Читать книгу Знак креста - Анатолий Самсонов - Страница 3

Капитан корабля с борта судна наблюдал за погрузкой. Молодые крепкие ребята в военной форме по двое заносили по трапу на борт небольшие по размеру, но, судя по всему, тяжелые ящики. Освещение не включали. Свет яркой луны высвечивал и капитана, и снующих по трапу людей, и группу из четырех мужчин, стоящих внизу на пирсе. Они тоже наблюдали за погрузкой. Наконец, последний ящик уложили на борту, послышался дробный топот сапог сбегающих по трапу грузчиков.

– Буров, планшет и фонарь, – прозвучал начальственный голос. Обладатель голоса достал из кармана кителя самопишущую ручку, развернул вчетверо сложенный лист бумаги, положил его на подставленный планшет и протянул: – Та-ак. Где здесь сдал? Ага. Вот. Тысяча пятьсот тридцать восемь ящиков никелевого концентрата сдал. Кто сдал? Я сдал – Александр Орлов. – Человек расписался и передал ручку одному из мужчин, пояснив: – А вы вот здесь, где «принял». Так. А вы, Буров, вот здесь, видите? Ответственный за временное хранение, транспортировку и погрузку на судно капитан Буров. Когда все поставили свои подписи, начальственный голос произнес: – Славно поработали, благодарю за службу. Капитан, снимите оцепление, и вы свободны. – Буров козырнул и убежал в ночь. Послышался его зычный голос: – По машинам!

Оставшиеся у трапа мужчины пожали друг другу руки. Обладатель начальственного голоса посмотрел на часы и сказал: – Отлично уложились. Два часа до рассвета. Корабль успеет покинуть территориальные воды. – И, обращаясь к мужчине, расписавшемуся в принятии груза: – Ну, как говорят моряки: семь футов под килем. Передайте привет Одессе-маме.

– Спасибо, передам. Прощайте. – Мужчина развернулся, бегом поднялся по трапу на борт и занял место рядом с капитаном судна. Тотчас прозвучала команда: – Убрать трап! По местам!

Звук выбираемой якорной цепи известил о готовности судна к отплытию.

Орлов попрощался, сел в машину и уехал. Двое оставшихся на пирсе мужчин откозыряли уходящему Орлову, развернулись и медленно двинулись к машине, поджидавшей их у портового терминала. В ночи прозвучал тихий голос: – А знаешь, Иван, накладка вышла с Буровым. И с Пушкарёвым. Вчера во дворе комендатуры они видели вскрытый точно такой же ящик, изъятый из машины арестованного Маркеса. Вот так.

– Что? Они видели золото?

– Да. И не только слитки.

Мужчины остановились и уперлись друг в друга взглядом

Мягкий лунный свет четко выделял абрис двух людей на фоне фосфоресцирующего темного моря.

Налетевший ночной бриз заглушил разговор в ночи.

Глава I. Золотая петля. Картахена, 27 октября 1936 года.

– Быстрей, быстрей! – кричал капитан Буров и, высунув голову из машины, задрал подбородок к небу. Водитель вдавил педаль газа в пол, мотор взревел, но этот звук тут же утонул в нарастающем рёве авиационных двигателей. – Стой! Вон из машины! – Раздался визг тормозов, водитель и пассажир выскочили из машины, стремглав пробежали несколько метров и упали за невысоким бортиком неработающего фонтана. Рядом с фонтаном легла пулеметная очередь, будто пробежал кто-то очень быстрый, по ходу колотя железным ломом по мощёной камнем площади. Тотчас над Ратушной площадью, едва не задев пик шпиля над часовой башней, промелькнули и скрылись за крышами домов силуэты двух истребителей «Хейнкель»

Водитель зашелся матом и криком: – А-а-а, …твою мать. Меня зацепило. – На его левом бедре чуть выше колена расплывалось кровавое пятно. Капитан достал из-за голенища сапога водителя нож, разрезал форменную ткань и осмотрел рану: – Сквозная! Кажется, кость не задета. Сейчас, сейчас, терпи! – Вытянул из водительских брюк ремень и ловко наложил жгут выше раны. – Посиди! Я сейчас! – Офицер бросился к машине, стоящей неподалеку с распахнутыми дверцами, быстро осмотрел ее и про себя удивился: «Надо же! Одна только дырка и та в дверце»! – Бегом вернулся к раненому, рывком под руки поднял его, подтащил рычащего от боли водителя к машине, усадил его на заднее сиденье и занял водительское кресло. Взревел двигатель, машина сорвалась с места.

– Терпи, госпиталь здесь недалеко!

Госпиталь и во время авианалётов жил своей обычной жизнью.

Передав раненого водителя санитарам, капитан обрывком ветоши наспех вытер измазанное кровью заднее сиденье, сел за руль, развернулся и поехал назад к Ратушной площади, где в одном из зданий размещалась комендатура. Начальник комендантского караула без разговоров отправил офицера по лестнице вниз в подвальное бомбоубежище.

Электрическое освещение во время воздушных налетов отключали, и потому в подвале было темно. Свет единственной горевшей в дальнем углу керосиновой лампы позволял лишь различать контуры людей. Все лавки были заняты. Пришлось присесть на корточки, привалившись спиной к стене. Рядом в темноте шептались. Капитан непроизвольно прислушался. Кто-то с украинским говорком шептал: – Ти шо? Не слыхав? Учера Пушкареуа подстрелили, а ночью у хоспитале добили. Хто, хто! Диду Пихто! Аха! Из нахана!

Прозвучал сигнал отбоя. Дали свет. Налет закончился.

Капитан быстро покинул подвал, по привычке бегом поднялся на второй этаж и направился к кабинету коменданта, зная, что тот редко покидает его даже во время налетов.

Комендант Родригес был родом из Подмосковья и в миру носил не совсем обычное имя – Фока Фомич Хренов. Он был среднего роста, статен и крепок. Ленинская лысина и отработанный прямой и честный взгляд делали его внешность убедительной и создавали впечатление надежности. Наблюдая людей такого типа всегда хочется думать, что их внутреннее содержание соответствует внешней оболочке. Увы, это далеко не всегда так. В нашем случае за представительной внешностью скрывались недалекий, но изворотливый ум, злопамятная недоброжелательность, въедливая мелочность, бонапартизм и, что и вовсе скверно, тяга к стяжательству и хапужеству.

Еще в давние времена кто-то из сослуживцев Хренова, склонный к рифмотворчеству, метко заметил: «Главою скорбен и на руку нечист, душой продажен и сердцем аферист».

Здесь – в Испании – в кругу людей так или иначе зависимых от Хренова, эти качества снискали ему второе почти испанское имя – дон Фока Хрен Паскудос.

