Читать книгу Дальнейшие похождения Остапа Бендера - Анатолий Вилинович - Страница 6
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ
Глава IV. О ТОМ, КАК ШУРА БАЛАГАНОВ ИЗБЕЖАЛ ДОПРА
ОглавлениеЛюбопытная вещь. Обыкновенный человек, став пассажиром, превращается уже не в того, кем он был до этого. С момента, когда он еще до поезда, вступает на территорию вокзала, жизнь его резко меняется. Его встречают услужливые носильщики с медными бляхами на груди, освобождают руки пассажира от багажа и сопровождают его к поезду. Теперь он уже не сам по себе, он принадлежит железной дороге и обязан исполнять все ее правила. Эти строгие железнодорожные порядки он поругивает, хотя понимает, что без соблюдения их обойтись нельзя.
Железнодорожный пассажир – это человек особого склада. Он очень осторожен и всегда спешит. На вокзал он прибегает задолго до отхода поезда, хотя ему хорошо известно, что поезд не уйдет раньше времени. Отдав себя во власть железнодорожного начальства, он переживает за свое благополучное путешествие. На вокзале он ко всему относится с недоверием. Ему кажется, что кассир дал ему не тот билет, что в камере хранения вскроют чемодан и переполовинят его вещи, что его плацкартное или купейное место в вагоне будет занято другим пассажиром.
Одним словом, он не верит в железную дорогу и никак к ней не привыкнет.
До Христиновки, где была пересадка на поезд, следующий в Киев, Остап проехал без особых трудностей. Зато на этой узловой станции было столпотворение.
Поезда в Киев надо было ждать до следующего дня. А поезд на Черкассы отходил через час. Разговорившись с одним из пассажиров, Остап выяснил, что из Черкасс можно легко проплыть на пароходе, следующим из Екатеринославля в Киев и дальше. И Бендер решил садиться в поезд, отправляющийся в Черкассы.
Посадка в общий вагон поезда не дальнего и не скорого следования носила обычный, крикливый и скандальный характер. Пассажиры с тяжеленными мешками, узлами и чемоданами носились вдоль поезда от одного вагона к другому, толкая и давя друг друга, чтобы поскорее занять свободное еще место в вагоне.
Остап со своим баульчиком, в котором было все необходимое для дороги, пробился к проводнику со словами:
– Разрешите, разрешите командировочному естествоиспытателю! Гражданка, куда же вы? Это же не ваш поезд! Дядя, отодвинь свой багаж!.. А вы, папаша…
Бендер предъявил билет усатому кондуктору и наконец ворвался в вагон.
Перешагивая через вещи, загромождающие проход, Остап успел все же занять среднюю полку и со вздохом промолвил:
– Никакого сравнения с литерным…
Паровоз длинным гудком заглушил крики пассажиров все еще штурмующих двери вагонов, и поезд медленно тронулся, сначала назад, а затем вперед.
В Черкассы Остап прибыл утром. От железнодорожного вокзала к речному он подъехал на телеге. Прокричав на прощанье возчику:
– Папаша, удачной тебе погрузки! – пошел знакомиться с расписанием и приобретать билет на пароход до Киева.
Купив билет, Бендер в ожидании парохода стал прогуливаться по берегу Днепра.
Река сверкала на солнце водной чешуей. Носились крикливые чайки, высматривая добычу. У соседнего грузового причала скрипели такелажные блоки. Шла погрузка парохода «Унеча». Пахло рыбой и просмоленной пенькой. Рейсового парохода с низовьев Днепра не было. Это очень беспокоило ожидающих его пассажиров.
Наконец к вечеру на Днепре в весенней дали прогудел пароход. В прошлом «Екатеринославль», а в дни военного коммунизма переименованный в «Пролетарий» пароход, шлепая плицами своих двух огромных колес, подобрался к пристани. Береговой речник и два дюжих матроса на борту парохода прикрепили судно канатами к дубовым сваям, и после высадки прибывших пассажиров, началась посадка.
Давки не было. Пассажиры выстроились один за другим, предъявляя билеты, стали всходить по деревянному трапу на борт «Пролетария».
Закончив посадку, пароход, усиленно работая колесами, отвалил от причала. Остап в последний раз окинул взглядом городок, не совсем ясно видимый в дождливых сумерках, и спустился вниз, где размещался «салон третьего класса» Остап поморщился от устоявшегося там запаха пищи и скученности пассажиров. С мешками, тюками и корзинами их набилось сюда до такой тесноты, что отыскать место для сидения, а тем более для лежания на одной из скамеек, было делом безнадежным. И великий комбинатор, пожалев, что не взял билет, если не первого, то хотя бы второго класса, решил посидеть как можно дольше в ресторане.
