Читать книгу Так и есть. Книга вторая - Андрей Дорофеев - Страница 3

ТАК И ЕСТЬ
Вместо пролога

Оглавление

Объявление висело на железной двери немного кривовато.

Более того, прилепили его явно наспех, и не заботясь о продолжительности висения. Скотч отошел в двух местах – на верхнем и нижнем углах справа, левый верхний угол уже тоже был под угрозой.

Ветерок угрожающе трепал обрывок тетрадного листа.

Надпись гласила: «Запись притендентов пиреноситься на завтра строго с 11—00 до 11—25. С собой держать все необхадимое. Оглашение не приветствуеться».

И все.

Ни подписи, ни даты.

Тема пожал плечами, переводя дыхание. Под глазом жарко пульсировало. «Фингал будет смачный», – горько подумалось Теме. Вдобавок, похоже, он подвернул ногу и даже потянул ягодицу в неуклюжей попытке изобразить быстрый старт на короткую дистанцию.

Тема гулял по Старому Арбату. Ну, как гулял – поехал на собеседование на Смоленскую, забрался далеко от метро во дворы и на обратном пути решил пройти до Арбатской через пешеходную зону.

Собеседование он не прошел, это стало понятно сразу после того, как ему предложили не тратить их время и поискать счастья в другом месте. В предшествующие двадцать минут, впрочем, он тоже смутно догадывался, что пришел явно не в компанию своей мечты.

Настроение от этого не улучшилось, но и особой печали он не испытал: Тема ощутил даже определенное облегчение, что больше никогда в жизни не увидит этих людей. А работа, как известно, не волк – в лес не убежит. Найдется!

В этих оптимистичных думах он и шагал неспешно, глядя на поток таких же праздношатающихся, бредущих основным прогулочным маршрутом – навстречу, от Арбатской к Смоленской.

Когда тебе двадцать с небольшим и впереди целая жизнь, долго грустить как-то не приходится. По этому поводу Тема даже погремел (вернее, пошуршал) мелочью в кармане и заглянул в какой-то барчик, где с удовольствием выпил кружечку холодненького пива. Начало сентября выдалось сухим и теплым, уже не жаркое солнце приятно согревало тело, а еще не холодный ветер не менее приятно освежал голову. Тема был полон уверенности в грядущем дне и в своих силах, поэтому больной тычок в ребра сзади стал для него полной неожиданностью.

Как назло, он проходил в этот момент мимо какой-то арки, куда и вылетел после коварного удара, мгновенно вывалившись из беззаботного сентябрьского Арбата в сырую темную подворотню.

Ни один нормальный воспитанный и образованный человек двадцати с небольшим лет от роду не воспринимает такую ситуацию как заурядную. И уж совсем немногие сумеют мгновенно сориентироваться, понять что происходит, а после – молниеносно разработать собственный план действий и незамедлительно приступить к его исполнению. Тема был отчасти из этих совсем немногих, поэтому сориентироваться и понять, что произошло, он смог. К сожалению, он был одним из этих немногих лишь отчасти, потому что по поводу выработки плана дальнейших действий и незамедлительного его исполнения Теминых психофизических ресурсов отчаянно не хватало, и он растерялся.

На него напали хулиганы. Очень дерзкие и наглые. Воспользовавшись тем, что он задумался о чем-то и рассеянно брел по краю улицы, огибая встречную толпу, злоумышленники просто быстро и технично выбросили его в укромный уголок посреди людской реки и будут сейчас его грабить…

В черепе звякнуло, как в пустой стеклянной банке и под глазом стало горячо.

…«и может даже – бить», – запоздало мелькнуло в звенящей голове.

Их было трое. В полумраке подворотни Тема видел лишь силуэты двоих из них, загородивших вход в арку, и лицо третьего, бесстрастно наблюдающего результат своего удара. Голова обидчика практически нависала над Темой, чуть загораживая одну букву традиционного для этих мест «Цой жи…» на стене.

– Здорово, студент, дай стольник на пиво.

Стольник у Темы был. Было даже немного больше. Еще у него был относительно дорогой телефон и, кажется, легкое сотрясение мозга.

Было очень страшно и еще больше – обидно. До слез.

– И позвонить, да? – услышал Тема чужой охрипший голос, с изумлением узнав в нем свой собственный. Дураку понятно, что первым делом эти ублюдки захотят отжать телефон.