Подмосковный Родригес был ярким представителем немногочисленной, но живучей в армейской среде породы служивых, которые и существуют вроде как только для того, чтобы портить кровь подчиненным. И когда такой «Родригес» прибывает к новому месту службы, то очень скоро и в головах его подчиненных, и в головах прямых и непосредственных начальников начинает вызревать один и тот же вопрос. Каким же образом этот говнюк-говнюком сподобился получить на прежних местах службы такие характеристики и аттестации, что хоть памятник ему ставь при жизни и портрет в рамку? А еще через какое-то время прямой начальник такого «Родригеса» начинает понимать почему на старом месте службы этого кадра за глаза величали Фуфелом Хреновым с ударением на второй слог. Приходило также понимание, что надо избавляться от этого кадра, пока он хитро мимикрируя не развалил, не омерзил, не обгадил и не опаскудил всё и вся. И тогда кряхтя, внутренне чертыхаясь и проклиная самого себя, понимая, что формально придраться не к чему, приходиться составлять на этого сукина сына и замаскированного морального урода очередную блестящую характеристику и аттестацию вместе с представлением о повышении по службе. И когда операция «отфутболивания с повышением» завершается успешно, все вздыхают. На старом месте службы – с облегчением, а на новом, наведя справки о назначенце, – со страхом и обреченностью.

Некоторые «родригесы» добираются таким образом до очень высоких должностей, являя собой сущее наказание для подчиненных, которых с каждым таким «футбольным пасом», понятное дело, становится всё больше и больше.

Дверь в кабинет коменданта была приоткрыта. Слышались приглушенные голоса.

Офицер постучал в дверь, вошел в кабинет и доложил: – Товарищ комендант, капитан Буров прибыл в ваше распоряжение.

– А, проходи, проходи, садись.

От окна кабинета отошел светловолосый с рыжим оттенком человек с резко очерченными скулами, внимательными серыми глазами и аккуратной щеточкой усов под носом, и тоже направился к приставному столу. Под полами плаща сверкали начищенные до блеска сапоги. Это был Иван Силин – заместитель Александра Орлова – резидента НКВД в Испании. Он и Родригес присутствовали в порту при погрузке пресловутого никелевого концентрата.

Сели.

– Вот что, Буров, ты с транспортом? – спросил комендант.

– Так точно.

– Хорошо. Вот этот пакет надо немедленно доставить Орлову. Он сейчас на Пятом объекте. Это не все. Из нашего изолятора заберешь арестанта, вот распоряжение, и по акту тоже передашь Орлову. Начальник изолятора в курсе. Конвой, правда, дать не могу. Людей нет. Все ясно? Вот так. Действуй.

– «Вот дон Паскудос, – мельком подумал Буров, – второго дня превратил меня в грузчика, а сегодня слепил фельдъегеря и вертухая впридачу. Что за дела такие? А завтра сделает официантом? Впрочем, для военного разведчика должность официанта иногда бывает очень даже неплоха»

– Есть, – капитан забрал распоряжение, пакет и пропуск в порт и покинул кабинет. Родригес встал, подошел к двери, плотно ее прикрыл, вернулся на свое место и с озабоченным лицом произнес: – Иван, надо что-то делать, надо расследование по делу Пушкарева направить по какому-то следу. К примеру, подтолкнуть следствие к боевикам – троцкистам. А? Как ты считаешь?

– Не волнуйся, – усмехнулся Силин, – это уже сделано. Ну, ладно, мне, пожалуй, пора, – Силин кивнул головой Родригесу и покинул кабинет.

В подвальном помещении начальник изолятора вручил Бурову акт и заполненный формуляр. В нем значилось: арестованный Теодор Хуан Карлос Мария де Лос-Сантос дель Борхо, в скобках – «Гранд».

– «Хм, вот это дела, странные дела, очень странные» – подумал капитан, ожидая арестованного.

Гранда знали многие. И республиканцы, и мятежники. Отец Гранда и, соответственно, он сам представляли древний испанский аристократический род на протяжении веков служивший опорой испанской короны и престола Святой Римской Католической Церкви. Мать Гранда – графиня Северская – дочь русского дипломата, аккредитованного в Испанском королевстве незадолго до начала Первой Мировой Войны. Сам Гранд – молодой человек двадцати лет – до франкистского мятежа обучался в Англии, в Оксфорде. Сразу после высадки мятежников на испанскую землю студент оставил учебу и вернулся на родину защищать Республику. Недоучившийся студент, патриот – республиканец, владеющий несколькими европейскими, и, в том числе, русским языком, поступил добровольцем в Первую интербригаду, но спустя небольшое время после начала боевых действий был отозван с фронта и направлен в распоряжение Республиканской контрразведки.

Старый аппарат разведки и контрразведки, прохлопавший и подготовку к мятежу, и высадку повстанцев из Африки на южном побережье Испании, погрязший в предательстве и политических интригах, республиканское правительство подвергло основательной чистке, да так, что эти службы пришлось практически создавать заново.

А теперь сам Гранд – арестант.

В дальнем конце тюремного коридора звякнули ключи, пропела ржавыми петлями и грохнула металлическая дверь, послышались шаги, и Буров увидел в подвальной полутьме двух приближающихся к нему людей. Первый – высокий, худощавый, темноволосый и сероглазый молодой парень в испанской униформе с руками скованными наручниками. Увидев Бурова, он негромко произнес: – Ну, здравствуй, капитан Владимир. – За узником, бренча связкой ключей, следовал страж. – Принимай этого и это, – сказал тюремщик, легко подтолкнул арестанта в спину и подбросил на ладони ключ от замка наручников. Буров поймал ключ и кивнул: – Пошли. – Поднялись из подвала и вышли во внутренний двор комендатуры.

– Садись, – Буров открыл заднюю дверцу автомобиля. Узник покосился на засохшее пятно крови на сиденье, но ничего не сказал и сел.

Выезжая из внутреннего двора комендатуры, водитель услышал вопрос пассажира: – А хочешь, капитан Владимир, я угадаю куда ты меня повезешь?

– Попробуй.

– Рассудим логически. Если бы меня хотели передать испанским властям, то это произошло бы прямо в тюрьме комендатуры. Этого не случилось, следовательно, ты должны доставить меня к кому-то из советских представителей. Но к кому? Послу Розенбергу или военному советнику Павлову, они оба сейчас в Картахене, я вряд ли могу быть интересен. Остается последний вариант – резидент НКВД Александр Орлов. Я угадал? – Буров ничего не ответил, но мысленно согласился: «Угадал, угадал». – А Гранд продолжил: – И везешь ты меня на казнь. Да, на казнь. А тебя, капитан Владимир, убьют тоже.

– Да? Это почему же? И кто? Поясни!

– Изволь. На днях я и мои ребята арестовали Маркеса из республиканского казначейства. Мы долго его пасли. Маркес! Калво рата! Лысая крыса! У него в машине были обнаружены деньги, ценности и ящик с золотыми слитками. В ящике шестьдесят пять килограммов золота в слитках из казначейства. Плюс к этому шесть килограммов золота в изделиях и монетах и крупная сумма в испанской валюте. Эти деньги и ценности, исключая слитки, были собраны сторонниками фалангистов для передачи в помощь мятежникам. Все это и слитки впридачу Маркес вывел из учетной ведомости и просто похитил. Ты сам, капитан Владимир, участвовал в операциях по выявлению и перехвату каналов передачи фалангистам денег и ценностей и знаешь, что конфискат сдавался ему – Маркесу – представителю Казначейства Республики. Вот он все это и украл! Рата! Крыса!

