Читать книгу Чаячий приют - Анджей Кшетусский - Страница 2

Станция-инкубатор на планетоиде Дарья VIII, система Дарья. 6 марта 2513 года

Виктор Тигао вытащил короткую соломинку, фигурально выражаясь. Именно в его смену от чужого корабля пришел запрос на посадку. Подумать только, корабль, не принадлежащий Корпорации просит посадку на планете-инкубаторе. Большинство людей стараются держаться на много световых лет от мест добычи пульвиса, более известного как «пыль». Это не сложно, ведь любой планетоид, зараженный пульвисом помечен на всех картах крупной надписью «ОПАСНОСТЬ! ПЫЛЕВОЕ ЗАРАЖЕНИЕ». И система Дарья, в которой нес службу Виктор, не была исключением. Несмотря на то, что из двенадцати находящихся в системе планетоидов, для добычи «пыли» Корпорация использовала лишь один – планету Дарья VIII, вся система была помечена на федеративных картах как зараженная. Два десятка ученых, представляющих собой весь персонал небольшой станции-инкубатора на Дарье VIII были изолированы от враждебной среды планетоида толстыми стенами и трехфазной системой дезинфекции на входе. В их задачу входила работа по изучению пульвиса и первичной настройке, а если нужно, то и ремонту, Коллекторов – синтетических существ, занимающихся сбором «пыли». Наружу, к Коллекторам, выходил только Жнец.

Никто, находясь в здравом уме, не будет приближаться к подобной звездной системе. Но сегодня чужак приблизился. И более того, запросил посадку и встречу с неким Тибором Морицем. Персонал добывающей станции не сразу сообразил о ком идет речь, ведь абсолютно все на станции знали своего начальника лишь по названию его прошлой профессии – Мессер.

Когда ученые выяснили, кто же такой этот Тибор Мориц, удивление сменилось страхом, а затем и недовольством – никто не хотел лишний раз показываться начальнику на глаза и уж тем более докладывать о чем-то, что может вызвать неопределенную реакцию у Жнеца. А реакции у него бывает только две – это либо гнев, либо ярость.

Около трех лет назад, незадолго после того, как Корпорация решила назначить Мессера начальником станции, Жнец объявил, что кто-то из персонала ворует тела отработанных Коллекторов. Виктор подозревал об этом и раньше, но все время думал, что продает вышедших из строя сборщиков Марк Веллер – старший научный сотрудник на станции. Однако, проведя короткое внутреннее расследование, Жнец объявил о том, что преступником является другой ученый – Теофил Кавьяр. В неформальных разговорах между сотрудниками станции, Теофил чаще и активнее, чем его коллеги, высказывал недовольство назначением Жнеца на пост исполняющего обязанности начальника базы. Несколько раз он даже осмелился высказаться о причастности Жнеца к другому инциденту, случившемуся чуть ранее и приведшему к смерти четырех сотрудников станции-инкубатора. Последовавшая за этим казнь Теофила показала остальным сотрудникам, что такие разговоры не стоит вести даже друг с другом. Если бы Теофил был и вправду виновен, то суд Корпорации так же приговорил его к смерти, но «расследование» проводил Жнец и у обвиненного в краже просто не было шансов на оправдание. А та казнь, которую выбрал для него Жнец, до сих пор заставляла содрогаться всех сотрудников станции.

Любой, кто сталкивался со Жнецом сразу же чувствовал присутствие еле сдерживаемой ярости, запертой под слоями несокрушимой брони. Виктор часто гадал, как же живет его начальник, будучи движим постоянным гневом, но поставить себя на место Жнеца он так и не смог. Говорят, что Мессер не выживет на своей работе без гнева, но Виктору эта теория уверенности в себе не добавляла ни на грамм. Иногда знание своего врага – это шаг не к победе, а к своевременному бегству…

Подойдя к кабинету начальника, Тигао несколько минут просто стоял перед дверью, не решаясь постучать. Неизвестно, сколько еще продлились бы его колебания, но внезапно дверь скользнула в сторону и из кабинета донесся грозный рык Жнеца:

– Небом клянусь, Виктор, если ты простоишь там еще секунду я скормлю тебя Коллекторам в следующем же цикле!