Заняв место за свободным столиком у прямоугольного окна ресторана, который размещался на средней палубе парохода, Остап заказал отбивную с жареным картофелем, сельдь с маслинами и графинчик водки.
В единственном на пароходе ресторане, которым могли пользоваться пассажиры всех классов, посетителей было мало. Тишину зала нарушали только шумы пароходных машин да шлепанье плиц по воде.
Молодой парень в не очень свежем фартуке, но с рябой «бабочкой» на воротнике белой рубашки, заученными движениями расставил перед Остапом заказ и, старорежимно поклонившись, удалился на кухню.
Над рекой уже сгустился дождливый вечер, и живописные берега могучего Днепра просматривались неясными очертаниями. Но Остап все же всматривался в медленно проплывающий вдали берег, вытянув под столом ноги, освобожденные от штиблет. Ел, пил и наслаждался ресторанным уютом, подумывая по привычке о своих ближайших действиях после прибытия в Киев, куда «Пролетарий» должен был прибыть утром следующего дня.
Ресторан по-прежнему не густо пополнялся пассажирами. Но вот в зал его вошел рослый плотного телосложения молодой человек в нарядном костюме. Тряхнув рыжими кудрями, он сел за свободный столик у противоположной стороны от Бендера и властно провозгласил:
– Официант!
И когда тот услужливо подбежал к нему, начал громко заказывать.
Остап не обратил бы внимания не этот призыв и слова заказа молодого франта, как и на двух нэпманов, сидящих за столом наискосок от него, если бы не уловил в голосе нового посетителя ресторана уж больно что-то знакомое.
Рыжеволосый посетитель сидел к Бендеру боком, и он лица его не видел. Но плечи, а тем более голос напоминали ему кого-то очень хорошо знакомого. Он встал и прошел мимо молодого человека, будто бы с намерением посмотреть в противоположное окно ресторана. Возвращаясь, Остап смело взглянул в лицо заинтересовавшего его человека. И сразу же тишину ресторанного зала прорезал вскрик великого комбинатора:
– Шура! Родной! Узнаешь брата Колю?!
Рыжеволосый, услышав хорошо знакомые ему слова, секунду вглядывался в названного своего молочного брата Колю и, опрокидывая стул, бросился к Бендеру с криками:
– Узнаю! Узнаю! Командор! Дорогой мой брат Вася!
Услышав эти возгласы, присутствующие в ресторане перестали есть, разговаривать, и устремили свои взоры на встретившихся. Из ресторанной кухни и подсобки выбежали официант, повар и мальчишка судомойщик. Все с нескрываемым интересом смотрели на встречу двух братьев.
Здесь необходимо пояснить, кто такой Шура и почему Бендер и он называли друг друга Колей и Васей? Советую, уважаемый читатель, прочесть первую главу романа «Золотой теленок» великих писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Но поскольку не у каждого есть такая возможность ознакомиться с этим бессмертным произведением, я кратко с сокращением изложу содержание этой главы.
Приехав в город Арбатов и походив по его улицам, Остап Бендер сказал с явным огорчением:
– Нет, это не Рио-де-Жанейро.
Вскоре он уже стучался в дверь кабинета предисполкома.
– Вам кого? – спросила секретарь. – По какому делу?
– По личному, – сухо сказал он, не оглядываясь на секретаря и засовывая голову в дверную щель. – К вам можно?
И, не дождавшись ответа, приблизился к письменному столу:
– Здравствуйте, вы меня не узнаете?
Председатель посмотрел на посетителя довольно рассеяно и заявил, что не узнает.
– Неужели не узнаете? А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца.
– Я тоже похож на своего отца, – нетерпеливо сказал председатель. – Вам чего, товарищ?
– Тут все дело в том, какой отец, – грустно заметил посетитель. – Я сын лейтенанта Шмидта.
Представитель смутился и привстал. Пока он собирался с мыслями, чтобы задать сыну черноморского героя приличествующий случаю вопрос, посетитель осматривал меблировку кабинета. «Тут много не возьмешь, – подумал Остап. – Нет, это не Рио-де-Жанейро».
– Очень хорошо, что вы зашли, – сказал, наконец, председатель. – Вы вероятно из Москвы?
– Да, проездом – ответил посетитель.
– Церкви у нас замечательные. Из Главнауки приезжали, собираются реставрировать. Скажите, а вы-то сами помните восстание на броненосце «Очаков»?
– Смутно, смутно, – ответил посетитель. – В то героическое время я был еще крайне мал. Я был дитя.
– Простите, а как ваше имя?
– Николай… Николай Шмидт.
– А по батюшке?
– «Ах, как нехорошо» – подумал посетитель, который и сам не знал имени своего отца.
