Читать книгу Психофизиологическая матрица человека. Что управляет нашей жизнью? - Андрей Данилов - Страница 9

Прежде чем мы рассмотрим эту глобальную силу, которая обладает способностью запуска механизма позитивной самоорганизации системы, я должен рассказать о том, как я обнаружил эффект ее воздействия в своей работе.

В те, теперь уже достаточно далекие времена, когда я был профессиональным певцом и преподавателем пения, я разрабатывал такую технологию обучения вокалу, которая позволит хорошо петь людям, не обладающим талантом от природы. Эта система обучения была создана и базировалась она на абсолютно простых и естественных принципах звукоизвлечения и выражения эмоций через голос и язык тела [31]. Работая по своей методике, я решал только художественные задачи, однако спустя некоторое время я с удивлением начал замечать, что эстетические критерии, на которых была построена эта система обучения, каким-то непостижимым образом оказывают влияние на все сферы жизни человека. У моих учеников стабилизировалась психика, улучшались взаимоотношения с окружающими их людьми, и даже исчезали хронические заболевания. Напомню, что ни о какой терапии тогда не могло быть и речи, мы просто учились петь, и все. Разумеется, такой эффект вызвал мой живой интерес, я начал исследовать закономерности такого влияния, что и привело меня в психологию.

Как я уже отмечал в начале этой книги, большинство жанров искусства активно используются в психологии. Арт-терапия пользуется некоторыми техниками живописи, сказкотерапия – литературы, психодрама – театра, телесно-ориентированная терапия, хореотерапия и интегративная психология используют технический арсенал танца. Музыкотерапия гармонизирует психику человека посредством прослушивания различных музыкальных произведений [79, 107], а вокалотерапия определяет пение человека как действенный инструмент его оздоровления. С. В. Шушарджан – создатель направления вокалотерапии, провел серию впечатляющих исследований воздействия пения на физиологию, доказавших влияние вокализации на различные аспекты нашего здоровья [110—113].

Все эти научные направления имеют колоссальную теоретическую и практическую ценность, однако рассматривать их в данной работе не имеет смысла. Такой симбиоз искусства и психологии подробно описан в огромном количестве фундаментальных работ, которые изучают воздействие на психику и физиологию человека конкретного жанра искусства. Нашей же задачей, по крайней мере на данном этапе нашего исследования, является выявление фундаментальных свойств того влияния, которое оказывают эстетические параметры на самоорганизацию систем.

Для начала давайте посмотрим на графическое изображение двух экспериментов, являющихся классическими примерами самоорганизации, которые мы изучали в предыдущей главе – реакции Белоусова-Жаботинского и ячеек Бенара.

Так выглядит реакция Белоусова-Жаботинского в процессе возникновения упорядоченных структур:

Рис. 1

А это снимки ячеек Бенара:

Рис. 2

Нетрудно заметить, что и в том и в другом случае самоорганизация вещества, его переход в упорядоченное состояние соответствует канонам симметрии и с точки зрения эстетики воспринимается как нечто красивое. Любой из моих читателей может найти в интернете фотографию снежинки, сделанную при помощи мощного объектива, и убедиться в эстетическом совершенстве этого простого элемента вещества, принявшего новую форму. Или подойти морозным зимним утром к окну, чтобы увидеть красоту симметрии воды, застывшей на стекле. А можно рассмотреть бесчисленное количество геологических и атмосферных явлений, которые структурируются в строгом соответствии с канонами красоты [89].

К настоящему времени накопилось достаточное количество фактов, позволяющих предположить, что одним из основных условий оптимального функционирования практически любой неорганической системы является ее эстетическое совершенство и соответствие канонам красоты и симметрии.

Точные науки, оплот рационализма и строгой доказательности, стремясь описать наш мир во всей его полноте и многогранности, уделяют эстетическим критериям повышенное внимание, в большинстве случаев ставя их во главу угла. Английский физик Д. Барроу пишет:

«Наше влечение к качеству, которое мы называем «красотой» и связываем его с наличием внутреннего единства и гармонии, побуждает нас ожидать от Вселенной тех же проявлений. От физиков часто можно услышать, что идеи или теории они называют красивыми либо элегантными. Более того, это эстетическое качество становится для многих из них, как, например, для Дирака, указателем направления поиска или даже необходимым критерием правильных математических описаний Вселенной.

