Читать книгу Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Анатолий Спесивцев - Страница 14

26 березня 1637 года от Р. Х.

Утро добрым не бывает. В истинности этого знаменитого выражения Аркадий убеждался ежедневно, точнее, ежеутренне. Опять семнадцатый век и сплошные бандиты вокруг… Спал бы и спал, когда спишь, болью не мучаешься. Да, хуже всякого будильника, поднимает новый друг… нет, не с постели, потому как назвать постелью кучу веток затруднительно. Тогда, получается, и шимпанзе в джунглях постели себе готовят на ночь. Места лёжки. А болячки, также отдохнув, начинают свою работу по новой. И скорого исчезновения их Иван не обещает. А ещё колдун, причём вроде бы знаменитый.

«Ох, права оказалась Люда Астахова, все колдуны – садисты. Наверное, она кого-то из их братии лично знала».

Осмотрев зарастающие как на собаке ссадины Аркадия (никакой логической неувязки здесь нет, это для постороннего взгляда они быстро зарастали, а для болящего, да ещё вынужденного весь день ехать верхом…), Иван поторопил его кушать и собираться в путь. На той самой чалой кобыле, езда на которой так дорого обошлась в первый день. То ли кобыла, под пристальным присмотром Чёрта, стала спокойнее, то ли сам он набрался опыта верховой езды, но передвижение в седле уже не было той пыткой, что в первые два дня, хотя и безболезненным оно тоже ещё не было. Уже без большого напряга Аркадий мог ехать и вести серьёзный разговор. Впрочем, в сложившихся условиях тратить время на пустопорожнюю болтовню было бы вопиющей глупостью. Так что все его разговоры, пусть и с вкраплениями шуток (запускаемые порой анекдоты из двадцать первого века пользовались бешеной популярностью), были у него серьёзными и важными.

Кузнецы, как один, объявили: они имеют что показать. Всю утреннюю часть пути посвятили обсуждению оборудования, необходимого для производства более качественного оружия. Спасибо сайтам альтернативщиков и умениям Ивана, удалось многое вспомнить.

Весьма вдохновила всю компанию информация, что на территории Войска Запорожского полным-полно высококачественной железной руды, есть месторождение марганца, способного сильно улучшить качество стали. Знать бы ещё как, сколько и когда этого марганца надо добавлять в сталь! Тем более, её здесь ещё не лили, а выбивали молотами, с многочисленными нагревами, из крицы. Медленно, долго, некачественно и дорого. Принцип строительства доменной печи Аркадий помнил, но сталь ведь выплавляли в мартенах и конвертерах, а вот их устройство забылось прочно. И где набрать угля на массовое производство? Вырубить малочисленные местные леса? Сумасшествие. Природа за такое преступление отомстит, причём быстро. А вот где добывался в девятнадцатом веке коксующийся уголь, как его надо коксовать – бог весть. Самое обидное, если не на территории Запорожья, то в области Войска Донского, такие месторождения есть. Только где?

На привале, отложив обед на потом, все дружно рванули в недалёкую балку. Первым предоставить свою работу главнейшему из кузнецов, Петру Каменюке. Он достал свёрток, медленно и торжественно развернул его перед глазами почтенной публики. Присутствовавшей в очень ограниченном количестве. Было предварительно решено, что пока не доведут до ума изобретения, другим их не показывать. Насколько мудрым оно было, все узнали очень быстро. Впрочем, мудрость оказалась… неполной, мягко говоря. В свёртке было фитильное ружьё с укороченным стволом. Петро, священнодействуя, зарядил его порохом и наспех изготовленной крупной дробью и пальнул в стену балки. Эффект был потрясающий, но не во всём тот, что ожидался.

Аркадий смотрел не на кузнеца, а на стену, в которую он стрелял. Картечь туда попала, он это заметил, но куда больший интерес, если не сказать сильнее, вызвал у него кусок металла, просвистевший в нескольких сантиметрах от его носа.

«…мать!!! Ещё несколько сантиметров… чтоб!!!» – Аркадий повернул голову и посмотрел на испытателя. К счастью, тот почти не пострадал от разорвавшегося во время выстрела ружья (опять известное наше жл… пардон – знаменитая украинская бережливость), но вид имел… Гм… Чёрный порох производит не только толчок пули, но и немалое количество дыма. Вот от него, голова и лицо испытателя мгновенно покрылись копотью (не до черноты, но с первого взгляда испытатель выглядел плохой подделкой под Отелло). Петро, не уверенный, что из затеи получится толк, взял на переделку какое-то старое, полежавшее в земле ружьё. Всё закончилось несколько истерическим смехом, но вполне могло выйти боком любому из присутствующих.

Посмеявшись, приступили ко второму испытанию. Мушкета с изменённым прикладом работы кузнеца Семёна Тактреба. Хотя делать обычные приклады ему доводилось бог знает сколько раз, в этот раз он чего-то не учёл. Приклад сломался во время выстрела, ствол полетел назад, весьма основательно приложившись к уху второго испытателя. Ухо стремительно покраснело, стыдясь за такую оплошку хозяина. Посмеялись ещё раз, но нельзя сказать, чтобы громко и долго.

Третьим демонстрировал штык Сверлило. Длинный кинжал выглядел под стволом мушкета весьма грозно. Богдан трусцой подбежал к крутой стене балки и, хекнув, вонзил штык в землю. Что-то в его оружии громко хрустнуло, и испытатель пошатнулся, чуть было не упав, из-за неожиданно пошедшего в сторону ружья. Кинжал, видимо не смирившийся с ролью штыка, остался торчать в стене балки. Посмеялись ещё, совсем тихо и неуверенно.

«Странно, все принесённые на испытания стволы – фитильные. Ну, почему нет с колесцовым замком, мне ясно, такие дорогие игрушки любой прибережёт. Но почему нет ружей с ударным кремнёвым замком? Они вроде бы недороги, и в таборе я такие видел. Надо будет потом Ивана расспросить».