Парень ухмыльнулся, шагнул к нему, и тут Тема окончательно, хоть и несколько запоздало, сориентировался и рванул во дворы.

Кажется, хулиганы не ожидали от него такой прыти, поэтому он выиграл секунду.

Которая его ничуть не спасла, так как двор был глухой и других выходов из него не наблюдалось…

…а может, все-таки, спасла, потому что, стоило Теме влететь на асфальтированный пятачок, как дверь подъезда напротив плавно приоткрылась. Здоровый лоснящийся черный кот неторопливо и грациозно выскользнул в образовавшуюся щель, а за ним две кошки помельче – серая и рыжая.

– Гуляйте, гуляйте… – зашамкала внутри старушка, выпустившая их из подъезда.

Тема бросился к двери. В темноте проема зло блеснул бабкин глаз и старуха вцепилась в ручку, дергая на себя. Коты полетели врассыпную, недобро шикнув ему вслед.

Грабители поняли, что добыча ускользает, и погнались следом.

Но Тема успел.

На двери стоял тугой доводчик, поэтому слабосильная пожилая леди не сумела захлопнуть ее настолько молниеносно как хотела бы, и Тема схватился за ручку за миг до полного закрытия и срабатывания электромагнитного замка.

Дернув на себя, он успел поймать вылетевшую следом за распахнувшейся дверью старуху и нырнуть на ее место в подъезд.

– Наркомааааны! Убивают!!! – неожиданно зычным альтом возопила его неожиданная спасительница и даже прицельно метнула чем-то твердым ему в спину.

– Ой! Ребятки! – вдруг сменилась тональность и Тема понял, что его обидчики уже на пороге.

Времени на раздумья не было. Бежать наверх – не вариант. Ни один жилец наверняка не откроет, в полицию никто не позвонит. В лучшем случае, позвонят потом, когда уже потребуется не полиция, а «скорая».

Впереди маячил проход с парой ступеней вниз, там мог быть второй выход из подъезда, черный ход. О том, что это может оказаться просто тупик с запертой дверью, думать не хотелось. Еще меньше хотелось думать о том, что будет, если злодеи настигнут его в этом глухом закрытом пространстве. Но дороги назад уже не было, и Тема рванул в темноту.

Боги были милостивы к нему в этот день, не иначе.

Впереди был черный ход. С подсвеченной красным светодиодом кнопкой отпирания замка.

Едва не сломав себе палец, Тема ткнул в кнопку и больно ударил плечом в дверь, которая неожиданно легко отворилась. Он вылетел на заросший зеленью задний двор и, не чуя ног от страха, бросился куда-то вперед, через кусты и маленький, по колено, заборчик, огораживающий заросшую густой травой клумбу.

Обидчик, бежавший первым, проиграл очередную секунду в момент столкновения с захлопывающейся дверью, а после потреял еще секунду, когда подельники врезались в широкую спину своего атамана. Короткая сумятица на выходе из подъезда задержала их всех на время достаточное, чтобы Тема влетел в угол заросшего травой и кустарником пространства, скрывшись из виду, и обреченно осознал, что ходу дальше нет.

Впереди, прямо перед ним, белела высокая плохо отштукатуренная стена. Справа под прямым углом к стене примыкал трехметровый забор из металлических прутьев.

«Прекрасный день, чтобы умереть», – почему-то всплыла в голове фраза из какого-то фильма.

Позади раздался треск ломающихся веток. Погоня настигала Тему.

И тут случилось чудо.

Забор из металлических прутьев не был вмурован в стену.

То есть, когда-то он был точно в нее вмурован, накрепко вцепившись поперечными прутьями в толщу старого кирпича. Но время и, скорее всего, люди расшатали место крепления, отчего теперь его край не был зафиксирован.

Но чудо явилось не этим.

Со стороны забор выглядел таким же монолитным и прочным как в былые времена. Однако, стоило человеку в иррациональном ужасе броситься в этот угол и вцепиться в прутья, он с удивлением обнаруживал, что вся заградительная конструкция немного, сантиметров на тридцать, подается в сторону.

Именно это и случилось.

Решетка подалась, совсем чуть-чуть, но этого «чуть-чуть» субтильному юноше вполне хватило.

