Читать книгу То «заика», то «золотуха» - AnaVi - Страница 6

(«Covёr» – domiNo; «AM-A-S» – «Чужая» “Новая Фабрика Звёзд” / Гузель Хасанова и Ivan)

Доброе утро, мир!.. И все, кто его населяют. Да… Утро впервые – солнечное и это… странно! Ведь и обычно это серое, бетонно-стеклянное захолустье – омывают в тон и цвет ему же проливные дожди, да сотрясают бури и ураганы… Что ж, в какой-то степени – знак. Второй! Сразу после… Сегодня! «Дата» – обведённая чёрным маркером в моём же ежедневнике-дневнике. Сегодня – всё и закончится! Ну а пока же ещё нет и всё только в пути-процессе – я вышагиваю по прекрасным же серым, уже и бетонно-плиточным асфальтированным дорогам г… города, в котором мне так посчастливилось же появиться на свет. То есть – на тьму! Потрескавшиеся и местами совершенно отсутствующие – они царапают красную платформу моих чёрных лакированных туфель на высокой и тонкой шпильке, заставляя то и дело спотыкаться: меня и прохожих. Но вот только уже и в отличие от них – мне класть! Да. Вот так просто. И главное – лаконично. Лег-ко. Ведь и если даже я сотру, собью кожу в хлам и подошву убью, вытру в порошок и к чертям – мир не сойдётся клином и не перевернётся с боку на бок или вверх ногами: ради них и в отместку же мне. Подумаешь! Куплю – новые или новую! Проблемы? Точно – не у меня. И будут! Пока мои чёрные же рваные на коленях джинсы привлекают внимание куда более старшего, не взрослого, поколения. Вместе и с белой же майкой-алкоголичкой, открывающей больше, чем нужно; и вызывающей оханье-аханье и шёпот с шипением-шушуканьем. И всё же это – в спину! Явно указывая этим и мне же – на мою же бессонно-и-бессовестно-ночную постельную жизнь. Но и вот знали бы уже они, чем я на самом деле промышляю-занимаюсь по ночам – молчали бы! Точно! Лучше бы и изначально – просто молчали. Порицатели херовы! Мои же планы, как и моё же настроение, меняются в секунду, умники и умницы, следующей «целью» – вполне можете стать, а там и применительно же «быть»: вы! Коралловая кожаная куртка, застёгнутая наполовину, открывает бледную кожу голой шеи… А раньше же – на ней висела серебряная иконка на такой же цепочке и серебряный же крестик на чёрной тонкой бечёвке. Раньше! Да. Ведь и с некоторого времени – мне запрещено носить их так же, как и посещать, заходить в сами церкви. Ха! Батюшка же просто сляжет с сердечным приступом – от моих откровений. И не только – он… Но и как говорится: за себя и… того парня! Ему и… им – явно не стоит знать всей моей жизни. Как и не стоит знать – моих же мыслей! Никто не должен видеть и читать меня, как открытую книгу… Книгу – в твёрдом чёрном переплёте… по демонологии! Не сегодня и… Никогда! Всего один день, один свободный день – и я будто окрылённая… без крыльев. Но ведь – легче. Так и есть… Мне – легче! Легче – без золотых и серебряных обязательств. Всё-таки и что ни говори, а на вкус и цвет… даже вера – разная! Мне легче – без них (тяжелее – с ними); но и легче – с грехами и пороками… на и за плечами. Как – и на и за спиной! Парадокс и ирония. И сарказм. Крамольные. Очень… Да и только! Что же – на и за плечами, как и спиной? Тяжёлый чёрный кожаный рюкзак с металлическими шипами, ударяющий всем собой и таким же весом – по пояснице: при каждом новом шаге. Обычная тяжесть… Если не считать – новых предметов! А они – поистине тяжёлые. «Объемные», я бы ещё сказала. Даже и не столько потому, что тяжело дались – при покупке, сколько и потому, что их было трудно – спрятать! Большой и высокий цилиндр, узкая и длинная бутылка с небольшим коробком и средний чёрный чехол, скрученный в валик… Всё это и не только – вызывает ещё больше и большие же, как количественно, так и качественно, вопросы, поскольку выпирает и видно прохожим. Но и я вновь – не слышу их. Не хочу! Пусть их «лучше» послушает – моя задница. Но и «жаль» же не «услышит» – из-за рюкзака. Упс… I did it again! Ну а я лишь предположу – о чём они: чего мне делать – нельзя! Ведь мои поступки могут сыграть колоссальную роль – в настоящем. Как и любые… Как и сейчас же всё, к примеру. Да и здесь… Так и в принципе! И они правы… Но и на этом же – всё!

Пройдя в золотые, с белыми, чёрными и серыми элементами соответственно, железные витиеватые ворота, с золотыми же вензелями и какими-то ещё небольшими силуэтами, вроде и фигурок всё тех же ангелов и демонов… где отдельно, а где и в складчину… и вроде как – чуть-чуть ещё и с людьми; «равновесие» же и «баланс», что вы… «снобизм» и «эгоизм», «лицемерие»; любовь – к обращённым; и ненависть же – к «не»; да, как удачно и… «равновесно», «сбалансировано», однако… я остановилась перед белокаменным вторым корпусом с золотыми рамами окон и белыми же бетонными колонами… и только, да, да как бы – правда… с золотой сеткой поверх и с золотыми же оборками-подпорками сверху и снизу – «моей любимой школы (колледжа) ангелов и демонов… и людей»! А ведь и поначалу ещё хотела пойти – в её первый корпус. Но он – куда больше и выше. Куда мощнее. А это значит – что и проблематичней: в осуществлении моего же плана-задачи! Второй же, напротив, как раз таки – лёгок в управлении и на подъём… Ввысь! Ага. Да… Чёрный юморок! И плюсом же ко всему и этому – я знаю его обустройство до-тош-но: до каждого уголка и грани, трещинки. Столько раз – в нём терялась… Сколько – и находилась! Ещё и за это – отомсти! Кхм.

Шпильки стучат по мраморным бежевым плиткам серых бетонных ступенек – и вот я уже у входа! Отворяю белые позолоченные деревянные двери – со скрипа и хлопка. Прохожу небольшой «тамбур-предбанник» – и пробиваю пропуск у металлического же турникета. На что уже и большой белый компьютер, стоящий тут же и слева, в белой же пластиковой кабинке охраны с непробиваемыми окнами, оповещает о том, что студентка прошла через него, и фиксирует время: секунда в секунду! Пока и я же боковым зрением отмечаю, как пожилой охранник-человек, мужчина, пятидесяти пяти лет, в чёрной форме и фуражке поверх белой же его короткой проседи, провожает меня удивлённым взглядом, но и лишь «мило» улыбаюсь – на тот же всё левый бок, с которого смотрю. Эх, знал бы ты, что эта «счастливая улыбка» – не отражается и не отразится в и на глазах. И не потому, что вовсе – не счастливая… В принципе! Но и мне же не привыкать – носить маски! Как и чёрные солнцезащитные очки, скрывающие мои тёмно-карие, почти чёрные глаза в обрамлении чёрных же длинных ресниц, подкрашенных тушью «в тон»; и так же прячущие чёрные широкие брови, подведённые таким же карандашом, вместе с небольшой частью высокого бледного лба под редкой чёлкой из выпрямленных тёмно-каштановых волос, длиной до лопаток. Пластик – давит на аккуратный вздёрнутый нос и пускает свою тень на выточенные острые скулы с серо-бежевым контурингом и на полные губы, подкрашенные такой же матовой помадой, захватывая в процессе и небольшой округлый подбородок… Хоть это было – и не нужно! Как и сами же стёкла – были не нужны. Они всё равно же – меня не вспомнят! Но и на случай, если вдруг вспомнят… Опять же! То – вздрогнут! Правда, уже и перед «другим амплуа». Старая женщина-человек, таких же почти уже и преклонных пятидесяти трёх лет, в цветной косынке на голове, скрывающей седые завитки её коротких до плеч волос, в тёмно-синем халате уборщицы и серых же истоптанных тапках и носках – тоже мне вслед что-то кричит, вроде – ещё и под собственный же стук, стуча своим же серым пластиковым ведром со светло-коричневой деревянной шваброй, но я не улавливаю смысла; как и её же саму – своим зрением. Только – в виде образов из воспоминаний; как и ритм, и шум. Но и судя по пыли, оставляемой платформами моих же туфель, она орёт на меня – из-за сменки. Которой, как бога – … Что ж, хоть раз – стоило её забыть! А и точнее – не брать вовсе. И даже – не вспоминать о ней: до этого момента. Да и смысл? Воистину! Будто это что-то и изменит… Да и за что ей вообще платят – если и не за уборку этой самой пыли?