Да-а, гримасы и ирония гражданской войны. Представляешь, Владимир, при составлении описи в этой куче золота я обнаружил и драгоценности моей семьи. – Гранд замолчал. В его голове снова появилась эта не дающая покоя мысль: «Но перстень? Да, мои родители роялисты и ради своих убеждений готовы пожертвовать многим. Но не мог отец, нет, не мог отдать семейную реликвию – перстень, веками переходивший из поколения в поколение. Не мог! Значит, перстень изъят, значит, что-то случилось с родителями. О, Боже!» – Гранд вздохнул и продолжил:

– Так вот. Ящик со слитками и конфискат из машины Маркеса после его ареста перенесли в одно из помещений комендатуры. Была выставлена охрана. Но вот какое дело! Вскоре после этого я был задержан и оказался в тюрьме. Меня арестовали негласно и без предъявления обвинения. Вот такая история. Тебе, капитан Владимир, и твоему другу Лариону Пушкареву тоже не повезло. Вы оба оказались в ненужное время в ненужном месте. Вы оба видели вскрытый ящик, видели золото и деньги, а главное всех тех, кто при этом присутствовал. Вы – нежелательные свидетели. Пушкарева уже убрали. Так что – думай. – Гранд повернулся и в очередной раз посмотрел в заднее окно автомобиля. «Проверяет – нет ли хвоста. Хвоста нет. Я бы заметил», – подумал капитан и спросил: – Так кто же, по-твоему, стоит за всем этим?

– Есть два варианта. Комендант Родригес и Силин, или они же вкупе с Орловым. «Да, – припомнил Буров, – Гранд, комендант Родригес и Маркес были там, во дворе комендатуры около машины с открытым багажником, вскрытым ящиком со слитками и кучкой золотых изделий. А Пушкарев? Да, он шёл через двор. И, помнится мне, остановился и заглянул в открытый багажник машины. А Силина я встретил в коридоре, он направлялся к выходу из здания во внутренний двор. Орлова ни во дворе, ни в здании комендатуры не было, но доставить-то Гранда я должен к нему, к Орлову»

Гранд чуть помолчал и сказал: – Я понимаю, капитан, твои сомнения. Да, мы с тобой работали вместе, но эта ситуация из ряда вон. Не для слепой веры, я понимаю, – Гранд замолчал.

– «Да, – мысленно согласился Буров, – слепо верить нельзя никому».

Гранд продолжил: – Но как бы там ни было, и кто бы ни стоял за этим делом, эти люди заинтересованы и в моем, и твоем, капитан, исчезновении. Желательно, я думаю, в бесследном исчезновении. Поэтому тебе, именно тебе приказали отконвоировать меня к Орлову. Удобно, не правда ли, по ходу дела убрать сразу двоих? Я полагаю, после нашего исчезновения меня объявят оборотнем и вором, а тебя пособником и предателем. Золото, деньги и ценности спишут на нас, а Маркес, чтобы спасти свою шкуру, подтвердит это. И всё. Конец в воду.

«Концы в воду» – мысленно поправил Буров. Перед его глазами вдруг возникла картина – жена Маша и рядом с ней сынишка Игорек в коротких штанишках и белой рубашечке с игрушкой в руках. В голове промелькнуло: – «Жена и сын предателя? Ну, нет! Как сказал Гранд? Наше бесследное исчезновение? Ладно! Пройдемся по этому варианту. Итак, для того, чтобы мы исчезли, нас надо как-то где-то перехватить. В городе это сделать непросто, в порту – тоже. Там всегда полно народу. Так, так. От порта до объекта №5, куда я должен доставить Гранда, примерно километра три. Объект №5 – это бывший подземный артиллерийский склад, а теперь транзитный склад военной техники, поставляемой в Испанию из СССР. Сам склад охраняется хорошо, но единственная дорога к нему пролегает от порта по пустынной прибрежной местности. Там же и кладбище списанных морских контейнеров. Место для засады удобное. Так, так. Орлов появляется на объекте №5 только в дни приемки поставляемой из СССР военной техники. Как раз накануне в порт Картахены и прибыло судно с очередной партией „чатос – курносых“, – так испанцы окрестили советские истребители И-16 и „моска – муха“ – истребители И – 15. На это судно и погрузили потом пресловутый „никелевый концентрат“. Так, так. Техника еще на складе, значит сейчас на объекте №5 полно технарей. И наших, и испанских. И потому организовать по-тихому и без свидетелей наше „бесследное исчезновение“ на самом объекте вряд ли возможно. Значит, засада на дороге? Так, так! – рассуждал Буров, – в распоряжении Орлова, а значит и Силина, имеется недавно прибывшая из Москвы так называемая „подвижная группа“ в составе пяти человек. Группа Волошина. Ликвидация в Барселоне некоторых видных троцкистов их рук дело. Сейчас эта группа находится в Картахене. Я видел их и знаю в лицо».

Водитель резко вывернул руль и повернул налево, миновал район Ла Пуэрто де Картахена и выехал из города на Северную дорогу. Буров направлялся в сторону пещеры в горах неподалеку от Картахены, из которой накануне он со своей командой и доставил в порт и погрузил на советское судно партию этого самого, теперь понятно какого, «никелевого концентрата». С одной из вершин этой невысокой горной гряды, он помнил это, отлично просматривались и порт, и дорога к объекту №5.

Вот последний поворот и подъем.

Солнце уже наклонилось к закату, тень горы падала на машину и делала ее на узкой горной дороге незаметной на фоне заросшего кустарником склона.

Капитан достал бинокль и стал внимательно осматривать местность, прилегающую к порту. За одним из старых, списанных и брошенных морских контейнеров расположилась группа. «Пятеро, – посчитал Буров, -ага, вооружены карабинами. Ба, знакомые все лица. А вот и Волошин. Да, это засада!» И услышал сзади: – Я угадал. Это засада. – Гранд и без бинокля увидел этих людей.

Буров извлек из полевой сумки полученный в комендатуре пакет и вскрыл его. На листке бумаги от руки была написана одна фраза: «Арестованный Гранд направляется в ваше распоряжение». И все. Филькина грамота.

Капитан, покусывая губу, смотрел вдаль. Над заливом Массарон по широкой дуге разворачивалась и, нацеливаясь на порт, выстраивалась в боевой порядок группа самолетов. С такого расстояния боевые машины выглядели безобидными медлительными мошками.

Водитель завел двигатель, осторожно развернул машину на узкой дороге, остановился, обернулся к арестанту и сказал: – Руки, твои руки. – Гранд с удивлением протянул вперед скованные наручниками руки. Капитан ключом отомкнул замок, снял браслеты, выкинул их из машины и сказал: – Ты свободен. – И после небольшой паузы, видя замешательство пассажира, сказал: – Ну, что ты медлишь? Уходи! Это приказ!

– Капитан Владимир, а ты?

– А я попытаюсь доставить пакет Орлову.

– Зачем?

– Чтобы посмотреть ему в глаза. Все. Выходи. Прощай. – Прощай, – повторил Гранд, покинул машину, постоял, глядя вслед удаляющейся машины, и присел на плоский камень в тени куста с намерением понаблюдать за развитием событий.

Машина съехала со склона горы, вывернула на трассу и понеслась в сторону порта. Там уже бухало и грохотало. Удачно проскочив портовую территорию, Буров выехал на прибрежную дорогу, ведущую к объекту №5. Впереди и слева от дороги показался тот самый увиденный с горы морской грузовой контейнер. Когда до него оставалось метров сто, водитель до конца вдавил в пол педаль газа и резко вывернул руль влево, намереваясь на скорости объехать контейнер с подветренной стороны по бездорожью, поднять пылевую завесу и таким образом дезориентировать притаившихся в засаде людей.