Тема втиснулся в узкую щель, выпустил прутья из рук и решетка из упругого металла мигом вернулась в исходное положение. Еще шаг – и Тема оказался за спасительной стеной уже желтеющей, но еще не осыпавшейся листвы кустарника.

Тотчас же на место, где он был парой мгновений назад, вылетел один из мрачных типов, секунду помедлил и смачно выругался, крикнув куда-то в заросли:

– Тут никого!

Из-за кустов раздалась не менее смачная ругань, и преследователь шмыгнул обратно.

Голоса стихли.

Тема сидел, сжавшись в комок, и не верил своему счастью.

Выходить совсем не хотелось. Однако, минут через десять, нервное напряжение стало отступать и Тему начал бить легкий озноб.

Вокруг были заросли, за ними – стены, только кирпичные стены с трех сторон. И металлический забор «с сюрпризом» перед ним.

Как ни верти, а выбираться надо было тем же путем, что он забрался сюда. После недолгого раздумья Тема решил рискнуть. Преследователей слышно не было. Сидеть здесь всю жизнь тоже смысла не имело.

Выбравшись из кустарника, Тема сообразил, что через черный ход обратно в подъезд он не попадет, так как он отпирается только изнутри и решил поискать другие выходы из этих дворов.

Пробравшись между ограждением и мусоркой, он свернул в очередной дворик, примечательный лишь огромной железной дверью, какие бывают на грузовых входах в старые продуктовые магазины. Рядом между стенами почти вплотную примкнувших друг к другу старых домов имелась щель, проход на полноценную московскую улицу – там мелькали автомобили, прохожие, а земля в этом узком длинном пространстве была густо засыпана многолетним слоем мусора.

Тема повел взглядом по сторонам и обнаружил на двери немного кривовато наклеенное объявление.


***

Теплый сентябрь закончился вчера.

Сегодня с утра погода резко изменилась.

Температура упала, небо затянуло премерзкими тучами, и уже с 8 утра зарядил противный мелкий дождик.

Вчерашний инцидент как-то сразу исчерпал душевные ресурсы Темы, и, добравшись до дома, он понял, что сил уже ни на что не осталось. Разом куда-то подевались и оптимизм, и вера в себя. А тут еще эта погода.

Пришла осень.

Вчера, едва зайдя в квартиру, Тема полез в шкафчик за вискариком. Не то, чтобы он слишком уж злоупотреблял, но пережитое требовало вдумчивого анализа и некоторой интеллектуальной рефлексии. Да что уж там говорить, надо было успокоить нервы. Голова побаливала, в зеркало смотреть даже не хотелось, а в памяти снова и снова всплывали обидные детали происшедшего инцидента. Руки дрожали, Тема едва не выронил бутылку и даже, по классике жанра, пару раз умудрился противно звякнуть горлышком о край стакана, словно заправский алкоголик.

Потом он слушал музыку, тупил в электронную книгу, понимая, что пару часов механически перечитывает сверху вниз один и тот же абзац, ничего не усваивая из текста, наливал себе еще и еще. Как пошел спать, уже не помнил.

Зато с семи утра все выпитое стало проситься наружу (и хорошо еще, что естественным физиологическим «нижним» путем), мутило и хотелось пить. Голова, кстати, по-прежнему болела. Видимо, легкое сотрясение мозга все-таки случилось.

Похмелье накрывает русского человека со всей своей беспощадностью именно ранним утром. Когда мир вокруг пробуждается и всякая пташка и букашка радуется жизни и занимается своими делами, когда рядовые граждане выбираются из постелей и готовятся к новому трудовому дню – именно в этот час перебравший намедни бездельник особенно остро ощущает свою никчемность, весь тлен и тщету своего существования. Тем более, если давеча ему дали в бубен, и он бесславно спасался бегством.

Не миновала чаша сия и Тему. Было ему больно, горько и обидно. И еще он испытывал какие-то сложные чувства, но сформулировать их даже для самого себя на своем внутреннем языке сейчас он был не в состоянии. Мир был сер и уныл.

По стеклу гадко скребся холодный дождик, на душе муторно скребли кошки.

Почему-то Тема представил себе этих кошек. Большой черный кот и две поменьше: серая и рыжая. Потом он понял, что где-то их уже видел, а после вспомнил, где именно – и его опять накрыла беспощадная экзистенциальная русская тоска.

Безработный, невинно избиенный страдалец Тема подумал про опохмел и, собрав волю в кулак, двинулся на кухню.

