Читать книгу Соль земли. Люди, ради которых стоит узнать Россию. Второй сезон - Андрей Бережной - Страница 3

По паспорту он Евгений Косовских. Но в Челябинске больше известен как доктор Женя. В 2017 году Евгений впервые выехал на своей «Ладе Калине» к теплотрассе, чтобы лечить живущих там бездомных. А сегодня он директор «Другой медицины»: это первый в стране проект по оказанию медицинской помощи людям, которые живут на улице.

Опыт, наработанный в Челябинске, перенимают подобные проекты из других городов России и за рубежом.

В день нашей встречи доктор Женя был «после смены». Спал в эту ночь часа три. Тем более, местный реабилитационный центр доставил в «Другую медицину» несколько десятков своих подопечных: было так шумно и людно, что попугай Сирена прокричался на несколько дней вперед. И при мне уже ни на что не реагировал, тихо спал в клетке.

Попугай – отказник, его пригрели из сострадания. Впрочем, многое в этой клинике делается из сострадания. Например, ремонт – руками волонтеров на деньги меценатов. Да и само помещение в начале 2019 года администрация города отдала «Другой медицине» в аренду безвозмездно.

Евгений Косовских

Доктор Женя провел для меня подробную экскурсию. В «Другой медицине» все непривычно. Раньше про такое говорили: «Сделано для людей». Приемный покой, комнаты отдыха для волонтеров и бездомных (уровень приличного хостела), санузел с душем для пациентов, библиотека, столовая для сотрудников, холл, где местные «домашние» бабушки занимаются йогой и учатся в Школе здоровья.

Когда помещение только отдали «медицине для бездомных», эти же бабушки, рассказывает доктор Женя, «приходили с граблями». Кричали, что не допустят у себя под боком рассадник туберкулеза и «вообще-то у нас – дом высокой культуры».

«Другая медицина» располагается в спальном районе, на первом этаже обычной хрущевки (раньше здесь была поликлиника). Пока я ждала Евгения, наблюдала, как пьяный мужик тащит с мусорки старый шкаф, трое других распивали прямо на детской площадке, ну, и, в целом, вокруг не Дворцовая площадь. Но доктор Женя считает расположение клиники удачным: многие их пациенты из этого района.

Так вот, бабушки покричали-покричали и успокоились. А теперь и сами ходят в клинику на приемы к узким специалистам в «дни домашних» и носят бездомным носки и провиант.

Главное, ради чего все это было затеяно, – лечебный кабинет с хорошим стоматологическим и хирургическим оборудованием. За стеклянными дверцами шкафов – экспресс-тесты на ковид, тесты на наркотики, дорогущие французские кремы от аллергий, дерматитов, салфетки для лечения ожогов и так далее. Косовских с гордостью говорит, что такому ассортименту завидуют врачи больниц «для домашних». Многое для них просто в диковинку. А секрет прост: «Другая медицина» не стесняется рассказывать о себе производителям медпрепаратов и оборудования и те часто присылают свою продукцию для лечения бездомных бесплатно.

– А это что такое? Суперлинза какая-то космическая…

– Операционная лампа, которую мы купили на президентский грант: выиграли 3 млн рублей. Когда люди сидели по домам, бездомных как-то не учитывали, а их же не очень-то проконтролируешь. А если разнесут вирус по подвалам и подъездам? Я написал заявку на программу профилактики ковида среди бездомных людей, и мы выиграли этот грант. Купили много чего в наш смотровой кабинет и вот эту лампу: она очень нужна, когда приходится накладывать швы. К примеру, когда подшиваешь ушко.

– Что, простите, подшиваешь?

– Оторванное ухо. Частая, к слову, история. А операции мы делаем вот на этом уникальном столе. В Нижнем Новгороде есть завод, который производит медицинское оборудование и конструкции. Мы позвонили и сказали, что хотим универсальный стол с большим функционалом. А они говорят: «Да был у нас где-то необычный проект, который не заказывают». И всего за 58 тысяч рублей мы получили операционный стол. Легким движением руки он превращается (доктор Женя нажимает что-то снизу, стол поднимается, потом складывается) … превращается в хирургический стол, гинекологическое кресло, родильное кресло, каталку и реанимационную кровать.

– Были случаи беременностей и родов?

