Читать книгу Декабристы: История, судьба, биография - Анджей Иконников-Галицкий - Страница 4

19 ноября после неожиданной и непродолжительной болезни Александр I скончался в Таганроге. Смерть сорокасемилетнего, ничем до этого не болевшего императора застала всех врасплох. Потомства покойный не оставил. Вся страна была уверена, что наследником престола по закону является цесаревич[5] Константин Павлович, родной брат царя. Всего пять или шесть человек знали, что двумя годами раньше Константин ради женитьбы на графине Иоанне Грудзинской отказался от прав престолонаследования[6] и что наследник теперь третий брат, Николай. Об этом был составлен и подписан Александром секретный манифест, который следовало обнародовать лишь после его смерти.

Константин жил в Варшаве; Николай находился в Петербурге. Траурная весть достигла Петербурга 27 ноября; в Варшаве о случившемся узнали двумя днями раньше. Между братьями завязалась переписка, но, пока она шла, в Петербурге решили (с согласия Николая), что надо присягать Константину. Без царя страна жить не может, а народ уверен, что царь – Константин. Присягать начали в Петербурге уже утром 27-го, а ближе к вечеру на заседании Государственного совета был оглашён секретный манифест. Оказалось, что страна клянётся в верности не тому.

Как быть? Решили присягу не останавливать и о манифесте пока помалкивать: ждать решения от августейших братьев. Братья же, за дальностью расстояния, выясняли отношения довольно долго. Возникла странная пауза, поползли слухи: мол, «с наследником что-то не так». Только на десятый день стало очевидно: Константин от престола отказался, царствовать Николаю. Но к этому времени обе столицы, вся гвардия, немалая часть армии и российской глубинки поклялись в верности его величеству государю императору Константину. Стали готовить новый манифест и новую присягу; об этом, разумеется, мгновенно разнеслись слухи. Ощущение, что «что-то не так», стало у многих перерастать в подозрение о государственном перевороте. При этом в Петербурге Николая не любили, а на находившегося далеко Константина возлагали неясные надежды.

Всё это было известно лидерам Северного общества из первых рук: у них имелось множество родственников и знакомых в Зимнем дворце, в Сенате, в Главном штабе, в Государственном совете. Что делать? Момент удобен для захвата власти под видом защиты прав Константина. Но ничего не готово к выступлению. Или мало что готово. Или готово? Эти вопросы обсуждались на домашних совещаниях.

Наконец 12 декабря был подписан и на следующий день оглашён манифест о вступлении на престол Николая Павловича. Новая присяга назначена на 14 декабря. Время для действия сжалось до считаных часов. Поздним вечером 13 декабря на совещании у Рылеева было решено выступить.

План действий сводился к тому, чтобы захватить Сенат и не допустить его присяги, а тем временем постараться переманить на свою сторону побольше полков гвардии (в столице квартировали только гвардейские войска). Командующим был избран князь Сергей Трубецкой, его помощником («начальником штаба») – князь Евгений Оболенский, но функции между ними и прочими лидерами движения распределены не были. Утром 14 декабря группа офицеров-заговорщиков вывела из казарм несколько рот лейб-гвардии Московского полка, но когда эти войска подошли к Сенату, оказалось, что там никого нет, а присяга, по-видимому, уже состоялась. Роты выстроились на Сенатской площади в неопределённом ожидании.

Постепенно стало выясняться, что борьба за присягу проиграна и в частях гвардии. К стоящим на площади присоединились несколько рот Гренадерского полка, гвардейский Морской экипаж почти в полном составе – и всё. Около трёх тысяч человек. Остальные полки один за другим присягали Николаю. Наиболее надёжные стягивались к площади, беря её в кольцо. Время шло. Уговорить мятежников разойтись мирно пытались генерал-губернатор Михаил Милорадович, митрополит Серафим, великий князь Михаил Павлович. В ответ брань и выстрелы. Смертельно ранены Милорадович и командир Гренадерского полка полковник Стюрлер.

Между тем вокруг росла толпа. Её поведение становилось непредсказуемым. Назревала угроза неуправляемого бунта. В наступающих сумерках Николай I приказал стрелять по мятежникам картечью из пушек. После предупредительных залпов ударили в строй. Солдаты побежали.

Вечером начались аресты.

17 декабря указом императора Николая I был учрежден «Тайный комитет для изыскания соучастников злоумышленного общества, открывшегося 14 декабря 1825 года», позднее переименованный в Комиссию для изысканий о злоумышленных обществах (сокращённо – Следственная комиссия); председателем назначен военный министр генерал от инфантерии Татищев. Комиссия работала в Петропавловской крепости; туда же доставляли и большинство арестованных.

Петербургские события породили громкий отголосок на юге: офицеры из Южного общества и Общества соединённых славян попытались поднять военный мятеж. 29 декабря несколько рот Черниговского полка под командованием Сергея Муравьёва-Апостола захватили городок Васильков близ Киева. Заговорщики, как и в Петербурге, надеялись на поддержку других полков, расквартированных поблизости, но этого не произошло. После нескольких дней метаний между Фастовом, Васильковом и Белой Церковью, 3 января мятежные роты были разгромлены правительственными войсками, а руководители восстания схвачены.

