Читать книгу Смертельный номер. Гиляровский и Дуров - Андрей Добров - Страница 9

На следующий день, пообедав дома, я поехал в цирк. Температура упала, и сев на извозчика, я надвинул папаху чуть не до шеи и обмотался шарфом, оставив снаружи только нос. И хотя «легковой» набросил мне на ноги полость, все равно казалось, что через пять минут я превращусь в ледяную статую, которую везут по вымерзшим московским улицам в какой-нибудь парк – на потеху ребятне.

Зато доехали быстро. В цирке пожилой гардеробщик, принявший мою одежду, на вопрос, как пройти в кабинет директора, сначала сам сходил доложить, а потом провел меня через гардероб по темному коридору к лестнице на второй этаж. Поднявшись, я уперся в дверь, обитую черной кожей.

Как и говорил Дуров при нашей – то ли первой, то ли второй встрече, функции директора в то время исполняла Лина Шварц – жена Альберта Саламонского, оставившая в браке свое девичье имя. Она когда-то была блестящей цирковой наездницей, но дама, принявшая меня в просторном кабинете с большим окном, наполовину прикрытым темно-зелеными гардинами, афишами на стенах и массивным светлого дерева столом посредине, совсем не напоминала изящную артистку – она скорее походила на исполнительницу силовых трюков. Иссиня-черные волосы были скорее всего искусственного происхождения. Корсет не мог уменьшить ее талию, сильно раздавшуюся после родов и покойной жизни, в которой не было больше цирковых нагрузок. Склонившись к руке с короткими толстыми пальцами, я ощутил запах духов, чуть более сильный и яркий, нежели полагалось днем. Никогда я не строил из себя дамского угодника – этакого молодого хлыща с бритым затылком и тонкими «американскими» усиками. Но, сознаюсь, в этот момент я невольно вспомнил Лизу Макарову, и сердце мое дрогнуло.

– Читала ваши репортажи в «Ведомостях», – сказала госпожа Шварц, садясь за стол и указывая мне на стул рядом. – Очень приятно! Вы пишете удивительно точно, Владимир Алексеевич – перед глазами как будто встает все то, что вы видите сами.

«А она не глупа!» – подумал я.

– Что вас привело к нам? – спросила директриса. – Надеюсь, не эта история с афишей?

– Какая история с афишей? – неискренне удивился я, решив сыграть «дурачка».

– А! Пустое! – махнула рукой Лина Шварц. – Кто-то портит нам афиши. Как я думаю, из простой злости или зависти.

«Она точно не глупа и хорошо владеет собой, – подумал я. – Прекрасно делает вид, будто дело и вправду пустое».

– Насчет ваших афиш я не знаю, но хочу написать большой репортаж о новогоднем представлении. Все-таки на носу двадцатый век – новое столетие. А цирк сейчас – сочетание последней технической мысли и древнего искусства. Я слышал, вы готовите что-то невообразимое на Новый год?

Директриса кивнула.

– Да. Это правда. Скрывать не буду – на Новый год у нас готовится специальная феерия – «Путешествие в будущее». И я готова разрешить вам посещение репетиций, но только с одним условием – я бы не хотела, чтобы вы раскрывали подробности представления до того, как оно состоится.

– Ни в коем случае, – заверил я.

– Прекрасно! Хотя, если честно, сейчас нам предстоит еще рождественское представление. Ничего особенного – программа ординарная, просто много цветов и шампанского в нашем ресторане.

– Да, – кивнул я, – в последнее время Рождество справляют в Москве уже не так пышно как раньше.

– Ничего странного. У всех проблемы с финансами. Все стало очень дорого, – вздохнула госпожа Шварц. – Две феерии с разрывом всего в неделю – это слишком. Мы решили все силы бросить на Новый год, а на Рождестве, если честно, экономим. Только вы этого, пожалуйста, не пишите, – добавила она.

– Конечно, – согласился я, – еще вопрос…

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и без стука вошел огромного роста дородный человек с пышными усами. Увидев меня, он остановился.

– Э-э-э… – промолвила Лина Шварц. – Альберт? Что-то случилось? Почему ты пришел?

– Простите… – пророкотал вошедший гулким низким голосом, глядя на меня. – Мы не знакомы?

– Это Владимир Алексеевич Гиляровский, – пролепетала госпожа Шварц. – А это – мой муж, Альберт Иванович.

– Саламонский, – сказал пышноусый мужчина, протягивая мне руку.

Я и сам не маленького роста и могу пальцами согнуть пятак. Но и ладонь Саламонского была размером с лопату. Рукопожатие было нарочито крепким, как будто Альберт Иванович проверял меня на крепость. По-видимому, оставшись довольным этим испытанием, Саламонский как будто смахнул жену с кресла и сел за стол. Она же примостилась в кресле в углу.

Хозяин цирка несколько секунд напряженно сидел, вглядываясь в стол, а потом повернулся к жене:

– Линуся, я хотел с тобой поговорить.

– Хорошо, Альберт, – ответила она из кресла. – Думаю, мы с Владимиром Алексеевичем уже закончили.

– Да, – сказал я, не садясь на стул. – Благодарю вас за содействие.

– Какое содействие? – прищурился Саламонский.

– Владимир Алексеевич хочет написать о новогоднем представлении. Мы договорились, что он будет приходить в цирк и следить за репетициями.

Саламонский круто развернулся к жене.