Как того и следовало ожидать, кухня встретила его видом голого стола, посреди которого гордо высилась стерильной пустотой распитая давеча бутылка. Похмеляться было нечем.

Ни для кого не секрет, что русский человек в состоянии похмелья не всегда настроен на покой. Чаще, напротив, душа его жаждет действия, чтобы в действии этом забыться и догнать наступивший день, переключившись на новую реальность и отринуть вчерашнее декадентство, утопив ускользающие воспоминания прошедшего вечера в бодром пульсе сегодняшнего утра. И Тема не стал исключением. Ноги сами понесли его на улицу.

На улице было так же отвратительно, как виделось из окна. На деле даже хуже, потому что теперь вода попадала на лицо и даже иногда за шиворот. Но пути назад не было, и Тема двинулся вперед. Он дошел до угла, повернул, прокрался под козырьком, спасаясь от дождевой мороси, вышел к бульвару и пошлепал по лужам к входу в метро.

Полчаса спустя он был на Арбате.

Какие дела могут быть в разгар утра рабочей недели у временно безработного молодого человека, злоупотребившего намедни горячительным? Только те, которые он сам себе придумает, какими абсурдными бы они ни показались постороннему неискушенному наблюдателю.

А в Темином положении пока можно было придумать только одно: разобраться со вчерашним объявлением на двери.

Непонятно почему, но оно заинтриговало Тему. То ли неправдоподобно безграмотным текстом, то ли довольно странным временным интервалом «с 11—00 до 11—25», то ли загадочными формулировками.

Конечно, зови его не Тема, а Буратино, самое время было бы воскликнуть «тут какая-то стрррашная тайна!» и броситься навстречу приключениям, но он был Темой. Состоявшийся взрослый человек, в сказки не верил и на чудеса не надеялся. Просто так получилось, что когда он свернул в арбатские переулки и подошел к уже знакомой двери, часы телефона показывали 10.58, и что еще ему было делать, как не заглянуть на огонек?

Как и ожидалось, дверь оказалась закрыта на замок. Объявления на ней уже не было. Холодный ветер сдувал капли дождевой воды с дверного козырька аккурат опять же за шиворот.

Он дернул ручку и ничего не случилось. Постучался и не получил ответа. Поискал взглядом кнопку звонка и не нашел ее.

Просто железная дверь, невесть когда наглухо запертая.

Это выглядело, как минимум, логично.

Как там было? «…На завтра с 11—00 до 11—25…». Кто вообще сказал, что «завтра» наступило именно сегодня? Может, бумажка висела здесь уже с неделю, пока наконец-то непогода не сорвала ее окончательно. Что там еще требовалось? Что-то вроде «самое необходимое иметь с собой». И что-то еще…

Ветер стих буквально на пару секунд. Щелкнул замок, и дверь немного вздрогнула, будто бы чуть подавшись наружу. Возьмись, мол, за ручку – ларчик и откроется.

Без колебаний Тема потянул на себя.

И вошел.

В небольшой прихожей тускло горела лампочка. Стены были покрыты поблекшим зеленым, коридор с линялой красной грязноватой ковровой дорожкой времен 80-х прошлого века уходил в полумрак, в глубине которого белела еще одна дверь.

Спинным мозгом ощущая, как мокрые подошвы ботинок оставляют грязные отпечатки на дорожке, Тема двинулся к белой двери. Терять ему было нечего.

Пару раз для проформы стукнувшись и не дождавшись ответа, он решил было уже осмотреться и еще раз пораскинуть мозгами, но из-за двери тотчас раздалось надтреснуто-гнусавое «Это птица Какаду, летит и серит на ходу!!!» и тут же недовольный женский голос произнес:

– Открыто, открыто, входите.

Пути к отступлению не оставалось, и Тема вошел в комнату.

Первое, что он увидел, был массивный добротный деревянный стол, занимающий, казалось, весь кабинет. За столом в не менее массивном и добротном кожаном кресле с видом помещицы Салтычихи сидела женщина неопределенного возраста. Никакого ноутбука, монитора или хотя бы программируемого калькулятора перед ней не было, зато в изобилии лежали стопки бумаги и две пепельницы в форме человеческих черепов в натуральную величину. А за спиной ее висели огромные деревянные часы («с кукушкой!» – заметил Тема небольшую дверцу под циферблатом), на которых стрелки показывали ровно одиннадцать.

