Читать книгу Так вышло: 29 вопросов новой этики и морали - Андрей Бабицкий - Страница 6
Часть I
Вопросы, которые были всегда
Глава 2
Может ли художник быть сволочью?[10]
ОглавлениеКейс
В октябре 2017 года актер Кевин Спейси был обвинен в домогательствах – актер Энтони Рэпп рассказал, что в 1986 году, когда ему было 14 лет, Спейси пытался склонить его к сексу. Вскоре еще 15 человек выступили с аналогичными обвинениями. Съемки шестого сезона сериала «Карточный домик», в котором Спейси был продюсером и играл главную роль, были остановлены. Так же как и работа над фильмом «Все деньги мира», где у Спейси была одна из главных ролей. Режиссер Ридли Скотт объявил, что, несмотря на то, что фильм практически закончен, все сцены с Кевином Спейси будут пересняты с другим актером – Кристофером Пламмером. На пересъемку было потрачено более 10 миллионов долларов. В ноябре 2017 года в неподобающем сексуальном поведении был обвинен и стендап-комик Луи Си Кей. Он признал свою вину и извинился, но его фильм «I love you, Daddy» все равно был положен на полку.
Андрей: Режиссер снял актера в фильме, актер оказался гадом – что теперь делать? Если бы было заранее известно, что он гад, можно было просто отказаться с ним работать. Но если ты его уже снял? Получается, раз мы теперь знаем про него такие подробности, его актерская игра нас уже не устраивает. В качестве мысленного эксперимента представь себе, что Кевина Спейси поймали бы, например, на уходе от налогов. Тоже ведь незаконная вещь. Кто-нибудь стал бы переснимать кино?
Катя: Ридли Скотт честно говорит, что боится за свой фильм – вдруг после скандала он провалится в прокате. Но ведь в сериале «Карточный домик», откуда Кевина Спейси тоже выгнали, он играет как раз ужасного человека, который, например, использует свое положение, чтобы спать с охранником. Можно было снять последний сезон с учетом новой информации – может быть, о том, как все ужасы перестают быть тайной, случается дикий скандал, импичмент или, наоборот, герой опять всех обманывает и злодейство побеждает. Мне это было бы интересно. Я люблю наблюдать за человеком, с которым что-то такое произошло. Происходит это, правда, не только с ним. Стендап-комика Луи Си Кея обвинили в том, что он мастурбировал перед женщинами, которые не хотели этого видеть. А ведь большая часть творчества Луи Си Кея построена на том, что он все время мастурбирует. Ну, помимо тех мест, где он шутит про евреев, холокост и геев.
А: Если бы мы внимательно смотрели шоу Луи Си Кея, мы бы уже поняли, что это человек, который мастурбирует в неожиданных местах, что его творчество – естественное продолжение его недостатков и достоинств.
К: В таком случае, у меня есть вопрос про Кевина Спейси – он хороший актер или так играет потому, что сам не чужд злодейства и негодяйства? Непонятно, что должно было для нас как для зрителей измениться после того, как мы все это узнали.
А: Все признают, что, например, у режиссера-документалиста есть абсолютное право снять фильм про какого-нибудь африканского диктатора. Посадить его в кадр, взять у него интервью и так далее, притом что и режиссер знает, и все знают, что это ужасный человек. Африканского диктатора позвать в фильм можно, а Спейси – нет, хотя, в принципе, грань между героем документального фильма и актером игрового кино довольно условна.
К: Между прочим, на твою аналогию с африканским диктатором можно посмотреть и по-другому – все преступления, в которых обвиняют Спейси, Луи Си Кея и даже Харви Вайнштейна (когда его не обвиняют в прямом насилии), связаны с властью. Властью, доставшейся им благодаря кино, карьере. Запрещая им снимать и сниматься, мы хотим отнять у них эту власть. И что нами движет? Месть или желание предотвратить преступление? Мы хотим их наказать или остановить?