– Да-а, – протянул он, уклоняясь от ответа, – теперь многие не знают имен героев. Угар нэпа. Нет того энтузиазма. Я собственно попал к вам в город совершенно случайно. Остался без копейки.
Председатель обрадовался перемене разговора. Ему показалось позорным, что он забыл имя очаковского героя.
– Как вы говорите? Без копейки? Это интересно.
– Конечно, я мог бы обратиться к частному лицу, – сказал Остап, – мне всякий даст, но, вы понимаете, это не совсем удобно с политической точки зрения. Сын революционера – вдруг просит денег у частника, у нэпмана.
– И очень хорошо сделали, что не обратились к частнику, – сказал председатель. И выдал сыну черноморского героя восемь рублей и три талона на обед в кооперативной столовой «Бывший друг желудка».
Сын героя уложил деньги и талоны в карман и тут за дверью кабинета послышался топот и заградительный возглас секретаря.
Дверь поспешно растворилась, и на пороге ее показался новый посетитель.
– Кто здесь главный? – спросил он, тяжело дыша и рыская блудными глазами по комнате.
– Ну, я – сказал председатель.
– Здоров, председатель, – гаркнул новоприбывший, протягивая лопатообразную ладонь. – Будем знакомы. Сын лейтенанта Шмидта.
– Кто? – спросил глава города, тараща глаза.
– Сын великого, незабвенного героя лейтенанта Шмидта, – повторил пришелец.
– А вот же товарищ сидит – сын товарища Шмидта, Николай Шмидт.
И председатель в полном расстройстве указал на первого посетителя. В глазах второго сына лейтенанта Шмидта отразился ужас.
На лице председателя появилась скверная улыбка.
– Вася! – закричал первый сын лейтенанта Шмидта, вскакивая. – Родной братик! Узнаешь брата Колю?
И первый сын заключил второго сына в объятия.
– Узнаю! – воскликнул прозревший Вася, – Узнаю брата Колю!
Обнимаясь, оба брата искоса поглядывали на председателя, с лица которого не сходило уксусное выражение.
Держась за руки, братья опустились на козетку и, не пуская льстивых глаз с представителя, погрузились в воспоминания.
– До чего удивительная встреча! – фальшиво воскликнул первый сын, взглядом приглашая председателя примкнуть к семейному торжеству.
– Да, – сказал председатель замороженным голосом. – Бывает, бывает.
Увидев, что председатель все еще находится в лапах сомнения, первый сын погладил брата по рыжим, как у сеттера кудрям и ласково спросил:
– Когда же ты приехал из Мариуполя, где ты жил у нашей бабушки?
– Да я жил, – пробормотал второй сын лейтенанта, – у нее.
– Что же ты мне так редко писал? Я очень беспокоился.
– Занят был, – угрюмо ответил рыжеволосый.
И, опасаясь, что неугомонный брат сейчас же заинтересуется, чем он был занят, а занят он был преимущественно тем, что сидел в исправительных домах различных автономных республик и областей, второй сын лейтенанта Шмидта вырвал инициативу и сам задал вопрос:
– А ты почему не писал?
– Я писал, – неожиданно ответил братец, чувствуя необыкновенный прилив веселости, – заказные письма посылал. У меня даже почтовые квитанции есть.
И он полез в боковой карман, откуда действительно вынул множество лежалых бумажек, показал их почему-то не брату, а председателю издалека.
Как ни странно, но вид бумажек несколько успокоил председателя, и он отпустил братьев с миром. Они выбежали на улицу, чувствуя большое облегчение. За углом исполкомовского дома они остановились.
– Вы зачем полезли в кабинет? Разве вы не видели, что председатель не один? В детстве таких как вы я убивал из рогатки.
– Я думал…
– Ах. Вы думали? Вы, значит, иногда думаете? А теперь давайте познакомимся. Как-никак мы братья, а родство обязывает. Меня зовут Остап Бендер. Разрешите так же узнать вашу первую фамилию.
– Балаганов, – представился рыжеволосый. – Шура Балаганов.
Так состоялось знакомство Остапа Бендера и Шуры Балаганова, двух фальшивых сыновей лейтенанта Шмидта, называвших друг друга Колей и Васей.
Балаганов становится верным компаньоном-единомышленником великого комбинатора Остапа Бендера. И по прошествии времени, насыщенного многими приключениями, подчас комическими, друзья встречаются вновь вот сейчас в ресторане парохода «Пролетарий».
– Какими судьбами, Шура?
– А вы, вы, командор? – любовно продолжал обнимать Остапа тот. – Прошу, садимся за мой стол, командор, за мой стол! – возбужденным голосом повторял Балаганов.
