слушал пространные доводы Антона, и только дрожавшая рука выдавала его состояние. Видно было, что ему нездоровилось. Некоторое время старик молчал, потом вздохнул и тихо проговорил:

– Наверное, вы правы, что ж, ставьте плиту. Глупо будет, когда останки дорогого мне человека выкинут на свалку. Все-таки, культура цивилизации держит нас в своих рамках, хотим мы этого или нет… Что вам нужно для установки?

– Всего несколько дат и ваша надпись на плите.

– Надписи не надо… Никакая надпись не заменит того, что было между нами… много счастливых лет и понимания.

Записав нужные цифры, Антон спохватился:

– Простите, я не назвался – Антон. А как к вам обращаться?

– Григорий Ефимович, учитель физики на пенсии.

− Очень приятно, Григорий Ефимович, значит, договорились. Как только плита будет готова, я вам звоню, и вы подъезжаете. Оплатите только после того, как посмотрите плиту.

– Хорошо, хорошо… Вы идите, а я еще посижу, погода преотменная, да и сосед обещался за мной подъехать где-то через час. Счастливо вам.

Едва Антон поднялся, как со стороны входа на кладбище послышалась громкая трескотня. На аллейку из-за поворота, с гулким грохотом и ревом вылетело несколько мотоциклов. Выдирая асфальт рубчатой резиной колес, глуша все вокруг визгом тормозов, они веером рассыпались возле могилы, находящейся в двух участках от могилы Григория Ефимовича.

Мощные, утянутые в кожу и железо парни, ссадив своих подруг, покинув своих, устрашающего вида железных коней, неспешно разминались, громким ржаньем выказывая свое, видимо, прекрасное настроение. Подруги, вторя им хихиканьем, тем временем доставали из недр багажников припасы.

Парни не замедлили подкрепить свое прекрасное настроение пивом. Высосав подряд по паре бутылок, они швырнули их около могильного холмика, уже изрядно осевшего, но еще напоминавшего своим видом недавнее захоронение.

– Ну, чувихи, чё там закопались? – заорал один из них. – Серега ждет поминальную дозу! Катька, ты его чувиха, тебе и начинать!

Катька, долговязая, тощая девица лет семнадцать, поспешно сдернулась с места. Подскочив к парням, она раздала кружки и плесканула в каждую до краев портвейна.

Толстый, массивного телосложения парень, годами скорее мужик, чем его трое приятелей, подняв кружку, проревел:

– Ну, Серый, вечная память тебе! Лихой ты был чувак, потому, принимая от тебя наследство в виде тачки и чувихи, мы здесь собрались всей кодлой! Спи спокойно, мужик, мы все доделаем за тебя! Помянем!

Парни дружно опрокинули кружки и подставили их стоящей рядом Катьке. Девицы, приехавшие с парнями, выпили из бумажных стаканчиков сухого вина и поспешили раздать нарезанную кусками колбасу. Один из парней подошел к мотоциклу и врубил магнитофон на полную громкость. Когда из динамиков раздался мощный хрип Высоцкого, они в унисон заревели популярную песню барда.

Григорий Ефимович, насупившись, глядя на буйство пьяной компании, сказал с нескрываемым сожалением:

– Вот для этих усопший тоже пустое место, но по другой причине − не чтят они своего собрата. Для них это место служит всего лишь одним из способов выражения примитивного образа жизни. Мертвому все равно, но живые, которые потеряли традицию, превращаются в стадо бестий…

Он поднялся, подошел к ограде соседней могилы:

– Молодые люди, вам не стыдно? Ведь вы же находитесь на кладбище! Ведите себя пристойно!

Все сборище замерло. Оторопело вглядываясь туда, откуда донеслись слова, они поначалу переглядывались, стараясь понять, что это было. Но, разглядев стоящего поодаль старика, разразились гомерическим хохотом.

Толстый, видимо, вожак, хохотал откровеннее всех. Согнувшись от натуги, одной рукой вытирал выступившие слезы, другой, с вытянутым вперед пальцем, указывал в сторону старика.

– Ну что, Серый, сейчас мы тебя ублажим, – отдышавшись, проговорил он. – Тут какое-то привидение тебя обговнить хочет! Вот мы сейчас, кореш, как ты любил, Катьку твою оттрахаем прямо на твоих костях. Кайф получишь сполна. А ты, старпёр, небось, забыл, как это делается? Эй, Катюха, иди сюда! Становись раком!

