Читать книгу Несостоявшийся император Федор Алексеевич - Андрей Богданов, А. П. Богданов - Страница 4

Царь Алексей Михайлович был женат дважды. 16 января 1648 г. он сыграл свадьбу с Марией Ильиничной, девицей старинного дворянского рода Милославских, как-то раз приглянувшейся ему в Успенском соборе на молитве. Впрочем, наивно полагать, что встреча государя с будущей женой произошла случайно. Узы брака в России XVII в. были слишком прочны, жена оказывала слишком большое влияние на государя, чтобы царедворцы пустили выбор невесты «на самотек» [15].

Вокруг кандидатуры будущей царицы шла жестокая борьбы, лишь слегка замаскированная соблюдением традиций. Алексей Михайлович надумал жениться еще зимой 1647 г. По случаю выбора царских невест со всей Руси собраны были двести благородных, благонравных и пригожих девиц, из которых хитроумные придворные быстро «отсеяли» 194. Выборщики угодили царю. Алексей Михайлович влюбился в одну из шестерых представленных ему девиц.

Счастливый молодой царь вручил в знак обручения ширинку и кольцо дочери касимовского помещика Евфимии Федоровне Всеволожской. 4 февраля невесту должны были ввести в царские хоромы, облечь в царскую одежду, возложить на нее венец и наречь царевной. Вскоре потом была бы сыграна свадьба. Группировка, незримо стоявшая за этой кандидатурой, уже готовилась к захвату власти во дворце.

Богатейший после царя человек, боярин Борис Иванович Морозов, к этой группировке не принадлежал. Напротив, он старался всеми силами сохранить свое шатающееся влияние. Старый друг царя Михаила, дядька и ближний боярин Алексея Михайловича, Морозов постепенно утрачивал влияние на государя, вступившего на престол на семнадцатом году жизни, но быстро обретавшего самостоятельность. Объединившись с другим влиятельным и властолюбивым человеком, знаменитым царским духовником Стефаном Вонифатьевым, Морозов разработал тонкую операцию по ликвидации царской нареченной.

От примитивных действий предостерегал печальный опыт его друзей Салтыковых, которые не только утратили власть, но и угодили в ссылку, пытаясь избавиться от возлюбленной невесты царя Михаила Марьи Хлоповой. Тогда, в 1616 г., невесту уже нарекли царицей, дали ей новое имя Настасья, дворовые чины целовали ей крест, а по всей Руси люди Бога за нее молили. Салтыковы пытались воспользоваться легким недомоганием невесты, чтобы объявить ее негодной, но не нашли поддержки у докторов и сами «обнесли» ее перед государем, своим двоюродным братом.

Этого оказалось мало – пришлось подключить против влюбленного Михаила Федоровича его мать и Земский собор. Невеста была сослана, но двадцатилетний государь получил такую душевную рану, что восемь лет отказывался жениться. Скорбь сына смягчила даже его властного отца Филарета Никитича: врачебная экспертиза подтвердила полное здоровье Марьи Хлоповой и вину Салтыковых… В сентябре 1623 г. заинтересованные лица при дворе лишь чудом смогли предотвратить соединение государя с его возлюбленной. Для этого потребовалось заклятие царской матери, великой старицы Марфы Ивановны, заявившей, что «не быть ей в царстве перед сыном, если Хлопова будет у царя царицею».

Из-за придворных распрей была поставлена под вопрос судьба династии, Россия рисковала вновь погрузиться в пучину гражданской войны, если Михаил умрет бездетным. Он отказался от любимой, но прошел еще год, прежде чем согласился на брак. Избранная для Михаила Федоровича супруга из знатнейшего рода Долгоруковых угрожала балансу сил при дворе. Удивительно ли, что тщательно отобранная невеста не прожила и года, если ненависть к ее счастливым родичам, по свидетельству документов, проявилась со стороны обойденной знати уже у постели новобрачных?! [16]

Лишь третья избранница Михаила, Евдокия Лукьяновна Стрешнева, стала матерью его детей. Царь женился на ней только через тринадцать лет после своего восхождения на престол. Наученный горьким опытом, он установил при дворе чрезвычайные меры охраны царицы (которые в полной мере воспринял затем Алексей Михайлович). Один взгляд на царицу человека, не принадлежавшего к узкому кругу допущенных к ней лиц, грозил тяжелой опалой представителю любого рода, независимо от знатности и заслуг.

Морозов и Вонифатьев не желали рисковать, но они прекрасно знали систему предохранительных мер и нашли в ней лазейку. Даже хорошо осведомленные лица не поняли, что произошло 14 февраля 1647 г. во дворце. Максимум, что могли предположить – будто Евфимио Федоровну Всеволожскую «упоили отравами». Только известный ученый Самуил Коллинс, доктор медицины и царский врач, поведал потомкам, как все обстояло в действительности [17].

Наряжая невесту в царский наряд, прислуживавшие ей женщины елико возможно крепче стянули волосы прически, а затем крепко затянули сверху драгоценный венец (головную повязку царевен). Едва сделав несколько шагов к царю, Евфимия Федоровна упала в обморок. Морозову оставалось (разумеется, через других) объявить, что у невесты падучая болезнь и «к государевой радости она не прочна». Семья, представившая царю порченую девицу, была обвинена в государственной измене и сослана в Сибирь [18].