Сердце незадачливого ученого упало к его ногам и разбилось на тысячи осколков. Никто из персонала станции не знал границ восприятия начальника. Перешептываясь между собой, ученые обсуждали есть ли вообще эти границы и не является ли Жнец всеведущим, всевидящим и всеслышащим. Не было никакой возможности узнать, как именно пульвис изменяет человека в каждом конкретном случае. Известно было одно – если кто-то и выживал после контакта с «пылью», то прежним ему уже не стать. Сверхспособности, делающие из человека супермена, или же груз адского проклятья – каждый раз это была рулетка, и шансы всегда были не в пользу несчастного, на которого попал хотя бы грамм невидимой «пыли». Процесс изменения мог затянуться на годы, но в итоге почти все зараженные умирали в страшных муках. Судя по тому, что слышал Виктор, выживали лишь несколько человек из каждого миллиона зараженных. Но даже в этих случаях, «пылевые дары» часто выражались в виде какой-нибудь жуткой мутации или же болезни. В очень редких случаях человек мог получить что-то хорошее в «награду», но почему-то, среди Жнецов положительные эффекты случались гораздо чаще, чем среди обычных людей. Даже Виктор, большую часть жизни посвятивший изучению пульвиса, не знал сколь-нибудь точной статистики по этому поводу. И сильно сомневался, что такая статистика кем-нибудь ведется.

– Господин, там… корабль, сэр…

Язык не слушался Тигао и уж тем более он не смог заставить себя переступить порог кабинета.

– Громче, – голос Жнеца доносился из-под шлема вкрадчивым рокотанием, но и этого хватило, чтобы Виктор оказался на грани обморока.

– Простите, Господин… Я не… Я не понимаю…

– Я сказал тебе говорить громче. Я старый человек, Виктор. Говори так, чтобы я мог слышать тебя в шлеме.

Лишь спустя несколько часов, когда Тигао прокручивал снова и снова этот разговор в памяти, он вдруг понял, что Мессер упомянул свой возраст. Никто на станции никогда не задумывался над тем, сколько же лет их свирепому начальнику. И вот тут, этим замогильным голосом – «Я старый человек, Виктор»… Что это значит? Старый, это сколько по меркам Мессера? Сто лет? Тысяча? Нет, Жнецов не было тысячу лет назад… И еще это слово – «человек»… Неужели они все еще считают себя людьми? Или это оговорка, фигура речи?

Но на тот момент у Тигао в голове была только одна картина – Жнец, снимающий с себя шлем, чтобы лучше расслышать Виктора. А затем – горящие глаза, тьма, падение, ужас зараженного «пылью» воздуха станции, Ад, который всегда приходит туда, где есть «пыль»…

И Виктор закричал. Он собрал весь воздух, что еще оставался в его легких и с силой швырнул его наружу:

– Корабль, Господин! Там к Вам корабль, сэр!

Ему и в голову не приходило, что в этот момент Мессер едва сдержался, чтобы не рассмеяться во весь голос. Страдания персонала доставляли Жнецу искреннее удовольствие, и он раз за разом изобретал все новые и новые способы укрепить ореол ужаса, обволакивающий его фигуру. Это было единственное развлечение, доступное вышедшему в отставку «Несущему Смерть».

– Расскажи мне еще Виктор, – так же вкрадчиво попросил Жнец. – Мне нужно больше информации. Детали ценны для нас, Виктор. Мы будем искать в них Дьявола. Если он не сбежит от твоих воплей, конечно.

Немного успокоившись, незадачливый ученый продолжил:

– Господин, я не знаю, сэр. Это не наш корабль, Господин. Чужой. Летает под номером МАПТ-05 «Аранка». Его система – Сперанца, а имя капитана Петер Тамаш. Я не знаю кто это, Господин сэр. Он сказал, что Вы ждете его очень давно, сэр.

Сперанца. Память больно уколола Жнеца набором ярких воспоминаний. В этой системе находилась его родная планета Сперанца IV, которую местные жители называли «Марта». Долгие годы он не вспоминал о ней, а уж вестей оттуда не получал вообще никогда. В семнадцать лет он покинул свою родную планету для того, чтобы поступить на службу в армию и с тех пор его связь с родным миром прервалась. Родственников у Мессера не было. Жены и детей тоже. Никто в целой вселенной не мог бы назвать Тибора Морица своим братом или другом. Но кто же тогда этот Петер Тамаш?

– Приземли его, Виктор, – Тигао готов был поклясться, что под непроницаемой лицевой пластиной шлема его начальник хищно улыбнулся. – Я очень жду Петера Тамаша.