Читать книгу Царская монетка, или сюрприз для бабушки - Андрей Богдарин - Страница 1

Стоял тёплый солнечный июнь. Мы приехали на турбазу. Я сразу же умудрился простудиться и вместо прогулок лежал в кровати, пил лекарства и смотрел в окно. За окном была чудесная залитая солнцем лужайка с цветами, бабочками и качелями, на которых почему-то никто не качался. Мама читала мне книжку про Незнайку и его друзей, я слушал эти весёлые истории, глядел на солнечную лужайку и мечтал: «Вот поправлюсь и буду качаться».

На третий день моей болезни к качелям подошла светловолосая девочка с двумя косичками и всё время, пока мама читала книжку, качалась. «Откуда она взялась, мои качели заняла, – думал я, – вот поправлюсь, прогоню её, и сам буду качаться». Мама закончила читать очередную историю про малышей и малышек, посмотрела на градусник и сказала:

– Ну вот, 36 и 6 – после обеда и тихого часа можно будет погулять.

– А сейчас можно? – спросил я, вскочив с кровати.

– Нет. Сначала пообедаешь, примешь лекарства и поспишь.

«Совсем как Медуница», – подумал я и стал ждать обеда. Пока я болел, мама приносила еду в домик; в этот раз пошёл в столовую сам и съел две порции супа и две порции второго. Тихий час тянулся долго, и даже мамино чтение не скрасило и не сократило его.

Наконец, тихий час закончился. На качелях никого не было. Я сунул ноги в кеды, зашнуровал их и выбежал на улицу – на качелях уже сидела та самая девочка. Полный решимости её прогнать, направился к качелям. Но чем ближе подходил и чем больше смотрел на эту девочку, тем меньше становилась моя решимость. Её косички, курносый носик и улыбка настолько заворожили меня, что около качелей неожиданно для себя сказал:

– Давайте я Вас покачаю…

– Давайте, – согласилась девочка и засмеялась.

– А почему Вы смеётесь? – удивился я, аккуратно подталкивая качели.

– Вы, наверное, тот самый мальчик из окошка, – не переставая миленько смеяться, ответила она, – у Вас кеды перепутались.

Я посмотрел на ноги – действительно, левая – на правой ноге, правая – на левой.

– Вы, наверное, очень покачаться хотели, торопились и перепутали, – добавила девочка, – хотите, уступлю качели.

– Нет, нет, не надо, – замотал я головой, переобувая кеды. Мне почему-то захотелось ещё побыть рядом с этой девочкой, – лучше, я Вас буду качать.

– Ну… качайте. Только не сильно, – снова согласилась девочка.

Мы немножко помолчали, потом она спросила:

– А как Вас зовут?

Я хотел сказать, что Андрей, но неожиданно вырвалось:

– Незнайка… ой, нет, наоборот, Знайка…

– А-а, – протянула девочка, – я думала – Пончик…

– Почему Пончик? – спросил я, даже не обидевшись.

– Вы за обедом съели два супа, два вторых и три компота, – сказала девочка и снова засмеялась. – Моя бабушка говорит, что у Вас всегда хороший аппетит; она Вас знает – Вы же сюда каждый год приезжаете…

– Каждый год. Ваша бабушка с моей мамой работает?

– Да. Мы живём в соседнем домике.

– Ну тогда Вы должны знать, как меня зовут.

– Бабушка сказала, что познакомиться я смогу сама… Так как Вас зовут?

– Андрей.

– А меня – Маша. Но бабушка меня зовёт Маняша или Няша.

– Хорошо, что не Медуница, – сказал я.

– А Вас я буду звать Дюша. Вы не возражаете? Вот и хорошо. А почему Медуница Вам не нравится? Она слишком строгая? Понимаю, понимаю… Но врачи и должны быть строгими…, – и Няша стала рассказывать о своей тёте, которая была детским врачом.

Я раскачивал качели, слушал Няшу, и казалось, что это не девочка говорит, а журчит ручеёк – такой приятный был у неё голос и так хорошо она рассказывала.