Когда после радостных возгласов и сильных объятий друзья уселись наконец за стол, Бендер взволнованно сказал:
– Рассказывайте вначале вы, Шура, каким это образом…
Увидев, что шумная встреча друзей произошла, жизнь в пароходном ресторане потекла своим чередом. Нэпманы вновь зашушукались о своих предпринимательских делах, повар и судомойщик удалились на кухню, а официант уже расставлял заказанное перед Балагановым.
– Любезнейший, перенесите все с моего стола сюда, – распорядился Остап.
– Не извольте беспокоиться, уважаемый, сейчас-с…
– Рассказывайте вначале вы, Шура, – повторил Бендер. – Каким это образом вы в таком респектабельном виде на пароходе? – спросил он, когда официант отдалился от них.
– Ох, командор! Сколько ответов на вопросы надо поведать, если по справедливости. Ну, а вы, вы, командор? – жаждал узнать о Бендере Балаганов.
– Обо мне потом, рассказывайте о себе, дорогой Шура, – откинулся на спинку стула Остап, отводя взгляд в сторону.
Но перед тем, как Бендер услышит рассказ Балаганова, снова обратимся к страницам романа «Золотой теленок». Кратко с сокращением изложу события предшествующие встречи двух названных сыновей лейтенанта Шмидта.
Великий комбинатор Остап Бендер удачно изъял заветный миллион рублей у подпольного миллионера Корейко. На Рязанском вокзале Москвы он находит Шуру Балаганова, который по-прежнему ведет нищенский образ жизни, занимаясь мелкими кражами.
Бендер, увидев Балаганова спящего на вокзальной скамье, наклонился над ним и сказал:
– Вставайте, граф, вас зовут из подземелья!
Шура сел, потер лицо рукой и только тогда признал пассажира.
– Командор! – закричал он.
– Нет, нет, – заметил Бендер, защищаясь ладонью, – не обнимайте меня. Я теперь гордый.
Балаганов завертелся вокруг командора. Он не узнавал его в такой изысканной одежде.
– Забурел, забурел! – радостно вскрикнул Балаганов. – Вот забурел!
– Да, я забурел, – сообщил Бендер с достоинством. – Ну, каковы ваши достижения? Все еще в сыновьях?
– Да так, – замялся Шура, – больше по мелочам.
В буфете Остап потребовал белого вина и бисквитов для себя и пива с бутербродами для бортмеханика.
– Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья? – спросил Остап. – Только подсчитайте все.
– Сто рублей, – ответил Балаганов, с сожалением отрываясь от хлеба с колбасой.
– Да нет, вы меня не поняли. Не на сегодняшний день, а вообще. Для счастья. Ясно? Чтобы вам было хорошо на свете.
Балаганов долго думал, несмело улыбаясь, и, наконец, объявил, что для полного счастья ему нужно шесть тысяч четыреста рублей и что с этой суммой ему будет на свете хорошо.
– Ладно, – сказал Остап, – получите пятьдесят тысяч.
Он расстегнул на коленях квадратный саквояж и сунул Балаганову пять белых пачек, перевязанных шпагатом. У бортмеханика сразу же пропал аппетит. Он перестал есть, запрятал деньги в карманы и уже не вынимал оттуда рук.
– Неужели тарелочка? – спрашивал он восхищенно.
– Да, да, тарелочка – ответил Остап равнодушно. – С голубой каемкой, подзащитный принес в зубах. Долго махал хвостом, прежде чем я согласился взять. Теперь я командую парадом! Чувствую себя отлично.
– Ух, как я теперь заживу! – произнес восторженно Шура. – Знаете что с Козлевичем? Он все-таки собрал «Антилопу» и работает в Черноморске. Письмо прислал. Просит прислать ему шланг. Побегу искать этот шланг.
– Не надо, – сказал Остап – я ему новую машину куплю. Едем в «Гранд-Отель», я забронировал номер по телефону для дирижера симфонического оркестра. А вас надо приодеть, умыть, дать вам капитальный ремонт. Перед вами, Шура, открываются врата великих возможностей.
Они вышли на Каланчевскую площадь. Такси не было. На извозчике Остап ехать отказался. Сели в трамвай.
Вагон был переполнен. Волнующиеся пассажиры быстро оттеснили Балаганова от Остапа, и вскоре молочные братья болтались в разных концах вагона, стиснутые грудями и корзинами. Остап висел на ремне, с трудом выдирая чемодан, который все время уносило течением. Внезапно, покрывая обычную трамвайную брань, со стороны, где колыхался Балаганов, послышался женский вой:
– Украли! Держите! Да вот же он стоит!