А: В данном случае, мне кажется, это декларация – больше мы не будем терпеть такое поведение. Мы готовы бороться всеми средствами. Мы порушим карьеру всем, кому можем. Иногда справедливо, иногда не очень, иногда совсем несправедливо, но зато это гарантирует, что все продюсеры, великие актеры и стендап-комики в следующий раз пять раз подумают, прежде чем к кому-нибудь приставать.
К: И Вайнштейн, и Спейси объявили, что их поведение – результат некой зависимости, и отправились в реабилитационную клинику с ней бороться. Если это действительно зависимость, то, лишая их власти, мы их не остановим. А если мы хотим им отомстить, воспримут ли они это как наказание? Когда мы с тобой говорили про Харви Вайнштейна, ты сказал, что самым ужасным наказанием для него было бы несколько дней подряд перед камерой обсуждать со своими жертвами, что он сделал. Такого можно было бы придумать много. Да и институт общественных работ хорошо развит в США. Вычеркнув Спейси из фильма, наказываем ли мы его?
А: Эта процедура вообще-то не очень продумана. Тут есть коммуникативный провал, потому что люди, которые обвиняют Спейси, могли бы с ним поговорить. И Спейси мог бы с ними поговорить. Возможно, тогда бы не было никакого скандала. Скандал возникает не от того, что Спейси пересек какую-то черту, а от того, что он пересек ее и делает вид, что этого не было. Тем более что Вайнштейн, судя по всему, выстроил целую систему для удовлетворения своих наклонностей, а история Спейси больше похожа на историю человека, который плохо себя контролирует.
К: Луи Си Кей перед всеми извинился. Даже пошел на опережение – сразу все признал, не отмалчивался. А его постигла та же участь. Более того, в разных американских изданиях пишут, что его вообще нужно вычеркнуть из истории стендапа. Если уж пересматривать историю, тогда уж не только в кино, но и в других видах искусства. Вот Дали, говорят, бил жену. Какое влияние подлость или преступление оказывает на восприятие искусства?
А: А какое влияние подлость или преступление оказывает на любую профессиональную деятельность? В том-то и дело, что у искусства есть некий флер, как будто это необычная профессиональная деятельность. Тебя же не очень интересует, чем занимается твой сантехник, когда он не на работе? Предполагается, что если человек приходит с разводным ключом, то не важно, какое у него прошлое, а если залезает тебе в душу, то важно.
К: Можно в начале фильма писать, что главную роль исполнил человек, осужденный за сексуальное насилие, или психопат, или человек, ушедший от налогов. Да и потом, как-то эти обвиненные должны дальше жить. Если у них есть талант, почему его не использовать? Мы так много бьемся за адаптацию осужденных и заключенных, но почему-то хотим, чтобы Кевин Спейси не снимался, а, например, сидел на кассе супермаркета. Пусть он по-прежнему приносит пользу, мы его просто маркируем.
А: Зачем вообще знать подробности биографии актера? Затем, что от этого кино становится интереснее. Совершив какое-то нарушение, актер становится интереснее. Он создает добавленную стоимость для зрителей.
К: Ты хочешь сказать, что, разрешая ему играть, мы романтизируем преступление?
А: Я, честно говоря, не вижу большой разницы между актером и героем фильма. Понятно, что люди идут в кино не просто на какой-то фильм, а именно на Кевина Спейси.
К: Тогда мы имеем дело с проблемой власти. И нужно работать с индустрией, чтобы она не позволяла людям иметь такую власть. Всем актерам запретила требовать себе отдельный фургончик, массажистку и паровые котлетки. И ни у какого Кевина Спейси больше не будет ни над кем власти на съемочной площадке.
А: На самом деле одна из причин, почему в Голливуде раскручивается этот скандал и почему, я надеюсь, в Голливуде он и закончится, состоит в том, что жертвы этих преступлений тоже успешные люди, с огромной аудиторией.
К: А я не считаю, что он закончится, и то, что мы видим, просто самое-самое его начало. Пока дело не дойдет до совсем невиновных людей, нельзя говорить даже о том, что скандал достиг своего пика.
А: Мне кажется, скандал закончится потому, что цель этой истории, конечно же, не в том, чтобы всех наказать, а в том, чтобы сломать систему. Полностью изменить отношения. Поэтому людей выгоняют из кинобизнеса. Дело не в искусстве, а в том, что они часть системы.