Подобный императив Дирака в глазах любого ученого-гуманитария может выглядеть эксцентричной причудой, особенно когда он видит, насколько беспомощными оказываются физики со всем своим могучим математическим аппаратом в сферах, выходящих за рамки их научных дисциплин. Ведь физики привыкли иметь дело с идеальной симметрией и фундаментальными законами природы. Эта склонность побуждает искать соразмеренность и математическую элегантность во всем, к чему обращается взор» [7, с. 37].

Разумеется, в реальном мире идеальной симметрии не существует. Давайте найдем в интернете фотографию любой снежинки и сначала рассмотрим ее всю, целиком, а затем, увеличив изображение, разглядим ее детали.

Рис. 3

Ближе к центру симметрия соблюдается почти идеально, но края снежинки при увеличении будут совсем не так ровны и симметричны, как нам это казалось при взгляде на всю снежинку. Таким же образом орбита любого тела во Вселенной никогда не представляет собой идеальный круг, это будет эллипс, деформированный в ту или иную сторону под действием гравитации.

Анализируя все многообразие данных, посвященных этому вопросу в естественных науках, мы можем прийти к интересному выводу: идеальная симметрия не определяет качество функционирования природных систем, поскольку в реальной жизни она недостижима. Но стремление к симметрии будет тем ключевым параметром, который запускает процесс самосборки, самоструктурирования, являющийся высшим проявлением принципа самоорганизации. Он и определит те идеальные параметры системы, которые выведут ее на режим оптимального функционирования. Как отмечает Д. Барроу: «Стремясь кодифицировать законы природы в уникальную и самодостаточную „теорию всего“, мы ищем в мире высшие формы симметрии, из сдерживающих рамок которых будут проистекать все дозволенные законы преобразований, управляющие физическими силами и частицами» [7, с. 47].

В неорганическом мире законы симметрии управляют процессом самоорганизации, но можно ли экстраполировать эту закономерность на мир живых существ? Ответ на этот вопрос представляется очевидным, ведь даже беглого взгляда на любое животное достаточно, чтобы убедиться в том, что его тело Природа создавала, также руководствуясь законами симметрии. Эстетические критерии, хоть и не в столь явном виде, реализуются и в поведении животных, построенном в соответствии с законом жесткой функциональности, реализующим эволюционные стратегии выживания, размножения, адаптации к условиям окружающей среды и т. д. Яркая расцветка рыб и птиц, мощные красивые рога парнокопытных объективно очень красивы и при этом предельно функциональны, реализуя принцип полового отбора. Ведь животное, которое способно иметь такие эстетические «излишества», обладает избытком энергии, а, следовательно, очень качественными генами, которые передадутся потомству. Но иногда Природа действует и не столь прямолинейно.

Одним из самых главных эстетов животного царства является небольшая птица из отряда воробьинообразных, живущая в Австралии и Новой Гвинее и называемая шалашником. Самцы шалашника строят фантастически красивые «шалаши», или «беседки», из прутьев и тонких веток, которые украшают цветами, блестящими ракушками, крыльями бабочек, делая из них настоящее произведение искусства. Этот шедевр используется только для того, чтобы привлечь самку для спаривания, затем самка откладывает и высиживает яйца уже в другом, более приспособленном для этих целей гнезде. Здесь эстетика также служит средством полового отбора, попутно выстраивая социальную иерархию, ведь у самца должно быть много сил не только для того, чтобы построить красивую беседку, но и чтобы защитить ее от собратьев, которые стремятся ее разрушить и утащить самые красивые части в собственный шалаш.

И, тем не менее, в «творчестве» шалашника можно увидеть зачатки ремесла художника. Российский эволюционный биолог А. В. Марков, описывая эту птицу, замечает: «Иногда самцы шалашников даже раскрашивают свои шалаши соком из раздавленных ягод, пользуясь при этом листьями или кусочком коры как кисточкой. Что называть искусством, если это не искусство?» [64, с. 564].

