Читать книгу Пятикнижие чудес советских евреев - Анатолий Рохваргер - Страница 12

В 1954 году, после двух лет в Лубянской тюрьме и четырёх из назначенных десяти лет лагерей, двоюродный дядя моего папы Соломон Иосифович Котляр был реабилитирован и получил персональную пенсию и уйму льгот «старого большевика». В течение 16 лет он почти ежемесячно приходил по воскресеньям в гости к моему папе, чтобы поговорить с близким по духу и крови человеком о жизни и политике. С собой он приносил из «Кремлёвской столовой» небольшую корзинку дефицитных продуктов. С перерывом на обед они говорили по пять или шесть часов о результатах и достижениях Октябрьской революции. Папа обычно закрывал дверь комнаты, в которой они беседовали, но она закрывалась неплотно, и я мог подслушивать.

Котляр получил свою фамилию от бездетного соседа, и, поскольку единственных сыновей не забирали в солдаты в царскую армию, он потом избежал призыва на Первую мировую войну. В 13 лет настоящий и многодетный отец отправил его в столярную мастерскую. Через несколько лет заезжий студент во время летних каникул организовал для местных рабочих марксистский кружок, назначил почти неграмотного Соломона старостой кружка, и записал его в социалистическую партию большевиков. Котляр участвовал в запрещенных собраниях и сходках. За это он был дважды арестован и провёл год в царской тюрьме. С тех пор пролетарское происхождение, членство в партии, и царская тюрьма стали для Котляра фундаментом и каркасом всей его партийно-советской административной карьеры.

Всю жизнь Котляр много читал и занимался самообразованием. Причём настолько успешно, что на склоне лет заделался постоянным автором сентиментальных художественных рассказов, которые регулярно печатались в самом популярном в СССР журнале Огонёк.

В начале 1918 года тот же студент (его имя я не знаю) позвал Котляра в Москву. Перед переездом Соломон женился на красивой и статной еврейской девушке Кларе, которая была выше его на полторы головы. Клара была из богатой семьи и, если бы не пролетарская революция, она никогда не досталась бы Соломону. Молодой рабочий с партийным стажем сразу принял активное участие в установлении в Москве советской власти и вскоре стал членом Московского городского комитета партии большевиков (МК партии), где хорошо себя проявил. Следует заметить, что все органы высшей власти в Москве и России поначалу состояли из евреев с добавлениями латышей, поляков, и грузин. Через пару лет, когда многих из них перебили в Гражданской войне, их места заняли русские и украинцы.

Котляр получил для себя и жены одну комнату в бывшей барской квартире, которую превратили в коммуналку. Будучи членом МК партии, Котляр задним числом оформил Кларе членство в партии с 1916 года, когда на самом деле ей было всего 14 лет. Так она стала большевичкой с дореволюционным стажем.

Московские гостиницы были разграблены и заселены рабочими с окраин. Поэтому Сталина на время его приездов в Москву из Питера определяли на постой к члену МК партии, Котляру. Клара и Соломон принимали как родного скромного и худенького партийного деятеля с изувеченной рукой и оспенным лицом. Вечерами пили чай с домашними пирожками и подолгу беседовали. Соломон явно понравился Сталину из-за его природного ума и отсутствия больших амбиций, как у многих молодых революционеров. Больше они никогда лично не беседовали, но, как показали дальнейшие события, Сталин запомнил Котляра, и, по-видимому, зачислил его в свой личный кадровый резерв.

По предложению Сталина в конце 1922 года Котляр получил назначение на крупную должность Первого Секретаря Терского обкома партии, где он стал верховным правителем на территории нынешних Ставропольского и Краснодарского краёв. К нему прислали художника, который на трёхметровой картине изобразил его верхом на коне и с оголённой шашкой, хотя Соломон никогда не сидел на лошади. Картину повесили на стене за столом в его кабинете. В те годы каждый крупный советский деятель сидел перед собственным трёхметровым портретом.