Морозов справедливо полагал, что царь постарается облегчить участь полюбившейся ему девушки. И действительно, 17 июля 1653 г. Алексей Михайлович повелел перевести всю семью Евфимии Федоровны из Тюмени в их поместье в Касимовском уезде [19]. Там развенчанная царская невеста жила еще в 1660 г., сохраняя, как говорили, необыкновенную красоту и отказывая всем знатным женихам. Она была совершенно здорова. Это могло навести царя на размышления. Но все было предусмотрено заранее.

Как только Всеволожские отбыли в Сибирь, в Москве началось энергичное расследование. 10 апреля 1647 г. виновник был найден. Им оказался… крестьянин боярина Никиты Ивановича Романова Мишка Иванов. Он якобы напустил порчу на царскую невесту. Таким образом, девушка могла оказаться и здоровой, но те, кто объявил у нее падучую болезнь, оказывались невиновными. Иванова «велели держать под крепким началом с великим береженном» в отдаленном и дружественном Морозову Кирило-Белозерском монастыре.

Не поздоровилось и придворным противникам Морозова. По крайней мере, один из них поплатился ссылкой в Вологду. Дядя Алексея Михайловича по матери, кравчий (виночерпий) Семен Лукьянович Стрешнев был обвинен в колдовстве. Концы были спрятаны в воду. Позаботился Морозов и о личном алиби. Он не выступал прямо против царской невесты. Старый дядька выразил сочувствие воспитаннику, пострадавшему «от ненависти и зависти» высокородных людей.

Много дней Алексей Михайлович от горя не мог принимать пищу. Морозов старался его развлечь опасными играми. 15 февраля «ходил государь на медведя» с рогатиной, 21 февраля опять была облава на медведя-шатуна. На следующий день, в понедельник на Масленице государь тешился дикими медведями в столице, на своей псарне [20]. Однако прошел целый год, прежде чем Алексей Михайлович пришел в себя достаточно, чтобы обращать внимание на девиц.

Тут-то и увидал он в Успенском соборе заранее подобранных Морозовым девушек из фамилии облагодетельствованных временщиком Милославских. Царский дядька, конечно, знал, кто может понравиться воспитаннику, и не ошибся. По другой версии, дело обстояло еще проще. Избрав кандидатку в царицы, Морозов стал расхваливать царю красоту дочерей Милославского, а затем обратился к помощи государевых сестер.

Царевны давно хотели, чтобы их царственный брат обзавелся семьей и тем самым избежал искушений. Им было особенно приятно оказать услугу будущей царице и заручиться ее расположением. Девицы Милославские были приглашены во дворец и в покоях царевен как бы случайно представлены Алексею Михайловичу. Он влюбился в младшую, Марию. Посаженным отцом на свадьбе был Борис Иванович Морозов. А 27 января 1647 г., через 11 дней после царского брака, старый боярин объявил государю, что женился на младшей сестре царицы, Анне [21]. (В первый раз Б.И. Морозов женился на тридцать лет ранее, 5 июля 1617 г.)

Операция по укреплению положения Морозова при дворе прошла блестяще. Борис Иванович стал не только приближенным, но и свойственником Алексея Михайловича. Правда, пришлось поделиться влиянием с Милославскими, но они пока не вызывали опасений как соперники. Власть Морозова и его прихлебателей была подорвана не просчетами в придворных интригах, а мощными народными восстаниями, потрясшими в 1648 г. столицу и многие другие города Российского государства. Временщику пришлось бежать от народного гнева в Кирило-Белозерский монастырь [22]; при Алексее Михайловиче выдвинулись новые государственные деятели…

Как бы то ни было, между царем и царицей установилась искренняя и нежная симпатия, а Морозов, надо полагать, не раз проклял свою хитроумную женитьбу. Всезнающий доктор Коллинс, пользовавший своим искусством верхушку Государева двора, не без иронии вспоминал, что, женившись на Анне Ильиничне, Морозов «думал, что таким образом прочно основал свое счастье. Однако ж Анна была им не совсем довольна, потому что он был старый вдовец (как и его брат, Глеб, женившись на Соковниной), а она здоровая молодая смуглянка; и вместо детей у них родилась ревность, которая произвела кожаную плеть в палец толщины. Это в России случается часто между вельможными супругами, когда их любовь безрассудна или водка слишком шумит в голове» (ЧОИДР, 1846. № 1). Дело усугублялось тем, что старый ревнивец, выставивший себя на посмешище в высокопоставленном женском обществе тем, что мог предложить молодой супруге только толстую плеть, бессилен был запретить Анне встречаться с ее сестрой-царицей и лично жаловаться государю на превратности их брака. Уважаемый дядька царя превращался в шута.

А тщательно охраняемая от контактов с внешним миром Мария Ильинична создала дом, в котором государь мог укрыться от забот и треволнений. Любящие супруги произвели на свет чертову дюжину детей. Так же, как у царя Михаила и царицы Евдокии Лукьяновны, у них рождались в основном дочери, причем завидного здоровья: Евдокия (1650–1702), Марфа (1652–1707), София (1657–1704), Екатерина (1658–1718), Мария (1660–1723), Феодосия (1662–1713). Не прожила долго Анна (1655–1659), умершая при родах Евдокия (1669) – последний ребенок царицы, скончавшейся вскоре после дочери. Менее жизнеспособными были сыновья. Двое – Дмитрий и Симеон – умерли во младенчестве (1649–1651, 1665–1669) [23].