– Да, но не у бездомных. Мы же еще работаем с женщинами, про которых теперь говорят: «С низкой социальной ответственностью». Но мы их называем просто девушками. Часто у них нет документов и помощи ждать неоткуда. Многие из них гражданки Казахстана, это наши соседи. Была у нас женщина с нормальной социальной ответственностью, но которая 23 года прожила в России с советским паспортом. При этом родила троих детей, работала на рынке. Недавно получила серьезную травму глаза. Нужно глаз спасать. Без документов очень дорого и почти невозможно. Сейчас мы ее отправили к уполномоченному по правам человека, чтобы ускорить процесс получения гражданства и навести порядок в документах.

– До того, как начать лечить людей, вы лечили зверей. Родители – ветеринары?

– Нет. Мама работала на заводе, но почему-то все всегда бежали к нам домой с большими и мелкими неприятностями. А вот бабушка по отцу, да, работала в селе медсестрой и ветеринарным фельдшером. И когда я приезжал к ней, мы сначала носились по селу, делали прививки детям, а потом шли на ферму и осматривали телят. Бабушку все уважали, и я смотрел на нее с восхищением. В подростковом возрасте понял, что тоже хочу заниматься ветеринарией. Окончил крутую ветеринарную академию в городе Троицке нашей области: по уровню образования она на третьем месте после Москвы и Питера.

– А как вы стали человеческим доктором?

– Десять лет проработал ветеринарным хирургом: в Калининграде, в обеих столицах, а потом приехал в Челябинск, потому что мою супругу, балерину, распределили сюда. Но людьми начал заниматься тоже из-за животных. К нам на инъекции своего котенка принесла бабушка. У самой старушки был сильнейший приступ бронхиальной астмы, ингалятор почему-то не помогал. Она задыхалась. Мы замерили ей давление и предложили сделать укол с лекарством. У меня, говорит, тонкие вены, в больнице часто не могут попасть. А у моих тогдашних пациентов – котят, щенков вены вообще чуть толще нити, для меня это не проблема. Ввели раствор эуфиллина и дексаметазона – бабушка вдохнула полной грудью. Ну, думаю, слава богу…

Поступил в медицинский колледж, учился на фельдшера. В нашей группе все уже были взрослые люди, получали второе образование. Нас любили преподаватели, и мы их любили, сдружились. Как-то наша заведующая съездила на семинар по волонтерству: «Жень, надо и нам что-то такое придумать». Я написал доктору Лизе через фейсбук, мы договорились встретиться, но потом случилась эта трагедия (доктор Лиза, Елизавета Глинка, погибла в авиакатастрофе в декабре 2016 года. – «Нация»). Я решил: буду делать сам как могу. Только получил права, купил подержанную «Ладу Калину», а еще бинты, антимикробные мази, лекарства первой необходимости, носки, мыло – и поехал вместе с сотрудниками благотворительного фонда «Пища жизни» к месту, где кормили бездомных. В первый раз они не приняли меня, решили, что все это для чиновничьих отчетов. Но во второй раз двое уже сами подошли со своими проблемами, а дальше заработало сарафанное радио.

Мой проект развивался, присоединялись люди, которые тоже хотели помогать, а потом встал вопрос, что нам нужна зарегистрированная организация: так просто легче работать. В июне 2019-го я получил красный диплом фельдшера и в этот же день оформил бумаги на «Другую медицину».

– Обычно о мотивах такой помощи говорят высокими словами. А вот если без пафоса, как вы сами себе это объясняете?

– Вы про служение и добрые сердца? Сам не люблю такого. Но я не знаю, как ответить. Если скажу, что жалко, ну да, всем жалко. Как можно объяснить, почему мы помогаем людям в ДТП? Просто останавливаемся и включаемся в помощь.

Наверное, настало мое время этим заниматься. Первый мотив – я это умею. Есть и второй, о котором не очень люблю говорить… Когда я работал в поликлинике, дверь ко мне некоторые посетители открывали с ноги, кричали, что и как я им должен, требовали волшебную таблетку от всего. А я думал, почему должен все это терпеть? При этом меня на участке любили, потому что я не спешил, мог с одним больным проговорить полчаса. И я решил: лучше буду помогать тем, кому это действительно нужно, и не в системе.