Сверху, прижимая всех к земле, мощно нарастал рёв авиационных моторов. Боковым зрением капитан увидел, как не ожидавшие его маневра и атаки с воздуха люди, бестолково суетились и метались за контейнером. Не сбавляя скорости, поднимая тучи пыли, Буров за контейнером стал выруливать вправо на дорогу, и в это время сзади раздался страшный грохот, как будто земля раскололась пополам. Дьявольская сила оторвала автомобиль от земли, перевернула и играючи отбросила в сторону. Оглушенный водитель кое-как вывалился из машины и, отползая от нее подальше, оглянулся назад, пытаясь понять, что же произошло. Последнее что видел Буров – это очередная двойка бомбардировщиков «Савойя-Маркетти», нацеленных на него и стремительно сваливающихся с неба в полном и фантастическом безмолвии. Вот от машин отделились и понеслись к земле темные маленькие капли. Грохота разрывов Буров не слышал, он только почувствовал, как земля толкнула его и забросила в черную пустоту.

Гранд, оставшийся на месте в ожидании развития событий, со склона горы видел прямое попадание бомбы в контейнер, за которым была засада, видел, как перевернулась и загорелась машина Бурова и как всё заволокло дымом и пылью.

А вдруг он жив? Молодой человек рванулся напрямую вниз по склону горы, но скоро понял, что это бесполезно. Склон горы был покрыт низкорослым, но густым и колючим кустарником. К тому же вдалеке показался санитарный фургон, движущийся от порта по прибрежной дороге в направлении объекта №5. Гранд выбрался из зарослей, сел на камень и стал наблюдать за происходящим на дороге. Санитары суетились около разбитого контейнера и что-то загружали в фургон. Когда фургон развернулся и тронулся назад, Гранд встал и направился в сторону города.

«Черт! В доме родителей мне сейчас нельзя появляться. Там уже может быть засада. Что же делать? Так, так! Да! Мне поможет Алварес».

Алварес Вердаско до франкистского мятежа преподавал историю в том лицее, где учился Гранд.

Коммуниста Вердаско назначили на должность начальника криминальной полиции Картахены по инициативе фракции коммунистов в Парламенте Республики. Это назначение состоялось после громкого скандала, связанного с разоблачением бывшего начальника полиции, работавшего на разведку франкистов и создавшего в полиции мятежное гнездо.

Алварес пришелся к месту, назначение было удачным. Новому начальнику удалось железной рукой быстро навести порядок в собственных рядах и задушить поднявшуюся было в городе волну уголовщины, разбоя и бандитизма, всегда сопутствующих гражданским конфликтам.

Несколько проведенных совместных операций по ликвидации организованных преступных групп, сблизили Вердаско и Гранда.

«Да, к Алваресу», – окончательно определился Гранд и направился в город.

Дежурный офицер полиции, как только увидел вошедшего в здание Гранда, немало удивил его сообщением, что шеф ждет его. Поднявшись на второй этаж, Гранд постучал, открыл дверь и заглянул в кабинет. Алварес был один.

– Заходи, заходи, – сказал он и приглашающе махнул рукой, пристально глядя в глаза гостя.

– Мне сказали, что ты ждешь меня. Это так?

– Да, я надеялся, что ты придешь, и ты пришел!

– А что ты на меня так смотришь? – с некоторым недоумением спросил Гранд. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце.

– Похоже, ты еще ничего не знаешь! Садись, садись. Крепись! Твои родители погибли вчера во время бомбардировки. Это официальная версия. А теперь слушай! Когда пожар в их доме потушили, я послал туда своих людей. Они не обнаружили ни на пепелище, ни рядом с особняком бомбовых осколков. Ты меня прости, но ты должен это знать: трупы твоих родителей находились в зале, и там же был найден обгоревший труп вашего садовника и, как мне известно, по совместительству охранника. С огнестрельным ранением головы. Понимаешь? – Гранд выслушал, судорожно вздохнул, выдохнул и сдавленным голосом медленно произнес: – Имитация попадания бомбы, пожар и убитый садовник? Значит, родителей тоже убили? Да, их убили!

Алварес, соглашаясь, сочувственно покачал головой и продолжил: – И вот еще что. Маркес дал на тебя обвинительные показания. Он заявил, что это ты вынудил его вывезти с территории казначейства материальные ценности, в том числе и конфискованные у твоей семьи, затем захватил их и скрылся.

– Да, этого следовало ожидать! Рата – крыса!

– Так вот, когда я узнал об этом, мне стало ясно, что ты попал в скверную ситуацию. Маркесу я, конечно же, не верю, я знаю – он та еще сволочь! Но обставлено все хитро и против тебя. И потому на всякий случай я кое-что подготовил для тебя. – Алварес встал, подошел к сейфу, достал из него документ и вручил его Гранду. Это был паспорт с фотографией Гранда на имя Теодора Хуана Карлоса. – Как видишь, – грустно улыбнулся Алварес, – я сохранил тебе часть твоего имени. А теперь пошли. Тебе надо переодеться, потом я отвезу тебя за пределы города. В городе тебе оставаться нельзя.

– Прошу тебя, Алварес, проверь, это нетрудно, нет ли в доме родителей засады. И, если нет, то отвези меня туда. Я хочу побыть там. А ночью я сам уйду из города.

– Хорошо, – коротко ответил Вердаско, – пошли.

Мужчины покинули кабинет.

Иван Силин прибыл с переводчиком в порт сразу после авианалета. В порту царил хаос. Горели складские терминалы, горела котельная и емкости для хранения мазута. Клубы черного дыма, пробиваемые языками красного пламени, поднимались вверх, застилая черной пеленой небесную синь.

Начальника порта Силин и переводчик нашли в толпе людей, снующих подле горящей, раскуроченной прямым попаданием бомбы ёмкости с мазутом. На вопрос переводчика потный, грязный и встрёпнутый начальник порта отреагировал очень живо. Его глаза гневно сверкнули на закопченном лице, он всем телом развернулся к Силину и, брызгая слюной, громко и яростно прокричал что-то, зло и пренебрежительно махнул рукой и убежал в дым.

– Что он сказал? – удивленно спросил Силин у переводчика.

Тот с плохо скрытым злорадством на лице ответил: – Он сказал, чтобы мы пошли в жопу.

– Ладно, поехали, – Силин повернулся и направился к машине. – К Пятому объекту, – бросил он водителю. Тронулись. Вот машина преодолела подъем на последний пригорок и подъехала к месту, где должен был находиться тот самый выбранный вместе с Волошиным контейнер. Но его не было. На его месте образовалась воронка. На обгоревшей земле беспорядочно валялись листы рваного и искореженного железа. Метрах в пятидесяти еще дымилась сгоревшая разбитая машина.

– Стой, – скомандовал Силин водителю. Дорога впереди была изуродована воронками бомбовых разрывов. Силин и переводчик вышли из машины и, обходя воронки, медленно двинулись по выжженной земле к дымящейся машине. «Да, это его машина, машина Бурова», – мысленно убедился Силин. – «Черт побери, что же здесь произошло? – Вернулись назад к листам искореженного металла. Силин покосился на валяющуюся здесь же помятую и пробитую во многих местах железную бочку и две обгоревшие рваные канистры для бензина и подумал: «Да, Буров и Гранд должны были сгореть. В этой самой бочке. А группа Волошина? Не могли же все они сгореть дотла»?