– Ну всё, мне пора, – неожиданно сказала Няша, – бабушка зовёт.

Я посмотрел на соседний домик. На веранде стояла бабушка и махала рукой. Подал Няше руку, она спрыгнула с качелей и, крикнув: «До завтра», – побежала к домику. Время, проведённое с Няшей, пролетело так быстро, что я не заметил наступление вечера.

Утром хотелось дождаться Няшу и вместе с ней пойти на завтрак, но мама за руку отвела меня к столовой. Пока мы стояли в очереди, я всё выглядывал Няшу: пришла ли… Няша пришла, когда мы уже сели за стол. Помахал ей, она мне тоже помахала. Весь завтрак я смотрел, как Няша аккуратно подцепляет ложечкой кашу «Дружба», аккуратно жуёт с закрытым ртом и иногда вытирает края губ салфеткой.

– Не заболел ли ты снова? – забеспокоилась мама, – что-то плохо ешь…

– Пока не хочу, – сказал я и, не допив какао, пошёл к выходу вслед за Няшей.

– Здравствуйте, – выпалил я, догнав Няшу с бабушкой, – Няша, придёте на качели?

Она посмотрела на бабушку и сказала:

– Приду.

Я с прискоком побежал вперёд, и когда Няша подошла к качелям, вручил ей букет жёлтых одуванчиков.

– Спасибо, – смутилась Няша, – только бабушка мне не разрешает рвать так много цветов – если мы все будем рвать цветы, то цветов не останется – и что же будут есть пчёлы и бабочки?

– А разве они цветы едят?

– Нет, ну Вы в чём-то настоящий Незнайка, – засмеялась Няша, – они едят пыльцу и пьют нектар с цветков.

– Да я это знал, только забыл, – не растерявшись, сказал я и разделил букет на две части, – буду Вам дарить маленькие букеты.

Потом я раскачивал Няшу, она рассказывала о своём папе физике, который очень умный, и иногда очень рассеянный: один раз ботинки, как я кеды, неправильно надел, и так полдня ходил, потом я рассказывал ей о том, что плотву надо ловить на хлебный мякиш, а потом пришло время обеда.

После обеда предложил покатать Няшу на лодке по Керженцу. Няшина бабушка сказала, что тихий час пройдёт – можно будет попробовать, и я побежал к сторожу за вёслами и ключом от лодки.

– А сил-то у тебя, Андрюша, хватит, – спросила бабушка, усаживаясь на корме.

– Хватит, бабушка, хватит, – ответила Няша за меня, – он часа два без перерыва качели со мной раскачивает, и на рыбалку каждый день на лодке ездит.

После таких слов я решил покатать Няшу и бабушку от души. Грёб изо всех сил против течения и охотно заворачивал во все заводи, куда показывала Няша. Обратно плыть было легче. Няша о разном щебетала с бабушкой, иногда глядела за борт и кричала:

– Ой, смотрите, смотрите, мальки… какие смешные, – или, – ой, смотрите, смотрите, какие кувшинки; бабушка, давай сорвём хоть одну.

Бабушка не разрешала, и мы проплывали мимо. Когда причалили, солнце ещё было высоко. Недалеко от лодочной станции в мелкой заводи я увидел большого окуня. Он стоял под водой в лучах солнца неподвижно, хвостом к берегу, и только брюшные плавники слегка шевелились.

– Смотрите, кто тут! – почти шёпотом сказал я. Мы втроём сели на корточки и стали разглядывать окуня. А окунь, не обращая на нас никакого внимания, всё стоял и стоял на одном месте.

– Я уже пойду, – сказала бабушка, – а внучку доверяю Вам, Андрей. Долго не засиживайтесь.

Бабушка ушла, а мы сели на траву и продолжили любоваться окунем.

– Наверное, он охотится, – сказал я.

– Наверное, он ждёт свою окуниху, – сказала Няша.

– Чтобы поохотиться вместе, – добавил я, и мы тихонько захихикали.