Салтычиха подняла глаза на Тему.

– Окей, какая твоя история?

– Простите, что?

– Ты дурак или как? Чего пришел? Как нас нашел?

Пока Тема раздумывал над ответом, Салтычиха распечатала пачку сигарет и невообразимо ловким щелчком выбила одну из них прямо в пространство между указательным и средним пальцами левой руки, а мгновение спустя сигарета уже задымилась, и хозяйка стола с аппетитом затянулась, выпустив в сторону Темы огромное облако сизого и, не сказать что ароматного, дыма.

– Садитесь, молодой человек, раз уж добрались.

Тема понял, что проигрывает диалог, еще толком в него не вступив. Очевидно, Салтычиха умеет мгновенно менять тональность и стилистику беседы, не особо стараясь быть понятой и не очень интересуясь ответами на свои вопросы. Любой разумный и воспитанный человек, трезво оценивающий свои силы, мигом сообразит, что лучшая позиция в такой ситуации – оборонительная. Хотя бы на первое время, пока не станет понятен общий расклад сил.

Тут Тема обнаружил, что в кабинете есть место и для другой мебели помимо стола, в подтверждение чего тут же обнаружил напротив Салтычихиного рабочего места небольшое пластиковое кресло, точь-в-точь как в дешевых летних пивняках, куда и присел, следуя четко озвученному приглашению.

– По гороскопу кто?

– Ээээ… Весы!

– Пожалуйста, в системе Тауантинсуйу.

– Ээээ… простите?

– Кечуа не владеешь?

– Это язык ацтеков? – наконец-то нашелся Тема, отчего вдруг неожиданно для себя испытал какое-то чувство гордости.

– Инков. Проехали. Какие уж тут дети солнца с вашей погодой. Чаю хочешь? Или водки?

Предложение предполагало прямой и однозначный ответ, но тут Тема снова утратил начинающую возвращаться к нему концентрацию, так как увидел большую птичью клетку на подоконнике. В ней сидел огромный попугай и смотрел в окно. Вся его почти полуметровая спина и даже хвост выражали брезгливое презрение к гостю. Почему-то вид птицы вновь вверг его в растерянность и, вместо выдачи предполагаемого прямого и однозначного ответа, Тема промолчал. И тут же подумал, что это выглядит не очень-то умно с его стороны. И сразу же понял, что здесь ничего не выглядит умно.

Хотя нет, в противовес всему, Салтычиха в эту обстановку вписывалась вполне гармонично и уместно.

– А это у вас попугай? – вдруг задал Тема вполне релевантный ситуации вопрос.

И тут же вспомнил резкий выкрик из-за двери пару минут назад про птицу какаду.

Но птица продолжила хранить высокомерное молчание, а Салтычиха хмыкнула и задала встречный вопрос:

– Ты подписывать будешь или ля-ля травить? С людьми базаришь – мазу правильную держи.

– Чего?

– Ты, бобер, бухой до сих пор или где?

– Эээээээ…

– ЭТО ПТИЦА КАКАДУ ЛЕТИТ И СЕРИТ НА ХОДУ!!! – вдруг взвился огромный попугай, щеголевато подбросив вверх великолепный разноцветный хохолок.

– А можно водки? – вдруг выпалил Тема.

Салтычиха хмыкнула и загремела рукой где-то в ящике стола, бормоча что-то вроде «тальянку ломают всю ночь, потом нефеля канючат», но водку достала. Запечатанная крышечкой из тонкой серебристой жести с «язычком» для срывания, поллитровая пивная бутылка из темного стекла (такие до сих пор иногда зовут «чебурашка») с незатейливой этикеткой «Русская» – в этой таре водку иногда разливали в девяностые, Тема видел такое где-то на просторах Интернета). Поставила на середину стола и выразительно взглянула на Тему.

Огромный попугай разом потерял интерес к происходящему и вернулся в прежнее одухотворенное самосозерцание.

Наверное, полагалось сказать что-нибудь приличествующее ситуации, продемонстрировать владение застольным этикетом, проявить воспитание и предложить разлить себе и даме. Так Тема и поступил:

– Из горла что ли?