Силин заглянул в обгоревшую бочку. Пусто. Переводчик вдруг остановился и так и остался стоять истуканом с остановившимся и упершимся в одну точку взглядом. Силин проследил за ним и увидел под куском мятого металла обгоревшую оторванную кисть руки. Скрюченные пальцы вцепились в обожженную землю. В голове проскочило: «А наручники? Гранд был в наручниках! В машине их нет, в бочке тоже! Не могли же они сгореть?»

– Возвращаемся, – бросил он переводчику, взял его под локоть и подтолкнул к машине.

Суматоха в порту продолжалась. Силин и переводчик с трудом разыскали начальника портовой охраны. Отвечая на вопрос что случилось на дороге к объекту номер пять, тот скривил мавританское от копоти лицо, дернул скулой, одной рукой подозвал к себе кого-то из своих людей, другой показал на одно из портовых зданий, что-то нервно прокричал и убежал. Первую часть его злой тирады Силин узнал по звучанию. Он час назад слышал эту фразу из уст начальника порта. Силин посмотрел на переводчика и сказал: – Про задницу можешь не переводить. Что он сказал еще? – Переводчик подавился смешком, указал рукой на здание и коротко произнес: – Он сказал – всё там, в том здании, в подвале. Этот человек проведет нас туда.

– Догони того, быстрей, быстрей, и спроси: были ли там, на дороге, раненые, – Силин достал папиросу и нервно закурил. Очень скоро переводчик прибежал и доложил: – Нет, раненых на дороге не было. Там погибли все.

– Все? Ну, ладно, пошли.

В одном из отсеков подвала на бетонном полу прикрытые брезентом лежали в ряд трупы погибших в порту во время бомбардировки. Охранник откинул брезент и что—то сказал. Силин вопросительно посмотрел на бледного переводчика. Тот быстро перевел: – Здесь те, кого можно опознать, а там, – переводчик кивнул в сторону угла, – там те, кого опознать невозможно.

В углу отсека что-то было прикрыто большим куском грязного брезента.

Сильно пахло горелым мясом.

Сопровождающий Силина и переводчика портовый охранник наклонился, схватил край брезента и приподнял его. Переводчик тут же отскочил к бетонной стене и согнулся пополам, сотрясаясь от рвотных конвульсий. Брезентом были прикрыты сложенные в кучу обгоревшие и разорванные на куски человеческие тела.

Силин нагнулся, оттащил брезент в сторону и, внимательно вглядываясь, медленно обошел по кругу страшную кучу. Сапогом откатил в сторону оторванную голову, через платок за ухо поднял ее и стал всматриваться в обгоревшее лицо, затем грязно выругался и бросил голову вместе с платком в кучу. Голова шлепнулась обгоревшим носом в чьи-то развороченные и поджаренные внутренности. Зло подумал: «Какие тут к черту наручники?»

Переводчик побелел лицом и стал медленно спиной сползать по бетонной стене на пол. Силин не дал ему упасть, прижал к стене, отвесил оплеуху и зло процедил сквозь зубы: – Ты баба? Давай без истерик и обмороков! Этого только мне не хватало! – Повернулся, вышел из отсека и пошел по длинному полутемному подвальному переходу на выход. За ним с позеленевшим лицом словно пьяный, мотыляясь из стороны в сторону, засеменил переводчик.

Ни Гранд, ни Силин, ни комендант Родригес так и не узнали, что один человек из тех, что были на дороге к объекту №5, остался жив. Его обнаружили неподалеку от горящей машины. Он подал признаки жизни, пошевелился и что-то пробормотал по-русски, когда его вместе с другими погибшими укладывали на бетонном полу этого самого подвала. В бессознательном состоянии его передали портовым санитарам, а те вместе с другими русскими ранеными из госпиталя Картахены перенесли его на борт советского судна. Как только гул моторов бомбардировщиков стал затихать вдали, корабль спешно покинул порт и взял курс на Одессу.

Силин вернулся в комендатуру, зашел в кабинет Родригеса, сел, закурил и медленно произнес: – Так, товарищ Фока Родригес, ситуация изменилась. Подготовь сообщение о том, что откомандированный в распоряжение комендатуры капитан Буров при выполнении служебного задания пропал без вести. Вне всякой связи с Грандом. Понятно? Теперь относительно Гранда. Подготовь сообщение для испанских властей о том, что Гранд, арестованный по подозрению в хищении шестидесятипяти килограммов золота в слитках из золотого запаса Республики и конфиската в изделиях из благородных металлов, также пропал без вести, попав под бомбовый удар во время проведения следственных действий.

– Но, – озадачился комендант Родригес, – изначально мы не так договаривались. И как это? Пропали без вести во время бомбардировки. Испарились что ли? Поясни. А группа Волошина?

– Что тут пояснять! Они действительно пропали. И Буров, и Гранд. Ни их трупов, ни праха в бочке я не видел. И никого из группы Волошина тоже не видел. Не видел! По разорванным и обгоревшим останкам никого из них, поверь, никого идентифицировать невозможно. Прямое попадание бомбы в засадный контейнер, ну и бензин сделали свое дело. Понятно?

– А машина Бурова? – быстро спросил Родригес.

– Машина сгорела. В ней никого не было. – Силин успокоился: – Может это и к лучшему, что пропали. Пропали и пропали. Война!

– А золото? – тихо спросил Родригес.

– А золото спишем на Гранда, – также тихо ответил Силин. – Маркес уже дал нужные показания. У него была только одна возможность отвести от себя обвинения – это дать показания на Гранда.

– А если его расколят на этой туфте? – озабоченно спросил комендант.

– Не расколят.

– Ты, ты его…..А? – округлил глаза Родригес и большим пальцем провел по горлу. Силин усмехнулся и ничего не сказал.

– Иван, а слитки?

– Слитки? Слитки сегодня же ночью я вывезу в надежное место.

– Куда? – быстро спросил Родригес.

– Откуда всё взяли, туда и.., – Силин осекся, бросил косой взгляд на Родригеса и зло и быстро сказал: – Куда, куда? На Кудыкину Гору, – подошел к двери, резко открыл ее, убедился, что в коридоре никого нет, закрыл дверь, вернулся назад к столу и тихо сказал: – Ты, товарищ Родригес, со своей-то долей побрякушек будь осторожен. Уразумел?

– Да, да! Иван, слушай, а родители Гранда? Они влиятельные люди, они поднимут шум! – Силин скривился: – Не поднимут. Они враги Республики. Эта семья, как выяснилось, играла не последнюю роль в организации сбора денежных средств для фалангистов.

– Их арестовали? – живо и с интересом спросил Родригес.