И здесь бы прекратить пошедшие куда-то не туда испытания. Не испытывать судьбу. Но её внятного предупреждения никто не услышал. Кузнецы и характерники были привычны к неудачным экспериментам, которые могут потом обернуться великой удачей. За дело взялся Юхим Наибало.

Он воткнул под острым углом в землю казацкую пику, подперев её тупой конец недлинной палкой. Взгромоздил на пику у земли нечто странное и несуразное, вроде длинного узкого жбана (обычная казацкая ракета) обклеенного камышом и какими-то другими растениями. Затем поджёг штуковину. Все смотрели на действо, как зачарованные, и никто не попытался помешать, хотя потом почти все утверждали, что имели нехорошие предчувствия.

Пошипев и подымив немного, странное сооружение дрогнуло и сначала потихоньку, потом всё быстрее и быстрее, двинулось вверх по пике, как по рельсу. Уже на пике оно стало издавать звуки. Взлетев, оно подняло жуткий свист и визг, не человеческого и не звериного толка. Будто какой демон из ада вырвался и решил немного пошалить. Хотя ракета от компании удалялась, все их лошади, кроме Иванова Чёрта, с паническим ржанием ломанулись прочь в обратную сторону. К сожалению, неприятности только начались. Неожиданно изменив траекторию, ракета резко взмыла вверх, поднявшись над стенами балки, а потом свернула в сторону расположившегося на обед казачьего лагеря.

Первым на нештатную ситуацию среагировал среди испытателей характерник. Он произнес несколько слов, красочно живописующих истинную генеалогию дураков-изобретателей и криворуких мастеров до десятого колена. Потом вскочил в седло своего Чёрта и рванул за уносившимися прочь лошадьми честной, но несколько ошарашенной случившимся компании. Аркадию подумалось: «Странное поведение у Чёрта. Очень уж нетипичное для лошади. Невольно вспоминаешь байку о проигравшемся бесе, однако…»

Если вы думаете, что запорожцы обрадовались развлечению в виде неожиданно запущенной в их табор ракеты, то вы ошибаетесь. Не обрадовались. Внезапный пролёт над их головами чего-то, испускающего дым с проблесками огня и воющего, как тысяча грешников в аду, вызвал в таборе, чего уж скрывать, сильное оживление. Лошади юмора не поняли и побежали бы от воющей жути, если бы в большинстве не были спутаны. Хотя пытались. С десятка два потом пришлось пристрелить, так как они умудрились переломать ноги. Ещё несколько умерли от испуга, сразу или в течение суток.

У казаков нервы оказались покрепче, никто из них не умер. Что, вообще-то, даже странно. И штаны в массе своей им, в отличие от алжирских пиратов в романе Елены Горелик, менять не пришлось. По крайней мере, в этом никто не признался. Правда, должен заметить, проверку никто не проводил.

Обед большинству куреней пришлось готовить заново, во время возникшей при пролёте ракеты замятни казаны поопрокидывали, обварив нескольким казакам ноги. На счастье не глядевших под ноги, вода в казанах не успела закипеть, ожоги были умеренные. Можно сказать, учебная тревога выявила высокие боевые качества запорожцев.

* * *

Нависшую над всеми испытателями опасность Иван понимал лучше всех. Казацкий полковник должен быть не только военачальником, но и администратором, и политиком. Ему самому случалось пользоваться моментами, когда недруг делал какую-нибудь промашку, и убирать соперника. Мёртвые не кусаются! Стивенсон ещё не написал свой бессмертный роман, но Иван думал и действовал иногда, как его герои. Сходный образ жизни диктует сходные нравы.

Верный Чёрт испугался страшных звуков не меньше, чем все, кто их слышал. Иван и сам, честно говоря, струхнул. Уж очень страшно, будто из другого мира, звучала эта ракета, чтоб её проглотил тот самый бес, который затеял эту катавасию! Но боевой конь не бежит от опасности, он её встречает. Остался на месте, оскалившись в стиле хозяина, и Чёрт.

Благодаря этому Иван и получил возможность броситься в погоню. Высказав основные тезисы по поводу происшествия – на развёрнутое изложение своих мыслей времени не было. Второй причиной краткости было сознание, что не меньше, а больше остальных, виноват сам. Вскочил в седло и рванул вдогонку за лошадьми спутников.

«Да кто ж мог знать, что обычная казацкая ракета, каких за свою жизнь столько по врагам запустил, может превратиться в адское оружие?! И с другими предложениями Аркадия не всё в порядке. Впрочем, сейчас не до этого. Шкуры спасать надо».

Но как же были все участники испытаний близки к смерти в эти минуты! Большие любители пошутить, степные лыцари такие шутки понимали плохо. Немедленное повешение было наиболее вероятным исходом подобных испытаний. Всех, кто принимал в них участие. Разозлившиеся сечевики и гетманов своих, случалось, вешали.

А человек, который мог бы указать казакам на виновников и сурово наказать негодяев, устроивших бучу, был. Наказной атаман имел полное право казнить и миловать. Уже несколько лет у них с Иваном была неприкрытая вражда. Характерник ни мгновения не сомневался, что эта сволочь с булавой попытается воспользоваться случаем и разделаться с ненавистным ему человеком. Заодно отправит на тот свет и попаданца, жизнь которого, с точки зрения русского патриота, сейчас важнее, чем жизни всего этого войска.

Вот и отправился Иван в погоню за лошадьми вместо того, чтоб стрелой лететь в казачий лагерь. Стоило обдумать происшествие, придумать доводы для толпы. Краткие, понятные, интересные казакам. Он ощущал себя сейчас человеком, который с плохо сделанным факелом залез в пороховой погреб. Малейшая неосторожность или, что обиднее всего, не зависящая от него случайность – и ему конец. А самым главным было защитить попаданца, способного изменить судьбу всей Руси к лучшему. Гетман его не пощадит.

