Читать книгу Колдовской мир. Год Единорога - Andre Norton - Страница 8

Последние часы дня прошли для меня как в тумане, но приснившееся той ночью врезалось в память навсегда.

Я бегу по лесу. Все деревья вокруг мертвы, у них скукоженные серые листья, как будто деревья умерли в одно мгновение и стали застывшими призраками самих себя. За их обугленными стволами прячутся какие-то злобные и ужасные твари… Я не вижу их, но знаю, что они – воплощенное зло и они следят за мной, охотятся на меня…

Лесу не видно конца. Я бегу, задыхаясь, цепляясь за стволы деревьев, чтобы не упасть, чувствую под пальцами их грубую кору… Впереди меня ждет ловушка, я знаю точно. Я до боли напрягаю слух, пытаясь услышать моих преследователей, – но ни малейший звук не нарушает могильную тишину. Снова и снова твержу я себе, что нужно оглянуться, посмотреть в лицо этому немыслимому ужасу, и тогда он отступит, но снова и снова мужество изменяет мне, и все плотнее обступают меня деревья-скелеты…

Я знаю, развязка близка и то, что мне уготовано, не под силу вынести никому…

Сломленная, я безумно кричу, колотя кулаками по черному стволу. В голове нарастает гул, сначала я разбираю лишь отдельные звуки, потом наконец они складываются в слова:

«Выброси его, выброси, и все обойдется…»

Что я должна выбросить? От надрывных рыданий уже больно в груди. Я гляжу на руки: они в крови, ногти сорваны, но в ладонях ничего нет.

Тогда я оглядываю свое тело: одежды нет, под изодранной кожей торчат кости. Но на груди висит маленький черный мешочек с вышитыми на нем рунами. Я никак не могу понять, отчего он кажется мне знакомым. Я стискиваю мешочек, внутри его что-то хрустит, и я ощущаю исходящий от него тонкий аромат.

«Сейчас же выброси его!»

Я слышу какой-то шум, но теперь он не только в моей голове, но и вокруг меня. Сжав мешочек в руке, я оборачиваюсь – и вижу чудовищ, стоящих на задних лапах. Медведь, кабан, огромная кошка, волк и другие твари – еще страшнее и омерзительней!

Обезумев, я со всех ног бросаюсь прочь. Я бегу назад, туда, где за деревьями прячется невидимое зло. Сердце рвется из груди, еще немного – и треснут ребра. За спиной я слышу вой дикой кошки…

Наверное, я бы так и умерла от невыносимого ужаса, если бы не мешочек, крепко зажатый в кулаке. Нет, он не вернул мне мужество – какое может быть мужество у существа, растерявшего от испуга остатки разума? Но он придал мне сил, и, когда я поняла, что оторвалась от чудовищ, душу мою осветил робкий лучик надежды. Скоро всему этому придет конец. И лучше я встречу его лицом к лицу, чем буду сходить с ума от страха.

Задыхаясь, я упала под мертвым деревом и прижала мешочек к груди.

Мои враги – это всего лишь жуткие маски, за которыми скрываются люди. Маски можно сорвать… На этот раз они просчитались. Они хотят меня уничтожить – но я им не по зубам… Им меня не сломить. Я должна лишь пожелать выбраться отсюда, вложить в это стремление всю свою волю…

Воля… но я так скверно владею этим оружием. Нужно срубить эти гадкие деревья, в них прячется зло! Что это блестит у моих ног? Топор! Нет, должно быть другое решение… Воля… Так ведь я – Гиллан!

Деревья дрогнули.

Я – Гиллан!

Я прижала мешочек к потрескавшимся губам. У меня есть Сила… Свет разгоняет тьму… Я хочу, чтобы был свет!

Мрак вокруг меня рассеялся.

Я – Гиллан, и я хочу вернуться домой! Такова моя воля!

В глаза мне ударил зеленый свет лампы. В воздухе разлилось благоухание трав, запах еды приятно защекотал ноздри. Где-то неподалеку раздавались людские голоса. Это был реальный мир – мой мир. Я, Гиллан, вернулась домой!

Я чувствовала себя совершенно разбитой. С трудом проведя рукой по телу, я убедилась, что одета в свой обычный наряд и накрыта плащом с меховой опушкой. Я лежала под навесом из шкур. Снаружи, в бледном свете начинающегося зимнего дня, я увидела Всадников. Кто они сейчас – люди или чудовища?