Я взял Няшину ладошку в свою ладошку, положил сверху другую ладонь, и так мы сидели и смотрели на речку и окуня ещё долго.

– Ну что, ихтиологи, – неожиданно раздалось с тропинки, – окунь-то всё ещё здесь?

Мы оглянулись – бабушка шла к речке с кофтой в руках:

– Уже вечереет, прохладно – пойдёмте лучше на турбазу.

Мы как держались за руки, так и пошли, вместе перепрыгивая через кочки и огромные корни деревьев – я даже вёсла в лодке забыл. Когда стемнело, сторож зашёл к нам в домик и спросил, где ключи и вёсла. Пришлось бежать на лодочную станцию. Возвращался назад – проходил мимо Няшиных окон и услышал их с бабушкой разговор:

– Ты, Няша, прямо как сорока трещишь, кавалеру слова не даёшь вставить. Надо поменьше говорить и побольше слушать.

– Что ты, бабушка, Дюша меня слушает с охотой, и сам рассказывает много, я его тоже слушаю охотно.

– А ты ему нравишься – видела, как он на тебя всё время смотрит; да и влияешь ты на него положительно: обычно он, как ракета, по турбазе носится, а с тобой часами у качелей стоит паинькой. Тебе он нравится?

– Нравится. Он хороший, добрый, цветы мне дарит…

Я покраснел и пошёл в домик сторожа – какое-то радостное чувство бродило в моей голове и груди.

На следующий день Няша с бабушкой не пришли на завтрак. Их окно было закрыто и занавешено. Я начал волноваться, но мама сказала, что они на зорьке ушли за ягодами в лес. Выдохнул с облегчением, но до обеда совсем ничего не хотел делать: всё бегал к воротам посмотреть, не идёт ли Няша. На обеде они появились с опозданием – пришлось долго ждать, чтобы проводить их до домика. И только когда Няша дала мне свою руку, и мы весело побежали по дорожке, я окончательно успокоился.

Вечером Няша с бабушкой пошли в деревню за молоком, я пошёл с ними. Всю дорогу мы держались за руки, пели песни, подбирали шишки и бросали на меткость. Няша ни разу не сказала мне, что я «мазила», а я вообще всё время говорил, что она «именно туда и целилась».

После ужина бабушка варила земляничное варенье, а мы пробовали пенки, смеялись и рисовали цветными карандашами разные весёлые картинки, на которых мы с Няшей то плавали верхом на окуне, то летели на большой землянике на Луну.

Перед сном мама читала про Незнайку и других малышей и малышек, а я всё думал: на кого из малышек всех больше похожа моя знакомая; на Синеглазку, на Снежинку, на Медуницу, Белочку, Заиньку или Стрекозу, и решил, что всё самое лучшее, что есть в этих малышках, есть в Няше. Я закрывал глаза, засыпал, и передо мной была только Няша.

Так прошла неделя, а потом за Няшей неожиданно приехала мама, и они вместе с бабушкой, засобирались в город. Няшиного папу пригласили работать в серьёзный институт в Подмосковье, и вся семья должна была туда переехать. Конечно, бабушка оставалась в Горьком, и Няша обещала мне, что будет приезжать к бабушке на лето. И сюда, на турбазу, тоже будет приезжать…

Я провожал Няшу до автобуса. Потом долго стоял у дороги, и только когда осела дорожная пыль, заметил, что слёзы текут из глаз рекой.

На турбазу вернулся в сумерках. Меня уже собирались искать. До конца смены всё свободное от походов в лес и в столовую время проводил на берегу с удочкой. Мама удивлялась: почему прихожу без рыбы, а я всю рыбу отпускал обратно в речку.

Смена закончилась, и меня отправили на дачу с каким-то детским садом, потом отправили к бабушке, а потом я пошёл в школу.

Однажды зимой мама сказала, что Няшина бабушка вышла на пенсию и переехала в Подмосковье. Так с Няшей мы больше и не виделись.