А у обезьян – наших ближайших предков, можно увидеть проявления эстетического начала, уже абсолютно лишенного всякого практического смысла: «…самка шимпанзе из Замбии пристроила себе в ухо травинку и так разгуливала. Действие это не имело никакого функционального смысла, ей просто нравилось, что у нее из уха торчит травинка. Вот и думайте, что это. Она проделывала данную манипуляцию годами, и через некоторое время товарки шимпанзе последовали ее примеру. Модница, одним словом» [88, с. 225].

Но подлинный расцвет стремления к красоте и симметрии, перешедшего с инстинктивного на осознанный уровень, связан, разумеется, с формированием человека как самостоятельной биологической особи. Человек вобрал в себя интуитивный эстетизм своих эволюционных предков и сделал его самостоятельным и самодостаточным элементом своей жизни. Однако, сформировав профессиональное искусство, он постепенно забыл об истоках эстетических критериев, изначально, на мой взгляд, выполнявших функции, которые, как бы грубо это ни звучало, можно назвать утилитарными. И выявление этих принципов высшей природной функциональности красоты поможет нам понять, каким образом мы сможем запустить процесс трансформации Психофизиологической Матрицы и сделать его максимально эффективным.

Знакомясь с фактами, собранными археологами за последние десятилетия, мы можем видеть, что наши далекие предки уже на заре существования человека как биологического вида создавали такие элементы своего быта, которые выходили за рамки явной практической пользы. Одним из самых ярких примеров такого первобытного творчества являются так называемые бифасы – каменные рубила, которые появились около 1,5 миллионов лет назад, в эпоху развитого олдувая, но подлинными шедеврами, которые можно считать не только орудиями, но и произведениями искусства, они стали в ашельский период, около 1,2 миллионов лет назад.

А. А. Зубов пишет о том, что знаменитый чешский антрополог Я. Елинек «…изучил каменные ручные рубила – бифасы ашельской эпохи, отличающиеся прямо-таки ювелирным исполнением, и пришел к выводу, что уже в это время мастерство обработки камня вышло за пределы практических, прикладных идеалов и содержало уже элемент перехода к художественному творчеству. Мастер заведомо тратил гораздо больше усилий и времени, чем это требовали чисто практические соображения, чтобы придать изделию совершенную симметрию по двум осям, красивые пропорции, изящную форму режущего края. Мало того, отмечены случаи, когда для рубила специально выбирались камни, либо красивые по качеству самого материала, либо содержащие какие-либо включения, например окаменелые древние морские организмы, которые сохранялись в изделиях явно с декоративными целями» [47, с. 239].

Этот же эстетический компонент в изготовлении ашельских бифасов подчеркивает и А. В. Марков:

«Зачем наши предки тратили столько лишних усилий, придавая своим каменным ножам такие правильные, симметричные очертания? Это трудно объяснить функциональностью.

Ножу не обязательно быть симметричным, чтобы успешно справляться со своими функциями. Нож – он и есть нож, был бы острый кончик да режущий край. Бифасы по своей форме немного напоминают клыки хищников – не они ли и послужили прообразом? Но клыки обычно изогнуты, а бифасы прямые; по-видимому, мастера пытались придать им правильную двустороннюю симметрию» [64, с. 581].

Бифас представляет собой хоть и эстетически оформленный, но все-таки имеющий прикладное значение предмет. А сколько предметов, не несущих явной практической пользы, создавал первобытный человек? Это и специально обработанные раковины, выполняющие роль бус, и эстетически оформленные захоронения, и вершина непрактичности – наскальная живопись. Вспомните шедевры пещеры Ласко – «Сикстинской капеллы первобытной живописи» во Франции, созданные около 17 000 лет назад, например, вот эту работу:

Рис. 4

Какую функциональную роль могли выполнять эти картины в жизни древних людей?