Васюринского Филипп Матьяш ненавидел искренне и сильно, только вот предлогов для репрессий раньше не имел. Для казни популярного на Сечи куренного атамана нужен был железный повод, иначе и своей головой можно было поплатиться. Казаки своих куренных уважали и слушали куда больше, чем наказного и даже кошевого атамана (гетмана). Филипп наверняка не сомневался, что казаки васюринского куреня встанут за своего куренного горой. А они были четвертью его войска. Да и позиция сотни пластунов не вызывала сомнения. С характерниками они всегда дружили. Приходилось считаться Матьяшу и с тем, что в честь Ивана курень переименовали. В бумагах Сечи он теперь официально васюринским прозывался. Но под шумок такого безобразия, случившегося по вине Васюринского, может у него проскочить и казнь всех виновников.

Даже Чёрту вряд ли удалось бы быстро догнать убегавших словно от смерти лошадей. Да, летя, не разбирая дороги, они забежали в тупик, где и остановились, вздрагивая от каждого звука. Кому-нибудь другому кроме характерника быстро успокоить их вряд ли удалось бы. Пригнав коней к испытателям, из которых, кажется, только Наибало понимал, в какое трудное положение они попали, его и отправил вперёд, разведать в лагере обстановку, узнать, что делает гетман. На некрупного, умеющего делаться незаметным Юхима казаки могли поначалу не обратить внимания.

«Если гетман уже начал выступать за наказание виновников заварухи, – решил Иван, – будем прорываться прямо в Сечь, где у Пилипа руки будут коротки казнить куренного, половина куреня которого там осталась».

К счастью для изобретателей, Пилип приказал ноги коней своей личной сотни не путать, чтоб иметь возможность немедленно отреагировать на появление опасности. От ужасных звуков они удрали свет за очи. Все, ставшие вдруг безлошадными, посбрасывав вьюки с заводных, оседлав коней других казаков, рванули в погоню. Осознавший, что реальной опасности для сечевиков нет, но не сообразивший, какие из происшествия открываются перспективы, Пилип бросился в погоню за собственным конём. Азартным был человеком, любящим не просчитывать ситуацию и возможные последствия того или иного поступка, а действовать по наитию.

Настраивать казаков на фатальный для изобретателей исход дела было некому, поэтому появившихся из балки колдунов встретил разворошённый муравейник, а не организованная толпа линчевателей. До прихода европейцев американские индейцы числили самой страшной напастью полчища бродячих муравьёв. Разные там анаконды и ягуары и рядом не стоят по опасности с колонной таких насекомых. Не в обиду казакам будет сказано, сравнение их лагеря с местом стоянки кочевых муравьёв вполне корректно. Дёргать голодного и не связанного тигра за усы куда менее опасно, чем злить товарищество степных лыцарей. Кто-кто, а куренной прекрасно знал об этом.

Иван носился по лагерю, будто его кто всё время подстёгивал. Самому порой начинало казаться, что находится одновременно в двух разных местах. Шутил, здорово пригодились услышанные от Аркадия анекдоты, подбадривал растерянных, которых, не будь они казаками, можно было бы назвать испуганными. И льстил, льстил, льстил. В таком деле похвалы и восхищения достоинствами казаков – самое главное. Любят люди, когда их хвалят, и склонны забывать при этом разные сомнительные обстоятельства.

Одному, конечно, ему было не управиться. Подключал по мере возможности всех верных ему казаков, успевших более-менее очухаться. Незаменимым помощником оказался Юхим, уже гордившийся делом своих рук. Включились и остальные испытатели, только теперь начавшие осознавать, в какую жопу, то есть какую плохую историю они попали.

Очень кстати оказались две телеги с бочонками горилки из куренного обоза. Иван объяснил, что захватил их в целительских целях, а после чёртовой ракеты сам Бог не будет против, если казаки выпьют по чарке. Что в походе, вообще-то, запрещалось делать под страхом смерти. Но ведь всего по одной… Никто, несмотря на явное нарушение закона, никаких обвинений ему не выдвинул. Нарываться на разборку с обидевшимся характерником? Дурных таки не оказалось. Вот если б он мешал выпить, не посмотрели бы, что колдун, а если угощает по уважительному поводу, так кто ж будет против?

Весьма способствовало успокоению казаков и его объявление о бесплатной замене всех пострадавших из-за ракеты коней. Васюринский обещал заменить их на молодых, необъезженных. Чем сильно порадовал обеспокоенных потерей лошадей казаков. Чего ему это будет стоить и где он возьмёт столько денег, никого не волновало.

К моменту возвращения из степи наказного атамана Матьяша ни о каком линчевании не могло быть и речи. Все с шутками-прибаутками делились впечатлениями от общей паники и поведения в это время того или другого казака. Да и мощь такого оружия против татар им объяснять не надо было. Внушить своим коням, что летящий на них ужас – безвреден, татарам наверняка не удастся. В первый раз пришлось выступить перед широкой публикой и Аркадию.

Очень удачно получилось, что он не знал тогда о продолжавшей висеть над его головой смертельной угрозе. Выступал уверенно, спокойно и доходчиво. Не убежденный, что достаточно знает язык семнадцатого столетия, говорил попаданец короткими фразами и самыми простыми словами. Благодаря чему был услышан, понят и вызвал у толпы положительный отклик. Его сообщение, что своих коней к таким звукам приучить можно, только это займёт недели три, встретили с энтузиазмом. Появился шанс смести не только лёгкую татарскую конницу, такое им случалось и без ракет делать. Теперь можно было вырубить знаменитых польских гусар, как бы не лучшую кавалерию Европы, противостоять которой ранее они могли только из укреплений, хотя бы передвижных. С этого момента в войске началась слава Москаля-чародея.

Обошлось. Сохранил Бог от позорной безвременной смерти. Очень кстати им самим была выставленная Иваном горилка, Аркадию показавшаяся жуткой гадостью, запахом и вкусом – как деревенский самогон, изготовленный на продажу. Ещё несколько дней назад он и представить себе не мог, что будет пить такую бурду. Но ждать поставки вин из Франции не приходилось, выпил как миленький. Главное, горилка помогла в расслаблении нервной системы, а качество… не та ситуация, чтоб привередничать.

