Читать книгу Возвращение в Атлантиду - Андрей Дорофеев - Страница 13

Тритон, осунувшийся, с трясущимися еле заметно пальцами, словно постарел лет на десять. Словно два царя в голове поселились в нем после трехдневной давности землетрясения, и они не спорили, словно два состязающихся в глупости придворных шута каркидского двора, они бежали друг от друга и прятались в уголки разума, которым теперь не хотел пользоваться никто.

Страх за будущее и страх за настоящее – вот два колосса-держателя небес Атлантиды, что убегали от власти, и Тритон не знал, кому из них верить. С детства Тритон выделялся среди придворных чад смелостью и уверенностью в мыслях, а значит, и действиях, и виною тому было отнюдь не происхождение от рода Посейдонова, у коего и корней-то не было – лишь два колена. И эта смелость покоилась не на глупой браваде перед сверстниками в жонглировании мечом или вольной борьбе. Да, то было еще полуварварское государство…

Нет, словно гранитные плиты в основании переливающихся сполохами башен царского дворца, в основании его уверенности лежали простые правила, что поднимались с глубин сознания, словно огромные, величественно колышущиеся пузыри со дна бездонного моря.

«Позволь человеку верить в своих богов». «Поступай с собратьями твоими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой». «Честь и верность слову – превыше материального блага». Эти столпы были насколько воздушны и подвергаемы сомнению мятущимися сердцами челяди и правителей мира сего, столь же и каменно-тверды для молодого Тритона.

Однажды пришел к отцу, небрежно восседающему на троне с ценными тогда еще изумрудами и наслаждающемуся игрой наложницы на арфе, и сказал, что ему кажется, что в прошлой жизни он был жрецом Гарантом, прослывшим святым из-за искушенности в науках и философии, а позже умершим с улыбкой на устах незадолго до рождения Тритона.

Отец посерьезнел, выпрямился, движением руки заставил наложницу замолкнуть.

– Хорошо… – произнес неторопливо. – Хорошо. Но помни, что честь и слава твоя не будет покоиться на столь зыбких песках, как известность и мудрость Гаранта, и не проистечет из них. Ты – здесь, ты мой сын Тритон, ты будешь славен этим.

Тритон хорошо это запомнил. Но сейчас смелость пала, слишком близка была возможность потери своего детища – Атлантиды. И столь непредсказуемо было ее будущее, что уверенность в настоящем превратилась в беспокойство, а вера в будущее – в страх.

Сейчас работа шла. Общины выделили от каждой по семи человек, и они отправились на срочное восстановление стены под руководством Монетида, Дедала и Мнемосиро – ее высота и крепость за полмесяца должны были воспрянуть до прежнего уровня. Тритон устало присел на трон и приказал единственному оставшемуся слуге принести горсть фиников. Полдня прошло в инспекциях наведения мостков. Никто не знал, когда исчезнет трещина, расколовшая остров напополам, и исчезнет ли вообще, поэтому в двух десятках мест было приказано навести капитальные мосты из железного проката и камня.

– Отец!

Тритон рывком поднял голову. В проходе, склонивши голову, стоял Колосок.

– Впервые за сколько лет ты напугал меня, Колосок, – Тритон кашлянул. – Проходи, поешь фиников. Как продвигаются дела по восстановлению юга?

– Монетид дело свое знает, отец, и я не беспокоюсь за результат. Оз воспрянет еще более могучей, чем была. – Колосок подошел к трону и присел у ног отца, взяв в руку финик, но так и не положив его в рот. – Но не это заботит мою голову, отец, и ты знаешь, что.

Тритон знал. До землетрясения он считал сыновьи облачные мечты просто юношеским вздором. Атлантида, ее мощь, покоилась на непоколебимости Острова и нерушимости Оз. А он… Отец не мешал мечтать, но никуда дальше Плеяд – группы островков, окружавших Атлантиду, – не пускал.

Но у царя, восседающего на троне, была своя дилемма, и отсутствие одного из сыновей могло нарушить его планы. Тор, впрочем, никуда не торопился из родных пределов. Дилемма состояла в том, что через год-другой Тритона должен будет сменить наследник.