Давайте представим себе, хотя бы гипотетически, жизнь первобытного человека. Охота на животных, собирание съедобных растений, конфликты с представителями других племен, добыча и поддержание огня, приспособление к изменениям погоды, внутриплеменные иерархические конфликты, борьба за женщин и множество других факторов быта, которые делали процесс элементарного выживания чрезвычайно сложным и энергозатратным. Когда и зачем ему было рисовать на стенах пещер, создавать украшения и вытачивать идеально симметричные каменные орудия? Конечно, можно предположить, что ремесло художника или ремесленника давало его обладателю преимущества в глазах членов его племени, если они позволяли ему тратить время на творчество, вознаграждая его местом у костра и куском мяса, который они добыли, рискуя жизнью, в то время как он занимался творчеством в комфортных условиях. Но почему это происходило?

Пытаясь ответить на этот вопрос, мы должны учитывать мистическое мировоззрение первобытного человека, одушевлявшего животных, на которых он охотился, и силы Природы, от которых он зависел. Под этим углом зрения можно объяснить рисунки животных на стенах пещер тем, что, изображая животное, человек стремился взять себе его силу и мощь, получая энергетический ресурс для успешной охоты. С большой натяжкой мистицизмом можно объяснить и создание украшений, но симметричные бифасы в эту концепцию помещаются уже с трудом. Все-таки существует еще что-то, более глобальное и вневременное, так настойчиво внедряющее в жизнь человека критерии непрактичной красоты.

Рассуждая на эту тему с позиций эволюционной биологии, А. В. Марков пишет:

«Животные, одолеваемые нелепыми иллюзиями, при прочих равных должны проигрывать в конкуренции животным, строящим более адекватные модели реальности. Совсем уж дурацкие способы мышления должны отсеиваться отбором. Поэтому если в нас сидит что-то настолько сильное и глубокое, как «чувство прекрасного», то оно, скорее всего, не является полным вздором. В принципе, конечно, оно может быть всего-навсего побочным продуктом (не обязательно полезным) каких-то иных, более важных психологических адаптаций (например, связанных с выбором брачного партнера). Но есть и весьма серьезные основания надеяться, что в поисках адекватного миропонимания оно чаще помогает нам, чем мешает…

В такой Вселенной, как наша, где возможно формирование (самоорганизация, самосборка) сложных упорядоченных структур, постоянно происходит отбор на устойчивость. Он затрагивает не только материальные объекты, но и законы их развития и поведения. Неустойчивые структуры разрушаются, устойчивые – сохраняются и накапливаются. Если какая-то из этих структур приобретает вдобавок еще и способность к самокопированию (репликации), то при соблюдении нескольких дополнительных условий возникает жизнь и начинается дарвиновская эволюция. Похоже на то, что симметричные, гармоничные, то есть эстетически привлекательные с нашей точки зрения, структуры в среднем (при прочих равных) оказываются более устойчивыми по сравнению с объектами некрасивыми, лишенными симметрии. Если так, то Вселенная действительно должна быть наполнена сложной, утонченной и во многом еще не познанной красотой, и мы правильно делаем, что пытаемся ее найти» [64, с. 585—586].

И он, безусловно, прав. Как мне кажется, объяснить такое нерациональное проникновение эстетических критериев в жизнь человека можно только тем, что на самом деле они предельно рациональны, коль уж закреплены в эволюционных механизмах. Только мы пока еще не видим их практической пользы. Давайте вспомним, что испытывает любой современный человек, глядя на предмет, который ему кажется эстетически совершенным? Он испытывает интенсивные положительные эмоции, которые можно объяснять при помощи разных аргументов, но для нас сейчас главным фактом является то, что он их испытывает. Эти положительные эмоции запускают каскад когнитивных и физиологических реакций, создавая поток энергии, которую человек уже может потратить на решение практических, утилитарных задач. Это предельно упрощенная схема, но мне думается, что в жизни первобытного человека, еще не отягченного нашим грузом экзистенциальных проблем, именно она являлась двигателем творческих порывов, имевших не осознаваемые им, но абсолютно рациональные в своей основе функции.