* * *

«Ёпрст! Это получается, сегодня я два раза был на волосок от смерти, причём залез в смертельно опасные ситуации сам, а вывел меня оттуда Бог. Или там судьба, удача… Если немедленно не начну думать собственной головой, никакого везения не хватит. Да и Бог может отвернуться от такого раззявы. Не стоит больше испытывать его долготерпение. Чёрт! Ведь мелькнула же мысль – перед испытанием ракеты – отложить его, слишком близко лагерь. Но промолчал, засунув язык в… куда его засовывать не стоит. Понадеялся на авось. А ведь у Горелик немец проводил испытания на отдалённом полигоне. Что значит – немец! Сначала обдумает, потом делает. А мы – натворим дел, потом расхлёбываем. Героически преодолеваем последствия собственной дурости. Национальная традиция, однако. Вон и Иван к ночи, в шатре, выглядел не тигром, а побитой собакой. Тоже здорово перенервничал. Теперь железно: сначала думаем, потом делаем».

Естественно, казаки быстро вычислили, чьих рук дело эта паника. Да он и сам этого не скрывал, наоборот, хвастался. Юхим и до того был в войске хорошо известен. С чьей-то подачи решено было, что старое прозвище ему не подходит, и его тотчас метко переименовали в Срачкороба. В сравнении с прежним именем, новое было почти приличным. Особенно если вспомнить, кто его носил. Кстати, про его известность и немалый авторитет я, ей-богу, тоже не приврал. Неудобопроизносимые, при дамских ушках, прозвища, ни в коей мере не означали низкого статуса носивших их казаков.

27 березня 1637 года от Р. Х. Опять утро

Аркадий, спасибо Ивану, относительно выспался. В это утро его даже проклятые ссадины не очень доставали, так сильно болела голова. После вчерашних треволнений и горилки. Просыпаясь, надеялся увидеть привычный и родной потолок своей хрущобы. Но его ждало жестокое разочарование: вокруг по-прежнему были семнадцатый век и Дикая степь. В одном флаконе.

От огорчения голова разболелась ещё сильнее. Однако и в таком состоянии он заметил, что Иван выглядит также не лучшим образом. Выяснилось, характерник совсем не спал, установив в своём курене усиленное поочередное дежурство, всё из-за опасений нападения наказного гетмана. Повод казнить врага у того был, а права наказного атамана – до истечения срока полномочий – мало отличались от диктаторских или царских. Другое дело, потом ему предстояло держать ответ перед казацким кругом за все свои действия и бездействия. За казнь популярного куренного, вероятно, головой. Но поделился Иван предчувствием, что вздорный Пилип может рискнуть. В атаманы у казаков трусы не пробиваются.

Вроде бы снова обошлось. Ночь прошла спокойно. Не явился для выяснения отношений Пилип и утром, хотя, как походный гетман, был обязан расспросить виновников беспорядков, узнать причины устроенного ими безобразия, наказать их, если надо. Подивившись такому его поведению, занялись своими делами. Ещё вчера, после замятни, казаки дружно постановили устроить на этом самом месте дневку. Вот и компания испытателей, кузнецы и Юхим Срачкороб, подтянулись к шатру Ивана, чтоб сразу после завтрака махнуть подальше в степь, проверить очередные варианты нового оружия. Наученные горьким опытом, поехали подальше, в сопровождении вооружившихся до зубов десяти казаков из васюринского куреня. Ещё два десятка были высланы патрулировать края балки поверху.

«Если в каком месте что-то прибывает, то в другом обязательно, убывает». Кажется, подобным образом кто-то из великих учёных сформулировал закон сохранения вещества. Аркадий примеривался, как его переформулировать в отношении собственных болевых ощущений. Утром зверская боль в голове отступила, позволяя себе только молниеносные вылазки в виски. Зато, воспользовавшись этим отступлением, вернулась боль в седалище, ногах, особенно коленях и боках.

«Воистину, если у вас болит голова, выпейте бутылку касторки. Вас так пронесёт, что о голове и думать забудете. Мне сейчас для полного счастья только поноса не хватает. Что там, интересно, наши мастера наваяли?»

Мастерам и самим было интересно. По пути обсуждали в основном новую ракету. Вчера Аркадий долго объяснял Юхиму Срачкоробу принципы аэродинамики. Которые, если честно, и сам знал очень приблизительно. Отъехав по балке не менее чем на пять вёрст, посчитали найденное место подходящим. Казаки десятка охранения разделились, часть прошла пешком вперёд, остальные вернулись на версту назад, где по пути был замечен овраг, впадающий в балку. В нём лошади должны были меньше испугаться звука от полёта ракеты, пусть и далёкого.

Начали, однако, с испытания дробовика. Петро Каменюка размотал свой свёрток, и глазам товарищей предстало его новое изделие. Аркадий сгоряча подумал, что для надёжности кузнец насадил на приклад небольшую пушечку. Калибра немецкого противотанкового орудия времён начала Второй мировой. Ну, может, самый чуток поменьше. С толщиной ствола у неё тоже явно было всё в порядке. Дробовик удивил не только его, но и других испытателей. Петро гордо сообщил, что после вчерашнего случая он решил подыскать ружьё понадёжнее и выбрал для переделки в дробовик русскую пищаль. Для стрельбы дробом предназначенную изначально. Русский вариант знаменитых гаковниц. Как и почти все русские пищали, фитильную.

– Пятьдесят лет прослужила и ещё столько прослужит! – восхищался надёжностью огнестрела Петро.

Судя по скептическому молчанию, другие изобретатели его энтузиазма не разделяли. Пока Каменюка заряжал свою пушку, все без постыдной поспешности, но и без малейших задержек, отошли от места предстоящих испытаний метров на двадцать. Аркадий порывался отойти ещё, но все остальные остановились, и он встал рядом с ними. Чувствуя себя достаточно неуютно, всё вспоминался кусок ствола, просвистевший перед носом накануне.