Пересекаю светло-бежевый коридор с бежевыми обоями «под покраску» и белым накрахмаленным потолком с белым же светом хрустальных люстр, постукивая шпильками по светло-коричневому паркету, и с широкой улыбкой подмечаю, что семинар у четвёртого курса людей на первом этаже – и не думал ещё подходить к своему логическому завершению, как и естественному стечению обстоятельств и… отбору: музыка, не останавливаясь, продолжала литься из деревянных белых дверей с золотыми ручками конференц-зала! Это хорошо – значит успеваю! И, поднявшись на третий этаж, проворачиваю золотую ручку белой же деревянной двери, входя в белый коридор с белыми крашеными стенами и белым же потолком с белым, ярким и почти разъедающим светом, но уже и над чёрным же мраморным полом. Что, конечно, имеет вес – если говорить о самом крыле. Крыле – под крылом и… крыльями! Где обитают – только ангелы и… как ни странно… ещё и демоны. И, как можно же уже понять по этому и всему обустройству, весьма «равновесно» и «сбалансировано». И так – во всём! Люблю это место… до зубного скрипа; и полумесяцев на ладонях – от чёрных же длинных ногтей! Ну а подойдя уже применительно к нужной мне аудитории с белой же деревянной дверью и уже чёрной металлической ручкой, вдруг припоминаю, что в честь праздника – пар здесь нет. Но и это же не значит, что школа (колледж) – должна быть закрыта! Скорее всего, и сами преподаватели ещё не разошлись – со вчерашнего. А там же – и вовсю же ещё продолжают отмечать… День победы! Хотя и, казалось бы, пока одни в то время и в те же времена – помогали людям, другие – мешали им; но победу в войне – отмечают все. А и главное – вместе! Так еще же – и с людьми. Тоже мне, «единство»! Очередное напоминание – о превосходстве и величии… О возвышении света – над тьмой! Будто добро и зло с крыши или крыш – камушки в людей кидали… И угадайте – «кто» победил?! И, может, мне бы и стоило особо задуматься над этим – над пониманием вопроса и в разрезе всё же ещё и себя, как уже и обращённой демонессы, восемнадцати лет, но мысли пошли уже совершенно в другом направлении! А именно – в направлении всё той же самой аудитории, за дверьми и внутри которой: собрались все «скисшие» сливки моей «любимой» группы. Белые сливки! С крошкой – чёрного… горького шоколада. Чтоб она им – «серым» же комом встала! В виде – меня и… ещё парочки сотоварищей! Девять месяцев! Девять месяцев – я терпела их террор. Их похабщину и фразочки… того же рода и содержания. В отношении всех! Других студентов. И своих одногруппников… Моих друзей! Будь то – ангелы. Демоны. Или люди… Преподавателей! В том же контексте и видовости! Бесконечные драки. И битвы… Почти что и «войны»! В доказательство же – своего «чистого зачатия и непорочного происхождения»! Скорее – непрочности и отсутствия прока в чём-либо. Да и в ком-либо! «Зачем тебе этот свет, если ты его не применяешь – по назначению?.. Будь проще – и…». Попаду – в рай? Скорее – в ад! Но а вот, наоборот, и про будь сложнее… Да! Там же уж сразу – и небытие. Без чистилища! «Тянись к бездне – и она тебя утянет!». Что и, походу, уже – начала и… началось! И ладно! Достаточно! Всему же приходит конец – в этой жизни! Ничто не «вечно» – под луной. У всего должна быть и есть – своя цена! «День Х», выплаты и рас-платы, сегодня. Здесь. Сейчас… И он – настал! Дважды – умирают… И это, безусловно, очень больно!

И, не оборачиваясь, я опускаю ручку и тут же прибираю чёрный металлический ключ из чёрной же металлической замочной скважины, чтобы, пройдя затем внутрь бело-чёрного кабинета, закрыть и закрыться им сразу же изнутри, параллельно же вновь про себя отмечая, как и это же самое помещение – продолжало ветвь из коридора: правда, и плюсом же ещё ко всему, будучи и с тремя же рядами белых деревянных парт и стульев соответственно! Ну и как забыть о чёрном же деревянном столе преподавателя и белой пластиковой доской для чёрных маркеров, справа от которой, и у белых же высоких окон в пол, с позолоченными рамами и длинными широкими пластиковыми подоконниками, заставленными сплошь-и-рядом белыми лилиями и чёрными же орхидеями, висела белая ткань для белого же пластикового проектора, подвешенного под потолком?! Шум разговоров тут же стихает, пока я прохожу к преподавательскому столу и, опустив рюкзак на стул у него, сажусь на божью длань, поднимая взгляд на своих сверстников. Этих тварей – в обличие «друзей»! «Людей»! Ах… И ангелы – не «ангелы». И демоны – не «демоны». Кому верить? А что уж говорить – за и о «людях»? «Не бывает – ничего однотонно чистого и белого. Светлого…». Как и «чёрного»! Всё – в примеси и… смеси. И добро – уже не «добро». Разве – «да-». И зло – не «зло». Что ж, одна истина – за все три года обучения здесь… Уже неплохо! Согласна! Да и ещё если учесть, что с утра я планировала вынести отсюда – только туши. А так… Ещё и «урок о жизни» – как не «жизни»! В отличие – и от них же всё, что и так же всё ошарашены. И даже более того – в какой-то степени обескуражены… моим появлением. Что и немало тешит – моё же самолюбие! Не стоит делать такие лица, будто из «вас» всех – именно я: «предатель». На «предателей» – смотрю «я»! А моё спокойствие, как и моя радость, при приветствиях и прощаниях, особенно – «при прощаниях», с вами, жаль не «навсегда», да и не «никогда» – при общении с вами, вымучены! Да-да… Лишь очередная маска. И такая же – очередная роль. Не более и не менее… Но и с которыми – я попрощаюсь сегодня же! Как и с вами! Их губы – шевелятся. Они – что-то говорят… Но я вновь – не слышу. Благо! Но и опять-таки жаль – всё ещё умею и могу что-то да прочитать по губам. И пара фраз – мне удаётся! Они пытаются узнать – что происходит. И почему я их сюда позвала. «Мило»! Ну правда… Занятные «вопросы»! А и что ещё самое-то главное – «хорошие»: не подразумевающие под собой «ответов»! Их – и не будет. Ни на «поиск». Ни на «подумать». Ни на… «Давать»! Ну да, конечно, это же – ваша стезя. А я же – лучше «покажу» их… на вас же самих!.. Задротах. Мокрых и гнилых… Мерзких и отвратительных… крысах, привязанных к интернету и социальным же сетям! Теперь же – и вы пойманы в эти самые «сети»: тем же самым утренним сообщением «Нам срочно нужно поговорить! В нашей аудитории». И вот, надо же… Всегда опаздывающие «на полчаса» на пары – явились-не-запылились и нарисовались-не-сотрёшь чуть ли и не одними же из… «первыми». Поздравляю! Хоть здесь – вы «успели»… запрыгнуть в последний вагон поезда, несущегося по тёмному «тоннелю» без остановок в… «свет»! Но вот только и… стоило ли? Для меня – да. Для вас – спорно. И скорее же – нет!.. Ой! Что это?.. Непонимание – отражается на ваших «милых» лицах? Вас всё-таки заинтересовало – моё молчание? «Милые»… Просто… Всё – очень «просто»! Как и то, что я – не хочу говорить! Как в принципе, так и… «с вами». Не хочу – и «общаться»! Не хочу быть – «вашим последним воспоминанием». Не хочу, чтобы и вы – стали вдруг «моим»… Да! Пожалуй, «обезличу-ка» – себя и вас по максимуму. А там – и посмотрим!