На протяжении этой главы мы с вами исследуем критерии красоты как феномен, лежащий в основе фундаментальных свойств неорганического вещества и биологических объектов, влияющие, в том числе, и на их поведение. И представив себе, что, окружив себя вещами, выполненными в соответствии с канонами красоты и симметрии, первобытный человек испытывал сильный эмоциональный подъем, который давал ему энергию для охоты или войны, мы, скорее всего, не погрешим против истины. Иначе нам придется признать, что неандерталец имел врожденное абстрактное чувство прекрасного, немногим уступающее возвышенной духовности сотрудника Лувра или Эрмитажа.

К. Эллард в своей великолепной книге [115] собрал свидетельства того, как архитектурные формы влияют на поведение современного человека. В предисловии к книге о великом австрийском гидроэнергетике В. Шаубергере авторы отмечают: «Все проблемы, по существу, упираются в до боли знакомую нам геометрическую систему, Евклидову геометрию и ее элементы, такие как прямая линия, окружность и точка, каждый из которых – совершенная и потому неизменная форма. Такая безупречность не потребует дополнений извне, не может продуктивно взаимодействовать с окружающей средой, а следовательно – элементы эти являются «изолированными», закрытыми системами, В своих физических проявлениях, таких как цилиндры, сферы, колеса, валы, трубы, плоские поверхности и т. д., они сейчас широко используются. Но эти геометрические формы «нереальны» с точки зрения Природы, и потому любое приложение их к действительности «неестественно». Следовательно, использование их в конструкциях и в работе современных машин и технических средств противоречит законам Жизни.

С головой погруженные в течение двух последних тысячелетий в великолепие Евклидовой доктрины и в несомненную пригодность и соответствие Евклидовой геометрии любым целям, сейчас мы должны произвести переоценку нашего дилетантского подхода к использованию этой универсальности, так как именно в этом корень всех наших бед. Если мы обратимся, например, к китайскому искусству, то увидим, что эта нация стремилась быть как можно ближе к природе. Это отражено в архитектуре, традиционных постройках с нарочно изогнутыми силуэтами крыш. Согласно китайской философии, прямая линия являлась путем, который обязательно облюбует дракон, мифическое олицетворение разрушительной силы, чью стремительность можно было бы удержать, лишь заставив эту силу двигаться по изогнутому пути. Китайцы интуитивно избегали прямых линий, провоцирующих и ускоряющих дикую губительную силу, приобретающую мировой масштаб. С начала позапрошлого века произошло резкое сокращение таких визуальных сложностей вплоть до очевидного однообразия, поскольку такие украшения вышли из употребления, и это превратило архитектуру в голую, застывшую, сухую угловатую массу» [104, с. 4].

Изучая эти аргументы, мы вполне можем предположить, что человек на протяжении всей своей истории неосознанно стремился к формированию своего быта таким образом, чтобы его окружали предметы, имитирующие утонченную красоту окружающего мира. Такой подход, в одних культурах интуитивный, а в других – вполне осознанный, давал ему определенную практическую пользу, структурируя его эмоции в положительном ключе и тем самым влияя на его психику, когнитивные способности и состояние здоровья. И поскольку в случае первобытного человека мы можем объяснить пещерную живопись и украшения мистическим складом его мышления, но в эту концепцию не вписываются симметричные ремесленные орудия, можно допустить существование какого-то универсального «закона красоты», который является необходимым элементом нормальной жизнедеятельности человека.

Этот закон может существовать в виде инстинкта, разумеется, несравненно более слабого по сравнению с инстинктом выживания или размножения. Но он вступает в действие всякий раз, когда система-человек стремится идти вперед в освоении окружающей среды или вглубь, в процессе изменения себя, структурируя его эмоциональную сферу и давая тем самым энергию на любые изменения.

В этой главе мы изучили влияние принципов Красоты на формирование и деятельность различных объектов «неживой» и «живой» Природы. И предположение, которое можно сделать на основе нашего исследования, звучит так: эстетические критерии лежат в основе функционирования любой природной системы. Именно они создают наиболее оптимальные условия для ее функционирования, влияя на структуру системы, параметры взаимодействия ее частей и все производные ее жизнедеятельности.

А теперь, рассмотрев общие закономерности влияния принципов эстетики на природные системы, давайте перейдем непосредственно к изучению тех жанров искусства, которые помогут нам решить задачу трансформации негативных установок Психофизиологической Матрицы человека.