Опершись на руки, я приподнялась, чтобы лучше их рассмотреть, но тут передо мной возникла Килдас. Килдас… сколько времени прошло с того дня, как мы, пожелав друг другу счастья, отправились навстречу своей судьбе? Пара дней? Вечность?

– Гиллан! – Сейчас на лице Килдас было написано искреннее участие, а не счастливая отрешенность. – Как ты, Гиллан? Тебе повезло, что обошлось без сломанных костей!

– Что? – Я тупо уставилась на нее. Вид у меня, надо полагать, был наиглупейший.

Она прислонила мою голову к своему плечу, поднесла мне ко рту рог для питья, наполненный до краев, и заставила сделать глоток. Напиток оказался пряным и горячим, но теплее мне от него не стало. Я по-прежнему дрожала, словно на ледяном ветру.

– Ты что же, совсем ничего не помнишь? Твоя кобыла понесла и выбросила тебя из седла. Ты всю ночь пролежала без сознания.

Но мои воспоминания были совсем о другом. Я оторопело качала головой из стороны в сторону. А что, если мои воспоминания – не что иное, как последствия удара, а ночные кошмары вызваны лихорадкой? Однако жара у меня не было, а дикую кошку я видела еще до того, как мы въехали в пустоши. Да я и сейчас могу ее увидеть, если захочу. Я поднесла трясущуюся руку к глазам.

Должно быть, Всадникам была ведома исцеляющая магия: с каждым глотком питья у меня прибавлялось сил, а дрожь утихала. Вот только внутри я по-прежнему ощущала холод. Это был страх.

– Господин, – Килдас взглянула на кого-то поверх моего плеча, – она проснулась. Думаю, ей становится лучше.

– Благодарю вас, госпожа Килдас. Гиллан, дорогая, как ты себя чувствуешь?

И на плечи мне легли мужские руки. Я не обернулась. Мне было страшно… Его слова – сплошная ложь…

«Да что со мной? – кричал внутри меня чей-то голос. – Я ведь не боялась его, не вздрагивала от его прикосновений, я даже…»

Но я заглушила этот голос. Я отстранилась от происходящего, сошла с пути, ведущего во тьму и ужас. По крайней мере, я надеялась, что это так.

– Мне уже лучше, да, намного лучше, – глухо проговорила я. – Во всем виновата моя неловкость.

Я по-прежнему не смотрела на него – боялась, что если увижу его, то не сдержусь и задрожу от ужаса и отвращения.

– Как думаешь, сможешь ехать верхом? – спросил он, на сей раз более холодно.

– Килдас, – позвал знакомый голос. Это был Всадник с орлом на шлеме – или же громадная птица, хищно раскрывшая клюв и выпустившая смертоносные когти?

– Мне пора! – радостно рассмеялась Килдас. – Выздоравливай, Гиллан. Надеюсь, больше с тобой не приключится никакого несчастья!

Когда мы остались одни, я взяла себя в руки и повернулась лицом к Херрелу.

– Так я упала с лошади и ударилась головой? – быстро спросила я, заставляя себя взглянуть на него.

И пусть вместо звериной морды я увидела лицо человека, я не испытала облегчения.

Не отвечая, он протянул руку, чтобы погладить меня по щеке, и я отшатнулась, словно уворачиваясь от удара. Его глаза сузились, придавая ему сходство с кошкой, однако облик его, вопреки моим ожиданиям, не изменился.

– Так ты смотришь сейчас другим зрением, госпожа. И какая же иллюзия…

– Иллюзия? – вскричала я. – Я вижу то, что есть, оборотень! Говори мне что хочешь, твои речи не усыпят мой разум! Ты и твои братья хорошо потрудились, плетя свои чары, но отныне они меня не ослепят! Все, что вам остается, – насылать кошмары в надежде, что хотя бы во сне вам удастся меня сломить!

– Кошмары?

– Лес-призрак из пепла, погоня… думали вернуться с добычей? Да только ничего у вас не вышло!

– Лес-призрак?

– Хватит повторять за мной, оборотень! И хорошенько послушай, что я тебе скажу. Если долго пребывать в страхе, то свыкаешься с ним. Власть его пусть медленно, но слабеет, и наконец, господин Херрел, приходит день, когда из беспощадного хозяина он превращается в верного слугу. Можешь и дальше терзать меня в моих снах, я…

Тут он снова схватил меня и с силой привлек к себе, заставляя посмотреть ему в глаза. На миг я почувствовала, будто меня затягивает в глубокий зеленый омут…

– Гиллан!