Наконец Петро прицелился и бахнул в стену балки. Бахнул так бахнул, за двадцать метров уши заложило. Не случайно гаковницы делались с крюком (гаком) у конца ствола для ослабления отдачи, которая при выстреле у них была соответствующей калибру. По нынешним временам – пушечному. Видимо Каменюка подзабыл особенности стрельбы из такого оружия, потому как ствол при выстреле у него задрался, картечь вызвала маленькую осыпь с высоты в метра три от дна балки. Кузнец покрутил головой, проковырял по очереди, не выпуская из рук огнестрельное чудовище, оба уха и принялся неспешно снаряжать оружие для нового выстрела.

Остальные члены колдовской кампании (слышали бы вы, что о них говорили казаки этой ночью) – вчерашние уроки не прошли даром – благоразумно остались на прежнем месте. Во время следующего выстрела Аркадий, вспомнив какой-то фильм (или книгу), открыл рот и прикрыл ладонями уши. Помогло, оглушающего воздействия на слух не последовало. Кстати, картечь опять пошла высоковато, даже такому здоровяку, как кузнец, удерживать укороченную пищаль было тяжело. Аркадий обнаружил, что основной её заряд попал в стену на уровне его головы. С десяти саженей крупная картечь проникла глубоко в землю, пришлось здорово поковыряться, прежде чем извлекли первую картечину. Посоветовавшись, решили, что для дробовика хватит не половины, а четверти обычного заряда пороха, стрелять-то он предназначен на малое расстояние.

Дальнейшие испытания его отложили, хотелось показать и посмотреть другие новинки.

Переделанный приклад ружья на этот раз не сломался, но точно из него стрелять стало, пожалуй, сложней, чем раньше. Аркадий вспомнил, как выглядел приклад СВД, и повторил объяснения, какие изменения надо внести.

Кинжал-штык держался сегодня крепко. Богдан с видимым удовольствием воткнул его несколько раз в стену, дал побаловаться другим участникам испытаний. Но Аркадий был вынужден огорчить изобретателя. Утяжеление ствола явно ухудшило балансировку оружия. А из него ведь требовалось в основном стрелять.

– Надо либо облегчить крепление и вставить туда более лёгкий кинжал, либо сделать его съёмным и легко вставляемым и вынимаемым.

Сверлило полез чесать уже чуть заросший затылок. За всеми делами и ему, и другим кузнецам, брить голову последние дни было недосуг.

– Ну-у… надо подумать.

– Я подскажу тебе, как можно переделать кинжал в штык. Собственно, я вроде говорил о штыках, приходи вечером, нарисую и объясню подробнее. Понадеялся, что удастся приделать кинжалы без большой переделки, видимо напрасно. Впрочем, основной частью штыка кинжал служить может.

Приступая к четвёртому испытанию, Аркадий ощущал некоторый мандраж. Да и у остальных, после вчерашнего-то, на душе было неспокойно. Но уж очень эффективно подействовала переделанная ракета на казачьих лошадей. Татарские и польские кони наверняка окажутся к её воздействию не более стойкими.

Юхим, безусловно, учёл вчерашние замечания Аркадия. К бокам и верху корпуса были приделаны небольшие крылья. Вряд ли стоило их делать так похожими на птичьи, а верхний стабилизатор вообще смахивал на плавник касатки, но откуда человеку семнадцатого века знать, как должны они выглядеть? Аркадий и в двадцать первом знал весьма приблизительно. Видимо, рисункам на песке Юхим поверил не до конца. Куда более симметрично прикреплён был и камыш с другими, более тонкими пустотелыми растениями.

Юхим установил такую же, как вчера, пусковую установку, положил на неё ракету, перекрестился. Все, и Аркадий, дружно повторили этот сакральный жест.

– Господи, помоги! – вслух взмолился Юхим и поджёг запал. Сначала всё было как в первый раз. Ракета пошипела, потом, постепенно набирая скорость, двинулась по длинной пике, при вылете с неё начала звучать, быстро завыв при полёте. Но тут от неё что-то отвалилось, она, изменив тон звучания и совершив резкий вираж, врезалась в один из склонов балки.

Отвалившимся кусочком оказалось плохо приделанное крыло. Юхим начал материться сразу на нескольких языках. Помимо славянских слов (русских, украинских и польских) ухо попаданца уловило тюркские, арабские и, вероятно, кавказские. Чувствовалось, что человек очень раздосадован. Аркадий поспешил его успокоить.

– Да не виноват ты ни в чём! В новом деле неизбежны ошибки. Следующая ракета полетит лучше. Только, пожалуйста, учти обязательно мой совет о форме крыла, оно должно быть другим, треугольным.

Времени до обеда оставалось много, поэтому решили завершить испытания дробовика. Для стрельбы в реальном бою он был заведомо малопригоден. Даже с ослабленной до четверти нормы порцией пороха давал при выстреле сильнейшую отдачу, был неподъёмно тяжёл и неудобен в обращении. В общем, украинская бережливость, серия вторая. Решился на выстрел из этого монстра и Аркадий.

Прикидывая, как при выстреле не допустить задирания ствола, он краем глаза, заметил шевеление кустарника, из-за отсутствия листьев никого не способного скрыть, вверху, на краю балки.

«Вроде бы, люди, а не животные. Охрана, что ли?» – подумал попаданец и пальнул в нарисованный на склоне балки круг.

Отдача у стрелкового монстра была жуткая. Приклад набил Аркадию ещё один синяк, на плече (что леопарду лишнее пятно на шкуре?), нешуточная отдача качнула, вынудив прилагать немалые усилия, чтобы не упасть. При этом он невольно поднял взгляд и обнаружил, что наверху, на краю балки, стоит ряд людей с луками и стрелами в руках.

– Смотрите! – крикнул он, указав пальцем на возникшую опасность.