Подойдя к мотоциклу, Катька, наклонилась и оперлась о сиденье. Мужик, расстегнув пояс, сдернул штаны со своих чресл и со ржаньем задрал девице платье.

Антон поспешил увести старика:

– Пойдёмте, пойдемте, с этой пьянью лучше не связываться. Подождете вашего соседа чуть подальше, на перекрестке.

Расставшись с Григорием Ефимовичем, Антон вернулся к заждавшемуся брату. Тот, завидев Антона, недовольно засопел:

– Ну че ты с ним так долго возился, старикан не хотел брать плиту?

– Да нет, так, чуть поговорили, надо иногда потрепаться, чтобы клиент был сговорчивее.

– На сколько договорился?

Антон хмыкнул:

– Скажи спасибо, что хоть на обычную цену согласился. Старик со своими закидонами в голове попался. Ну, да ладно. Послезавтра я буду звонить ему.

Как ни насыщены были следующие дни работой и прочей деловой суетой, Антон все время держал в голове заказ старика. Изготовив все необходимое, Антон тут же, без промедления созвонился со Григорием Ефимовичем. Что-то подсказывало ему, что тянуть с установкой плиты не стоит. Старик был плох, а потому заказ мог сорваться, впустую были бы потрачены материалы и время. Тем более, что в летнее время добыть заказов удавалось немного. Отпуска, дачи и прочие летние заботы опустошали кладбищенский погосты от посетителей как моровая чума.

Григорий Ефимович ответил не сразу. Тихим голосом, прерываясь на натужный кашель, он известил Антона, что приехать не сможет, простуда уложила его в постель. Но в качестве варианта он предложил Антону приехать к нему домой, чтобы получить деньги за работу. На вопрос Антона привезти плиту, старик заверил его, что в этом нет необходимости, так как полностью доверяет ему.

Поднявшись к квартире старика, Антон долго звонил, пока не услышал шаркающие звуки шагов. Дверь приотворилась, и Антон шагнул в полутемную прихожую. Григорий Ефимович, опираясь на палку, пригласил его пройти в комнату.

– Вы уж простите, я прилягу, знаете ли, совершенно расклеился.

Старик лег в постель и виноватым тоном сказал:

– Вы у меня в гостях, а я даже чаю не могу вам предложить… Для меня сейчас даже чайник поставить проблема… – слабо улыбнулся Григорий Ефимович.

– Ну, для меня это не проблема, – привстал Антон. – Я сейчас организую это.

После того, как все было приготовлено, разлито по чашкам и отпробовано с медовыми пряниками, Антон осторожно поинтересовался, есть ли кто-то, кто помогает ему по хозяйству.

– Вечером соседка заходит, на неделе из опеки приходят, медсестра из поликлиники уколы делает, та тоже, добрая душа, тратит на меня свое время. Вот так и живу. Родственников и детей у нас с Надей не было, так что к жизненным итогам можно зачислить в актив нашу совместную жизнь в полном ладу друг с другом… Но, как оказывается, этого для счастья мало… Даже дело, которому отдал всю жизнь, оказалось никем не признанной… пустышкой.

– А чем вы таким занимались, что так можете сказать о своем деле?

– Да дело-то было самым обычным. Поначалу аспирантура, кандидатская, преподавание в университете, и, как говориться, что-то для души – работал над проблемой особого состояния материи-пространства – топологическими петлями. Эта работа привела меня к осмыслению понятия времени, – какого рода его сущность, из чего состоит, каким образом оно должно и могло быть обнаружено. И знаете, самым неожиданным парадоксом в результате моих всех усилий по исследованию, из чего оно состоит, привели меня к пониманию того, что такой субстанции не существует вовсе. Время – это понятие такого рода, которое исторически сложилось из ложных представлений человека о его физической сущности.

Говоря это, старик оживился, чуть разрумянился и, казалось, забыл о своем недомогании. Антону его слова показались соответствующими его состоянию. Григорий Ефимович и впрямь выглядел изможденным, серьезно больным стариком, а потому Антон согласно кивнул головой и спросил:

– Наверное, трудно было доказать это. Честно, я даже себе не представляю, как время можно отменить. Это настолько очевидная вещь, что тут не надо никаких фактов и доказательств, что оно существует на самом деле и управляет всей жизнью на Земле.