Салтычиха хмыкнула повторно и материализовала на столе два изысканных хрустальных фужера. Явно очень дорогих и старинных. Из таких, наверное, пил Дмитрий Иванович Менделеев, когда изобретал свой универсальный рецепт оптимальной крепости водки в сорок градусов. Впрочем, нет – ученые обходятся всякими мензурками-пробирками, а вот Александр Сергеевич Пушкин точно и наверняка вкушал водочку именно так.

– Как у Пушкина! – не удержал возглас восхищения Тема

– Сударь, избавьте от конфуза, наливайте уже, время на исходе, нам бы до четверти двенадцатого управиться!

Возможно, Тема был простоват, но не прост. До четверти двенадцатого оставалось еще минут десять, а из текущего момента хотелось выжать максимум. Ибо то, что это не просто безумный спектакль с выжившей из ума старухой-антикварщицей, а какая-то оригинальная история, он понял еще вчера, когда случайно прочитал объявление на двери. Несмотря на весь абсурд ситуации, чувствовалось за всем происходящим что-то интересное и Тема хотел понять, к чему ведет эта дорога.

Разговор наконец-то ложился в правильное русло и потому Тема, потянувшись за бутылкой, продолжил развивать успех:

– После первой не закусываю. Но между первой и второй перерывчик небольшой… – при этом ловко и умело, как ему показалось, подцепил ногтем язычок пробки и сорвал ее одним решительным движением. Глухо чпокнуло и завоняло спиртом.

Стараясь не терять фасону, Тема солидно разлил по фужерам. Спиртовая вонь усилилась.

Салтычиха впервые за все время их короткого знакомства глянула на него с некоторым намеком на уважение и жестом фокусника извлекла чуть ли не из рукава красно-желтую баночку консервов с изображением кита, надписью Kinoya’s и какими-то иероглифами. «Японскими» – понял он, глядя на черное Made in Japan в нижней части этикетки.

– Уважаю, – скупо бросил Тема, с некоторым облегчением человека избавленного от решения нового ребуса увидев кольцо для открывания на крышке, взял в руки банку и решительным движением вскрыл ее.

Чокнулись, опрокинули.

Тему спасло одеревеневшее со времени вчерашнего одиночного застолья горло. Глаза рванулись из орбит и, чтобы скрыть грядущую конфузию, он молниеносно наполнил фужеры вновь и повторно чокнулся с Салтычихой. Опрокинули снова.

Рыцарским жестом Тема подвинул закуску в сторону Салтычихи, чем она не преминула воспользоваться, опрокинув в рот часть содержимого. После чего лихо стукнула баночкой, возвращая ее собеседнику.

В это время Тема боролся с мучительным соблазном исторгнуть наружу как только что выпитое, так и оставшееся в желудке со вчерашнего вечера. Водка была теплая, с мерзким железистым привкусом и обжигающе-отвратительная. В последний момент нечеловеческим усилием воли он удержался от непоправимого и, судорожно вцепившись в банку, повторил движение Салтычихи.

Что-то мягкое шлепнуло по нёбу, диафрагма окончательно рванулась было наружу, но в этот момент солоноватый бульон вдруг смягчил его внутренности и тошнота резко отступила. С приятным изумлением он сглотнул жидкое содержимое и принялся неторопливо жевать консервированное нечто, судя по рисунку на этикетке – кусочки китового мяса.

– Зинаида Сильвестровна! – вдруг протянула ему руку Салтычиха.

– Тема! – с достоинством парировал он.

– Ну, Тема, что делать-то будем дальше? Осталось нам минут десять от силы.

В голове наконец-то начало проясняться. Стихла боль и даже отступила тошнота, преследовавшая его с самого пробуждения. Ноги стали очень легкими, а комната вдруг заиграла приятными красками. Салтычиха смотрела на него добрыми понимающими глазами, и Теме пришлось приложить некоторые усилия для того, чтобы собраться с мыслями и вернуться к диалогу.

– Салтычиха Сильвестровна… эээ… ой… Зинаида…

– Ну Зинаида, так и што, холоп? Я ужо, почитай, хер годков как Зинаида. А говори давай!