Все его товарищи подняли головы, а из кустов вниз полетел человек. Бог его знает, почему. Стрельба из лука предъявляет куда более жёсткие требования к позиции, чем пальба из винтовки. Возможно, упавший встал слишком близко к обрыву на непрочную почву, которая и поехала вместе с неосторожным вниз. Видимо, падая, он себе что-то отшиб, потому как, резко вскрикнув, потерял на дне балки сознание.

Увидев, что на дно балки упал, судя по одёжке, татарин, а невдалеке свалился на песок его лук, никто на помощь к свалившемуся не поспешил. Все как один, будто долго и старательно тренировались, ломанули к той самой стенке балки, с которой упал лучник. Вероятно, поэтому первый залп лучников оказался крайне неточным, они даже подранить никого не сумели.

Первым стартовал и подбежал к стене балки Васюринский. Гаркнув на всю балку, он призвал всех следовать за ним, в пещеру-схованку. Лидерство знаменитого на Сечи куренного оспаривать никто не стал. Казаки цепочкой побежали за характерником вдоль стены. На счастье колдовской компании, стреляли по ним из слабых луков, поэтому несколько попаданий в торс прошли без заметного урона. Никто из них не поленился утром надеть доспех. Да и после падения одного из них, остальные невольно стали беречься, опасаясь подобной участи, что точной и быстрой стрельбе не способствовало.

Одна из стрел пролетела в неприятной близости от носа Аркадия, вызвав у него дополнительный выброс адреналина.

«Чёрт! Нос мой кого-то смущает? Иначе, чего его всё время пытаются отчекрыжить?» Аркадий действовал вполне разумно. Больше трёх шагов без изменения направления бега не делал, стрелять вверх не пытался. Уже у пещеры поймал-таки пару стрел, в бок и плечо, к его великому счастью, пробивших бронежилет вскользь, не втыкаясь в тело, лишь слегка его поцарапав. Титановые-то пластины на бронежилете были только на груди и на спине. Опять повезло.

Долгожданная пещера, казавшаяся с первого взгляда неглубокой промоиной в лёссе, была близко. Аркадий влетел в неё, будто действительно имел крылья. Пробежав по инерции несколько шагов, запнулся об чьи-то ноги, не упав только из-за Богдана, за которого невольно схватился.

Выяснилось, что от стрел пострадало два кузнеца. Богдану стрела чиркнула по уху, вызвав обильное, но не опасное кровотечение, а Каменюке, бегавшему медленнее всех в честной компании, стрелы воткнулись в обе икры. Ещё ему попали три раза в туловище, но добрая кольчуга защитила. Раны были не пустячные, но и не слишком серьёзные. У остальных ран не было, хотя стреляли напавшие неплохо, на поражение. Не учли, что и возле собственного лагеря казаки будут в защитных доспехах.

– Панове, подождите, мне надо факелы найти, они где-то здесь должны быть, – обозвался Васюринский. – Сейчас достану кресало.

Пока он возился, многокарманной одежды в те времена не было, всякую полезную в быту мелочь хранили по кисетам, кошелям и сумкам, у Аркадия было время подумать.

«Ясное дело, перед товарищами по работе скрывать моё попаданство глупо, безнравственно и нерационально. Всё равно потом придётся признаваться. Так почему не сейчас?»

Аркадий достал зажигалку и, подняв руку, нажал на кнопочку зажигания. С очень хорошо слышным в пещерной тиши щелчком густой сумрак исчез под напором света от маленького огонька в высоко поднятой руке Аркадия. Зажигалку в кулаке видно не было, для непривычного человека могло показаться, что огонёк исходит прямо из руки.

– Так тебе найти факелы не легче будет?

Взгляд, которым наградил его характерник, походил, скорее, на волчий, чем благодарный. Нетрудно было догадаться, что расставаться с тайной попаданца Васюринскому не хотелось. Для разборок, однако, было не место и не время, характерник быстро осмотрелся и достал откуда-то несколько палок с обмазанными смолой концами. У остальных присутствующих огонёк из кулака молодого характерника ажиотажа не вызвал. На Сечи все знали, что эти колдуны и не на то способны. Так что мысли об объяснении по поводу зажигалки Аркадий отложил на потом. Зажёг факел и спрятал потихоньку зажигалку в карман.

Первым делом Иван выдернул из ног Каменюки стрелы, осмотрел раны и признал их неопасными.

– Если дочку замуж осенью отдавать будешь, сможешь танцевать гопака не хуже, чем в молодости. А чтоб раны не загноились, я их присыплю своим лечебным порошком.

– И как мы от этих татар будем спасаться? На открытом месте постреляют же, как курей! – обратился Аркадий к характернику, дождавшись окончания врачебных процедур. Тот был, безусловно, старшим здесь по занимаемому в Сечи положению.

– Татар? С чего ты взял, что напали на нас татары?

– Так упавший же сверху в татарской одежде был. И стреляют по нам из луков, причём даже мне понятно, слабеньких. Кто же это может быть, как не татары?

– Те, кто хочет выглядеть как татары. По тому краю балки мой десяток должен дозор держать. Чтоб их перебить, не меньше нескольких десятков татар нужно, да без шума у них это не получилось бы. А никакого шума наверху не было. Значит, не было там боя.

– Так кто ж это?

– Подсылы нашего походного гетмана. Прозевал он возможность меня убрать открыто вчера, теперь решился действовать тайно. Давно у нас с ним нелюбовь сильная. Но что он на такое решится, ни я, ни те, кто меня с ним посылал, не думали.

– Что же нам делать?

– Ясное дело, убивать тех, кто покусился на нашу жизнь!

– Да как же мы их убьём, если они сверху и невидимы нам, а мы внизу и сразу станем мишенями, если вылезем из этой пещеры. А задерживаться здесь, мне кажется, нам тоже нельзя.

– Правильно тебе кажется, не стоит нам здесь сидеть. Раз те, наверху, продолжают, несмотря на явную бесполезность, постреливать по входу в пещеру, значит, стараются задержать здесь. Вряд ли Пилип бросит на нас свою сотню, уж очень грязное дело, проговорится кто, висеть ему на солнышке. Послал убивать самых доверенных, не больше десятка, им с нами никак не справиться. Значит, кого-то ждут.