Открываю рюкзак и, изъяв из него чехол, сразу же «перехожу к делу». Оу… Почему ваши глаза распахиваются, становясь больше? Всё больше и больше… с каждым моим и «его» же разворотом! А почему и мои же губы растягиваются, всё шире и шире, по и с вашей же прогрессией-пропорцией – на равных, в улыбке? Вы уже поняли – «что» это? Отлично! Объяснять, тратя впустую – «на предупреждение», не придётся! Закручиваю на чёрном металлическом стволе чёрный же металлический глушитель и тут же навожу пистолет… да, вы правы, это был и есть «он»… на первых «попавшихся» – двух девчонок. На рыжую! С длинными пушистыми волосами – до плеча. Зелёно-серыми глазами – в окружении мелких рыжих же ресниц; под такими же узкими бровями – на низком лбу. И с россыпью же рыже-коричневых веснушек – на впалых щеках с лёгким алым румянцем и на остром же узком носу. Под которым же уже «в цвет» щёк и глянцевой помадой – были подкрашены узкие губы, чуть заходя за край и будто бы визуально делая их больше; ну а круглый и с ямочкой подбородок, как и мозг, соответственно – меньше! Хотя и куда уж меньше – её собственной же алой кофты с три четверти рукавами, подвёрнутыми до локтей, и в белую же горизонтальную узкую полоску. Зато же и декольте – «иго-го»! По самые, куда она, и вместе же с ним почти, и была заправлена, чёрные укороченные джинсы; пусть и с высокой талией. И всё же! Не она – так и до «чёрных» же лакированных ботинок бы дошли, а не выстукивали бы ими нервный ритм под партой здесь и сейчас, правда? Да и пока и короткие же тёмно-серые ногти – производили то же самое, только и на ней и её же крышке. И осветлённую брюнетку! С длиной волос – до плеч: и лишь чуть – над ним. Со светло-серыми глазами и чёрными нарощенными ресницами – под узкими и чёрными же крашеными бровями на высоком лбу. В то время как небольшой, но длинный, бледный же нос – возвышался над полными губами под тёмно-серой, почти и чёрной матовой помадой. Что как сочеталось, так и отталкивало – от острых и алых ногтей. Благо же и тут – квадратный подбородок был почти не задет! Не считая лишь – наколотых и выделенных бежево-серым контурингом скул. Ну и не забывая – о чёрном кожаном пиджаке, наброшенном на голые угловатые плечи, с которых ещё и до этого спали узкие и тонкие лямки шёлкового чёрного топа-пеньюара, шедшего, видимо, в комплекте с ним и чёрными же кожаными шортами: с высокой талией; и длиной – «на ладонь-полторы» выше колен! А уже от него и чуть от них вниз – шли замшевые чёрные сапоги на толстом и высоком каблуке. Вот уж точно – Фаберже и в неглиже! Да… Прекрасно! Просто – «прекрасно»! Две демоницы-наркоманки! Продавцы смерти… Вам же было – так весело!.. Вас буквально – рвало, разрывало и… распирало от смеха: после каждой затяжки у окна кабинета на переменке. Или – с чехла телефона и… на паре! Две лошади!.. «Ржущие» лошади! А теперь вот – разорвёт и меня: от вида «разорванных» вас и ваших же остекленевших глаз… внутри холодных тел. «Остывших» тел – что и «подчас» ведь: так немаловажно.

– Поцелуйтесь! – Что ж… Коротко и ясно! Или?.. Я заговорила! Вы шокированы?!

Снимаю пистолет с предохранителя – и подхожу ближе, упирая холодное дуло в тёплую шею недобрюнетки.

– Вам же так нравилось – выставлять свои лесбийские фото в сеть! Так давайте – на бис! Ещё раз… Для «всех» – нас!

Курок жалобно трещит и тихо щёлкает. На что и вы сразу – начинаете что-то дико орать! Я вас огорчу (или «порадую»… хм… «себя»), но ваши «оры» для меня, как было, так и есть, «ни-что»! Ну а были бы «чем-то», опять же: либо то, либо не «то», я бы справилась с этим-вами – в два раза быстрее и уже была бы дома; а не тратила своё время – на разжёвывание и рассусоливание! Огорчила – себя. И порадовала – их. Дьявол!

И будто бы в подтверждение – отвожу руку в «главного крикуна»: как ни странно – именно ангела! Да. И вообще же – не странно! Посягать же на их честь – боже упаси! А на честь и кого-то другого – боже «дай»… мне сил! В «нашем» же всё случае – «дьявол». А у него, как и у бога, да и как у других «богов» когда-то и тут же ведь «сейчас», пусть и как уже «дьявола», нет других рук – кроме… «Моих»! И пробиваю светло-русую голову с выбритой макушкой одной… серебряной пулей! О да, кстати, история-рассказ ещё и о том – как незатейливо и не специально намекнуть на «живость» одного металла и «мертвенность» другого! Пользуйтесь… Не благодарите! И остаётся же… «Восемь»! Да… Или: «Как совместить domiNo и Дэдпула?». «Domino’s!». Ну и как тут же ещё говорится, дабы не попасть в униженных-и-обиженных: «Ничего личного – только пицца, «девять кругов» (с двумя «запасными» грехами) вместо «пятнадцати» и… «счёт пул-ь»! Его светло-карие глаза – так и остаются распахнутыми от шока. Светлые короткие ресницы – больше не трепещут. Зато и те же широкие брови – вздёрнуты почти и до линии волос, пересекая высокий бледный лоб. Статичны – уже и в «своём» шоке! В то же время, как и мышцы рта, с бледными и растрескавшимися, полными губами, медленно, но верно, расслабляются и захлопывают обе челюсти: с одновременного щелчка высоких и резких скул. Вместе с тем, как и кончик вздёрнутого носа – опускается вниз. Ну а белая же его рубашка, с белыми классическими брюками и под белые же лакированные туфли – отлично контрастирует на фоне… «Всего»! А и особенно – «пола». «Бездна» поймала «светлячка» – и оставила его уже и в «своей собственной» паутине: из которой нет выхода – как и нет «дна»!.. Но и так – лучше! Ведь и «так» – тише и… молчаливей. Люблю – тишину и… молчание! Присутствующие замолкают – не в силах сразу же отойти от ужаса и… шока, боли и потери. От потери… друга! А я снова перевожу эту же, левую, руку на девчонок и, мило улыбаясь, повторяю своё… «Требование»? Именно – требование. «Просьбы» для них – уже давно: пустой звук! Как и для меня же «пустой звук» – их «просьбы» и о пощаде. Из их глаз – льются слёзы. У них – истерика! И я даже уверена, что они… матерятся, спрашивая-повторяя: «За что?!». А я и не обязана – «отвечать». «Повторяю» – и вам!.. Если вы вдруг не поняли этого – сразу и вначале. Я не воспитатель в детском саду – и не буду по сто-пятьсот раз талдычить одно и то же!

Но вот, двое парней – всё-таки осмеливаются встать! Демон-брюнет. С короткими волосами, бритыми висками и оставшимися-отросшими волосами – в форме «ёжика», временами ещё и спадающими – на его узкий бледный лоб. Тёмно-карими глазами и чёрными густыми бровями – над чёрными же короткими ресницами. И с длинным, почти и «клювовидным» носом – над тонкими губами, к которым так и устремлены тупые, но и весьма же при этом «просматриваемые» скулы, «венчающиеся» грубым и резким подбородком! Его чёрная рубашка, закатанная в рукавах до локтей, была расстёгнута на три первые-верхние пуговицы и заправлена в чёрные же джинсы, «сомкнутые» чёрным кожаным ремнём и заправленные, в свою очередь, в чёрные высокие кожаные кроссовки. И ангел-блондин. С короткими светлыми волосами, выбритыми и уложенными – по типу первого. С серо-голубыми глазами – под высоким бледным лбом и широкими светлыми бровями: до которых – почти и доходят такие же длинные ресницы, спадая тенью, уже и сами, на его пухлые щёки; и длинный широкий нос – над узкими губами, что так и не дрогнули в его же привычной и «завсегдатой» улыбке, как и округлый подбородок. А мы ведь почти с тобой – подружились… Ты был – первым, кого я встретила на «потоке»; и с кем – ждала остальных… в свой и твой же: «первый учебный день»!.. Тогда твоя «белая» футболка и «светло-синие» джинсы с кучей дыр и разве только редким наличием ткани, почти свисающие с талии и ниспадающие на пол, почти и укрывая собой «белые» низкие кроссовки – казались чем-то: весёлым и… даже «забавным»! Нежели «сейчас» – когда хочется лишь увеличить количество «дыр» в них; и окрасить остальную «светлую» ткань – во что-то более: яркое и… «живое»! Они отваживаются – даже и подойти ко мне. А и тем более – «попытаться» отнять у меня пушку, лишив меня равновесия: ударив пару раз по коленям сзади. Но, увы и ах – для них, реакция у меня – куда лучше их! Удар правым локтём – в лицо, подсечка левой ногой – под ноги: так лишён равновесия – один. А второй – уже садится на колени по приказу… пули, ударившей в его же левое колено и пробившей его затем. Семь! Вижу, как рты остальных – раскрываются в… крике ужаса. И я даже почти уверена, что их голос – срывается затем: на писк и визг. Что у одних. Что и у других. И только тушь и тени, у девчонок, размываются и рассыпаются – по щекам! К худу ли, добру… Но уж и к чему-чему, а к этому «роду и подвиду толерантности» – мы ещё не подошли и не пришли. Даже – и не начали «идти»! А уж и «придём» ли к этому – вообще?.. Кто знает! Да и что уж говорить – о ногтях. Что там. Что и… «этам»! А там – и волосах и… Так же! Ну а для меня это, как и прежде всё, «пустой звук». Не-мой!

– Расстёгивай ширинку – раз уж и «сам» сел… – Говорю монотонно сидящему всё ещё и в луже собственной же крови на коленях парню. – Да не свою!.. «Его» – сначала. Не будь же «эгоистом» – хоть здесь и сейчас, в конце-то концов! Во-о-от… И давай – сделай ему: «приятно»! Такой, знаешь, крепкий… мужской… дружеский минет. Чтоб я поверила!