Главной задачей Котляра было выполнение телеграфных директив ЦК партии двух видов: а) по отбору у терских и кубанских казаков выращенной ими пшеницы, и б) расстрелу без суда и следствия этих казаков за сопротивление новой власти. Выполнение директив обеспечивали своими набегами в казачьи станицы два полка Красной армии, состоявшие из московских рабочих, выпущенных уголовников, и еврейских ребят из местечек. Они помнили зверства казаков при разгоне рабочих демонстраций и при еврейских погромах и расстреливали их с перевыполнением полученных из центра планов. Сам Котляр провёл два года под круглосуточной охраной.

Когда через пару лет Терский край разделили на Ставропольский и Краснодарский края, Котляра отозвали в Москву. Здесь его наградили грамотой за отличное выполнение заданий партии и направили под начальство Микояна, который заведовал лёгкой и пищевой промышленностью. Тогда было время бурных идеологических дискуссий и склок различных групп большевиков в борьбе за власть в партии и всей стране. Микоян предложил Котляру всегда в партийных дискуссиях ориентироваться на него и мнение товарища Сталина и назначил Котляра Председателем ЦК профсоюза работников текстильной промышленности, которые производили одежду для всей страны. Вскоре профсоюзы в СССР перестали иметь какое-либо политическое и хозяйственное значение. Котляр тихо блюл своё место и спокойно получал кремлёвские пайки и всякие начальственные льготы.

Начиная с первых лет советской власти, Котляр выбирался делегатом на все съезды Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) или ВПК(б), на которых он никогда не выступал, а при всяких спорных голосованиях примыкал к группе Микояна, с которым у него установились дружеские отношения. На ХVП съезде почти 70 % большевиков проголосовали против утвердившегося московского диктатора Сталина и, одновременно поддержали его «лучшего друга», ленинградского вождя Кирова. Сформированная по предложению Сталина счётная комиссия изменила в его пользу результаты подсчёта бюллетеней по выборам в ЦК партии и сразу же их уничтожила. В том же году был убит Киров, а следующие годы после ряда «шпионских процессов» были расстреляны более 75 % делегатов ХVП съезда ВПК(б).

Хотя голосование было тайным и письменным, умный Котляр показал свой бюллетень с оставленным в списке Сталиным и вычеркнутым Кировым Микояну и ещё нескольким товарищам. В 1965 году Котляр объяснил моему папе свой выбор тем, что Киров был такой же бандит, как и все партийные руководители, но Сталина Котляр знал лично, и в 1923 году тот назначил его Первым Секретарём Терского крайкома партии. Потом Котляр работал замом Председателя профсоюза работников лёгкой промышленности, а в начале войны с Германией его назначили замом руководителя Еврейского Антифашистского Комитета (ЕАК).

В составе делегации ЕАК Котляр два раза ездил в Америку для сбора еврейских пожертвований в пользу Красной армии и пострадавших евреев. Делегации ЕАК во главе с актёром Михоэлсом собрали в бюджет СССР громадные суммы денег, величины которых до сих пор держатся в тайне. В 1948 году работавший на общественных началах Президиум и более ста активных членов ЕАК, участвовавших в приёме и сопровождении американских делегаций в СССР, были арестованы и осуждены на расстрел как шпионы американской и британской разведок.

Как позже узнал из архивных документов младший сын Котляра, Эрик, Сталин вычеркнул из расстрельного списка всемирно известного академика Лию Штерн и Котляра. Он почти два года отсидел в Лубянской тюрьме в камере на две персоны. Котляра не били, не пытали, и даже не истязали ночными допросами. Его соседом по камере был тот самый монархист и черносотенец Шульгин, которому в 20-м году заменили расстрел пожизненным заключением. Его потом помиловал Хрущёв. Про поездку Шульгина по Москве, которую он увидел после 40 лет жизни в Лубянской тюрьме, был снят кинофильм с его двусмысленными комментариями.

Следователи требовали на допросах, чтобы Котляр подписал признания в шпионаже и оговорил десятка два людей, как своих сообщников. Однажды его вызвал новый следователь, который сначала бил его по щекам, а потом ударил ногой. Бывший плотник Котляр одним ударом свалил хлипкого лейтенанта на пол, избил его ногами до потери сознания, и затолкнул в камин, который был в этой комнате. Потом Котляр нажал на кнопку вызова охраны, подошёл к двери, и сказал охраннику: «веди в мою камеру».

