Читать книгу Somebody to kill. Кинороманы - Андрей Агафонов - Страница 21

Инаугурация. Я прохожу мимо полицейского поста, кивнув на ходу. Моментально вскочивший полицейский, с грохотом опускается на свой стул. Внизу, в холле перед конференц-залом, понемногу собираются приглашенные. Мужчин я знаю всех, их спутниц – через одну. На почти обнаженных грудях сверкают нитки драгоценностей, колют иглами бриллианты в ушах и на пальцах. Мужчины, как на подбор, пузаны с обветренными физиономиями и багровыми загривками, галстуки лежат на животах. Я, впрочем, и сам такой же. Я тяжело дышу, даже когда просто смотрю на них. А мне еще спускаться.

Один охранник впереди, двое сзади. На лестнице пролетом ниже толкотня – журналистов пропускают через рамку металлодетектора, заставляют открывать кофры и сумочки, придирчиво осматривают камеры, штативы. Меры безопасности приняты. Но я знаю, что сегодня все кончится.

В президиуме восседает Валодин. Он не торопясь встает мне навстречу, протягивает руку, улыбается. Сверкают вспышки, щелкают затворы. Хочется пригнуться. Я иду к трибуне и вижу, как из боковой двери, там, где охрана, выходит незнакомый парень, и в руке у него определенно не фотоаппарат. Чувство небывалой легкости обдает меня, я распахиваю пиджак, чтобы ему было легче целиться, и с улыбкой делаю шаг навстречу. Аллилуйя!

Тонна ледяной воды бьет меня в голову, грудь и в плечи. Я сажусь на кровати, промокшей насквозь. Комната быстро наполняется людьми в кожаных куртках и спортивных штанах. Тяжело отдуваясь, в комнату входит Бадри. Усаживается в кресло. С ним какая-то девица в юбке мини. Примостилась на краешке кресла. Ноги белые, жирноватые.

– Ну, здравствуй, Олежек, – говорит Бадри. – Разговор у меня к тебе.

– Максим, – говорю я, пытаясь всплыть на поверхность, – в чем дело?

– Так разговор к вам, а не ко мне, – пожимает плечами Максим.

– А позвонить нельзя было? – спрашиваю я у Бадри недовольно.

– Нельзя было, – грустно отвечает он. – Серьезный разговор. Так что там с убийцей девочки? Скажешь мне?

– Нет пока новостей, Бадри. Что будет – тебе первому сообщу, ты знаешь. Это повод вламываться?

– Не хочешь говорить, – еще больше грустнеет Бадри. – Скрываешь от меня. Максим, может, ты расскажешь тогда?

– Да поздно я зашел, – говорит Максим. Слушаю его, как сквозь вату. – Она уже мертвая была.

– Что видел, говори.

– Что видел… Этот в одной рубашке был. Белой. Только жопа его жирная под рубашкой елозила. Оттащили, он невменяемый. «Она в порядке? Она в порядке?!» Сука такая, тварь, блядь! – Максим кидается на меня, но его успевают перехватить.

Я мертвею. Внутри как в компьютерной игре что-то отрывается и падает, падает вниз.

– Бадри…

– В моем доме, – тихо говорит Бадри. – В моем доме.

– Бадри! Не было этого! Я клянусь! Дочкой! Я не помню этого!

– Ты понимаешь, да, каких людей я подписал. Ты понимаешь, мы все сделали для тебя, да. А ты… не помнишь. Ой, как нехорошо… Лизонька, налей мне водички…

Девица снимается с кресла и идет на кухню. Головы братков поворачиваются за ней следом. Я опрокидываю ближайшего, бросаюсь к двери – из ярко освещенной комнаты в темный холл, там лестница, второй этаж, там пистолет.

И попадаю ногой в теплый сугроб. Лечу головой вперед. Резкая боль в глазах, слезы брызжут, как у клоуна, струями. Голова кружится. Меня поднимают, тащат обратно в комнату. Мимо трупа Магды.

А я и не вспомнил о ней.

– А ты не знаешь, Олег, – невозмутимо продолжает Бадри со стаканом воды в руках, – куда у меня администратор пропала на следующий день? Блондиночка такая ебливая, Светлана. Тоже не помнишь, наверное, да?

Я мотаю головой. Звезды в глазах.

– Не помнишь? Дома нет ее, не звонила никому. Я беспокоюсь за нее. Не беспокоиться мне?

– Бадри… я все исправлю… ну что мы, как дети…

– Как дети, говоришь. Ах ты, шакал. Шени дэда мутели шевеци. Пи-да-рас. Максим, мальчик, можно.

– Я перегорел, – говорит Максим, – можно я просто посмотрю.

– Можно, дорогой! Кузя, Рябой, берите барсука, ваш он теперь.

Двое берут меня как узел с грязным бельем и швыряют на пол. Я вижу, как у Бадри трепещут в ноздрях серые волосы. Он запускает руку под юбку Лизе. Две дегенеративные хари склоняются надо мной. Так близко, что я вижу обломки желтых клыков в их раззявленных ртах.

– Ну что, чушок, тебя нам отдали. Ты понял, да?

Лиза щелкает пультом от музыкального центра. Играет мое любимое – постепенно прибавляя голоса и звука – Some-body to lo-ove, some-body to LO-OVE, LO-OVE, LO-OVE!

За окнами проносится время, сгибая деревья, сбивая складками воду в бассейне, разрывая небо. Уже поздний вечер, почти ночь. Я почти ослеп, потерял голос – я не знал, что мужчина может так визжать – вижу какие-то багровые лохмотья. Подозреваю, что это мое лицо. Где-то за километр в белом кресле сидит белый Бадри, строгий, верный, справедливый, честный Бадри, неумолимый Бадри… Но нет, он милует меня. Он говорит своим псам – отойдите. Они расступаются. Музыка стихает. Свет в глазах у меня сгущается, завихряется спиралью, из вихря выглядывает смешная острая медная мордочка пули, невыносимо долго висит она у меня перед глазами, прежде чем войти с ласковым глубоким поцелуем в левый глаз, и вот взрывается моя голова, забрызгав кроссовки стоящим рядом, высунувшим языки псам Бадри.