Но и он же, сделав всё – лишь наполовину, начинает верещать и так же орать на меня: будто и я виновата, что он не хочет «заканчивать», а там и узнать у другого – не хочет ли и он уже «по-кончить». Не «со мной» – я же не «эгоистка»! И почему же вас всех нужно заставлять, а? Так трудно сделать всё – как надо и… сразу, чтобы не умереть… так же; так ещё – и «быстро»?! И дуло пушки – вновь касается, вот только уже его и его же правого виска. Курок – вновь щёлкает, просится на волю и свободу, но я продолжаю сдерживаться; и главное – сдерживать и держать его. Не спускаю… Жду! Парень же – вмиг замолкает, содрогается всем телом и смотрит… жалобно-просяще… на своего друга! Какая прекрасная картина… «Маслом»! И какое замечательное зрелище! Немного «жирновато», правда… И чуть-чуть – аляписто. Но и вскоре же будет – не только «им»: ещё и «мелом»! Ах… «Блондин и брюнет»! Нет, не так. Брюнет «над» блондином!

Рыжая же в это самое время – срывается с места и бежит к двери, но, увы и ах вновь, правда, уже и только для неё: она уже давно была – закрыта на ключ! Вы такие тупые, что даже не услышали щелчка замка! А и изначально – скрипа ключа в замочной скважине: который вы сами в нём – и оставили. Такая вот… «ирония»! Да… Всё продумано, «милая»: от и до! А за попытку к бегству – ты будешь лишена… правой руки! Пуля – тут же простреливает мягкие ткани и девушка падает с оглушительным визгом и криком на холодный пол. Шесть! И подруга, конечно же, сразу кидается к ней на помощь, вот только и я же пресекаю и эту, уже и её попытку, обводя аудиторию пистолетом.

– Никто не уйдёт отсюда… – проглатываю насильно «живым» и «дважды»: зачем им знать спойлеры, так и надеяться ещё на «перерождение», – …пока не ответит – за всё! – И, схватив недобрюнетку за ту же руку, кидаю её к перерыжей, тут же наставляя на них пушку. – Целуйтесь. С языком! Покажите всем нам – какие вы: «крутые». Или что? Когда целуются парни – это «плохо». Но а когда целуются «девушки» – вполне и «нормально»! Ёбаные «двойные стандарты»… Вот и продемонстрируйте эту «нормальность» – сейчас!

Но и рыжая – только ещё пуще прежнего плачет, почти и «ревёт», в истерике прижимая здоровой левой рукой дыру в простреленной же правой, пока её брюнеточка, стараясь хоть как-то ей помочь, снимает свой пиджак, дабы перевязать. Но и это – мнимо! «Альтернативная повязка» при «первой помощи» – должна быть: «стерильной»! А ты, дура, только хуже делаешь, пуская ей ещё и заражение: будет и так умирать медленней – от потери крови, так ещё и в агонии – от микробов; а… А мне нравится! И даже не буду спрашивать – чем вы, блять, занимались на парах «ОБЖ», пока мы это проходили: зачем передавать на словах то, что можно увидеть – на действиях, а? Продолжай!

– Вы не выйдите отсюда – пока не сделаете то, что я вам сказала! – И опять-таки, «спойлер», не выйдете: «вообще». Но ведь «факт» – на то и факт. – Считаю – до трёх! – Курок вновь – жалобно трещит. И я буквально ощущаю – «готовность» серебра внутри ствола! Когда он нагреется – пуля вылетит, как пробка из бутылки, и «мы» закончим со всем этим-вами, фанерой не над Парижем, так и не начав! Поэтому – я терплю и… Как могу – выдерживаю напряжение. До последнего и… победного! До произнесённой: «три». – Один… – Они – опускают головы, продолжая топить аудиторию в своих блядских слезах! – Два… – Забыла сказать, что я ещё и не «преподаватель», чтобы давать «нитку» и «иголку» к ним: воткну – одну, обвяжу – другой; и не подумаю! Но этого и не потребовалось – три так и не слетает с моих губ: девушки буквально «срываются с цепей» и, прижавшись друг к другу, раскрывают губы, углубляя поцелуй. – Гладь – её… Давай! – Рыжая – тут же обхватывает шею подруги своей здоровой левой рукой и, запутавшись пальцами в копне её грязных и жирных, осветлённых тёмных волос, прижимает её ближе к себе; пока и та же обнимает её своей уже правой рукой – за талию и, поднимаясь левой рукой к её правой груди, сжимает уже её, срывая хриплый стон с губ любимицы-любовницы! Пару месяцев назад – меня бы вырвало от этой, «их», картины! Без всякого рода – «предубеждения»-предупреждения. Сексизма. Мизогинии… Ненависти – к всегда «положительной радуге»! Как и «гордости»… Просто и… В «принципе»! А сейчас… Сейчас же – я с упоением и гордыней, и главное – без «переобувки в воздухе», смотрю на это: стараясь только… не трясти правой рукой – чтобы не смазать видео! Всегда нужно брать с собой – камеру… с телефоном. Или – наоборот… По раздельности. Или вместе… И держать его, её… их – наготове к съёмке! А и в такие особые моменты – и подавно! Их родители – точно не смогут остаться равнодушными.

И, пока остальные «одногруппники и одногруппницы» всё ещё справлялись и справляются с шоком от недавно произошедшего и от не-было-не-было-и-вот-опять происходящего, я оборачиваюсь – и кивком головы подзываю к себе шатенку. Выцветшую и даже «выгоревшую» шатенку… с жёлтой заколкой у левого виска! Человека! С тёмно-карими, почти и чёрными большими глазами, окружёнными длинными чёрными опахалами-ресницами – под узкими, почти и выдернутыми «под ноль», но и при этом же ещё нарисованными заново чёрным же карандашом, узкими бровями: на низком и бледном лбу. Прям и оленёнок Бэмби! «Сумеркам» бы – отдать. Или самой – сожрать?.. Но и скорее – «свинья для битья»! С вздёрнутым – носом-розеткой. Тонкими и плоскими – бежевыми губами. Тёмно-бежевым румянцем – на полных щеках. И с мощным же – горбом-подбородком! Одетую в «жёлтую» шелковую кофту и рваные на коленях белые джинсы, покрывающие «жёлтые» же кеды! Девчонку, что бесила меня – всё последнее время: её же блеяние, а не «голос», доводило до нервного тика и срыва! А извечные пререкания с преподавателями то и дело – заставляли сжимать до хруста костей и скрипа кожи кулаки, всё сильнее и сильнее – с каждым разом, мечтая однажды: увидеть в них – её шею. Но и перед этим же всё: их – и в её лице. А там – и во всём же её теле! «Девочка», ты пришла сюда учиться, а не пиздеть без повода со своей «светловолосой подружкой»! Но и вот «незадача» – девчонка качает головой, пока её подруга прижимает её к себе! Нашёлся тут, понимаешь ли, «спаситель-ангелок»! Хранитель-хоронитель… Раздуплился – под уже и окончание всего? Да и «всех»… «Открываемся – под конец», да? А может, всё-таки: «вскрываемся»? М! С твоим же толстым, прямо-таки и не «полным», а и именно «толстым» лицом – только так; и вообще же что-либо – возможно. Без шейминга! Всё так же – лишь факт-ы. Не говоря уж и о зелёных глазах – навыкате; с короткими «чёрными» ресницами и под «толстыми» же «чёрными» бровями – на высоком «бледном» лбу. А уж про сухие, от того ещё и «пышные», как стог сена и перекати-поле – вместе, волосы, чуть ниже лопаток – можно и вообще промолчать! Только ещё, и в виде же «заметки», к ним же добавив: всегда отёкшие круглые розовые щёки, полные пьяно-вишневые губы, и это тоже не «комплимент», широкий длинный нос и круглый, хоть и выточенный при этом, подбородок! Её бежевая рубашка смотрелась на ней – так нелепо, будучи в облипку и демонстрируя все нужные и «не» выпуклости… А это равно же – «плохо»! Как с теми… Так и с другими! Преувеличение же и перебор – были везде. Как и с чёрными классическими брюками! И только чёрные же лакированные ботинки – не трещали по швам… «Вроде бы». Но и ужасно – скрипели при этом! «Мамочка» нашлась! Хотя нет… Не только! Вы же, обе, как те свиньи – из клипа Глюк’oZ’ы «Schweine»! Где и «светловолосая» – толстая… «мамочка». А «мелкая дрянь», что прячется за ней и «ростом не вышла», ниже «среднего» же и даже «моего», «мелкая свинья», смахивающая на… «Гитлера»! Смотрите все – второй раз будет повержен Гитлер… «Моими руками»! Фактически-физически… И «создавшими» его – как его, «демона во плоти», от «дьявола же во плоти» и… «в духе»! И пусть я и «обращённая» – только лишь как девятый месяц… Всё же! «9 мая»! «С Днём победы», бля… дь!

– Иди. Сюда!