Спас Котляра Шульгин, которого заманили в СССР из эмиграции и осудили на пожизненное заключение в Лубянской тюрьме. Он сидел уже 30 лет в одной и той же Лубянской двухместной камере, но с разными соседями. Когда он узнал об ужасном поступке Соломона, он сказал, что надо немедленно позвать старшего дежурного следователя для признания Котляром всех обвинений, но без оговоров других людей. После этого дело считается завершённым, выносится приговор «суда», и арестованного увозят с Лубянки либо на расстрел, либо на пересыльный пункт. Если это произойдёт за ближайшие несколько часов, то возможно, что за это время никто не хватится избитого следователя, и он сам не придёт в себя. Всё так и было сделано, и Котляру через полтора часа присудили давно уже назначенные для него 10 лет лагерей. На пересыльный пункт избитый следователь не поехал, поскольку за позор чекистского мундира его бы самого наказали.

Следующий раз Котляру повезло, когда множество осуждённых по разным уголовным и политическим статьям поставили в два ряда перед товарными вагонами отправляемого на Север поезда. Перед шеренгой медленно шёл начальник конвоя поезда вместе с двумя лейтенантами и несколькими сержантами. В нём Котляр узнал начальника своей личной охраны во время руководства Терским обкомом партии. Тот демонстративно посмотрел время на именных золотых часах, которыми его ранее наградил Котляр, и этим показал, что он тоже узнал Котляра. (До этого часы принадлежали расстрелянному царскому полковнику). Пройдя шагов 20, начальник конвоя остановился и вместе с одним из лейтенантов вернулся назад, указал на Котляра, и что-то ему сказал. Когда по сотне человек начали заводить в каждый вагон, этот лейтенант выделил трёх самых здоровых мужиков. Он ткнул пальцем в Котляра и сказал бандитам, что вот этот человек будет всю дорогу стоять или сидеть у окна вагона, а они будут рядом и его оберегать. Лейтенант записал их фамилии и обещал их особо отметить после приезда на место, если они «довезут вот этого до места».

Каждый товарный вагон слева и справа на высоте два метра от пола имел узкие окошки. Через них поступал в вагон свежий летний воздух и два раза в день передавались вода в больших тазах, которые надо было возвращать назад для следующего водопоя. Через эти же окошки передавались куски неочищенной и порубленной на куски селёдки, и нарезанные буханки ржаного хлеба из расчёта один кусок селёдки и один кусок хлеба на человека. Тем, кто оказался далеко от окошек хлеб и вода не доставались.

Поезд ехал восемь дней с частыми остановками на маленьких товарных станциях. За это время вагоны ни разу не открывались. Кто-то предупредил Котляра, чтобы он не ел солёную селёдку. На четвёртый день от жажды, голода, и драк за места поближе к спасительным окошкам начали погибать слабые заключённые. На шестой день добавилась вонь от трупов.

Когда прибыли к месту назначения и вагон открыли, то Котляр и его три охранителя были в полуобморочном состоянии. Их и других выживших заключённых заставили вытаскивать, пересчитывать и выкладывать трупы в один ряд. К вагону Котляра подошёл начальник конвоя. Он улыбнулся Котляру, посмотрел время на золотых часах, и, указывая на трупы, успокаивающе сказал лейтенанту: «как обычно, немного».

В лагере Котляр сообщил, что он плотник. Плотники были нужны, и каждый день его спокойно отводили на работу, которую он выполнял в лучшем виде плотницкого дела своей молодости. Питание и проживание были вполне терпимые. Кроме того, он получал письма и посылки от жены. В конце 1953 года «старая большевичка» Клара Котляр написала письмо Микояну. Тот ей не ответил, но сразу обратился «куда надо», и в начале 1954 года Котляра привезли в Москву, восстановили в партии, дали ему персональную пенсию, и прикрепили к различным льготным «кормушкам» для «старых большевиков».

Вот такая счастливая советская карьера еврейского революционера.