Все повернули головы к месту происшествия, задыхаясь от любопытства стали пробиваться любители. Остап увидел ошеломленное лицо Балаганова. Бортмеханик еще и сам не понимал, что случилось, а его уже держали за руку, в которой крепко была зажата грошовая дамская сумочка с мелкой бронзовой цепочкой.
Обладатель пятидесяти тысяч украл сумочку, в которой были черепаховая пудреница, профсоюзная книжка и один рубль семьдесят копеек денег. Вагон остановился. Любители потащили Балаганова к выходу. Проходя мимо Остапа, Шура горестно шептал:
– Что ж это такое? Ведь я машинально.
– Я тебе покажу машинально! – сказал любитель в пенсне и с портфелем, с удовольствием ударяя бортмеханика по шее.
В окно Остап увидел, как к группе скорым ходом подошел милиционер и повел преступника по мостовой. Великий комбинатор отвернулся.
Вот какие предшествующие события произошли с Шурой Балагановым, и когда молочные братья расстались и встретились вновь сейчас.
– Изволите что-нибудь еще заказать? – подошел к ним официант.
– Нет, нет, любезнейший, – отмахнулся Бендер. – Рассказывайте, рассказывайте, дорогой Шура.
Балаганов помолчал немного и начал свой рассказ:
– Когда меня повели, значит, то толпа любопытных поотстала. А когда милиционер объявил, как и вы, Остап Ибрагимович, в Черноморске, помните? Когда Михаил Самуэльевич Паниковский засыпался, чтобы свидетели шли с ним в участок, то толпа сразу же отхлынула от меня. И даже та гражданка, выхватив из моих рук свою жалкую сумочку, сказала:
– В допру его, товарищ милиционер. А мне на службу надо, еще и молока купить ребенку, – и тоже помчалась к подошедшему трамваю. И я остался с милиционером один на один. Ну точь-в-точь как и тогда в случае с Паниковским, товарищ Бендер! – засмеялся Балаганов. – Даже тот интеллигент в золотом пенсне, видели, как он двиганул меня по шее? И тот рванул к трамваю. Ну, я, как вы понимаете, дорогой командор, стою сам не свой со слезливой миной на лице. Чувствую, что снова не миновать мне допра. Сунул свободную руку в карман, а там пачки денег, подаренные вами, Остап Ибрагимович. И в моем сердце пробудилась такая сильная жажда к свободе, поесть досыта вкусной пищи, пожить в свое удовольствие, имея большие деньги, которых у меня отродясь не было, о которых я даже и мечтать не смел.
– Дальше, Шура, дальше, – с нескрываемым любопытством смотрел Остап на своего бывшего бортмеханика «Антилопы».
– Давай шагай, шагай, – повел меня милиционер, – в участке разберемся. – А я ему плаксиво-жалобно: – Дяденька, да я же не хотел…
– Иди, иди, нашел себе дяденьку, – засмеялся легавый, держа меня за локоть. – Уж больно лицо мне твое знакомо, видать уже не раз к нам приводился, а?
И тут, поверите, Остап Ибрагимович, как только он это сказал, в конце площади разнеслись милицейские свистки, послышалась стрельба. А пробегающий мимо нас милиционер крикнул:
– Прохоров, за мной! Бандитов ловим, не слышишь?
– Так я ж, вот с ним! – мой милиционер ему вдогонку.
– Брось его, направь в участок! – распорядился тот.
– Ступай, – указал мне Прохоров куда идти, будто я сам не знал, – хохотнул Балаганов, – а сам помчался за тем в сторону свистков и стрельбы. Потом остановился и крикнул еще:
– Не смей убегать! Издалека достану! – пригрозил он мне, отбегая.
Но я все же пошел по направлению к участку. Иду, а в карманах штанов пачки денег по ляжкам хлопают. И тут произошло то, чего не милиционер, ни даже я сам не ожидал. Мимо проезжал экипаж с поднятым козырьком над задним сиденьем, всевышняя сила вдохнула в меня решительность и прыткость. Я вскочил на его подножку и повалился на сидение рядом… со священником!
– Ну и ну, Шура, ничего не скажешь… – покачал головой Бендер. – Дальше?
– Плюхнулся я, значит, на сидение рядом со священником. Кучер заорал:
– Куда?! Вон! – кнутом замахнулся на меня, но побоялся священника задеть.
– Батюшка, спаси меня, я никого не убивал. Вот только машинально, понимаете? – сказал я ему.
Священник с окладистой бородой, с крестом на лиловой рясе трижды перекрестил меня и ответил:
– Бог тебя спасет, раб божий, молись.
– Ах, святой отец, но я не знаю ни одной молитвы, – смутился я.
– Крещеный? Вот так и крестись, – показал мне священник.