Гитлер вновь качает головой – и ближе прижимается к своей подруге-мамочке, обливаясь слезами, что-то ещё и шепча при этом: своим прогнившим ртом! Его не мешало бы – с и хозяйственным мылом прополоскать. Да и тебя… и «вас» же самих – заодно! А я же – перевожу пушку в их сторону и, продолжая снимать ласкающих друг друга подружек-потрахушек, уже и давно не «лишь говорушек», выстреливаю: попадая точно – между… свиных же глазок. Но и – светловолосой! Нацисты «нацистами» и фашисты «фашистами», а с детей не начинают – ими заканчивают! Пять! Шатенка – визжит… И впрямь – как свинья. И без «как»! И, подрываясь, на всех возможных и «не» эмоциях и чувствах, ощущениях, а там же из и на таких же всё «силах», бежит ко мне! Вот это… «коррида»! Вот это… «зрелище»! И… «Мясо»! «Мстить» что ли, «хлебушек»? Ну не так быстро… «крошись»! Пушка вновь – в боевой готовности! Но и в этот же раз – пуля летит чуть левее… её шеи, пробивая угловатое плечо и цепляя выпирающую ключицу. Четыре! Девчонка – орёт, продолжая реветь, и падает на пол, начиная биться в тупой… и здесь, да, от слова «умный»… боли и агонии. Ну ладно тебе… Разве это – «боль»? Разве это – «агония»? Ты – человек! Напоминаю – для «особых»… Не «особенных»! Ты – не одна такая: кто не умирает – от серебра! Но вот «покалечишься»… Да! Стыд бы поимела, пока он не поимел тебя – в лице меня же, перед тобой от них – уже страдали. И даже – «умирали»… А ты делаешь, «строишь» из себя – жертву. Да и «главную» – из всех! Только привлекаешь к себе – лишнее внимание… «Снова»! Но и на этот же раз – ещё и «моё»! Двое всё тех же парней – подрываются к ней и я вновь навожу на них пушку! Но и в этот раз – они повторно не рискуют: бросают только быстрые, мимолётные взгляды на неё, вроде как интересуясь самочувствием и тут же показывая этим, что они пытались! Падаль! Даже помочь «друзьям», «подругам» – не в силах. Какие же вы тогда… «друзья», а, «товарищи»?.. Если даже, пусть и «уже», но и под «страхом смерти» – не броситесь на помощь. Правильно – никакие! Никчёмные и… никто! Идеальная смерть – отдать жизнь за друга. Не говоря уж и за любимого человека… Не худшая смерть, м? Но и, похоже, ваш мозг – пока ещё такими истинами не располагает. Если он – есть, конечно!

Выключив на время видео, я убрала телефон в правый же передний карман куртки… нет сменки – нет и раздевалки: это закон… и, подойдя к шатенке с так и кровоточащим плечом, сжала её волосы в кулак, дёрнув её за них вверх и сорвав с её губ уже и самый настоящий писк-визг; да ещё и такой силы, что он буквально заставил закрыть уши… остальных! Так ещё и моя же широкая, скалящаяся улыбка – её пугает, вызывая дрожь не только по коже и снаружи же тела, но и внутри… души. Мне просто трудно скрыть её, глядя на её же «забитый» взгляд и «дребезжащее» же «тулово»… под моим дулом! Воздух же тем временем – всё больше наполнялся солёным вкусом и металлическим привкусом… Заполнялся – кровью! «Пряной» такой… Затем – отпихнула девчонку в сторонку доски и снова навела на неё пушку. Она – плачет. Кричит: «Не надо!». Практически – и на коленях умоляет… А из моих лёгких – непроизвольно, даже и для меня же самой, а и тем более – «для них», вырывается тихий, а после и «громкий» смех! Пока и те же всё ребята – в шоке и отползают буквально и от меня же всё подальше, совершенно не понимая, что: если я захочу – пуля-дура их и в другой аудитории достанет!

Но и поймав же взглядом парней – я склоняю голову к левому плечу и шиплю:

– Я как-то не «так» – выразилась?! Расстёгивай. Ему. Штаны! Мы все здесь – ждём шоу. И так же сейчас же – «зрелища»! С мясом и… кровью.

И тут, боковым же всё зрением, улавливаю толстую, по фактам, тёмную фигуру – бритоголового брюнета! Парня-демона. Бегающего из угла в угол – в дальнем же конце аудитории. Но и не это же самое главное – пародируя меня: с телефоном в правой руке! А и, казалось бы, полная и коренастая, подкаченная фигура, но и в чёрной же футболке, чёрных шортах и чёрных же кроссовках – больше напоминала смерч, торнадо, нежели и «фигуру»; а там – и самого же «парня». Но и при этом же всём – не несла совершенно никакой угрозы! Ни своими же глубокими тёмно-карими глазами в обрамлении чёрных густых ресниц и под такими же бровями – на высоком и бледном лбу; с небольшим шрамом – над и под левым же глазом, на полной щеке, с еле проглядываемой скулой. Ни пусть и широким, но и маленьким носом, словно пирамидка и одновременно крошка-картошка, что прямо-таки и не возвышался над его куда более и полными, «большими» губами. Ни мощным и округлым подбородком; в данный же всё момент – поджатым и приподнятым, как и сами же губы над: в страхе, панике и нервяке! Оу, «мы» решили обратиться и подключить «под ключ» же – «вышестоящие органы-инстанции»? Интересно… Нет. Даже – и «презабавно»! Ведь и «что-то» мне уже подсказывает, что из двух зол, «я или ты-вы», они явно выберут – не «меня»! Если и приедут ещё, конечно. И ствол снова же – на уровне моих глаз, пока я вспоминаю тир: где все стреляют – по двигающимся деревянным фигуркам уток или котят; ну а в «нашем» же всё случае – по людям! Точнее: не людям. Чего бы и кого бы – это ни касалось. И как бы – для «Гринписа» ни звучало. На злобу дня! Определённо! Но и вот только выстрелить не успеваю: шатенка всё же имеет свой стыд вместе с совестью – и дергаёт меня за левый же рукав, прося то ли и остановиться, то ли и отпустить. А то ли и… Продолжить! Да и я уже – не могу разобрать её слов: она – слишком быстро говорит, двигая совершенно неразборчиво губами! И, потеряв уже и всякий интерес к ней, я просто вырубаю её с локтя этой же руки. Ненадолго… Некрофилия – не моё! Да и лежачих – не убивают. И снова навожу прицел – на бегающего парня. Выстрел! И пуля – пробивает его правый висок, оставив небольшую вмятину на стене! Алая кровь – фонтаном орошает пол, цепляя стены и… даже потолок! Три! Безжизненная и… сломанная кукла! Падает – на пол. В лужу собственной же крови… А в его виске – зияет чёрная дыра. Собственная бездна… В отражении – бездны же пола! После чего, взглянув уже и на двух так и трясущихся парней, я усмехнулась. Кто как, а вы… Стоило же мне выстрелить в него – как эти тут же принялись и приступили «к делу»! Похоже, не только меня – возбуждают подобного рода вещи… с «вещами» же! Не одна я – садистка. А там – и мазохистка… И извращенка! Продолжая стоять на коленях и морщась от боли в своём левом же колене – блондин то придвигался, то отдалялся, выполняя поступательные и регрессивные фрикции с посасывающе-полизывающими движениями губ и языка по члену друга, не забывая и «о зубах», как и головке: вновь и вновь нанизываясь ртов на орган брюнета. Пока и последний же, закрыв глаза… а перед этим же ещё – их и закатив, не закатав – лишь губы́… всеми силами старался забыть об этом! Ну… Или просто представлял какую-нибудь шлюху – на месте друга. Что ж… Все мы – грешны! И даже – демоны. Тем более – ангелы! Ага-ага… Вот только и судя по тем же его тихим гортанным стонам и сипам – ему нравилось! И готова же прям спорить до пота и крови «одного» и соплей и слюней, слёз «второго» – он воображал это и фантазировал об этом же: в своих снах! И уж точно – не в кошмарах… А и спустя пару минут – и вовсе закинул руки другу назад, на затылок, устанавливая уже и собственный ритм-темп движений. Собственный… собственник. Актив! И да… «Нравящийся» только ему одному – ритм-темп движений! Но и опять же всё – «пока». «Там» же, и в оборот, «пассив»! То резко наращивая, то и так же, наоборот, дерзко сбивая и сбавляя. Так ещё и голову назад забросил, чёлку отбросив – от полного удовольствия и наслаждения, кайфа!

Таймер камеры отмечал уже десять минут записи, а я всё продолжала стоять и смотреть на этот, можно сказать уже, что и «общий», апофеоз и, лишь меняя ракурс-угол съёмки, старалась заснять всё и всех, вся, как снизу, так и сверху, чтобы показать всю степень удовольствия одних, а затем и вторых, переводя объектив после и на девчонок, которые уже давно лежали на полу, лаская друг друга! Раздев брюнетку, рыжая языком исследовала тело подруги, несмотря на весьма и разрывающую боль в правом предплечье, как и на окружающих. Да и на всех же и всё! Где-то покусывая зубами, а где-то и зализывая языком, посасывая кожу губами, она срывала стоны со рта своей любовницы, исследуя её уже и затвердевшие соски, параллельно и нежно-грубыми движениями пальцев лаская её между ног – через ткань шорт. Брюнетка же, обнимая подругу за талию правой рукой, левой – сжимала её упругие ягодицы, сначала одну, потом вторую, затем и обе, периодически ещё и шлёпая-оглаживая наверняка уже и покрасневше-раскрасневшиеся, если и не посиневшие места, попеременно проводя ею и по её же груди.