Наступали времена, и Тритон направлял свои мысли в отношении Колоска. Паренек силен своими принципами, он приведет Атлантиду в ее золотой век. Любопытный, народ его уважает, нраву не воинственного… Вот в этом и загвоздка. Символ Оз – три линии, сходящиеся в одну, линию вечности. Одна из линий – линия силы. Вот в чем загвоздка. Тритон словно воочию видел, как Колосок сокращает численность вооруженных сил. Время тренировочных боев и стратегических искусств уменьшается, оно уходит на сельскохозяйственные дела и социальную работу. Тем временем под знаменем мира Колосок объедет полсвета и провозгласит Атлантиду первым государством мудрости, в котором древки копий используются для строительства заборов, а в жерлах грозных некогда медных пушек мирно растет герань. Через пять лет мудрость мирно упокоится под надгробным камнем с томагавком в черепе и вырезанным на талисман сердцем, и никто не вспомнит имен тех, кто некогда разгонял стальные неуклюжие летатели и поднимал их в воздух для орошения полей.

Но наступали времена, и Тритон вспоминал о старшем, Торе. Уж он-то не забудет, что нерушимая Оз и острота лезвий неистовых алебард атлантского войска – это сила, и это гарант того, что Оз не падет, а новый путь жизни будет прокладываться и дальше, пядь земли за пядью. Да вот беда – чуял отец, что сын может позабыть истинную цель марш-бросков и борьбы маленького народа, потерять истинное намерение, заложенное в шеренги полностью экипированных воинов, забыть о задачах судов класса четыре и пять. Истинный атлант, сын своего отца, Тор никогда не пойдет тропами едва умеющих говорить князьков восточных земель, что устраивают ночные облавы для того, чтобы провеси по лицам кровавые полосы чести. Нет. Но Тор в пылу патриотической страсти легко забудет, что воины-атланты обнажают мечи не для мира в Атлантиде, а для мира вокруг нее. Он и сейчас не уразумел, что мир для Атлантиды уже завоеван, и завоевывать больше нечего. А потому… Его завоевательные походы ради расширения пределов и вразумления варваров приведут Атлантиду к исчезновению ничуть не медленнее, чем пшеничные колосья Прометия.

Из этой ужасной дилеммы и вытекала проблема всей политической системы и уникальной экономики Атлантиды. Все звенья стояли прочно, и цепь могла разорваться лишь в одном – в личности правителя, знающего то, что трудно записать.

Теперь же все подходило к тому, что личность правителя Атлантиды могли представить лишь хищные катопулосы, что бороздили морское пространство в поисках акул, и более мелкие акулы, что искали свою жертву, не прекращая движение даже во сне.

И Тритону пришлось рвать в клочья собственный консерватизм, в который он врос всеми жилами, который питал собственной кровью.

Он поднял голову, устало вздохнул и сказал:

– Расскажи мне еще раз, Колосок.

Колосок пожал плечами.

– Отец, ты не услышишь ничего нового. И Тектон не скажет тебе ничего нового. То, что случилось, случилось не благодаря недобрым наветам злопыхателей или гневу несуществующих богов. Две плиты, на которых покоятся массы океана, расходятся, оставляя меж собой все более и более тонкую гранитную пленку, не успевающую затвердевать. Подземный хребет, стоящий с краю тонкой пленки, удаляясь, растаскивается по песчинкам, из-за силы трения теряет свое тело, размазываясь по новообразованному дну океана. Атлантида, живущая на вершине этого монстра-хребта, словно птичье гнездо на ветках подрубаемого постоянно дерева, родилась в страшном месте и в злое время. Землетрясения, от которых трясется на столах посуда селян, – отдача от ударов топора по стволу. Но, отец, дерево когда-нибудь упадет, его нельзя рубить бесконечно. Ты понимаешь меня?

Тритон в мыслях покивал головой. Затем поднял на Колоска тяжелый взгляд.

– Что ты предлагаешь?

– Всё то же. Корабль класса десять. Несколько кораблей, если надо. У Дедала есть разработки.

– Дедал тоже в твоей компании? – усмехнулся Тритон.

– Наконец, Элла Кансаси и ее речи.

Тут Тритон уже не выдержал и вскочил с трона, воздев руки в недоумении и посмотрев на Колоска со священным ужасом в глазах.

– Прометий, перестань! Это легенды! Легенды! Элла Кансаси, подумать только! Черт ее выкинул на наш берег! Да мало ли сумасшедших грезили о рае на Земле? Ты слушал ее? «Десятки солнц освещают ее берега»! Какие десятки солнц?! Много веры в людей в тебе, Колосок, неоправданно много, ты молод еще, не видел битв и любви женщин! Атлантские корабли избороздили моря Земли, проходили ледяным путем, заглядывали в илистые аллигаторовы реки Южного материка. Пойми – нет на Земле места, где могла бы схорониться земля, включающая тысячи и тысячи человек населения! Это легенда!