– Да кого же они могут ждать?

– Странный ты человек, кого можно ждать в Диком поле? Татар, настоящих татар. Прискачет сотня, тут нам и конец. А на стрельбу никто не поспешит, все подумают, что мы опять что-то испытываем.

Аркадий помолчал, усваивая полученную информацию. Особого волнения, не говоря уже о панике, в голосе и поведении Ивана заметно не было. Пожалуй, он уже успел что-то придумать.

– И куда мы с тобой полезем?

– В задницу, можно сказать. Пещера эта имеет два выхода. Второй оканчивается невдалеке в стене балки, в промоине. Узкой, очень крутой, но идущей от самого верха до низа. Вряд ли они и за промоиной наблюдают. Мы этим воспользуемся.

– Мы вдвоём?

– Тебя б я совсем не брал, да придётся. Один боюсь, не управлюсь, а у Юхима такого пистоля нет. А на его обучение нет времени. Втроём полезем, я, ты, Юхим, он у нас тоже мастак лазить в разные дыры. Справишься?

Несмотря на сомнительные для всех перспективы, казаки дружно заржали. Видимо вспомнили какие-то общеизвестные случаи из жизни товарища. Судя по прозвищам, того ещё жука.

Не глядя на цейтнот, тщательнейшим образом обсудили дальнейшие свои действия. Ясно было, что и без того не шустрый Петро после ранений бегать не сможет. Ему постановили заряжать оружие товарищам и лежать в сторонке, по которой стрелять не будут. Отвлекать внимание врагов на себя предстояло двум другим кузнецам.

– Иван, а нам ведь лезть в гору. Давай снимем свои доспехи… – Аркадий хлопнул себя по бронежилету. – Лезть вверх без них будет удобней.

Иван молча поиграл пальцами, обдумывая предложение попаданца, и нашёл его дельным.

– Хорошая мысль. Снимай.

И сам стал снимать свой жупан, из-под которого у него светилась кольчуга.

– А что это за пистоли, которых у других нет? – встрял в разговор Богдан.

Иван крякнул, потому как понял, что оговорку допустил не Аркадий, а он сам, а попаданец ответил.

– Многозарядные.

– Многоствольные?

– Нет, ствол у них один, а зарядов во врага, один за другим, можно выпустить много.

– Разве такие бывают?

– Бывают, и, если мы выберемся из этих неприятностей, вы сами их делать будете.

– Об оружии после поговорим. Если живыми останемся, – подхватил тему Иван.

– Действительно, сейчас главное для нас – остаться в живых! – поддержал товарища Аркадий. – Поэтому предлагаю на время боя нам троим превратиться в земляные холмики.

– Колдовать будете? – загорелись глаза у заинтригованного Юхима. Остальные также проявили живейший интерес к предложению молодого колдуна.

– Нет. Зачем? Перемажем лица родимой землицей, чтоб нас не выдавала, извозюкаем до черноты рубахи и накроемся ими с головой поверх шапки и другой одежды. Когда вылезем наверх, заметны не будем. Если кто из врагов и приметит краем глаза земляной бугорок, то внимания не обратит. Ну, а присматриваться к себе поподробней мы ему не дадим. Да и вы ведь здесь будете их внимание отвлекать.

Юхим выглядел разочарованным. Уж что-что, а маскироваться казаки умели тогда, как никто другой. Другое дело, волшебство… Шапки, кстати, примерившись, сняли. Ком чернозёма для маскировки сбегал и достал, увернувшись от нескольких стрел, Юхим.

Везение – или божье покровительство – Аркадия не оставило. Как задумывалось, так и получилось. Но далеко не сразу. Сначала пришлось пробираться, порой на четвереньках, по длинному, явно рукотворному ходу. Не надо быть интеллектуальным гигантом, чтоб догадаться, что не случайно они сегодня проводили испытания вблизи этой пещерки, а сама она – одна из характерницких ухоронок. Колени… ну, не будем о грустном.

Выбрались, в конце концов, из пещеры в эту боковую промоину. Где началась очередная порция мучений попаданца.

Щель в стене балки действительно прикрывала от боковых взглядов, увидеть их мог только затаившийся над самой щелью, да и то не сразу. Но эти остатки небольшого водопадика, меньше всего подходили для передвижения человека, не имеющего скалолазной подготовки. У Аркадия, с крайним скепсисом смотревшего на мазохистские забавы скалолазов, альпинистских навыков не было. Лезть же пришлось. Пару раз только узость чёртовой щели спасала его от падения вниз.

«Полного счастья в виде поноса у меня ещё нет, но с каждым днём я к нему приближаюсь. Вот и пальцы ободрал, мышцы кистей начали болеть от перенапряжения. Интересно, через пару недель в моём организме что-нибудь неповреждённым останется? Дьявольщина, ведь минимум трое приятелей занимались этим долбаным скалолазанием, меня не раз приглашали, чего, спрашивается, было не пойти? Сейчас бы взбирался спокойно, не опасаясь обделаться от страха. Так нет, торчал у компьютера, романы читал с комментариями таких же идиотов! Боевыми искусствами, правда, занимался, так в мире, где все саблями размахивают, этим умениям грош цена».

Всё имеет конец. Кончился и тяжёлый подъём. В состоянии рыбы, вытянутой на берег, Аркадий распластался на горизонтальной (весьма относительно) поверхности, с завистью наблюдая, что Иван и Юхим устали куда меньше. Иван дал ему отдышаться и немного отдохнуть, стрелять в таком состоянии Аркадий мог только в молоко или белый свет. Однако, как только у попаданца перестали трястись руки, характерник шёпотом (точно, все колдуны – садисты!) погнал его вперёд. Было решено ещё внизу, что они вдвоём, из своих ТТ перестреляют не маскирующихся наверху стрелков, а Юхим покараулит им спины, чтобы никто сзади не подкрался. Лучников оказалось всего шестеро. Один подраненный лежал в позе эмбриона и событиями в мире на данный момент не интересовался. Иван поднял палец, привлекая внимание Аркадия, потом дал знать, что будет стрелять в трёх находившихся дальше от них.