– Я неловко повторил, как надо креститься, а кучер обернулся и спросил:
– Так что, отец Никодим, высаживаем беглеца, а?
От этих слов я сжался весь и забился в угол сидения, боясь оказаться снова на улице, где, возможно, за мной уже гонится Прохоров, если не бегом, то на извозчичьей пролетке.
– Поезжай, поезжай, Василий, да как можно резвее, – приказал отец Никодим.
– И фаэтон помчался еще быстрее под цокот копыт, так как кучер захлестал двух лошадей, но не кнутом, а вожжами по их крупам.
– Ну, друг мой Шура, ничего не скажешь, повезло, – сдвинул под собой стул Бендер. – И милиционер не догонял?
– Ой, комедия, Остап Ибрагимович, – засмеялся Балаганов. – Как мне потом рассказал мой дружок, который видел, как легавый оглянулся как раз в тот момент, когда я вспрыгнул в экипаж. Он бросился за ним. Сунул в рот свисток и, чуть не лопнув, задул в него, но свистка не получилось. Отверстие было забито, наверное, семечкой. Легавый с досадой махнул рукой и побежал на помощь своим товарищам, – засмеялся рыжеволосый бывший уполномоченный по рогам и копытам.
– Выходит, все было за то, Шура, чтобы вы избежали допра. Вам невероятно повезло.
– Еще как! Шесть месяцев допра, не меньше, мне намотали бы, Остап Ибрагимович. Деньги конфисковали бы, вопросы, откуда, да что? Еще и контру могли бы приписать, а? – засмеялся Балаганов.
– Контру не контру, а уж посмотрели бы на тебя не как на карманника, а как на социально опасного элемента. И, возможно, решили бы, что ты из тех, которых ловили тогда со стрельбой, Шура. И Беломорканал тебе бы засветился домом.
– Ой, Остап Ибрагимович, командор! – растроганно произнес Балаганов и потянулся через стол, чтобы обнять Бендера.
– Ну-ну, без телячьих восторгов, Шура. Не надо оваций… Неужели вы и теперь опуститесь до низкого пижонства?
– Вот крест святой, Остап Ибрагимович, ни за что! – горячо выпалил и перекрестился Балаганов. – Положите вот здесь что угодно, не возьму чужого. Я сейчас другим человеком стал. Смотрите, какой у меня нательный крест, – распахнул Балаганов пиджак, жилетку и расстегнул рубашку. На груди бывшего карманника и мелкого воришки висел на серебряной цепочке золотой крест с распятием.
Да, с тех пор жизнь Шуры Балаганова резко изменилась и стала на прочный исправительный путь. Он как на исповеди все рассказал отцу Никодиму, за что задержал его милиционер. А когда рассказал, то кающимся голосом пояснил:
– Машинально, святой отец, клянусь, машинально. У меня же и деньги есть… – сунул он руку в карманы, намериваясь показать священнику одну из пяти пачек денег, но не решился.
– Понимаю, раб божий, искушение тебя взяло нечистым поводом. Да простит тебя Бог. Возвратил ли ты украденное пострадавшей?
– А как же, святой отец, она взяла свою эту жалкую, ничтожную сумочку.
– Ну что ж, едем ко мне, раб божий. Величать тебя как?
– Александром, батюшка.
– Вот, Александр, поживешь у меня. Поможешь по дому, если таково желание в твоей душе будет. Послушаешь проповеди. И даст Бог, Всевышний вразумит тебя, отвернет тебя, раб божий Александр, от лжи, обмана и посягательства на чужое.
Всю осень и зиму Балаганов прожил у священника. Колол дрова, носил воду, очищал двор от снежных сугробов и слушал церковные проповеди и богослужения. Но когда наступил Рождественский пост, то чуть было вновь не сорвался и не сбежал от отца Никодима. Но взяв себя в руки, не без помощи священника, продолжил жизнь в тепле, хотя и впроголодь, так как в доме священнослужителя и матушка, и все домочадцы постились. И чтобы удержаться, не свернуть с честной дороги, Балаганов время от времени шел в город, заходил в частный ресторан и наедался там до отвала не только постной пищи, но и скоромной.
И вот наступило Рождество Христово. Боже, как понравился этот святой праздник Шуре! Никогда он еще не праздновал эту первопрестольную дату.
У отца Никодима все делалось по церковным канонам, по установившимся домашним традициям. Было наготовлено много разных праздничных кушаний, и даже на столе красовался запеченный молодой поросенок. А в углу зала стояла пахучая расцвеченная игрушками и свечами елка. Кругом было праздничное убранство, все домочадцы священнослужителя были торжественно веселы и нарядны.