Когда я помогаю бездомному, уверен, что он будет благодарен за каждый бинт и примет мою помощь с уважением. Есть, что называется, отдача – и не только от бездомных, я стал встречать множество людей, которые хотят сделать мир лучше.

– Много ли бездомных, для которых жизнь на улице – осознанный выбор?

– Нет, таких всего 2—3 из ста. Это хиппи, которые потеряли связь с реальностью. У нас есть Кирилл, ему 34 года, он именно такой. У него хорошая мама, которая помогает нам с пенсии, а мы помогаем Кириллу. Мама бывший преподаватель, и выбор сына, который стал отшельником, для нее большая боль. Он не наркоман, не алкоголик, просто вольный человек, ему так нравится. К счастью, я для него авторитет, мои рекомендации по здоровью он исполняет. Сейчас Кирилл живет с девушкой. Она пострадала на работе: разбирали станок, вылетела деталь, попала в глаз. Это же бездомные, понятно, что техникой безопасности там и не пахло. Такие люди как расходный материал. Они и сами себя называют «разовой акцией».

– Читала вашу книгу «Другая медицина». Там есть глава «Истории бездомных». Боль и ужас, если честно. Тут же вспомнила, как у нас в Ростове в социальном приюте жил артист балета из Санкт-Петербурга. Спился, опустился на дно. Кто-то из ваших подопечных был с особенным прошлым?

– Профессор-историк. Недавно его не стало. У него была деменция. Семьи часто боятся или стесняются таких родных. А он безобидный был, собирал, сдавал картон, на это и жил. У него и прозвище было Картонщик. Был еще преподаватель университета. Дочка его погибла, он жил в коммуналке с внучкой. Та привела своего мужчину в дом, дед почувствовал, что мешает молодым, и ушел. Где-то скитался, раз в месяц приходил домой, получал пенсию, половину отдавал внучке и опять уходил. Я, конечно, был удивлен позицией его родных. В итоге он погиб.

Да, к несчастью, наши пациенты часто погибают. Кто-то замерзает, кого-то убивают. Был случай, бездомного прилюдно пытались сбросить с моста. Прохожая вмешалась, привезла его к нам. Одно время подростки обливали бездомных воспламеняющейся жидкостью и поджигали. И снимали на телефон – для хайпа. Многие наши пациенты сами приходили с ожогами, мы оказывали первую помощь и отвозили в больницу. Там им тоже не очень рады, приходится договариваться, надавливать… Это такая сложная тема – судьбы людей на улице. Средний возраст наших подопечных – 30—45 лет. Самый рабочий возраст, далеко не все потеряно, многих можно вернуть в нормальную жизнь. Я говорю об этом в больших кабинетах при каждом удобном случае. Но там, как правило, не задумываются о бездомных, просто предпочитают не видеть того, что происходит.

– Какому количеству людей вы помогли с момента создания «Другой медицины»?

– Уже около двух тысяч человек. И если раньше мы их искали, добивались доверия, то теперь они нас знают, сами ищут на выездах и приходят сюда, в клинику. Сейчас мы боремся за то, чтобы город выдавал им разовые проездные. Пусть даже их стоимость будет сниматься с «Другой медицины». Но нуждающийся человек должен иметь возможность к нам добраться.

– Какие врачи у вас работают?

– Терапевт, лор, невролог, дерматовенеролог, хирург, сосудистый хирург, фтизиатр, кардиолог, онколог, инфекционист, стоматолог, офтальмолог, врач ультразвуковой диагностики, эпидемиолог и психиатр. Они все волонтеры, это надо подчеркнуть. К примеру, наш офтальмолог на основном месте – заведующая отделением. Она осматривает пациента у нас и может в случае необходимости забрать к себе в больницу.

У нас много волонтеров – и не только из России. Но больше всего мне нравится, что у нас много студентов-практикантов. Пятый курс университета, а они не знают, как кровь из пальца взять, хотя через год уже пойдут лечить людей. Они лечат – одна ошибка, другая, пугаются и уходят в медпредставители, в фармацевты. Получается, государство зря потратило деньги. А проблема – в отсутствии практики. Мы учим азам в полевых условиях. Ну, и еще: врач, который прошел у нас практику, никогда потом не выгонит бездомного из приемного покоя. Поэтому я постоянно говорю: давайте нам студентов. Они вырастут в правильных врачей.

– Меняется ли отношение к бездомным в обществе?