Зеленые, нечеловеческие глаза на окаменевшем мертвенно-бледном лице…

– Это не я. Гиллан, ты слышишь? Это не я!

Его слова возымели нужное действие. Я и сама не верила до конца в его вину, а теперь со всей ясностью осознала: случившееся не было кошмаром – это происходило на самом деле, но в иной реальности.

– Кто же тогда?

– Клянусь, я призову его к ответу – как только узнаю, кто он. Но до тех пор…

– …он будет выслеживать меня, как добычу, – закончила я. В памяти внезапно всплыло еще кое-что. – Что это за «путы», о которых вы вчера говорили?

– Чары, которые накладывают на лошадь, чтобы замедлить ее или покалечить. Кто-то решил надо мной подшутить, а может, надеялся на мою погибель. Но твои кошмары – не чья-то дурная шутка. Кто-то напал на тебя, и действовал он не в одиночку.

– Они хотят избавиться от меня, верно? Медведь, орел, кабан…

– Тем самым они нарушат договор, а значит, навечно лишатся людского облика. Думаю, больше они пытаться не станут…

– Потому что послушают тебя?

– Меня? Самого никчемного из них? – проговорил он без тени горечи и стыда. – Впрочем, они еще плохо меня знают… Ну так что, сможешь ехать верхом?

– Думаю, да.

Он кивнул:

– Дорога займет день, не больше. Ворота уже близко. Но помни: все вокруг нас – иллюзия. Сейчас не время давать отпор, если только нам не останется ничего другого.

Херрел говорил так, словно мы заодно и опасность угрожает нам обоим. Но в глубине души я чувствовала себя одинокой. Не было Херрела, на которого я могла положиться. Был человек – и был дикий зверь, и ни одному из них я не доверяла.

– Я упала и ударилась головой, – покорно произнесла я. – И не было никакой битвы?

– Не было.

– Хорошо, она мне только приснилась. И все же скажи: что за Силы преследовали нас и какое оружие пустили в ход, чтобы разрушить ваши чары?

– Так ты все помнишь?

– Помню.

– На нас напали Гончие Ализона. По-видимому, и среди них есть сведущие в темном искусстве. Думая сбить нас с толку, они навели чары, которые обратили нас в зверей и не давали принять прежний облик, – и этим обрекли себя на верную смерть.

– Сколько их было? И чего они хотели?

– Мы обнаружили двадцать человек. Они пустили нас по ложному следу, а когда мы разделились, ударили по той части отряда, которую посчитали наиболее уязвимой. Чего они хотели? Поссорить нас с Долинами, это ясно – иначе не напали бы на нас со щитами и знаменами Холлака. Единственное, чего мы никак не поймем, – откуда взялась та черная стрела.

– Херрел. – Это был Хирон. Но фоне светлеющего неба я отчетливо видела вставшего на дыбы жеребца, украшавшего гребень его шлема. – Госпожа. – Он приветственно взмахнул рукой, однако даже не посмотрел в мою сторону. – Пора выдвигаться в путь. Вы готовы, госпожа?

Я хотела ответить ему, что слишком слаба, что, даже если каким-то чудом и удержусь в седле, у меня нет ни желания, ни сил скакать целый день по этой земле, дышащей ненавистью ко всей людской породе. Но вместо этого лишь улыбнулась и молча кивнула.

Несколько Всадников поскакали вперед на разведку, а остальные ехали позади, высматривая возможную угрозу. Моих спутниц, Килдас и Солфинну, эта перемена ничуть не встревожила.

– Хисин сказал, что у нас сегодня последняя ночевка в пути. – Голос Солфинны прервал мои размышления. – Всего два дня – и наше путешествие закончится. Как прекрасна, должно быть, страна, которая ждет нас… – Она мечтательно улыбнулась.

– Гиллан, а ты все молчишь. Как твоя голова? – Килдас чуть развернулась в седле и внимательно посмотрела на меня.

– Болит. К тому же всю ночь снились дурные сны.

– Да-да, – кивнула она, – ты иногда даже кричала. Херрел места себе не находил, он пытался тебя разбудить, но Хирон ему не дал, тогда Херрел сунул тебе что-то в руку, и ты затихла.

– Интересно, почему Хирон так разозлился? – вставила Солфинна. – Что бы это ни было, тебе стало лучше.

– Хирон разозлился? – переспросила я.