– Все это хорошо, дорогой Шура. Так вы плывете из Екатеринославля? Как там оказались и почему в Киев?
– Когда отца Никодима арестовали, я по просьбе матушки и его личной, переданной из тюрьмы, выполнял их нижайшую просьбу. Отвез в Екатеринославльскую епархию две ценные иконы, большой серебряный крест с распятием и камнями, кадило, лампаду и праздничную ризу отца Никодима.
– И все это без утайки доставили по назначению? – недоверчиво смотрел Остап на Балаганова.
– Вот крест святой, Остап Ибрагимович, я же на иконе поклялся и крест вот у меня освященный церковью, – приложил Балаганов руку к груди.
– И вы действительно стали верующим?
– Не то, чтобы таким уж верующим, как церковники, но по душевному своему состоянию верующий, – кивнул Балаганов. – Не таким, конечно, верующим, как отец Никодим, его матушка и их домочадцы, но верующий, – повторил убежденно бывший уполномоченный по рогам и копытам.
– Это поразительно, Шура. Вы меня просто удивили как никто другой, зная вас в прошлом и слушая вот теперь. Ну хорошо, выполнили вы волю отца Никодима, отвезли, и что? Зачем плывете в Киев? Снова какое-то поручение церковников?
– Нет, Остап Ибрагимович. Киев я знаю неплохо. Не раз в его округе выступал как сын лейтенанта Шмидта, – засмеялся Балаганов. – Просто так, хочу побывать там в новом своем качестве, посмотреть, может быть, какое-нибудь дело подвернется.
– Вот-вот… – недоверчиво смотрел на него Остап.
– Нет-нет, Остап Ибрагимович, только честное, с капитальным вложением пусть, но только честное. Отпраздную Светлый пасхальный Праздник в столице христианства.
– Ну-ну, Шура… Вы ли это?
Остап неожиданно вспомнил, как он, защищая Кису Воробьянинова, скандалил с отцом Федором в Старгороде и спрашивал того: «Папаша, почем опиум для народа?». Сейчас он смотрел на своего бывшего молочного брата и покачивал головой, узнав о такой невероятной перемене в нем. Затем хитро спросил:
– А может, снова есть желание побыть сыном лейтенанта Шмидта?
– Что вы, что вы, Остап Ибрагимович! – замахал руками Балаганов, как человек, отгоняющий назойливую осу. И с жаром заверил:– Ни за что! Вы же сами говорили, что это пижонство, товарищ Бендер.
– Говорил и говорю, дела надо делать покрупнее и достойнее, дорогой Шура. Слышали о таком? В газете недавно было напечатано, Киев насыщен кладами и составляет треть всех древнерусских кладов. Понимаете, Балаганов? Вот я и думаю…
– Ох, Остап Ибрагимович, они же все под землей, как же их найти?
– В том-то и дело, что их обнаружить трудно. Иначе каждый дурак находил бы клад и разбазаривал. Ну, а вы, Шура, имея 50 тысяч дарственных денег… Положим, за вычетом сделанных вами расходов, уже меньшую сумму, что вы делаете, Балаганов? Прилично приоделись, как я вижу, плывете в каюте первого класса, как я понимаю, и проматываете тысячи?
– Да, Остап Ибрагимович, ничего на ум не приходит. Открыть свое дело я неспособен. Воровать я уже не могу, поклялся на иконе, не могу и не буду. Пальцы себе поотрубываю. О женитьбе, правда, подумываю… – смутился рыжеволосый друг Остапа.
– Это объяснимо, годы берут свое. Так что, к семейному уюту потягивает?
– Ой, товарищ Бендер, я как подумаю, что буду семьей связан по ногам и рукам, да пойдут еще дети, так сразу же меняю решение.
– Правы, Шура, не уподобляйтесь пижонству не только в мелких воровствах и аферах, но даже и в семейных узах. Я имел глупость как-то жениться на одной мадам. И что же вы думаете, Балаганов? Она меня и в Москве отыскала. Еле ушел от ее страстных притязаний.
– Вот-вот, Остап Ибрагимович, я тоже боюсь этого. Достаточно того, что свободу мою допры переполовинили. Поэтому я сейчас ломаю голову в поисках себя, ищу подходящее для себя занятие.
– Деньгами ищите себя, Шура, как и я, когда обладал миллионом, – согласился Бендер.
– А может, Остап Ибрагимович, вместе махнем в Рио-де-Жанейро? – прошептал Балаганов.
– Можно было бы, только не таким моим дурацким способом, Шура. Но моих и даже ваших денег для этого недостаточно.
– И что, нужен еще миллион? Одного вашего мало? – удивился единомышленник в деле Корейко.
– Да, Шура, мало. Ведь я снова на мели, – наколол вилкой маслину Бендер.