– Вот это и есть самое глубочайшее заблуждение, догма, которая не позволяет никому даже усомниться в его не существовании. Когда я первый раз ознакомил коллег со своей теорией, мне откровенно рассмеялись в лицо и посоветовали ближайший отпуск провести в известной лечебнице. А что потом началось… Они так шпыняли меня за мою гипотезу, что мне пришлось оставить университет и пойти учителем в школу…

И на вопрос Антона, последовавший через короткий миг недоумения:

– Простите, а как же там разные приборы измерения времени, которые называются часами. И, как мне известно, изобрели даже атомные часы, как говорят знающие люди, невероятно точные. А если ваша гипотеза станет признанной теорией, то как же тогда быть с часами, годами, веками, тысячелетиями, то есть мерой прошедшего, затрудняюсь сказать, чего? Как же измерять эти промежутки в жизни? – старик ответил с некоторой сухостью, в тоне которой чувствовалась оскомина от надоевшей зряшности объяснения.

– Что ж, это так… – Григорий Ефимович покачал головой. – Для бытовых нужд люди давно придумали удобные способы измерения отрезков своей деятельности. Часы в разнообразнейших формах и видах. Но они всего лишь, абстрактные, условно-механические регистраторы промежутков метаболизма или метаморфоз вещества, например, условные градации мер величин, то есть, чисел в математике, знаки алфавита для отображения звуковой информации, и прочие формы коммуникации между людьми.

– Да, но как же понимать ваше предположение, что мы не существуем во времени? Если вас не затруднит, поясните мне хоть вкратце вашу гипотезу?

– Охотно, молодой человек… Понимаете, все дело в том, что движение времени и есть изменение нашего тела, его биохимического вещества. Вещество, из которого состоят наши тела, и любых других живых существ, изменяется одномоментно, в единый миг следующей метаморфозы. То, что мы считаем временем, есть всего лишь, если говорить простыми понятиями, трансформация наших клеток, беспрерывная и не имеющая ни единого, так называемого «зазора» в своем переходе из одного состояния в другое. Это же касается любой живой материи. Вот почему невозможны путешествия во времени. Материя претерпевает изменения только в метаморфозах вперед. Если же предположить, что вещество каким-то образом обратилось вспять, то это есть не что иное, как распад этого вещества.

– Тогда я могу спросить, – чем же не годится понятие «Времени» для определения этих изменений?

– Оно не годится только лишь потому, что в философии есть такая аксиома, из которой следует, что при возможности объяснить какое-либо явление одним способом, не стоит искать другие. Эта аксиома называется «бритвой Оккама». И в данном случае мы приходим к тому же самому. Если мы можем объяснить метаболизм нашей плоти уже имеющимися в физике теориями и законами, то не стоит этого делать при помощи совершенно необъяснимого явления, никак не доказуемого и на протяжении столь долгого времени практического опыта человечества, до сих пор не определимого ничем. В отличие от прочих онтологических основ нашего Мироздания – пространства и материи, практически изученных досконально.

– Мне трудно судить, насколько доказательна ваша теория, но что-то в ней мне кажется логичным и убедительным. Хотя это может быть влиянием на мою психику вашей, скажу так, мощной харизмы.

Говоря так, Антон не кривил душой. Он и вправду находился под каким-то непонятным обаянием этой личности. Георгий Ефимович вдруг приобрел для него статус тех индивидуумов, которым в истории предназначена роль непризнанных гениев. Чем такое ощущение он мог бы объяснить, Антон не знал. Но чувствовал он его совершенно отчетливо и ярко. В ответ старик едва заметно усмехнулся:

– Нет, молодой человек, это не моя харизма. То, что вы сейчас услышали от меня, есть простое объяснение известной вещи, а так как вы не являетесь специалистом, ученым-профессионалом, дает вам преимущество перед ними. Вы легко можете представить такую физическую картину Мироздания. Ваш мозг свободен от догм теорий, вложенных в головы ученых мужей…

Григорий Ефимович умолк. Пауза была недолгой, и он продолжил:

– Я и не рассчитывал на скорое признание моей гипотезы, но то ее примитивное отрицание ученым миром повергло меня в совершенно подавленное состояние. Ну что ж, когда-нибудь кто-то, мудрее и сильнее знаниями и интеллектом придёт и объяснит, почему это так! Моя теория верна, но слишком много новых вопросов она породила, перевернувших основы современной физики и не сейчас их можно разрешить… Я был разбит и уничтожен. Та среда, где я должен был реализовать свои возможности, меня отринула, отбросила, как пустую скорлупу… Я сдался…

– Ну не скажите, – покачал головой Антон, – а как же Циолковский − вообще провинциальный учитель, ходил в сумасшедших, а его теория и расчеты признаны во всем мире, – основоположник космической науки!