К: Проблема в том, что в искусстве огромное количество сумасшедших людей. Сумасшедших, странных, девиантных. И один из тех, кто сделал на этой девиантности свою карьеру и снимает про нее почти каждый свой фильм, – это, конечно, Вуди Аллен. Так вот, помимо того, что он женился на приемной дочери своей бывшей жены, он был в том числе обвинен в домогательствах к другой приемной дочери.
А: И это очень публичная история. Миа Ферроу, бывшая жена Вуди Аллена, и все дети Миа Ферроу, кроме нынешней жены Вуди Аллена, Сун-И, рассказывают об этом со страниц газет и по телевизору.
К: И ничего не происходит с Вуди Алленом. Тогда уже возникает вопрос к нам как к зрителям. Если мы ржем над тем, как Луи Си Кей мастурбирует, и ходим смотреть каждый фильм Вуди Аллена, мы их поддерживаем. А ведь понятно, что со всеми, кто делает великое кино, скорее всего, что-то не так. Лучшие произведения искусства про насилие, про злодеев и про разные сексуальные девиации будут получаться у тех, кто так или иначе в этом разбирается.
А: А, например, Франсуа Озон у тебя на подозрении?
К: Конечно! Удивился ли ты обвинениям Бьорк в адрес неназванного датского режиссера, но очевидно – Ларса фон Триера? У меня нет никаких сомнений, что в душе Ларса фон Триера просто ад. Иначе я не понимаю, как можно снимать такое кино. Если все эти люди – монстры, то получается, что, когда их вырезают из фильмов и не дают им снимать, это лечебный момент для нас как для зрителей. Давай отрежем правую руку, искушающую тебя. Давай лишим тебя возможности смотреть на талантливого актера.
А: Мы были соучастниками и теперь сами себя наказываем. Но главная история про гений и злодейство в Голливуде – это история Романа Полански. В конце 1970-х его арестовали по обвинению в изнасиловании 13-летней девочки. Он отчасти признал вину, пойдя на сделку со следствием. Его отпустили под залог. Из-под залога он сбежал в Европу, снимал там фильмы и получал за них награды, даже американские. Казалось бы, совершенно чистый случай, практически единственный режиссер, чья вина юридически подтверждена, пусть и частично.
К: Про награды интересно. Получается, американцы давали премию человеку, обвиненному в сексуальном насилии.
А: Но ты же понимаешь, что сейчас уже такая ситуация невозможна. Ни Вуди Аллен, ни Роман Полански не смогут получить «Оскар», что бы они ни сняли.
К: Есть смешной мем – на вручении «Оскара» сидит одна Мерил Стрип, потому что остальные замешаны в сексуальных скандалах. А вот что делать, если ты понимаешь, что и тебя могут обвинить в чем-нибудь таком? У агрессора сейчас нет возможности исправить ситуацию, загладить вину, избежать скандала. В какой-то момент в связи с обвинениями Вайнштейна и других всплыло имя Дастина Хоффмана. Ему удалось отскочить, но только потому, что, кажется, ничего там на самом деле не произошло. А если основания обвинить человека действительно были, но он с тех пор исправился? Почему не может быть как с другими преступлениями? Тебе сказали «Не воруй» – ты не воруешь. Тебе сказали «Не уходи от налогов», ты не уходишь от налогов.
А: Так не работает. В уголовных кодексах уже написано, что не надо воровать, уходить от налогов и насиловать. Запреты начинают работать в тот момент, когда находится кто-то, кто за это действительно наказывает. В нашем случае говорит: «С сегодняшнего дня мы за это будем наказывать». И поэтому со стороны эта волна всегда выглядит как кампания. Примерно то же самое происходит с футболистами, которых начинают пачками судить за уход от налогов. Чтобы изменить систему, ты должен устроить кампанию.
К: То есть дело не в том, что всех, кого сейчас отстранили от съемок, нужно лишить возможности работать в кино, а в том, что их нужно принести в жертву, чтобы система перезапустилась. Когда она перезапустится, киноиндустрия перестанет брать на себя функции, которые должны выполнять другие, и будет уже разбираться.