– Нет, это вызвало бы большой шум. Да и нам в это дело соваться было не с руки. И потому из Мадрида прибыла бригада и с участием Маркеса провела обыск и конфискацию ценностей этой семьи. Маркес был доволен. И, представляешь, – Силин криво ухмыльнулся, – в тот же день во время бомбардировки Картахены немецкими асами легиона «Кондор» одна из бомб угодила прямёхонько в особняк родителей Гранда. Особняк сгорел, родители Гранда сгорели вместе с ним. – Родригес снова округлил глаза: – Это…., это… ты?… – Силин снова ухмыльнулся: – Почему сразу я? Это, товарищ Родригес, гражданская война, – посмотрел на часы, повернулся и покинул кабинет.

Выйдя из здания комендатуры, Силин скорым шагом пересек площадь, свернул в узкую улочку, проследовал к трехэтажному старой постройки дому, осмотрелся, нырнул в подъезд, поднялся на второй этаж, своим ключом открыл дверь и вошел в квартиру. Это была конспиративная квартира. Стоящий в прихожей наизготовку с пистолетом в руке мужчина, узнав гостя, опустил руку с оружием. Из-за его спины выглядывал переводчик. Проходя мимо вооруженного мужчины, Силин на ходу бросил ему: – Жди на улице у черного хода. – Мужчина тотчас выскользнул из квартиры и бесшумно закрыл за собой дверь. Гость проследовал в зал, где в одном из кресел перед журнальным столиком со скованными наручниками руками сидел и курил Маркес. Пепельница перед ним была полна окурков. Силин подошел, устроился в кресле напротив, достал папиросу, тоже закурил, пустил струю дыма вверх, показал взглядом переводчику на стул рядом с Маркесом и, когда тот сел, сказал:

– Послушайте, Маркес, а вы, оказывается, страшный человек, даже страшнее, чем я мог предположить! – С этими словами Силин притушил в пепельнице папиросу, извлек из кармана пиджака браунинг, передернул затвор и направил ствол в грудь Маркеса. Маркес отшатнулся в кресле и замер, его губы побелели, а на лбу выступила испарина. Переводчик с круглыми от изумления глазами вместе со стулом поспешно отъехал от соседа. А Силин, прямо глядя в глаза Маркеса и не давая ему опомниться, зловещим голосом произнес: – Это вы убили отца и мать Гранда! Да, вы! Вы узнали, что выездная мадридская бригада, проводившая обыск и конфискацию ценностей семьи дель Борхо, передаст конфискат вам, после чего сразу покинет Картахену и направится в Барселону. И вы решили похитить конфискат, а несчастную чету дель Борхо убрать как опасных свидетелей. Это вы инсценировали их смерть при пожаре от якобы попавшей в дом бомбы. Хитро! Вы страшный человек! Ну что ж? Смерть за смерть! – Палец Силина на спусковом крючке чуть пошевелился, Маркес увидел это, закрыл лицо руками и взвизгнул: – Не стреляйте! Я все скажу, все скажу! Это не я их убил, не я. Это мой племянник, я заплатил ему.

Ах, вот как! Имя? – Силин снова пошевелил пальцем и навел ствол в лоб Маркеса.

– Пед… Педро Гонсалес, – сквозь всхлипы ответил Маркес.

– Возьмите себя в руки, – уже спокойным тоном сказал Силин, убрал пистолет и положил перед Маркесом лист бумаги: – Пишите!

– Что, что писать? – с надеждой и готовностью быстро спросил Маркес, всем своим видом показывая полную покорность судьбе.

– Признание! Признание в организации двойного убийства и в хищении золотых слитков и конфиската. Признание – первый шаг к спасению, знайте это. Звучит странно, но это так! – Силин встал, обошел журнальный столик, подошел к Маркесу, снял с него наручники, вернулся на свое место и бросил: – Пишите, пишите, времени у нас мало.

– Но как же? А как же те показания на Гранда? – с трясущимися губами спросил Маркес. – Не отвечая на вопрос, Силин повторил: – Пишите, пишите.

Пока Маркес торопливо выводил строки письма, Силин смотрел на него и думал: «Полезно, черт побери, иногда читать полицейские протоколы, полезно. Они подкинули мне версию об убийстве четы дель Борхо, и она только что подтвердилась».

Маркес дописал и теперь преданными собачьими глазами смотрел на Силина. Переводчик взял исписанные листы, бегло пробежал их глазами, кивнул головой и передал Силину.

– А теперь второй шаг, – Силин достал из кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги с заранее подготовленным коротким испанским текстом, развернул его, положил перед Маркесом и приказным тоном бросил – подписывайте. – И пояснил: – Это согласие на сотрудничество. Для вас это пропуск в жизнь. – Маркес читал текст, и было видно, как на его лбу и лысой, как бильярдный шар голове, выступают крупные капли пота. Прочитав, он уставился шальными глазами на Силина и трясущимися, побелевшими губами прошептал: «… даю согласие на сотрудничество с органами государственной безопасности СССР. Выбираю псевдоним «Орус..». Затем вздохнул, успокоился, пробормотал «у меня нет выбора», и поставил подпись. Силин тут же забрал лист и сказал: – Вам придется уехать. Надеюсь, вы понимаете, что после всего этого оставаться в Картахене, да и, пожалуй, в Испании, вам нельзя. И вот почему. Гранда нет. Но есть его друзья и соратники. Они вам не поверят, они посчитают ваши показания оговором, ложью, и потому для них вы будете бычком на корриде.

– Гранда нет? —переспросил Маркес. В тоне, каким был задан вопрос, Силин уловил облегчение и вроде даже радость и подумал: «А ты все же редкая сволочь», – и вслух продолжил:

– А теперь детали. Я даю вам ровно сутки, чтобы вы покинули страну. Через Барселону во Францию, в Париж. Именно в Париж. Это первое. Второе. В Париже вам надо будет раз в неделю, а именно по пятницам, запомните, с семнадцати до девятнадцати часов посещать кафе «У Поля» на улице Ундино. Запомнили? Там к вам подойдут.

– А моя семья?

– Семья останется здесь. Здесь и под охраной, – четко и с расстановкой ответил Силин.

– Зачем я вам? – севшим голосом почти шепотом спросил Маркес.

Силин усмехнулся: – Мы сделаем из вас несгибаемого идейного борца с республиканцами и коммунистами. Мы создадим вам будущее.

Маркес замер, его лицо вытянулось, а глаза округлились от удивления.

Силин встал, снова усмехнулся и сказал: – Не впадайте в ступор, не надо. Пойдемте, «Орус», пойдемте, черный ход там.

Переводчик притушил в пепельнице тлеющую папиросу и тоже последовал к выходу.

Глава II. Россия. Май 1940 года.

Заходящее весеннее солнце зависло над краем леса, высвечивая излучину Истры и древний монастырь, сохранивший, несмотря на усилия безбожников -вандалов, совершенство форм и величавую мощь.

Человек, сидевший за столом на открытой веранде, явно не был расположен любоваться этой красотой и, скорее всего, даже не замечал ее, поминутно поглядывая на часы, и вытирая платком выступающий на лысине, лбу и шее пот.

Над поглотившим заходящее солнце лесом, возник темный фронт туч. Несмотря на подступающий вечер, было душно, как это бывает перед летней грозой.

Наконец послышался шум мотора, машина остановилась у ворот, хлопнула дверца, мотор заурчал, и машина отъехала. Распахнулась калитка, и на садовой дорожке появился средних лет худощавый, светловолосый и сероглазый с аккуратной щеточкой усов под носом мужчина в легком летнем парусиновом костюме. Вид человек имел весьма озабоченный. Быстро закрыв калитку на засов, гость скорым шагом двинулся к дому.