Подойдя к ним, я всё-таки не сдержалась и улыбнулась более-менее дружелюбно, присев на корточки и прошептав на правое же ушко рыжей, отведя пистолетом волосы:

– Вернись – к губам.

И, на этот раз уже без каких-либо пререканий, соплей и слюней, осуществив мою пока ещё просьбу, она накрыла рот подруги своими губами, тут же прикусывая и оттягивая своими белыми ровными зубами её нижнюю губу на себя и всасывая её в себя же затем! Ну а я же, наведя камеру уже и на их головы, друг под другом, установила пистолет на затылок рыжей же – и, под их общий вопль, «зажёванный» же в и самим поцелуем, нажала, спустила курок: пробив череп рыжей – пуля прошла насквозь, оставшись в лице брюнетки; и руки обеих – безвольно упали по швам и на пол. Две!

– Всем шлюшкам – воздаётся по заслугам!

А когда обернулась – увидела уже пришедшую в себя шатенку, что и с нечеловеческим же остервенением уже пыталась оторвать блондина от брюнета, что-то крича им и параллельно же ещё оттягивая одного своего друга от члена другого и его же любовника. Но и тот же – лишь отпихивал подругу и снова нанизывался на орган первого!

С улыбкой наблюдая, как её губы, беззвучно – всё ещё для меня, но и звучно – для неё и остальных, двигаются в мольбах и прошения, просьбах о пощаде – я вновь подняла её своей правой рукой, намотав её волосы же на кулак, и приставила к доске спиной:

– Нравилось смеяться – над ней? Нравилось и угорать – над человеком? Издеваться – над ней, когда она… протекла на паре! – Прорычала я, пока в голове между тем вырисовывался образ милой и главное «приятной», не только лицом и телом, но и душой, брюнетки: с короткими тёмно-каштановыми волосами – до плеч, серо-зелёными глазами меж чёрных и длинных ресниц и под такими же узкими бровями – на не менее узком, а и точнее «низком» и бледном лбу, впалыми щеками и острыми скулами, тонким и длинным носом и узкими губами над небольшим и круглым, с ямочкой, подбородком. Серая мышь! Но и скорее, а там и «именно» – «мораль»! В вечно сером, да и чём-то ещё таком же, что могло – как-то укрыть, спрятать её; помочь – слиться с общим фоном и пространством, не выделяться из… чёрно-белой массы. Не отсвечивать! И так ушла в себя, что почти и пропустила момент, когда девчонка начала качать головой и что-то молотить-лепетать в ответ, но и закрываясь под конец-очередное-начало – бью её головой о доску, с широкой злорадной улыбкой смотря затем на вмятину: на кровавый след – на глянцевой же белой поверхности! «Красное» на «белом»… От пусть и «серого» же тела. Но – и из «чёрной» же души! Эстетика! – Вы же так веселились – унижая её! Сначала – на паре. После – и в «сети»… Я видела «беседу» – и знаю каждую фразу их и… На зубок выучила-вызубрила – фразы, что ты… Ты!.. Как человек же, что должна была быть – с ней и за неё: по виду и расе!.. И твоя же подруга… Вы!.. Писали ей! Словили – кайф, а?! Да-а-а! Пора платить – за удовольствие! – И, тут же пряча пистолет за кожаный чёрный ремень джинс позади себя, в очередной же раз благодарю организаторов семинара! Из-за них и, безусловно же, «благодаря» им же: нас никто раньше положенного – не «подслушает» и не услышит! И, придержав правой рукой её за горло, левой же – резко срываю с неё штаны. А следом – и белые кружевные трусы… с широкой белой прокладкой! Так уж вышло, что когда она разговорится – никто не в силах её заткнуть! И пару дней назад, «как раз», через этот же всё самый её бесполезный трёп – я и услышала информацию, которая меня очень обрадовала: «в этот день» – у неё должны были пойти-прийти месячные! О да… «Идеальная» месть! Та бы… Та бы – мной гордилась. Точно и… Определённо! Вот только и дьявол бы вновь – лишь расстроился. Но и куда уж «одной» спасённой жизни – против «семи» загубленных? А сколько – ещё будет!.. Не могла же за себя постоять – и не постояла… А я вот – почти смогла. «Смогла»! Да… Ведь и осталось же – совсем немного! Затем срываю и её – и откидываю куда-то к чёрному пластиковому мусорному ведру с чёрным же полиэтиленовым пакетом для мусора внутри! Шатенка – пихается. Пытается даже – и вырваться… Но и я – лишь сильнее сжимаю её шею в своей хватке, ловя её немые движения губ. Но – и не своими же губами! А будто и хозяйка домашнего животного, в данном же всё случае – «рыбки», и через всё тот же пакет, правда, уже и прозрачный, с водой и… тряся же его изо всех своих «детских любвеобильных сил»: «Ры-ы-ыбк-а-а-а!». «В поисках Немо». Помним. Любим… Надо пересмотреть! Сразу после – «Короля льва». И «Спирита»! После чего – возвращаю её одежду на её же «законное» место и наблюдаю, как девчонка сжимается, держа себя руками, и горько плачет! Дело – времени… Напряжение – сделает своё дело; а нервный срыв – и подбавит. А там – ещё догонит и… «Добавит»! И скоро, буквально же уже и вот-вот – «мы» сможем лицезреть ещё одно ответвление от шоу! Пока и мальчики же всё, тем временем, не теряли же его даром и, уже поменявшись местами, продолжали своё наипрекраснейшее действо: где уже и брюнет – отсасывал у блондина; а второй, блаженно прикрыв глаза и запрокинув голову назад, с упоением облизывал влажным языком свои сухие и покусанные губы. Целиком же – взял и… Прямо-таки – захватил! Какая умница… И, параллельно же ещё задавая уже и «свой» ритм-темп, он так же тяжело дышал, хрипел и почти же что гортанно и с «рыком» стонал, пропуская тёмные короткие пряди своего любовника через пальцы!

И, снова же включив видео, до этого же какое-то время всё же попридержав его на «паузе», чтобы и всё, всех и вся же более-менее «подготовить» – к крайнему и тут же последнему, финишному рывку, я ухмыльнулась и, обведя «взглядом» телефона аудиторию, начала – вновь с парней, после чего – перешла на тела девчонок у двери… и, наконец, закончила – брюнетом у стены; воспользовавшись ещё и моментов, ненадолго к нему и поближе же подойдя, забрала у него телефон! И, вытащив таки его же сим-ку из него, тут же сломала её; а чёрный гаджет с яблочком – прибрала себе: в задний же правый карман джинс – под рукоятью, а и не дулом пушки. И вновь затем – подошла к шатенке!

– Какой казус, а… Надо же!.. «Студентка» и… «Протекла»! Что же ты так, м?.. Не следишь за… «этим» делом?! – Хриплый и надсадный смех вырывается из моей глотки, пока я опускаю камеру от лица заплаканной девчушки к её же ногам, засняв и во всей же красе – тёмно-бордовое пятно на внутренних сторонах её бёдер, широко же при этом ещё и улыбаясь-скалясь. – Какой позор! Да… Попасть в её ситуацию – неприятно, правда? – Кивает и сильнее прежнего всхлипывает-кашляет. – Я знаю – как помочь тебе: избавиться от… «этого». Могу подсказать! – И ведь самая что ни на есть «надежда» – зажигается в её карих глаза. А мне вдруг и совсем уже становится ненавистен – этот цвет. Ведь и мало того, что меня тошнит от неё – от самой себя! У меня же – точно такой же цвет и главное «размер» глаз! – За моей спиной, в самом дальнем углу аудитории, открыто окно, в которое вы так часто и так «беспалевно» – курили, твари, свою «дрянь»! Поднимись на подоконник – и спрыгни с него! – Её «отвратительные» глаза вмиг расширяются – в шоке и ужасе; и она уже – качает головой, автоматически ещё и делая резкий шаг назад от меня, пытаясь защититься. Но и лишь забывает, что дальше – только доска и бетонная стена: и с размаху бьётся головой – об них! – Или я сделаю ещё одну дырку – в твоём теле… Быстро и чётко! Чёт-но… Но вот только и совсем же не факт, что ещё – и «безболезненно»! – И она закусывает свою нижнюю губу, опустив голову и своё же заплаканное лицо к полу. Неужели – взвешивает все: «за» и «против»? Она умеет – думать?! Прям открытие за «открытием»! И, после короткого молчания, прерываемого лишь тихими стонами и таким же хлюпаньем, она мельком кивнула, так и не посмотрев ни на кого и ни на что и, обойдя меня, двинулась к окну! А нам моём же лице и губах, тем временем, расцвела удовлетворённая улыбка; и, подняв телефон с включённым видео повыше, я, наконец, повернулась в её сторону, чтобы заснять всё – в мелких деталях и таких же «мелочах»! С помощью стула – она становится на подоконник; и с пару секунд ещё – смотрит вниз. Задерживает дыхание. Выпускает… Сжимает кисти рук в кулаки и… тут же разжимает. Нервно заламывает пальцы… Повторяет это действие – вновь и вновь. И вдруг… Её руки – падают по швам. И, закрыв глаза, посильнее зажмурившись, она делает шаг вперёд, наружу и… исчезает! Пока и я же всё не спеша – следую за ней: не только и по пятам, но и, прикрыв глаза, с упоением ориентируюсь на звук и «считаю секунды». На счёт «пять» – слышу женский визг. После – мужские крики о помощи! И, на цыпочках таки обойдя парней, подойдя, наконец, и к окну, я выставляю телефон наружу-улицу, ловя объективом разбитое и сломанное тело – в луже собственной же крови; как прохожие суетятся – вокруг него-неё, как «муравьи», прося, а там и «требуя» скорую и… захлопываю же окно!