– Год от года меняется в лучшую сторону. Это мы видим и в реальном мире, и по соцсетям. Люди пишут: «У меня сегодня день рождения, если хотите сделать мне приятное, перечислите деньги на лечение бездомных». Бабушки наши, которые приходили с граблями, теперь несут банки с консервацией и теплые вещи для них. Был случай, полицейский, молодой парень, разгонял бездомных, что пришли к нам, ждали на улице. А потом стал нашим волонтером и его семья тоже. Все мы внутри добрые, просто нужно разбудить это.

– Героиня первого сезона «Соли земли», сирийка Жоржина Дейр-Атани, которая кормит бездомных в Москве, рассказывала, что в отношениях с ними нельзя показывать слабость. Это так?

– Когда ты поработал на «скорой» (я же работал санитаром и медбратом), тебе угрожали ножом, пытались взять в заложники, характер сам собой вырабатывается. И вот на улице у меня пациент, которого вчера выпустили из тюрьмы. Сидел за убийство. Если скажешь ему резкое слово, он даст тебе по голове и все закончится. Но я всегда внутри спокоен, я ему доверяю, и он мне доверяет. И я говорю ему «вы». Когда сделали перевязку, он сказал: «Спасибо, ко мне так очень давно никто не относился».

– Бездомные сочиняют о себе истории, которые далеки от реальности. Вас это не коробит?

– Нет. Кто-то рассказывает, что служил в Афганистане, жертва войны, кто-то – что пережил большую личную драму. Они это делают для того, чтобы их не обижали. Чтобы пожалели. Они, как маленькие дети во взрослом теле. Начинаешь разбираться, оказывается, что он просто забухал, потерял документы, потерялся, а потом привык так жить. Ну, на что тут обижаться?

– В Челябинске зимой злые морозы. Как ваши подопечные их переживают?

– Мы научили их готовить сани летом. Раньше каждую зиму принимали кучу обморожений. Причем еще в процессе лечения некоторые из них понимали, к чему все идет, и просили, а можно меня похоронить не в общей яме, не в пакете? Мы же и этим занимаемся. Готовы хоронить за свой счет. Но по закону мы «третьи лица», с чего это мы должны хоронить? Раньше это было большой проблемой, ругались с моргом, с загсом. Но теперь, когда нас в городе уже знают, стало легче.

Так вот, мы решили заняться профилактикой. Договорились с бабушками, выделяем им «оборудование»: шерстяные нитки, спицы, крем для рук, а они вяжут носки. Летом, когда люди делают ремонт и выбрасывают старые ковры, линолеум, бездомные утепляют ими свои жилища.

Еще на зиму выдаем им мобильники, договариваемся с «Магнитами», «Пятерочками», заправками, чтобы пускали их заряжать телефоны.

Они нам звонят: «Есть нечего, замерзаю, помогите!» И мы едем и везем еду, одеяла, теплую одежду. Друзья и родственники уже боятся приглашать меня в гости: если вижу добротный неходовой свитер, обязательно выпрошу для бездомных.

– Они вас как-то благодарят за помощь?

– Конечно. Мне на день рождения один наш подопечный принес торт. Правда, просроченный, но уж какой смог раздобыть. И ведь сам бы съел его с большим удовольствием, они очень любят сладкое, особенно шоколад. И мы на всех конференциях рассказываем: шоколад уменьшает тягу к алкоголю… Открытки, письма пишут с благодарностями.

Мы связующее звено между их миром и миром большим. И мы показываем, что можно вернуться к нормальной жизни, ведь многие возвращаются. Была такая показательная история. Сделали перевязку одному больному. Через неделю прихожу, он весь грязный, а бинт все такой же белый. Я спросил: «Как такое возможно?» – «А я просыпаюсь, все вокруг серое, грязное, а рука белая. И я захотел, чтобы белого было больше. Можно у вас чистую одежду попросить?»

Человек, который живет в ужасных условиях, привыкает к ним. А тут ты говоришь: можно жить лучше – и показываешь как. И он изменяется. Уже документы хочет сделать, выйти из коллектора, работу найти. Но мы, когда помогаем, об этой стороне не думаем, это сопутствующее. Наша главная задача, чтобы он не умер от простой инфекции, от занозы в XXI веке.

автор Светлана Ломакина/фото автора