Человек, сидевший на веранде, покинул свое место и пошел ему навстречу, приговаривая: – Ну, наконец-то! – Мужчины пожали друг другу руки, и гость быстро и деловито спросил: – Так что же подвигло вас, товарищ Родригес, вызвонить меня в этот деревенский рай в столь спешном порядке? – Тот, кого назвали Родригесом, повел гостя к веранде, приговаривая: – Подвигло, товарищ Силин, кое-что подвигло, – в тон гостю ответил хозяин. По ступенькам поднялись на веранду. Гость пристально глянул в глаза хозяина, сменил тон и деловито спросил: – Что случилось? Последний раз я видел тебя таким встрёпнутым, когда ты узнал об отправке в Испанию Ивана Агаянца. (Сотрудник советской разведки Иван Агаянц по указанию Сталина инспектировал операцию по вывозу испанского золота в СССР. Прим. Авт.)

Силин на ходу снял пиджак и пристроил его на вешалку, направляясь к двери, ведущей с веранды в дом. Хозяин, однако, остановил его фразой: – Да один я здесь, один. Можешь не проверять. Жена с дочками в Крыму. Иди сюда, Иван, садись.

Мужчины расположились на веранде за столом друг против друга, хозяин быстрым движением руки убрал со стола полотенце, под которым обнаружились стаканы, тарелки с нарезанным хлебом, салом и луком, запустил руку под стол и извлек оттуда штоф с бесцветной мутноватой жидкостью, ловко наполнил стаканы и поднял свой: – Ну, за встречу! – Мужчины выпили, закусили сальцом с лучком, и хозяин продолжил: – Случилось, Иван, случилось! Второго дня на встрече преподавателей и выпускников военной Академии со слушателями нового набора я увидел…, я увидел.., – Родригес поперхнулся и закашлялся. Гость встал, протянул руку над столом, похлопал хозяина по загривку и предположил: – Товарища Сталина? – Лицо и лысина Родригеса побагровели, он замахал руками и натужно выдавил из себя: – Д-да, его тоже. Но не это главное!

– О-о! – изумился Иван Силин, – если даже лицезрение товарища Сталина не главное, тогда кого же ты увидел? Дьявола? – ехидно осведомился гость. Родригес отдышался и уже нормальным голосом ответил: – Хуже! Я увидел Бурова! Да, да, того самого Бурова! Из Испании! Правда, он уже не капитан, а полковник, да теперь еще и слушатель Академии. На моем потоке, на параллельном курсе! Вот так. – Глаза гостя застыли серыми льдинками: – Черт побери! Ты не мог ошибиться?

– Нет, Иван, я не ошибся, я узнал его, я видел его как тебя сейчас! Наш испанский друг тоже узнал меня и поздоровался, а я, поверь, чуть не обверзался, когда подумал, а ну как он громогласно или, наоборот, тихо и с издевкой спросит сейчас: «А где колечки -то испанские, а, товарищ Родригес? Где? А золотишко в слитках? Где оно?»

– Тс-с, – просвистел гость и воровато покрутил головой, – тише, ты. Дальше-то что? О чем говорили?

– Да ни о чем мы не говорили, не успели. Все было на людях и на ходу.

– И это всё?

– Нет, не все. На следующий день я не поленился и съездил в госпиталь, где выхаживали Бурова. По прибытии из Испании его сразу из Одессы переправили в Москву. Его лечащий врач рассказал мне, что Буров перенес сильнейшую контузию, отягощенную, подожди, дай бог памяти, ага, вот так – посттравматической ретроградной амнезией, – то есть потерей памяти. Надо же! Повезло ему – Бурову – и что выжил, и что не рехнулся, и что только события последнего дня жизни до контузии стерлись из его памяти, а не вообще всё. Вот так.

– Уф, – облегченно выдохнул гость и откинулся на спинку стула, – значит, только последнего дня? – и тут же живо спросил: – А может память вернуться к нему? Что говорит медицина?

– Может. Правда, как утверждает доктор, спрогнозировать это невозможно. По его словам, мозг может восстановить этот пробел в памяти в любой момент, но, возможно, это не случится никогда. Вот так.

– Вот так, вот так! – повторил гость. – А если случится? Ты понимаешь, Фока? Плохо! Плохо! Надо что-то делать, что-то делать!

– Брат Бурова был белым офицером…, – начал, было, Родригес, но Силин прервал его.

– Уже подумал я, подумал об этом. Непроханже. Буров, я знаю, все честно указал в анкете. И что второй брат с матерью находятся где-то за границей тоже указал. Да и нет их уже. Брат – он был врач – умер от какой-то заразы в Африке, а мать умерла в богадельне в Голландии. И социальным происхождением Бурова не зацепишь. Отец Бурова из крестьян выбился в люди, а мать из семьи преподавателя семинарии. Наш Отец Народов и Великий вождь, – Силин глянул на замершего Родригеса, – ты знаешь, тоже из семинаристов. Так что, как говорят урки, и это не проканает. – Силин тревожно уставился на излучину реки с нависшими над ней грозовыми тучами. По его напряженному взгляду можно было догадаться, что в его голове идет поиск решения. Вот оно сложилось, гость успокоился, перевел взгляд на хозяина и сказал: – Я знаю – что надо делать. Знаю.

– Что, что? – возбужденно спросил хозяин, вытирая пот со лба и шеи.

– Маркес! Маркес нам поможет!

– Маркес? Он жив?

– Жив, жив!

Родригес успокоился и теперь задумчиво смотрел на гостя и соображал: «Ага. Значит, тогда, в Испании, Иван не только получил нужные показания от Маркеса, но и завербовал его, да мало того, что завербовал, но и оставил на личной связи, коль так уверенно на него рассчитывает»

А гость повторил: – Жив, жив Маркес! И он нам поможет. Поможет, – гость покосился на хозяина, – если ты, Фока, сделаешь то, что нужно сделать.

– Что, что нужно сделать?

– Погоди. Насколько я знаю, первые два месяца обучения слушатели военной Академии находятся на казарменном положении. Это так?

– Точно так.

– Вот! А раз так, то нужно вспомнить про испанские колечки. И повесить колечки, – Силин усмехнулся, – не все, конечно, колечки, а хотя бы парочку-тройку из твоей испанской коллекции на Бурова. Понимаешь?

– Не совсем. Что же? Я должен колечки в карман Бурова засунуть? Да еще и его личный досмотр организовать?

– Эх, Родригес, Родригес, товарищ Фока Фомич! В карман Бурова ничего совать не надо. И уж, тем более, колечки. А вот о его тревожном чемодане подумать можно. Как ты считаешь? (Тревожный чемодан офицера хранился по месту службы и содержал перечень предметов обихода и сухпаек на случай экстренного откомандирования военнослужащего. Прим. авт.)

Родригес округлил глаза и, механически вытирая пот со лба, прошептал: – Тревожные чемоданы. Да, чемоданы всех трех параллельных курсов потока хранятся в одном помещении и доступ к нему открыт. Внезапная проверка? Да, да, сложная международная обстановка, и все такое прочее, и, бац, проверка мобилизационной готовности! Ага! Вот так! Вот так! Черт побери! Есть непротык! Даже если удастся заварить эту кашу с Буровым и испанскими колечками, по ходу возникнет вопрос: как он, Буров, мог провезти кольца из Испании в СССР, если его самого доставили в Одессу в «разобранном» виде? Как?