Аресты на севере и юге и по всяким градам и весям России продолжались и в следующие месяцы.

1 июня 1826 года были подписаны высочайший манифест и указ Сенату об учреждении Верховного уголовного суда. В его составе – 69 сановников (среди них немало родственников и знакомых подсудимых) и три духовных лица; председатель – князь Пётр Лопухин.

Подсудимых на заседания суда не приглашали, не выслушивали; защиты у них не было.

Приговор составлен под руководством управляющего Комиссией составления законов Михаила Сперанского и в начале июля повергнут на высочайшее рассмотрение.

Несомненно, всю работу следствия и суда направлял и ею непосредственно руководил государь император Николай Павлович.

Окончательный, отредактированный императором приговор был объявлен подсудимым 12 июля. Осуждены были 120 человек. (121-й подсудимый, статский советник Горский, передан суду Сената.) Пять человек осуждены на смертную казнь через повешение; остальные разделены на 11 разрядов по степени тяжести преступлений; подавляющее большинство осуждены на разные сроки каторжных работ с лишением чинов, титулов, наград, сословных и имущественных прав.

Приговор над осуждёнными вне разрядов приведён в исполнение утром 13 июля.

Остальным осуждённым наказания были смягчены указом 22 августа 1826 года в связи с коронацией Николая I и впоследствии ещё трижды, в 1832, 1835 и 1839 годах. Однако никто из осуждённых не был прощён и восстановлен в правах при жизни этого государя.

По делам, связанным с тайными обществами и декабрьскими событиями, состоялось ещё несколько судов, вынесших в общей сложности около сорока обвинительных приговоров. Точных данных о количестве наказанных солдат, в том числе и умерших в результате наказания, не имеется.

* * *

И вот вопрос: а из-за чего всё это было?

Сами декабристы и в показаниях на следствии, и в мемуарах высказывались на эту тему примерно так: невозможно было не выступить против ужасных гнусностей, творившихся в России. Но это лишь ряд общих фраз, чрезвычайно похожих, из воспоминаний многих участников движения. На вопрос, что именно невозможно было терпеть, ответ следующий: мерзость крепостного рабства, отсутствие справедливости в суде, произвол власти, воровство и взяточничество чиновников, направление политики Александра I. Или, как сформулирует на склоне лет декабрист Михаил Фонвизин: «…рабство огромного большинства русских, жестокое обращение начальников с подчинёнными, всякого рода злоупотребления власти, повсюду царствующий произвол».

Но позвольте, удивляемся мы. О борьбе с крепостным правом путём освобождения собственных крестьян уже говорилось выше: такая возможность была у многих, и никто не воспользовался ею. Что касается произвола власти и воровства чиновников, то, кажется, в России за всю её многовековую историю не было дня, а может быть, и часа, когда бы с разных сторон не раздавались жалобы на это. Но не выходить же по этому поводу каждый раз под картечь на Сенатскую площадь!

Что же касается политики Александра I, то, например, в 1821 году он не пошёл на военное вторжение в Турцию ради поддержки восставших греков и их предводителя Александра Ипсиланти. Это вызвало негодование многих будущих декабристов. Но у царя были веские резоны избегать войны: Россия ещё не залечила раны 1812 года, а Ипсиланти, при всём уважении к нему, действовал без спросу как самонадеянный авантюрист.

Несомненно, участников тайных обществ уязвляла кадровая политика царя. Одним из общих мест декабристской риторики было осуждение Александра за то, что он продвигает немцев, поляков и всяких иностранцев в ущерб русским (что отчасти соответствовало истине, но странновато звучало из уст Пестеля, Кюхельбекера или Юшневского). При этом наибольшее неприятие и прямо-таки ненависть вызывала у них личность Аракчеева, который как раз был русский по крови, коренной новгородец. Неужто декабристы намеревались свергнуть или убить Александра I попросту за то, что он назначает на важные должности не их и не их родных и близких?

Тут мы приходим к предположению о том, что нашими героями в немалой степени руководили личные амбиции и эмоции. Конечно, поднявшиеся на благородных дрожжах, но всё же это претензии личного плана.

А также неудовлетворённость покоем, жажда подвига и неуёмное стремление к славе.

Деятельнейший участник тайных обществ (избежавший, правда, наказания) Фёдор Глинка как-то обмолвился, что во время Наполеоновских войн, под ядрами и пулями он и его друзья чувствовали себя героями и вершителями истории, а в наступившее вслед за этим мирное время, продвигаясь в чинах, страдали от ничтожества размеренной жизни. Им непременно хотелось воевать с кем-нибудь великим и идти на штурм какой-нибудь неприступной позиции.

Вот они и пошли.

* * *

Мы кратко обратимся к биографиям тех 120 участников восстания, которые были осуждены Верховным уголовным судом. Добавим к ним биографию полковника Булатова: он не дожил до суда, но без него картина дня 14 декабря в Петербурге была бы неполной. За рамками нашего повествования останутся такие яркие, колоритные персоны, как Михаил Орлов, Фёдор Глинка, Иван Бурцев, Иван Сухинов, Александр Мозалевский и многие другие достойные внимания личности, наказанные в административном порядке или осужденные приговорами других судов.