Тема безмятежно думал, что бы ответить этой замечательной женщине. В том, что она замечательная, у него не было никаких сомнений, и с каждой секундой эта уверенность усиливалась, ровно с той же быстротой, как легкий шум в голове. «Ланиты румяны небось», – вдруг почему-то в тон Салтычихе подумалось ему. Это было обычное дело: стоило Теме выпить хоть немного алкоголя, как щеки его заливал обидный юношеский румянец, столь неуместный для взрослого мужчины его лет. Недаром вчерашние хулиганы обозвали студентом – в моменты стресса он так же краснел. Если верить ученым, это добрый знак: значит, кровь приливает к голове и деятельность мозга становится эффективнее, в отличие от людей, которые бледнеют в аналогичных условиях – тем, напротив, не светит ничего хорошего, так как по науке физиологически они лишаются подпитки своего интеллекта. Вот только чисто косметически он предпочел бы благородную спокойно-бешеную рыцарскую бледность лапотно-крестьянской краснорожести.

А еще он подумал, что ничего в этом мире не происходит просто так. Кто знает, почему судьба выбрала именно его для этого неожиданного приключения и что произойдет дальше, а ведь…

– Э, паря, очнись! – крепкая ладонь Салтычихи чувствительно шлепнула его по розовой щеке. Тема понял – он только что «поплыл», размяк и уже даже клюнул носом. – Времени-то нету уже почти!

На часах за ее спиной минутная стрелка преодолела цифру 4. «11:21. Четыре минуты осталось», – машинально подумал Тема и тут же вернулся к разговору:

– А что Вы там говорили про «подписывать»… эээ… Зинаида Сергеевна?

Салтычиха застыла камнем. Только в глазах ее, казалось, мелькали готовые вырваться наружу электрические разряды.

«Зинаида Сильвестровна», – мелькнула в обогащенном кислородом мозгу запоздалая, как обычно, поправка.

– Ты чего мне по ушам ездишь, засранец? Ты сюда пришел дело делать или нервы мне мотать?

– Дело делать!

– Ну так подписывай, убоище! Или работа не нужна уже?

– Нужна! – выкрикнул Тема и судорожно схватил лежащую перед ним на столе перьевую ручку (и когда только она успела тут появиться?) – То-то же, – Салтычиха придвинула ему неровно вырванный тетрадный листок с текстом, написанным от руки размашистым детским почерком.

«Грамотка» – бросилось в глаза заглавие, а дальше буквы поплыли в глазах и… повинуясь какому-то неведомому импульсу и преисполнившись уверенностью, что происходящее – правильно, и все будет хорошо, Тема обмакнул ручку в чернильницу и с неожиданным усердием размашисто вывел подпись под рукописным текстом. Подумал секунду и приписал ниже «Тема». Потом добавил дату.

Звякнуло стекло и забулькала жидкость. Салтычиха поставила перед Темой третий фужер.

– Ну, на посошок, как говорится, чтобы дорога была легка!

– Благодарствую! – церемонно в тон ей почему-то ответил Тема и, зажмурясь, повторил подвиг в третий раз. Тут же с изумлением понял, что не ощущает практически никакого вкуса напитка и обоняние тоже молчит. Выдохнул и повторил маневр с банкой консервированного кита. Салтычиха закусила, Тема заглотнул.

На часах было 11:23.


***


Как бы сильно ни шумело в голове, но нельзя было не отметить, что девчонка симпатичная.

Она стояла перед дверью и будто бы раздумывала – стучаться или нет, когда Тема вывалился наружу, едва не врезавшись в нее.

Кажется, она даже вскрикнула. Кажется, он негромко икнул.

Девчонка сориентировалась первой.

– Осторожнее, молодой человек! Здесь люди ходят.

– К Салтычихе что ли? – не полез за словом в карман развеселившийся Тема.

– Чего?!

– По объявлению? Странному такому! – Тема ощущал приятную уверенность в себе и в своем понимании окружающего мира. Казалось, теперь всегда будет так.

– Да. А… Вы?

– Я уже. Но Вы опоздали, там до 11:25 прием.

– Вы что-то путаете, прием с 11:28 до 11:53!

– Чего?! – пришла очередь Темы оторопеть.

– Ничего! Понабредут по объявлению, – вдруг снова рассердилась девчонка и юрко шмыгнула за спину Теме, в дверной проем, мрачно хлопнув за собой дверью.

Щелкнул замок и юноша остался один на один с запертым входом в странную контору.

Он не мог не обратить внимания, что теперь здесь висит другое объявление, распечатанное на каком-то древнем матричном принтере или печатной машинке.