– Да, он… – начала было Солфинна, но Килдас ее оборвала:

– Не думаю, он скорее испугался. Как и все мы, Гиллан. Ты так страшно кричала, но слов было не разобрать.

– Надо же, а я ничего не помню, – солгала я. – Так бывает, если сильно удариться головой. К тому же посмотрите вокруг: какие еще сны могут сниться на этой унылой, неприютной земле?

И тут только я поняла, какую совершила ошибку.

– О чем ты? – удивленно спросила Килдас. – Здесь совсем не хуже, чем в Долинах! Гляди, как снег переливается под солнцем – точно россыпь бриллиантов! А как чудесно блестит лед!

Но я не видела никакого солнца. Над нашими головами висело тяжелое свинцовое небо, земля была засыпана мелкой белой крупой, а вовсе не бриллиантами, а обледеневшие ветки выглядели не чудесно, а безжизненно. Как бы я хотела попасть под власть иллюзии! Но сколько бы я ни напрягала волю, ничего не выходило: все вокруг по-прежнему было серым и пугающим. Деревья походили на застывших чудовищ, тянущих к нам свои тонкие страшные руки, а любая тень казалась злобной тварью, которая только и ждет, когда зазевается путник.

Я закрыла глаза, сосредоточилась, открыла… Ничего. Все тот же удручающий пейзаж. Тут я с ужасом поняла, что не чувствую Силу: раньше, стоило мне напрячь волю, Сила изливалась из меня мощным потоком, а теперь это был тоненький, почти пересохший ручеек. Что, если она больше не вернется ко мне? О, как же я была самонадеянна! Но нет, нельзя поддаваться страху, я не позволю им узнать о моей слабости!

Время от времени кто-нибудь из Всадников – муж одной из девушек – составлял нам компанию, но Херрел не появлялся. Я вообще не видела его с тех пор, как мы покинули лагерь. Зато Халс уже во второй раз проезжал вдоль нашего маленького отряда. Улучив момент, когда конь его замедлил шаг, а кобыла Солфинны живо затрусила вперед, я непринужденно спросила:

– Мой господин, а где же Херрел?

Губы Халса изогнулись в издевательской ухмылке, и он с преувеличенной вежливостью ответил:

– Он скачет позади, госпожа. Передать ему, что вы желаете с ним поговорить? О деле, несомненно, великой важности?

– Не нужно. Скажите лишь, что у меня все хорошо.

Взгляд его красных глаз блуждал по моему лицу, словно Халс силился прочесть мои мысли, но отчего-то мне казалось, что это ему не под силу.

– Очень мудро с вашей стороны, госпожа, не отвлекать его – Хирон уверен, что сейчас умения Херрела пригодятся как никогда. Когда грозит опасность – на счету каждый Всадник… – произнес Халс и, понизив голос, добавил: – Поначалу меня злило, что Херрел, этот криворукий убогий Херрел, умудрился заполучить женщину. Но теперь я вижу, что судьба распорядилась справедливо, одарив его невестой под стать ему самому.

– Благодарю вас, господин, – невозмутимо произнесла я. О, каких усилий мне это стоило! – Все мы зачастую склонны превратно судить о ближних. Если мой муж счастлив, то счастлива и я.

Я лгала, и Халс это знал, но ложь эта была для меня спасительной соломинкой, за которую я продолжала отчаянно цепляться.

Что мы, в сущности, знали о Всадниках? Мои спутницы, пребывавшие в сладком плену чар, были не в состоянии увидеть истину. А я… я была измучена страхами и подозрениями и уже сама себе не доверяла. Однако мне совершенно точно не нравился Халс, от тяжелого взгляда Хирона мне делалось неприятно, и я помнила, с какой ненавистью смотрели на меня вчера остальные.

А что же Херрел? Я подумала о нашей первой встрече, когда он провозгласил меня своей женой, набросив на плечи свой плащ; о ночи, когда я, подгоняемая чужой злой волей, проснулась и увидела его в обличье горной кошки. И о вчерашнем дне, когда в этом же обличье он бросился в битву и я чуть не оглохла от воя и криков.

Там, в Глотке ястреба, я думала, что готова принять этого незнакомца. Но так ли оно и было на самом деле? Как можно принять того, чья природа тебе неизвестна? И вот теперь на поверку оказалось, что я такая же трусиха, как и Мэрим, – разве что скрывать свое малодушие у меня получается лучше. Кто же ты, Херрел? Человек или зверь? Какое из твоих обличий истинно – не знаю. Вот почему я избегаю твоих объятий и радуюсь, что не стала тебе настоящей женой… Килдас, Солфинна и остальные – им подобные сомнения неведомы, и потому они счастливы делить ложе с мужьями. Вот только с кем они проводят каждую ночь – с человеком или зверем?..