Вернувшись к оставшимся, предусмотрительно переступив через трупы и лужи крови, с грустью отметила, что аккумулятор телефона вот-вот сядет – и, в уже спешном порядке подойдя к мальчикам, встала за спиной одного из них, тяжело вздохнув. Несмотря ни на что – они были самыми лучшими… моими марионетками. Касаюсь стволом пистолета затылка брюнета – и сразу же спускаю курок! Никакого «обратного синдрома» – только «личное». Два раза! Один… Ноль. Чтоб… Наверняка. И не «спасти»! Блондин – жалобно простонал и взвыл, отчего его рот ещё больше раскрылся, до прямо-таки и невероятных размеров, и упал, накрывая своим телом тело брюнета! Вовремя отскочив, я навела на них камеру телефона, записав: как при падении на первого же – второй ударился шеей о стоящий перед ним стол и, свернув шею об него, в ту же секунду умер! Ох… Его смерть была – самой мучительной! Вначале – получив пулю в коленную чашечку. После – в пах. А затем – и сломав шею о стол… Он страдал – больше всех! «Всех» – умерших от выстрела и потери крови. Справедливо ли? А что такое – «справедливость»? То же – что и «жизнь», м! «Сложное» понятие. Не для «принятия»!

И, вновь же осмотрев, так и «этак», аудиторию, как в последний и уже без «как» раз, я выключила камеру и, убрав телефон окончательно в рюкзак, подобрала и его, параллельно ещё спрятав в него и оружие, и направилась на выход, обходя, «как некрестный ход», и переступая, словно бы и собственный же «прыжок неверы», через всех! Затем закрыла дверь «с обратной стороны» на ключ – и спустилась по лестнице на первый этаж. Но и после же чего – ещё на один пролёт. Нулевой «пациент»! И «пожарный выход» – под лестницей: с белой деревянной дверью и красным же глянцевым квадратом на нём – с наклейкой-изображением белого огнетушителя! Присев у неё, я вновь сняла и открыла рюкзак, изъяв из него белый баллон с газом, и кинула его на пол. Потом – открыла белую бутылку с яркой же красной этикеткой, жидкость для розжига костров, и быстро облила ею баллон! Затем встала, подобрала рюкзак и, ведя дорожку прозрачной жидкости за собой, прошла к семинариантам со второго, не главного входа, так сказать и замкнув круг, а и точнее «квадрат» и вернулась к пункту охраны и самому же выходу уже непосредственно из самого здания, встретив всё тех же старичков с осунувшимися и дряхлыми лицами, но и всё с такими же светлыми чертами их, лишь немного подёрнутыми паутиной морщин – на высоких смуглых лбах и у уголков глаз, у мужчины – голубых, немного и косящих одним левым, а у женщины – светло-карих, и с такими же светлыми, почти и белыми короткими ресницами и широкими бровями; не говоря уж и за морщинки у полных губ – под узкими и чуть вздёрнутыми носами, переходящими на лишь ещё и слегка полноватые щёки и округлые ровные подбородки.

– Вам лучше – уйти отсюда: у меня к вам – претензий нет… Надеюсь, и у вас!

И, продолжая как ни в чём не бывало выливать содержимое бутылки, я перепрыгнула через турникеты и, лишь на миг остановившись, развернулась, чтобы затем отбросить её куда-то в сторону и, изъяв коробок спичек из рюкзака, зажечь одну из них. Ну а после, с широченной же улыбкой от уха до уха, кинула её – перед собой! И стоило мне лишь вновь развернуться, пройти тамбур-предбанник и переступить через порог, как раздался оглушительный взрыв моего газового баллона! Затем – ещё один. И ещё… После нескольких таких взрывов – взорвался и основной, главный баллон, установленный заблаговременно, как и прочие – «по углам», только и этот – ровно посередине аудитории и «под столом», где и шёл семинар… у всего же четвёртого курса! От силы взрыва, как и последовавших же затем, да и предшествующих же ранее «взрывов» – стены здания буквально вылетели, рассыпавшись на куски. За ними – повылетали и стёкла, раскрошившись на осколки. И последним аккордом в этой симфонии – стал потолок, а и точнее «крыша», которая обвалилась, как у карточного домика или, и лучше, «последняя доминошка», накрывая собой – всё и вся; и забирая же и окончательно жизни – всех!

Что ж… Но и как я уже говорила – я могла бы устроить всё это и в первом корпусе!.. Но и так же ещё вышло, что четвёртый курс – заседал в основном именно здесь. А бегать – оттуда-сюда-и-обратно?.. Не было никакой – ни возможности. Ни такого же и «желания»! Не с пары же или какого мероприятия – отсюда и туда: на остановку же меж ними – сподручней. Да и так же всё – я вновь убила одним выстрелом сразу же двух зайцев: избавилась от части гнили из своей группы… От гнилых сливок!.. и от курса, возомнившего о себе невесть что и тут же «слишком много», всё и вся буквально, демонического деспотизма-и-терроризма. Нет – нацизма и фашизма! Есть – лишь крысы… И их – надо «есть»: пока и они же – не съели «тебя»! А «спускаются» те или «поднимаются» – дело «восьмое» и… «десятое». Все – платят… И «расплачиваются»!

За спиной – завизжали сирены! Скорая и пожарка… Полиция! Вовремя, однако… Здравствуйте! А и точнее: «не» добрый вечер – «вот» что это значит. И, повернув голову на звук, я уже и легко улыбнувшись, резко развернулась – и вывернула себе левое бедро! Боль – заполнила сознание. И в следующий момент – весь мир провалился во тьму. Эх… Научиться бы перерождаться, не перезагружаясь и вырубаясь, как и не париться!

*

С первым «звонком» – все студенты, от мала до велика, заторопились по светло-жёлтым коридорам в свои аудитории. Сталкиваясь и толкаясь, расталкивая друг друга, они бежали по мраморным бежевым полам, периодически налетая и на белые крашеные стены и чуть ли не подлетая даже под чёрный потолок с белыми стеклянными люстрами со светло-жёлтым светом, старясь достигнуть «места назначения и встречи» – вовремя; и сидеть за своими столами, как и на своих же стульях, ещё – и до второго «звонка».

За минуту до него – в чёрно-белую аудиторию своей группы забежала миловидная девушка-демонесса, восемнадцати обращённых лет, с аккуратными и почти кукольными чертами лица; узким, а и точнее «низким» бледным лбом, небольшим вздёрнутым носом, пунцовыми щеками, светло-розовыми миниатюрными губами, полукруглым небольшим ровным подбородком и узкими светлыми бровями, под которыми трепетали длинные светлые же ресницы; чуть проскользив по белому паркету пола; прижатому бежевыми деревянными партами, как и стульями, и уходящему в бежевые же крашеные стены с белой пластиковой доской под чёрные маркеры и под чёрный же потолок с белым светом прозрачных стеклянных люстр, на котором так же – висел и белый пластиковый проектор, «устремлённый» к белому же полотну у доски; и, оправив свои светлые волосы, длиной до лопаток, она пробежала своими серо-голубыми глазами по присутствующим, поприветствовав их с кивка, и направилась вглубь аудитории. И, пройдя, наконец, к своей парте, она села рядом со своей сверстницей – подругой-ангелом: брюнеткой с короткими, до плеч, тёмно-каштановыми волосами, тёмно-серыми глазами в обрамлении чёрных коротких ресниц и под широкими же чёрными бровями – на высоком лбу, с длинным и клиновидным носом, будто и прорезающим её светлую кожу, острыми скулами и прямо-таки выпирающим округлым подбородком – под полными и светло-бежевыми губами.

– Ты чего так долго? – Осведомилась у всё-таки успевшей подруги та.

– Да на первом же этаже – мемориал установили: погибшим во втором корпусе! И, прикинь, все решили именно сегодня – почтить их память, принеся кучу разноцветных игрушек и разномастных цветов! Пока я пробралась через всю эту процессию… Жуть! Всю форму мне измяли! – Фыркнула девушка, осматривая потрёпанную и пусть и в меру, но и всё-таки же смятую, а для неё и вовсе – «помятую» чёрную одежду: из классической с оборками юбки, рубашки, пиджака и небольшого галстука. Так и не забыв же ещё про обувь – тут же и поправила заклёпки чёрных туфель на небольшом и толстом каблуке.