А: Когда ты объявляешь по отношению к какому-то нарушению нулевую терпимость, ты буквально говоришь следующее: «Я так ненавижу это нарушение, что готов не только наказать всех, кто его совершил, но еще и некоторое количество невиновных, чтобы быть точно уверенным, что никто больше так не поступит».
К: И это я считаю нормальным. Это абсолютно понятная мысль.
А: Может быть, и понятная, но глубоко аморальная. Система какое-то время будет наказывать, не различая оттенков. Но нельзя же просто так человека посадить в тюрьму. И если Вайнштейн, судя по всему, заслужил то, что с ним случилось, то Луи Си Кей, с моей точки зрения, конечно, вел себя плохо, но не настолько, чтобы его карьера закончилась.
К: Я действительно, как и ты, не очень понимаю, что там произошло с Луи Си Кеем, но сейчас никто не готов разбираться в нюансах.
А: Раз уж довели дело до революции, то нечего теперь говорить про неравенство закона.
К: Думаю, что, как только появится первая символическая совершенно невиновная жертва, человек, чья карьера закончится, несмотря на отсутствие у обвинения доказательств, вот тогда уже начнется восхождение к формированию какой-то системы. А пока в искусстве такое количество людей, которых, как Вайнштейна, захочется запереть куда-нибудь, надо просто ждать. Сейчас не время нюансов.
А: Да, не время нюансов, но кино смотреть стало очень интересно, я должен тебе сказать.
К: Можем ли мы видеть отражение того, что происходит, в искусстве?
А: Что-то, безусловно, отражается. Ты же знаешь, что музыку Рихарда Вагнера не исполняют в Израиле. Потому что его музыка ассоциируется с нацистским режимом в Германии. Тот же Вуди Аллен, кстати, сказал, что каждый раз, когда он слышит Вагнера, ему хочется напасть на Польшу. Вагнер, конечно же, не виноват в холокосте, он умер еще в XIX веке. Но что поделаешь, его музыка для евреев – абсолютное зло. И я, живя в России, эту эмоцию понимаю.
К: Ведь нам все равно на самом деле, кто творец. Главный вопрос – что с нами делает произведение? Я признаю, например, гений Ларса фон Триера, но смотреть его фильмы мне очень тяжело. И с другой стороны – все ли, что делает плохой человек становится злом?
А: Я не знаю. Не бывает же на самом деле плохих и хороших людей. Бывают хорошие и плохие поступки. И это очень важная вещь, про которую все всегда забывают.
К: Осуждать грех, но не грешника, да. Я считаю, что искусство должно как-то по-другому работать.
А: Мы любим искусство, потому что оно похоже на жизнь. А потом, когда оказывается, что его делают живые люди, мы картинно хлопаем глазами.
К: Скажи честно, готов ли ты пожертвовать кино, если вдруг выяснится, что талантливые люди часто не могут бороться с собственными искушениями?
А: Нет. И я даже могу доказать, что никто не готов. Потому что представь себе в качестве мысленного эксперимента фильм, сделанный только хорошими людьми.
К: Это будет невозможно смотреть. Тогда сколько подлости и насилия ты готов разрешить режиссерам и актерам? Чтобы перепахать кого-то, нужно самому быть хорошо перепаханным. Мы вообще хотим, чтобы искусство нас перепахивало? А чтобы отражало жизнь?
А: Да я просто хочу, чтобы все по-человечески друг к другу относились.
К: Вот это прекрасный финал для нашего этического подкаста – мы хотим, чтобы все было хорошо. Если серьезно, мне кажется, сейчас на эти вопросы нет ответа, мы еще не видим масштаба того, что происходит, еще не задействованы в этой болезненной игре все наши кумиры. Пока что люди с ужасом говорят: «О, нет, только не Луи Си Кей».
А: Ты написала в фейсбуке, что главное, чтобы не Колин Ферт.
К: Да, я не выдержу таких новостей про Колина Ферта.