«Рэгистрация Путников состоится сейчас. Просьба нэ опаздывать, у нас будэт только 25 минут, начало в 11—28. Данноэ объявлэниэ послэднээ, повторов нэ будэт. Это нэ шутка».

Чуть ниже стояла подпись от руки:

З. С. Атауальпа

Тема дернул дверь на себя. Никакого результата.

Дернул сильнее. Бесполезно.

Постучал. Сперва аккуратно, пару раз, костяшками пальцев. Потом двинул ногой. Ноль реакции.

– Эй, студент, ты чего буянишь? – раздался вдруг сзади знакомый голос.

Тема обернулся и почувствовал, что быстро трезвеет.

Потому что перед крылечком, на котором он так стратегически невыгодно сейчас расположился, стояла вчерашняя троица.

А чуть дальше за ними у забора сидел здоровенный черный кот и ехидно таращился на него. Мол, что теперь делать будешь, когда не попадают под ноги добрые беззащитые старушки?

Память снова услужливо подбросила достойную момента мысль. На сей раз она прозвучала как: «Велик Арбат, а отступать некуда. За мною дверь. Впереди…»

Что там «впереди» он придумать не успел, потому что старый знакомый шагнул к крылечку и Тема понял – теперь ему точно крышка. Хулиган имел весьма внушительные габариты, но самым страшным почему-то показалось не это.

Теперь Тема разглядел двух остальных.

Один был азиатом. Невысоким, поджарым и собранным, как сжатая пружина, готовая вот-вот распрямиться. Левую половину лица его покрывала причудливая татуировка. Такие не делают гопники из Северного Бутово, да и в Бирюлево этот стиль не в тренде. Сложный, расходящийся лучами от выбритого над ухом виска, узор наподобие паутины волнообразных линий, нанесенных с непонятной, но угадываемой и почему-то пугающей закономерностью. Особенно больно резали глаз его неправдоподобно светлые для азиата волосы. Почему-то было понятно, что это не краска, а природный цвет.

Второй был чернокожим. Афроамериканцем, как сейчас принято говорить. Или афророссиянином. Он был огромный, метра два ростом и килограмм сто пятьдесят весом. Ну или сто двадцать. Но точно – невероятно тяжелым. Он был большим, очень большим. И он не был пузатым ленивым обжорой. Это тело заключало в себе сто двадцать (или сто пятьдесят) килограмм живого мяса, огромных крепких мускулов, которые бугрились под одеждой так, что, казалось, стоит гиганту слегка напрячься – и отлетят пуговицы, и рукава полопаются по швам.

Все трое были выряжены в дорогие костюмы. С галстуками-бабочками. Почему-то Тему особенно возмутили эти пижонские галстуки-бабочки. И именно поэтому он вдруг решился на то, чего никогда в жизни в любых других условиях не сделал бы.

Он прыгнул на главаря и, что есть мочи, влепил ему кулаком в голову. Тут же сообразительно добавил ногой в промежность. И больно хлопнулся ушибленной вчера стороной лица оземь.

Уже лежа на мокром от дождя асфальте, Тема понял, что ни кулак, ни нога его не достигли цели. Удары были легко блокированы, а после хулиган сам провел какой-то молниеносный прием, прижав его к земле.

От обиды Тема зарычал и забился в конвульсии бессильной злости.

– Спокуха на лице! – вдруг повелительно раздался откуда-то сверху вполне жизнерадостный голос. – Не суетись, студент.

Очень нелегко контролировать себя, лежа в унизительной позе практически посреди лужи, когда чья-то рука держит твою кисть в болевом изломе, а чье-то колено вдобавок неподъемной глыбой давит тебе между лопаток. Поэтому «не суетиться» было выше его сил. Впрочем, пользы от попыток вырваться, извиваясь ужом на асфальте, также не было никакой – стоило обидчику чуть сильнее надавить на него, крепче сжав при этом заломанную кисть, как Тема вновь зарычал, но присмирел.

С ужасом он смотрел на приближающиеся две пары ног в одинаковых брюках и одинаковых кожаных туфлях явно эксклюзивного пошива.

Та нога, что побольше, полетела навстречу его лицу…

Тема зажмурился и сжался.

…мысок туфли легонько пнул его в плечо и сочный низкий бас монотонно-раскатисто прогудел:

– Вставай блят разлегса. Двасать тры минуты асталса.

Так и есть. Книга вторая

Подняться наверх