– Да уж… И ведь подумать только!.. Провернуть такой террор – и на 9 же мая. «День победы»… как-никак! Соболезную – семьям студентов… Но и благо же что – преподаватели успели уйти. Бывает же!.. За десять минут – вышли. Будто – чувствовали!

– Говорят, – понизила голос светленькая, решив поделиться слухами, – что одной студентке – всё же удалось выжить… И её – перевели к нам в корпус, приколись!.. Вместе – с оставшейся частью её группы… Ну и другими – обучавшимися с ними!

– Да ты что?!.. – Охнула тёмненькая и тут же закрыла рот руками. – И кто – она?

– Не знаю… – Повела плечами, а после и руками – её подруга-соседка. – Но она – чудом выжила: успела выбежать из здания – за минуту, представляешь? Бедняжка!

– Согласна! Потерять – стольких… Да ещё – и так!.. Ужас! – Пискнула брюнетка, зажмурив ещё и глаза: то ли уже и от подступивших слёз, то ли ещё и от страха.

– Да… Семерых, кажется! А остальные – отмечали дома… – Кивнула блондинка. – Так и что забыли эти же семеро – в том корпусе и в тот день: до сих пор выясняется!

– Внимание, студенты!.. У меня для вас – новость! – Раздалось по помещению громогласных и не терпящим возражений – женским строгим голосом из коридора.

– Ой! Кураторша… – Шикнула демонесса и, вновь же разгладив складки на своей юбке, встала у стула – со своей же всё правой стороны. В то время как и слева, повторив все её действия – всё с той же одеждой, только и белого цвета, рядом встала и ангелонесса.

И в аудиторию зашла взрослая и рослая, светлая женщина-ангел, сорока пяти лет; с высоко поднятым, почти что и на макушке, пучком тёмно-каштановых волос, вытянувшим и без того её высокий и бледный лоб с чёрными и широкими бровями, как и резкие, острые скулы, пока и её же светло-серые глаза были устремлены вперёд, вместе с длинными чёрными ресницами и клювовидным носом, возвышающимся и почти накрывающим тонкие алые губы и ровный округлый подбородок; и в белом брючном костюме, из брюк со стрелками, полупрозрачной блузки под пиджак, с небольшим галстуком и в белых же лодочках на тонкой и высокой шпильке.

– Как вы все уже наверняка прекрасно знаете – три дня назад, в результате теракта, произошедшего во втором корпусе, погибли студенты: с третьего и четвертого курса соответственно! Для нас, как и для семей погибших и пострадавших, это – огромная боль и утрата! – Торжественно поклявшись, что замыслила только шалость, произнесла она. А затем – перешла к назиданию и беспрекословному подчинению. – Пока идёт следствие, администрация и мы все – просим вас соблюдать осторожность: и не гулять по улицам – после комендантского часа! До этого же времени и в случае обнаружения бесхозных вещей, как и подозрительных личностей, просим сообщать об этом всём – лично нам же!

– Кто не знал – тот у-знал! Кто недо-понял – понял… А что – за новость-то? – Проговорил демон-брюнет с первой парты второго ряда, скрестив руки на груди и натянув тем самым ткань рубашки на своём накаченном и рельефном теле – ещё больше. Параллельно ещё изогнув свою правую чёрную широкую бровь, сощурив левую вместе с глазом, и смерил женщину перед собой внимательным и ожидающим взглядом своих больших тёмно-карих глаз – из-под полуопущенных чёрных ресниц; сжав и тонкие губы в одну полосу – заострив ими скулы и поджав вверх свой же угловатый подбородок.

– К нам в корпус – была переведена единственная выжившая, среди студентов в тот день, студентка! И так же – к нам была переведена оставшаяся часть её группы и обучавшиеся вместе с ними: в параллели и том корпусе! А у нас в группе – как раз не хватает одного студента: после того, как и твой же сосед взял академ. Другие же – «делиться» не захотели… Как будто – и в детском саду ещё, ей богу-дьявол!.. Кхм! И было решено, что именно она отныне – будет учиться с нами-вами! Кариночка?.. – И обернулась к выходу из аудитории, выискивая глазами девушку. – Проходи, пожалуйста! – И, стуча чёрными шпильками, в аудиторию прошла «приятная» брюнетка, хоть и «уступившая» чёрной форме, но так и не осилившая полностью отказаться от «своего стиля»: так что чёрные же лодочки с красной подошвой, как и её уже почти что и тотем, личный авторский знак, оставила при и на себе – даже пусть и хромая на левую ногу!

И, придержав под конец своего «некрестного хода» правой рукой своей чёрный же рюкзак, она встала рядом и по левую же сторону от куратора, улыбаясь ребятам. На что, и осмотрев её с головы до пят, «сильный пол» группы – призывно засвистел-заулюлюкал; неимоверно и взаимно, к слову, тем самым – обрадовав и саму «новенькую». «Слабый же пол», в то же самое время, от любых комментариев – воздержался да и вовсе отказался! Но и по этой же «их» тишине, как и по этому же всё «их» молчанию, девушка сразу определила – кто не имел ничего к ней, а кто имел, но промолчал: обрадовав её – дважды!

– Она потеряла… достаточно – в тот ужасный день! И ей теперь нужны – лишь поддержка и опора. Только наша же и с вами – забота… Мы же окажем её – ей, правда?

– Конечно! – Ухмыльнулся рыжий паренёк-ангел с последней парты третьего ряда, не отводя своего зелёного взгляда от неё, так ещё и подмахивая короткими рыжими ресницами и поигрывая широкими рыжими же бровями на своём узко-низком бледном лбу, заставляя тем самым и свои же светло-рыжие веснушки на полных щеках и орлином носу «пуститься в пляс», пока и уголки же его полных губ были растянуты почти и до ушей; а за счёт и последовавшего же следом прикуса нижней губы ровным рядом белых зубов – и его же округлый подбородок взметнулся вверх.

И, оскалившись так же и в ответ, девушка сжала своей левой рукой, сквозь чёрную же кожу рюкзака, холодную металлическую рукоять чёрного же пистолета с глушителем!

*

– Карина?.. Что ты здесь делаешь – на праздниках: мы же закрыты – до понедельника! – Проговорил девушке охранник, но, так и не получив от неё ответа, лишь проводил её своим удивлённым взглядом.

– Так, кто тут не переобулся, а?! Так ещё – и не разделась, ты погляди на неё! А ну-ка… Вернулась – обратно. Живо! – Вылетела из кладовой уборщица, но, и заметив таки, а заодно ещё – почти и узнав девушку, с громким стуком опустила полное прозрачной водой серое пластиковое ведро и светло-коричневую же деревянную швабру с тёмно-синей тряпкой на пол. – Стоп! А это – не Карина, случайно? – Сказала-спросила она – уже не себе и у себя, а у охранника, ткнув пальцев в воздухе в спину так и удаляющейся от них, ни разу не притормозив, до конца ещё не веря в происходящее и что ранее же переобувавшаяся и переодевавшаяся – могла вдруг и не по правилам поступить.

– Она самая… – Ответил он ей, ещё и сам не до конца придя в себя – от визита.

– Что она здесь забыла?.. По привычке, что ль? Аль будильник сработал?..

– Кто ж её разберёт: прошла – так ничего и не сказала… Да и не ответила!

*

– Карина?.. Ты – нас собрала? – Удивилась «рыжая» девушка.

– Зачем?.. О чём – ты хотела поговорить? – Продолжила за ней – её «подруга».

…

– Это, что, пушка?! – Отозвался «светловолосый» парень.

– Не делай – этого! «Зачем»?!.. – Подорвался с места – уже и «брюнет».

…

– Останови-и-ись!!! – Кричала «шатенка» – меж выстрелов.

– Сука, хватит!.. Что ты делаешь, Карина?! – Проорал «бритоголовый брюнет».

…

– Прости… Прости меня, пожалуйста! Я не хочу… Не хочу – «умирать»! Отпусти-и! Прошу-у… – Верещала «шатенка» на коленях – у её ног.

– Выпусти – нас!.. Спасите! Помогите!! – Кричали уже и в унисон – все.

*

«Я буду словом боль. Тебе досталось испытай…»: поставив очередную песню из плейлиста «dom» на чёрном плеере на «паузу», Карина вытащила, наконец, свои чёрные же проводные внутриканальные наушники из своих же ушей – свободной правой рукой. Плейлист стоит «на repeat’е» – уже четвёртый день подряд, а так и не надоел! Да – и не отключался… Не убавлялся даже – ни разу! И, намотав их на плеер же, убрала его во внутренний карман своей коралловой кожаной куртки, склонив голову к левому плечу и просканировав взглядом студентов. Ну что, «товарищи», поиграем в наш маленький ад?

– Мы же – «подружимся», верно? – Усмехнулась она и подмигнула им.