– Как на мели, командор? – потянулся к Остапу Балаганов. – А миллион? – прошептал он, оглянувшись по сторонам. – На тарелочке с голубой…
– С трудом пришел и трагически ушел, дорогой Шура. От него только и остался орден Золотого Руна. Или, как я теперь его называю, орден Печального Образа.
– Ой, Остап Ибрагимович, не стоит расстраиваться, теперь мы вместе, теперь мы…
– Это верно, Шура. Теперь мы снова начнем горы воротить. За наш совместный успех, – поднял рюмку Остап.
– За успех, командор! – поднял свою рюмку и Балаганов.
– А может, – заговорщически, зашептал рыжеволосый единомышленник Остапа, когда выпил, – отыщем Корейко и пусть он повторит на тарелочке с голубой каемочкой?
– Ну, нет, Шура. Отыскать иголку в сене так же, как отыскать теперь и Корейко. Я обдумываю новый способ приобретения заветных денег.
– Вы говорили о Киевских кладах…
– Говорил, но как их найти? Вот проблема, Шура. Кто-то, скажем, нашел, археологи раскопали… Но это дело случая. Кроме того, ни я, ни вы, Балаганов, к археологии не имеем никакого отношения. Не говоря уже о наших знаниях в этой области.
– Это верно. Я абсолютно даже не знаю, что это такое архе… мология…
– Археология – это наука, Шура. Изучающая раскопки и по найденным предметам древности современное человечество узнает, как жили наши древние предки. Какова была у них культура, что они ели, что выращивали, во что одевались, как строили свои жилища и так далее, и тому подобное. Вам ясно, Балаганов?
– Немного да, понятно, – качнул своими рыжими кудрями бывший уполномоченный по рогам и копытам.
– А может, – после некоторого раздумья сказал Остап, – откроем частную контору по археологическим изысканиям? И в ней вы займете должность, Шура, старшего научного сотрудника. Подходит?
– Ох-хо-хо, – засмеялся Балаганов. – А как же миллион? Нашли предметы старины, но это же не деньги?
– Как это не деньги? Теперь я вижу, что вы совсем далеки от элементарного понятия археологических находок. Вот читайте, – протянул Бендер вырезку из киевской газеты «Пролетарская правда».
Балаганов стал читать вслух, и Остап терпеливо ожидал эффекта, который должен был проявиться на лице молочного брата. И он не ошибся.
– Вот это да! Столько золота! – воскликнул Балаганов.
– И не только, Шура. Ценность этих изделий древности трудно поддается определению деньгами. Они бесценны. За границей они могут стоить не один и не два миллиона долларов, фунтов, а десятки. Понимаете, Балаганов, как велика моя затея?
– Но как мы найдем такое? – прошептал Балаганов, наклоняясь к Бендеру через стол.
– Вот тут-то и проблема, дорогой Шура. – Нужно что-то придумать, это я и делаю. Днем и ночью думаю. Скажу прямо, для этого дела нам понадобятся ваши деньги.
– Снова банк? – расширил в испуге глаза Балаганов. – Как в Черноморске?
– Банк, Шура, банк. Но сожмем расходы до предела, чтобы не оказаться без денег, как тогда, если не повезет с находками.
– Ну, знаете, товарищ Бендер… – нерешительно промолвил Балаганов. – Конечно, если по справедливости, деньги ваши, но…
– Нет, деньги ваши, товарищ Балаганов, – строго перебил своего подопечного Бендер. – Но я принимаю вас в свою компанию… в число акционеров, Шура, зачисляю в свой штат, понимаете?
– Командор! – прижал руки к груди Балаганов. – Командор…
– Итак, решайте, да или нет? Если нет, то я и без вас обойдусь, продам орден Золотого Руна и открою акционерную контору. Если да…
– Да, да, да, – заспешил согласиться Балаганов. – Я с вами, командор, с вами… – и с этими словами начал отстегивать увесистый пояс вокруг своей талии, под пиджаком и рубашкой.
– Не сейчас, не сейчас, дорогой Шура, – остановил его жестом Бендер. – Пусть они пока побудут у вас. Выпьем еще раз за встречу…
– Ой, командор, какая встреча! – после принятого им смелого решения Балаганов никак не мог успокоиться, приводя свою одежду в надлежащий вид.
– Это невероятно, встретиться на пароходе… И вы совсем другой… В таком респектабельном виде… – заметно захмелев, говорил Бендер.
– Командор! – тоже хмельным голосом говорил Балаганов. – Дорогой командор!..
Эту ночь названные братья спали в каюте первого класс» Балаганова. Спали осчастливленные неожиданной встречей и планами, начертанными великим комбинатором.