Расстрелять пару человек, стоящих к тебе спиной в тридцати метрах, для неплохо умеющего стрелять из пистолета не очень сложно. Аркадий сделал это без труда. Иван, одна из мишеней которого находилась в пятидесяти метрах, тоже не потратил ни одного лишнего патрона. Задерживаться наверху тройка контртеррористов не стала. Иван посчитал, что их не обязательно даже обыскивать. Юхим, так никого не обнаруживший, на всякий случай добил раненного стрелой, и они отправились вниз. Хотя большую часть спуска была возможность держаться за закреплённую наверху верёвку, Аркадий получил дополнительную порцию отрицательных эмоций и довёл состояние кистей до среднего по организму в целом уровня.

Вернуться в лагерь им больше никто не помешал.

Шатёр походного гетмана двумя часами спустя

День был в разгаре, но в шатре наказного атамана Филиппа Матьяша царил сумрак. Как и в его душе. Жгла её, душу, дикая обида на несправедливость судьбы. Не прикажи он сам вчера не спутывать ноги коням личной сотни, проклятого колдуна давно бы уже клевали вороны. А так, когда выловили, не всех, кстати, лошадей и вернулись в лагерь, казачки после дармовой выпивки расслабились и подобрели. Поднять их на казнь знаменитого куренного и характерника было явно невозможно. Появился сегодня новый шанс: прибить и свалить вину на татар, так посланцы обделались хуже, чем от той ракеты. Со страху перед колдуном никого убить не сумели, будто те и вправду зачарованы.

«Да кой чёрт зачарованы! Луки им надо было брать посильнее, и я не сообразил. Теперь и жалеть поздно. Упустил случай убить втихую колдуна, обидчика проклятого».

– Не мямли! – гаркнул походный гетман. – Отвечай внятно, никто здесь нас не подслушает.

Джура вздрогнул и попытался ещё больше сжаться, сделаться незаметным, хотя и до того орлом не смотрелся. И легко было догадаться, что проклятого колдуна он боится больше. Это стоя-то перед гетманом, имеющим право казнить и миловать! Филиппу стало ясно, что живым его из шатра выпускать нельзя, но стоило напоследок расспросить подробней.

– Да бесполезно обычными стрелами в них стрелять! Сам видел, батько, отскакивают от них стрелы!

– А может, от доспехов отскакивали стрелы?

– Может, и от доспехов. Только ж там все колдуны были, зачем им доспехи, они же заговорённые.

– Так были у них доспехи или нет?

– Не знаю, батько. Может, и были. Только биться об заклад готов, что без колдовства там не обошлось.

– Ладно, чёрт с ним, их колдовством. Дальше рассказывай.

– Во-во, точно нечистый там руку приложил! Потому как, значит, мы татар ждём. Я решил глянуть, что там с Стецьком. Посмотрел, значит – не жилец Стецько. Залез я в ямку там же, рядом, чтоб прикинуть, можно ли бедолагу в ней прикопать. А тут слышу: Бах, бах, бах! Часто-часто, будто много казаков шмаляет. Оглянулся я, выглядываю осторожненько, а сзади на ровном месте холмики земляные появились, навроде кротовых. И, кажись, оттуда не иначе бесы черномордые в наших ребят стреляют. И слушайте, батьку, никакого дыма от выстрелов. А все уже мёртвые лежат. Думаю, всё, конец мне. Но видно, божья мать верующего в её сына от лютой смерти защитила. Не заметили они меня. Исчезли вместе с холмиками. Были и… нет их. Как и не было. Страх господень!

– Чего ты несёшь, какие холмики?

– Земляные, батьку, чёрные. Там батьку, земля чёрная. Чернозём.

– Какой чернозём?!

– Известно какой. Обыкновенный. Ох, и хорошо на нём, батьку, рожь растёт. И гречиха, и другие разные растения.

– Тьфу! – сплюнул гетман. Ему стало ясно, что от напуганного джуры толкового ответа не добиться. Сам гетман не боялся ни чёрта, ни божьего гнева. Будто предчувствуя судьбу, джура преданно смотрел в глаза своему повелителю, показывал послушание и готовность отвечать. Да, кому как не ему, гетману, знать цену такой преданности. Он достал заветную бутыль, дар добрых друзей из ордена Иисуса Сладчайшего, и налил слуге чарку.

– На, вот, выпей, для успокоения и за помин убиенных. И я с тобой выпью.

То, что в чарку гетмана было налито из другой бутылки, заметить было мудрено. Они выпили, закусили сушёным мясом. Джура вроде бы расслабился и немного успокоился.

– Ох, доброе у тебя, батька, вино. Сладкое да вкусное. И крепкое, наверное. Меня что-то сразу в сон начало клонить.

После этих слов, он закрыл глаза и опрокинулся на ковёр, на котором сидел. Лицо заснувшего человека выглядело довольным, можно сказать, счастливым.

«На такую сволочь приходится тратить такое дорогое зелье! Эх, как жаль, что к колдуну с ядом не подойдёшь. Чутьё на опасность у него как у битого волка. Будто и вправду бес-прислужник его остерегает. Ничего, доберусь до его шкуры, никакие бесы и демоны его не спасут!»

Гетман выглянул из шатра, позвал казаков из личной сотни и попросил их отнести уставшего товарища на место ночёвки.

– Пусть полежит бедняга, устал, мои поручения выполняя.

Дежуривший у шатра десятник покрутил головой.

– Ох, батьку, погубит тебя твоя доброта. За десяток саженей можно унюхать, от какой усталости он с ног свалился.

– Ладно, не бурчи. По важным делам парень ездил, переволновался, вот от одной чарки и свалился. Положите там его аккуратно, пусть отдыхает, я им доволен.