– А стоит ли? Особенно сейчас…

– Альберт! – госпожа Шварц прервала мужа.

– А что? – вскипел Саламонский. – Весь цирк об этом говорит! Если ты думаешь… Нет, положительно, я не могу дать разрешения на присутствие посторонних.

– Кхм, – прокашлялся я, – если начистоту…

Супруги повернулись ко мне. В глазах Лины Шварц я увидел тревогу.

– Если говорить начистоту, то я уже знаю, о чем вы. Да. Я слышал про историю со «смертельными номерами» пять лет назад.

– Так-так… – прорычал Саламонский, – значит вот какова ваша цель – пробраться в мой цирк как бы для написания репортажа о новогоднем представлении, а самому начать тут вынюхивать!

Я сделал шаг к его столу, оперся на него кулаками и пристально посмотрел в глаза Альберта Ивановича.

– Нет! – твердо ответил я. – Я не собирался писать о «смертельных номерах». Во всяком случае, до сего момента. Но чем дальше мы разговариваем, тем больше мне нравится эта мысль.

– Шантажировать меня вздумал? Ради своей мерзкой статейки? Меня – Саламонского?! – Лицо бывшего директора покраснело от злости. Он откинулся на спинке кресла и положил кулаки на столешницу. Большие кулаки. Да мне было уже все равно – и не с такими справлялись!

– Альберт! – подала голос Лина. Но он даже не оглянулся на жену, глядя прямо мне в глаза.

– Шантажировать? – усмехнулся я, не отводя взгляда. – Да зачем мне тебя шантажировать? Ты за кого меня принимаешь? Я – Гиляровский! Я, если надо, любую информацию найду – за ушко возьму и в газету вытащу. Мне и разрешения твоего не надо. Да я и в цирк могу не заходить – уже завтра все узнаю. Твои же артисты мне и расскажут! Сами придут. Надо мне тебя шантажировать!

Вдруг выражение лица Саламонского изменилось. Он глубоко втянул носом воздух и задумался.

– Садись, – махнул директор рукой в направлении стула, – чего мы тут лаемся, как шавки. Поговорим.

Я сел, сердито закинув ногу на ногу.

После короткого молчания Саламонский сказал:

– Вы меня простите за это. Нервы. Вот, кидаюсь на всех как бешеный. Лина, достань бутылочку «Курвуазье». Выпьем за знакомство…

Разливая коньяк по простым стопкам, Саламонский как бы между прочим бросил:

– Вот, прямо из Жарнака прислали. Ну…

Мы чокнулись и выпили – без фанаберий, сразу.

– Ты, Владимир Алексеевич, прости. Я вижу – ты человек сильный. Меня не боишься. Меня даже тигры боятся. А ты – молодец. Воевал?

– На Балканах, – ответил я.

– Герой. Значит, так. Если тебе что надо – пиши. Хочешь про новогоднее – пожалуйста. Хочешь про афишки эти чертовы – пиши. Только я тебя попрошу. Прежде чем тискать эти свои писания, поговори со мной, а? Мы с тобой сядем, достанем еще бутылочку, покалякаем… Я с тобой все по-честному буду обсуждать. Но и ты входи в мое положение, прежде чем…

– Тискать? – спросил я. – Свои писания?

– Точно! Я больше ничего не прошу. Вот прямо сейчас дам распоряжение, чтобы тебя всюду пускали и все тебе помощь оказывали. Но и ты учти это, когда… это… тискать там будешь.

– Хорошо, – рассмеялся я и пожал его руку – уже без соревнования в силе, а просто – крепко и дружески.

– Я бы сам тебе все тут показал, – пророкотал Саламонский, закуривая сигару, – но мне надо с Линой кое о чем поговорить. Через полчаса освобожусь – можем и продолжить.

– Ничего, – сказал я, вставая со стула, – главное, распорядись, чтобы меня приняли, а в цирке я бывал, и не только со стороны входа.

– Работал в цирке? – сквозь дым прищурился Саламонский.

Я кивнул.

– Ой, молодец! Лина, иди с Владимиром Алексеевичем, распорядись и возвращайся. Я пока тут бумажки просмотрю. Где роспись расходов по Новому году?

Лина передала мужу толстую папку и пошла со мной к лестнице. Закрыв дверь так, чтобы Саламонский не слышал, она повернулась ко мне.

– Не сердитесь на Альберта Ивановича, – сказала Лина, – он волнуется. Простите за этот… – она помолчала, мучительно подбирая слово, – за этот казус. Нам нужно сейчас внимание прессы… – она тут же поправилась, – Внимание прессы к нашим представлениям. Так что…

– Не волнуйтесь, мадам, – я осторожно коснулся ее руки и снова невольно сравнил ее с Лизой Макаровой, – надеюсь, ваши неприятности с афишами – всего лишь чья-то глупость. Меня же больше интересует представление.

– Спасибо, – с благодарностью ответила Лина.

Мы спустились на первый этаж, прошли по длинному, загибающемуся влево коридору (вероятно, он шел снаружи арены) и оказались у дверей с табличками «Администрация» и «Бухгалтерия». Лина Шварц толкнула ту, где была табличка «Администрация», и вызвала седого сухопарого мужчину, которому объяснила, что с сегодняшнего дня я имею полное разрешение приходить в цирк в любое время. И что все служители должны отвечать на мои вопросы.

И я подумал, что дальше дела пойдут намного легче и быстрей.

Видит бог – я ошибался.