Читать книгу Проклятие Пелопа (сборник) - Анатолий Шендерович - Страница 3

Пожалуй, самое известное нашему современнику имя шута – Риголетто. И вот почему.

История сохранила для нас имена тех, кто вершил ее: королей и императоров, князей и герцогов, Собственно говоря, сама История – до того, как бородатые основоположники марксизма строго указали историкам на их легкомысленное преувеличение роли личности и историческом процессе, – писалась, главным образом, как деяния тех, кто был у руля власти. Даже если исторический труд назывался не «Жизнь двенадцати цезарей», как у Гая Светония, а «История франков», как у Григория Турского, – все равно такой трактат повествовал о цезарях, будь то цезари из династии меровингов, каролингов или какой-нибудь другой. Естественно, их имени вошли в учебники, энциклопедии и, следовательно, в нашу память.

А имена их шутов?

Историки не баловали их, упоминали через пятое-десятое или того реже. Хотя хорошо известно: от великого до смешного – один шаг. Этот шаг (но здесь в прямом смысле приближения) сделали писатели, живописцы, композиторы – люди с открытым для чувств сердцем и обостренным пониманием справедливости. Среди слуг, одетых в нелепые разноцветные одежды, в маски и колпаки с бубенчиками, развлекающих своих господ грубыми шутками, дурацкими выходками, комическими ужимками, они увидели людей, а в их искаженных шутовской улыбкой лицах – попранную справедливость.

Одним из таких художников был Виктор Гюго. В 1832 году, когда парижане в очередной раз стали выворачивать из мостовой булыжники, на сей раз протестуя против режима Июльской монархии, Виктор Гюго написал драму «Король забавляется». В драме говорилось о распутном короле Франциске I и о трагедии, которой обернулись распутные похождении короля для его шута Трибуле – личности вполне реальной.

В предисловии к своему сочинению автор писал: «Трибуле – урод, Трибуле – немощен, Трибуле – придворный шут: тройное несчастье, которое его озлобило. Трибуле ненавидит короля за то, что он король, вельмож – за то, что они вельможи, людей – за то. что не у всех горб на спине. Его единственное развлечение – беспрерывно стал кивать вельмож с королем, ломая более слабого о более сильного. Он развращает короля… разжигает в нем низменные чувства; он толкает его к тирании, невежеству, пороку… Король – лишь паяц в руках Трибуле, всемогущий паяц, и шут дергает его за ниточку».

В подталкивании короля к пороку Трибуле преуспел. В том, что называют изящным эвфемизмом «амурные приключения», Франциск I действительно был неутомим. О его похождениях написано предостаточно – начиная от Маргариты Наваррской, родной сестры короля, которая в своем сборнике новелл «Гептамерон» под именем «одного принца» вывела своего венценосного братца, и кончая Ги Бретоном, чья многотомная истории Франции под общим названием «Женщины и короли», повествующая об альковных деяниях французских монархов и их приближенных, сейчас издается и в России.

Что же до невежества, к которому якобы толкал своего господина Трибуле, то здесь картина была иной: Франциск I известен как покровитель искусств, под его патронажем творили Маргарита Наваррская и Клеман Моро, Франсуа Рабле и Бенвенуто Челлини…

В. Гюго не мог не знать этого. Но не мнимое невежество короля, не действительное его сластолюбие были главными мишенями писателя. Гюго обличал тиранию.

Пьеса была поставлена и после первого же представления запрещена цензурой. Цензоров, надо полагать, не очень заботили забавы короля, жившего тремя столетиями раньше. Они, безусловно, поняли, в какую цель метил автор пьесы. Время же было тревожное: не успели французы свергнуть одного Бурбона, Карла X, как на трон забрался его кузен, герцог-буржуа Луи Филипп. Трон сто ял не очень устойчиво. Цензоры обязаны были глядеть в оба.

Тщетная предосторожность. Монархия во Франции приказала долго жить. Пьесу Гюго вскоре забыли – высокими художественными достоинствами она не отличалась, злободневность же ее пропала. А вместе с пьесой канул снова в Лету ненадолго извлеченный из нее романтиком Гюго придворный шут Франциска 1 бедняга Трибуле.

Но тут вмешалась сама судьба в лице великого Джузеппе Верди. Пьеса попалась на глаза композитору, сюжет сам просился в оперу. Ф. Пьяве, либреттист Верди, уже заканчивал работу, когда на сцене вновь по явилась цензура. На сей раз итальянская. Она потребовала немногого: перенести место действия и изменить имена действующих лиц.

Вмешательство цензоров оказалось к вящей славе искусства. Французские цензоры погубили достаточно ходульную пьесу. Итальянские цензоры спасли шедевр мировой оперной классики – оперу «Риголетто». Действие оперы происходит в итальянском городе Мантуе, где герцог Мантуанский совращает дочь шута, а помогает ему в этом (сам того не ведая) несчастный отец, придворный шут Риголетто, горбатый и хромой. Едва закончилось интрижка с дочерью шуга, как на глаза герцогу попадается новая красотка. Увлеченный ею, оперный герцог, словно оправдывая собственное легкомыслие, поет о легкомыслии женщин: «Сердце красавицы склонно к измене…»

Опера имела громадный успех, а песенку герцога на следующий день после премьеры пела «вся страна». Ее поют – и с удовольствием слушают – и по сей день, и не только в Италии. Вот почему можно предположить: среди шутов самый известный для нас остается Риголетто – оперный двойник несчастного Трибуле.

Карьера настоящего Трибуле началась еще до восшествия на престол Франциска I, при дворе его предшественника Людовика XII, которому Франциск приходился двоюродным племянником. Здесь, при дворе Людовика XII, Трибуле поручили должность шута, заменив им умершего в 1514 году Кайета и дав прозвище Трибуле (настоящее имя его – Ферналь). С этим прозвищем он и вошел в историю. Современник Рабле, «глупомудрый Трибуле» вскоре оказался на страницах его знаменитого романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Трибуле умер в 1536 году. Его трагедия разыгралась при дворе любвеобильного Франциска I, когда у Трибуле подросла дочь. (Хотя вполне могла произойти и раньше – Людовик XII был сластолюбив не меньше своего племянника). Кто знает, может быть, слепой рок избрал Франциска для того, что бы с его помощью покарать несчастного шута за потворство распутным похождениям своего властелина.