– Очень просто. Сейчас я скажу тебе то, чего ты, Фока, не знаешь. Незадолго до вывоза из Испании в СССР «никелевого» концентрата Буров был откомандирован в Союз с документами касательно проведения этой операции. Вот тогда – то он и мог прихватить колечки. Уразумел?

– Уразумел! Ну, Иван, здорово ты придумал. И так просто. Ты – гений.

– Силин скривился: – Да будет тебе! Да и не все так просто. Здесь нужно сработать тонко, учитывая психологию Бурова, его честность и прямоту. А то, действительно, спрячет колечки в карман и даже спасибо не скажет. Ты, Фока, продумай всё, и, смотри, не промахнись. И вот еще что! Если дело выгорит и начнется суета с Буровым, не вздумай потом интересоваться ходом разбирательства и, уж тем более, совать туда нос. Знаешь, сколько наших на этом сгорело? Десятки. Одни, видишь ли, бросились помогать попавшим под каток друзьям и знакомым, другие, наоборот, принялись топить недругов. В итоге и те, и другие пошли под топор. Понял?

– Понял, понял я.

– Да, и запасной вариант на крайний случай. Завтра передам тебе тюбик с таблеткой.

– От доктора Смерть? – догадался Родригес. (Доктор Смерть – так называли начальника лаборатории «Х» НКВД Майрановского Г. М. – прим. авт.)

– Да, от него. Таблетка действует быстро, но причину смерти установить невозможно. Повторяю, это на крайний случай.

Семья Бурова? – вдруг потускневшим голосом спросил Силин.

– Родригес быстро ответил: – Жена и два сына. Одному восемь лет, другому полгода еще нет. После госпиталя и до зачисления в Академию Буров проходил службу на Дальнем Востоке, в Монголии и Китае. Семья Бурова уже переехала в Москву. Пока живут у родственников жены. Вот так.

За окнами веранды потемнело, резкий порыв ветра злым пинком захлопнул входную дверь, прошелся по саду, с шумом качнул деревья и взвыл над крышей, удаляясь ввысь. Там сверкнуло, огненный зигзаг ударил где-то за стенами монастыря в землю, на мгновение покрыв все вокруг блеклой безжизненной синью. Тотчас небо над крышей дома взорвалось так, что задребезжали стёкла веранды. Мужчины непроизвольно втянули головы в плечи, вслушиваясь, как раскатная волна грохота постепенно затухая, откатывается в сторону Москвы. По крыше застучали первые крупные капли дождя. Сорвавшийся сверху порыв ветра принес запах озона и обрушил на дом и сад потоки воды. Начался ливень.

– Ну и погодка, – хозяин наполнил стаканы и спросил: – Может останешься переночевать? Места у меня хватит. – Гость отрицательно покачал головой, поднял стакан и сказал: – Нет, Фока, дорогой товарищ Родригес, я хотел бы остаться, но не могу. Дела. – Видя, что от любопытства хозяин аж заёрзал на стуле, гость усмехнулся и сказал: – Знаю я, знаю – о чем ты, Фока, хочешь спросить. Успокойся. Скоро, очень скоро я увижу Маркеса. Я же понимаю, – гость скривился и голосом вождя мирового пролетариата очень похоже скартавил: – Пгомедление смегти подобно. Думаю, и ты понимаешь это. Так что поторопись с колечками. Сначала твой выход, а уж следом появится «Орус».

– Кто, кто появится?

– Маркес, – Силин посмотрел на часы: – Как быстро пролетело время. Сейчас подъедет машина. Ну, ладно, давай-ка, примем посошок на дорожку.

– Подожди, Иван, я все хочу спросить о золотых слитках, ну, тех – в ящике от Маркеса? Где они?

– Где, где? Я же говорил – на Кудыкиной Горе! Не о том думаешь, Фока. Есть вещи поважней. Буров, к примеру. Понял?

– Понял, понял! Ладно, удачи тебе, Иван, – пожелал хозяин. – И тебе, -ответил гость. Мужчины чокнулись, выпили и закусили.

На веранде было сухо, тепло и уютно. За окнами продолжала бушевать стихия. Косые полосы дождя хлестали по стеклу. Ветер продолжал трепать деревья сада.

Сквозь шум дождя и буйство ветра послышался клаксон автомобиля.

– Ну, мне пора, – засобирался гость. Накинул на плечи пиджак, прощаясь, пожал руку хозяина, открыл дверь, шагнул за порог, сбежал по ступенькам и бегом бросился по садовой дорожке к калитке. Бегущий силуэт растворился в дожде и мраке.

Хозяин вернулся на свое место, сел, наполнил стакан, залпом опорожнил его, закурил и задумался. Мысли убежали в прошлое. В Испанию.

Золото! Золото! Все случилось так быстро. Родригес вспоминал: «Да-а, я-то думал, что на той «золотой ситуации» Иван Силин намерен провернуть сложную оперативную комбинацию. Для начала подкинуть ворюге – казначею Маркесу спасательный круг в виде дачи ложных показаний на Гранда и на этой компре завербовать самого Маркеса. Затем замять дело с «показаниями Маркеса» и этаким «благодетелем» прибрать к рукам и Гранда, и заодно поставить себе в заслугу и конфискацию крупной партии золота и валюты, собранной для передачи мятежникам. Словом, убить одним выстрелом трех зайцев. С Маркесом, видимо, так все и вышло. А вот Гранда и случайных свидетелей – Пушкарева и Бурова – Иван решил принести в жертву Золотому Тельцу. Да-а. Золото! Золото!» Хозяин вновь наполнил стакан, изрядно отхлебнул и снова провалился в воспоминания. Испания! Перед глазами возник запертый изнутри на ключ кабинет, плотно зашторенные окна, стол с россыпью золотых украшений с номерными бирками, слабый свет керосиновой лампы и загадочный и гипнотически притягивающий блеск драгоценных камней и золота. Рука потянулась и выбрала из россыпи перстень, почему-то привлекший внимание, другая рука подняла со стола и поднесла к лицу листки описи. «Так, так! Номер двадцать один – перстень белого металла с квадратной печаткой с желтым камнем и черным крестом». Принадлежал семье дель Борхо, то есть семье Гранда. А ведь он – Гранд – после задержания Маркеса мог просто изъять семейные ценности и изменить опись. Мог! Но не сделал ничего! Что это? Кристальная честность или юношеская глупость?» И вслед за этой мыслью перед глазами на фоне полыхающего пламени возникли, словно проявляясь на фотопленке, лица Гранда, Пушкарева и Бурова.

Новый могучий удар грома прервал воспоминания и вернул в действительность. Хозяин дома встал, нетвердой походкой подошел к навесному шкафу, чуть отклонил его от стены и извлек из углубления в задней деревянной стенке небольшой предмет – перстень с квадратной печаткой с желтым камнем и черным крестом – вернулся к столу, сел и положил перстень на столешницу. Перед глазами и почему-то в огне снова промелькнули лица Гранда, Пушкарева и Бурова. Хозяин дачи потряс головой, отгоняя видение.