Халс тем временем подъехал ко мне вплотную.

– Истинное зрение, госпожа, может принести немало разочарований, – сказал он едва слышно. – Тебе не место среди нас.

– Если и так, господин, говорить об этом слишком поздно. Как знать, быть может, вы еще измените свое мнение обо мне.

Он пожал плечами:

– Быть может. По крайней мере, ты ничего не рассказала своим сестрам, и это мы запомним. Я передам твои слова Херрелу.

Развернув коня, он поскакал прочь, а я горько пожалела, что вообще дала ему повод встретиться с Херрелом. Оставаться сейчас одной мне совсем не хотелось, поэтому я подстегнула кобылу и нагнала Килдас.

– Харл говорит, у Халса острый язык, – сказала она. – Однако в галантности ему не откажешь. Просто он обижен, что ему невесты не досталось.

– Может, потому, что его плащ был недостаточно красив?

Килдас засмеялась:

– Только не вздумай сказать это при Халсе! Он очень тщеславен и привык всегда и во всем быть первым. Надо признать, он весьма привлекателен…

Привлекателен? Да ведь это коварный медведь, кое-как натянувший на себя человеческую кожу и притворяющийся человеком!

– Одного лица мало.

– Это правда, ну, да Халс мне неинтересен. Он всегда улыбается и выглядит довольным, пусть так и будет. Не знаю, говорил ли тебе Херрел, но мой муж сказал, что у них с Халсом давняя война, и теперь все стало только хуже, ведь Херрел получил то, что причиталось Халсу…

– Неужто меня? – рассмеялась я, немало удивленная ее словами, которые в корне отличались от той правды, что была мне известна.

– Тебя или другую невесту. Он все похвалялся, что ему достанется самая красивая из нас, а вышло вот что. Теперь Всадники то и дело над ним подшучивают. Это так странно. – Она взглянула на меня. – Раньше я думала, что Всадники – полчище неотличимых друг от друга существ, которые одинаково мыслят и действуют… А оказалось, они такие же, как наши мужчины, – каждый живет своим разумом, у каждого свои пороки, страхи, мечты.

– Это ты от мужа узнала?

Она улыбнулась – не так, как Халс, а искренней, счастливой улыбкой.

– Я многое от него узнала…

И она умолкла, вновь погрузившись в мир грез.

За весь этот долгий день Херрел ни разу меня не навестил. Я не знала, что было тому причиной: его нежелание меня видеть или чужая воля. Наконец мы подъехали к узкой, длинной лощине, скрытой за высокой непроницаемой стеной деревьев и кустарников. Выстроившись в цепочку по одному, мы двинулись за проводником в обход по извилистой тропинке. Вскоре деревья расступились, и нашим глазам предстала открытая площадка, окруженная крутыми скалистыми склонами. На одном из них блестела полоса замершей воды, спускавшаяся к скованному льдом ручью. Площадка заканчивалась узким ущельем, наполовину заваленным камнями.

Шатры уже были раскинуты, костер разведен, а зеленые огоньки ламп приветливо подмигивали, разгоняя быстро сгущавшийся мрак.

Всадник, шлем которого украшал волк, подошел, чтобы помочь мне спешиться.

– А Херрел?

– Их отряд задержался в пути, госпожа, – последовал быстрый, явно заготовленный заранее ответ.

Но, говоря откровенно, если бы вместо волка на меня смотрела дикая кошка, едва ли мне стало бы от этого легче.

На подгибающихся от усталости ногах я дошла до костра и села в стороне от других, не в силах – да и не желая – участвовать в их веселье. Я думала о том, что теперь пути назад нет. Мое решение, принятое столь легко и безрассудно, сожгло мост между прошлым и настоящим и обрекло меня на будущее, при одной мысли о котором я вздрагивала от ужаса.

Наступила ночь. Помню, как нещадно клонило меня в сон, как я боролась, страшась того, что́ настигнет меня, стоит мне лишь закрыть глаза. И вдруг…

– Гиллан?

Я с трудом повернула голову: ко мне шел тот единственный, для кого я имела хоть какое-то значение. И я протянула к нему руки:

– Херрел!