Старик некоторое время молчал, затем грустно усмехнулся:

– Не всем так везет… и потом, время было другое… Я не боец, отстоять гипотезу мне было не под силу. И передать мою работу некому … нет никого. У меня мало времени, чтобы с кем-то… Ну, да бог с этими делами. Вон там, на столе в конверте деньги за плиту… и рукопись, возьмите её, вы, наверно, последний человек, с кем я разговариваю… И еще, там в конверте лежит бумага. У меня к вам просьба, ежели что, примите к сведению изложенное в ней моё… последнее желание, что ли… Спасибо Антон… теперь идите, я очень устал.

– Может, вам вызвать скорую?

Учитель слабо усмехнулся:

– Нет, не надо. Я не люблю долгой канители. Прощайте…

Уходя, Антон оглянулся. Учитель смотрел ему вслед. Взгляд старика поразил его. Нечто необычайно важное скрывалось в нем. Он был покоен, и бесконечно мудр, это был взгляд человека, познавшего сокровенную суть жизни…

Через два дня Антон, движимый непонятным любопытством, захотел узнать, сможет ли приехать учитель на кладбище, чтобы взглянуть на установку плиты. Ему ответил женский голос, что Григорий Ефимович умер. Антон положил трубку. Некоторое время он стоял у телефона, потом вздохнув, покачал головой в ответ своим мыслям. Пройдя в мастерскую, Антон развернул мраморную доску и приступил к работе. Спустя несколько часов на ней появились имя и фамилия, дата рождения и смерти учителя.

Выждав положенное после похорон время, он приехал на могилу старика, чтобы установить плиту. Закончив работу, Антон достал из сумки четвертинку водки, стакан, что-то из закуски и, налив водку, медленно выпил. Закусив, Антон некоторое время сидел на скамье, бездумно глядя на могилу. Чуть погодя, что-то вспомнив он достал из сумки рукопись. Раскрыв ее наугад, он прочитал несколько строк, написанных ровным, аккуратным почерком:

…«Процессы преобразования (изменения) материи, вещества, происходящие по причине воздействия механической силы, либо электрохимических или радиационных процессов, приписывают ложно понимаемой, не существующей, мнимой физической величине, называемой «Временем». Эти процессы, изменяющие суть вещества, могут протекать более или менее интенсивно, что обусловлено только физическими свойствами данного вещества…

…Фаза активной формы состояния вещества от своего рождения и до смерти, называется старением, а фаза пассивного состояния материи называется распадом. Только активная форма состояния материи способна противодействовать энтропии. Она самодостаточна. Но стоит только прервать цикл развития активной формы, (срубить дерево, умереть организму, то есть, закончить активную форму существования объекта), как она переходит в состояние распада, так как переходит в пассивное состояние. Качество пассивного состояния вещества, его способность противостоять энтропии и определяет длительность существования объекта как локальной конкреции вещества…

Только поняв, что «Время», как физическое понятие, как физическая величина не существует, человечество сразу же избавится от таких химер, как управление временем (создание машин времени, перемещения и блуждания по времени). Те механические устройства, изобретенные человеком на разных стадиях своего развития, то есть, часы во всех формах и видах, всего лишь регистраторы промежутков состояния вещества, которое протекали на тот одномоментный миг его изменения. Они никоим образом не имеют отношения к тому, что человек имел ввиду под понятием «Время»…

Закрыв тетрадь, Антон встал и подошел к могиле. Положив записки учителя на могильных холм, он, чуть помедлив, вздохнул, закинул сумку на плечо и скорым шагом пошел прочь.

Позже, во время очередной поездки на кладбище Антон зашёл на могилу старика. Что-то тянуло его туда. Подойдя, он увидел оплывший могильный холмик, пару дешевых венков на нем и тетрадку, лежащую в стороне. Легкий ветерок шевелил её страницы, и слова, написанные аккуратным почерком, уже были размыты осенними дождями.

Антон подумал: «… Не пришло его время. Может, кто-нибудь позже докажет его гипотезу. …». Сам Антон, хотя и не понимал смысла слов старого учителя, но, странное дело, в глубине души чувствовал, что его идея настолько грандиозна, что принять её или понять в ваше время никто не сможет.