Читать книгу В стремлении – жить! - Анатолий Полишко - Страница 19

Когда примерно через часа полтора Хренов и Полуэктив вернулись с задания, уже наступил вечер, принесший весеннюю майскую прохладу.

Хренов по праву старшего по возрасту стал докладывать Макаренко, что просёлочная дорога идёт к небольшой деревеньке, расположенной километрах в двух отсюда, обойдя несколько домов, они узнали, что немцев в деревне нет и не было. Иван добавил, что сразу за деревней начинается сосновый бор и что один из местных мужиков сказал, что до Донца ещё километров 10–12.

– Бойцы, быстро выдвигаемся, – спокойно сказал ротный. Но и без этого все уже стояли возле него, взбодрённые и отдыхом, и хорошими новостями, а также появившейся надеждой на какой-никакой ужин.

Отряд спешно двинулся в сторону деревеньки Заборье. Конечно, эта поспешность была обоснована попыткой как можно скорее дойти до своих, а также выйти из тревожной неопределённости своего настоящего положения, когда ничего не понятно – где фронт, где немцы. Макаренко и Воронов намеренно, чтобы не посеять панику, не обсуждали с бойцами эти навязчивые вопросы. Офицеры переглянулись между собой, когда услышали, что немцев в деревне не было и нет; их предположение о том, что они попали в окружение, кажется, не оправдывалось.

Маленький отряд, быстро дойдя до околицы деревни, уже начал поворачивать на её единственную улочку, когда все сначала услышали, а потом слева увидели замелькавшие поверх деревенских плетней грузовые машины, а прямо на них с противоположного конца улицы уже выезжали немецкие мотоциклы.

Назад, на открытую местность отступать было нельзя, оставался единственный путь – направо, через огороды к недалёкому лесу.

Макаренко только успел крикнуть:

– Направо, к лесу!

А немецкий пулемёт, установленный на первом мотоцикле, уже начал поливать их смертоносным дождём.

На счастье Ивана, рядом с ним в плетне оказалась спасительная дыра, в которую он нырнул, успев перед этим пальнуть из своей винтовки в сторону мотоциклов, но потом свист пуль заставил его упасть в высокую сухую траву заросшего огорода. Он слышал, как там, ещё за плетнём, кто-то вскрикнул и упал, сражённый пулей, а потом, несмотря на свист пуль, на треск расцепляемого пулями плетня, на летящие от него щепки, срезаемые стебли травы, бросился к видневшемуся углу сарая. Заскочив за сарай, Иван развернулся и успел сделать ещё два выстрела из-за угла сарая по мелькавшим каскам немцев, а затем, не увидев никого из своих, бросился в сторону леса. Сарай и другие постройки удачно прикрывали его, и он, благополучно добежав до леса, нырнул в первую попавшуюся ложбинку, заросшую кустами и багульником. От быстрого бега сердце колотилось, бешено отдаваясь в груди. Он, захлёбываясь и положив голову на руку, глотал воздух и хватал, хватал и хватал ртом живительный воздух. Когда Иван пришёл в себя, то услышал справа от себя стрельбу и осторожно выглянул из своего укрытия. По полю, в метрах пятидесяти от него, бежал, припадая на одну ногу, политрук Воронов, а наперерез ему мчался мотоцикл с двумя немецкими автоматчиками, а чуть дальше и сзади – ещё один мотоцикл с ручным пулемётом на коляске. Немецкий пулемётчик дал короткую очередь, и Воронов упал, потом поднялся и уже беспомощно стоял, и смотрел на подъезжающих немцев. Иван подтянул к себе винтовку, намереваясь хоть как-то помочь политруку, но обнаружил, что у него остался всего один патрон. Было понятно, что этот патрон ничего уже не мог решить.

Немцы, догнавшие Воронова, решили, видимо, поиздеваться над политруком. Один из них, подойдя к нему, потянулся рукой к медали, висевшей на груди политрука, но Воронов резко отстранил её, процедив сквозь губы:

– Не трожь, гад, не твоё!

Свирепое лицо политрука выражало такую лютую ненависть к этому фашисту, что тот на секунду опешил, но потом рявкнул: «Шайсе!» – и в упор выстрелил из шмайсера. Потом злобно сорвал с гимнастёрки убитого политрука медаль, повертел её в руке, затем приложил к своему заду. Услышав смех своих товарищей, он, довольный удавшейся шуткой, подошёл к ближайшему дереву, не без труда прикрепил к стволу медаль и остервенело стрелял до тех пор, пока не попал в металлический кружок медали.

Галдя и смеясь, немцы развернули свои мотоциклы и уехали в сторону деревни.