Но Колосок не смутился, страх быть отвергнутым и осмеянным собственным отцом ушел бесследно с последними белокурыми волосами на его буйной голове. Он встал, заложил руки за спину и спокойно сказал:

– Отец, Атлантиде нужен твой покой и зоркость взгляда. Когда сила духа вопрянет, попроси Изима, он отвезет тебя на твоей четверке ксиланов к любым из ворот Острова, и ты увидишь, что легендой скоро может стать сама Атлантида. Поедешь?

Тритон молчал, опустив голову.

– И лучше внять глупой легенде о Стране Снов Эллы Кансаси, прежде чем последние крупицы гранита уйдут из-под образующих пород острова, и тот погрузится в холодные безжизненные глубины моря. И дай нам боги всех земель веры в то, что эта земля все же существует.

– Атланты всегда могут уйти в другие земли!

– Отец, атланты не могут уйти в другие земли. Четыре недели назад я пригласил мудрейшего Стерона, чтобы он пришел в лабораторию Тектона. Дело было вечером, Стерон долго отнекивался, ссылаясь на старость и занятость, но все же ворча, закутался в свою мантию, и я проводил его к лаборатории. Зацепил его неуверенностью Тектона в расчетах и его упованиях на авторитет и глубокие знания мудрейшего.

Тектон налил Стерону вина, усадил на резной топчан у верстака, расстелил перед ним свиток с картой мира и начал объяснения, ничего не спрашивая. Я сидел рядом, не проронив не слова, и видел, как в один из моментов рассказа Стерон мгновенно протрезвел, хотя выпил немало… В один момент до него дошло. Он вцепился в край стола и продолжал слушать и вставлять ремарки – уже не критические, нет. Дополняющие.

Отец, ты уже знаешь, что происходит раздвижение дна морского близ восточного шельфа Атлантиды. Говоря простым языком, процессы раздвижения подъедают основание атлантического образования, единственной надводной вершиной которого является наш остров. Если подъедание продолжится, а оно продолжится, то наступит момент, когда вся вершина хребта покачнется в колыбели океана и начнет медленное, но неуклонное падение на только что образованную пленку дна. Пленка во мгновение ока будет пробита, и Атлантида гигантским куском гранита под своим весом пойдет дальше, в горячую вязкую жидкость. Уж не спрашивай, откуда Тектон знает. Он лишь упоминал о выжженных какими-то полумифическими предками письменах с равнин Восточного материка, где описывались недра матери-Земли.

Атлантида уйдет под морское дно, взбаламутив всю горячую мякоть, словно камень, брошенный в воду. И по кипящей возмущенной жидкости пойдут круги. Плиты мгновенно изменят направление своего черепашьего движения, и это спровоцирует огромнейшие землетрясения и цунами на всех границах материков и в глубинах океанов. Моря выйдут из берегов, горы низвергнутся и накроют равнины горящим пеплом.

Колосок помолчал немного, пытаясь сформулировать и донести до отца главное.

– Отец… Я и Стерон, Дедал и Тектон, каждый из нас жизнь положит не только за Атлантиду, но и за ее принципы, диктующие мир вне ее. Если мы сейчас закроем глаза, не выйдем и не посмотрим на отчаянные знаки, что, надрываясь, подает нам Оз, не будет не только Атлантиды. Не будет мира вокруг нее, и некуда будет уходить, не будет земли, на которую сможет ступить нога атланта. Поэтому отец, прошу тебя – позволь народу Атлантиды помочь нам. Ковчег, о котором я говорил, не будет обычным кораблем, и строить его будут не пятьдесят человек.

Тритон сидел с опущенным лицом, не двигался, но Колосок кожей чувствовал, как скрипят его зубы и как ногти продавливают шитые золотом широкие обшлаги рукавов. Наконец тот поднял голову и спокойно, еле слышно сказал:

– Уйди сейчас отсюда.

Колосок коротко поклонился, вышел и, прикрыв за собой дверь, услышал сдавленный крик отца. Обновленный, он понимал, что наступило время терпеть, Тритон должен сам заставить себя изменить свои вросшие в землю идеи, пусть и сделавшие Атлантиду тем, чем она является, – крупнейшей мировой державой, оплотом мира и стальным кулаком, наводящим порядок в землях зарвавшихся варваров. Иначе, при неуклюжей помощи со стороны, он погубит свое детище, так и не найдя сил признать себя неправым.

Колосок уже знал решение отца и направил свой путь в селение Домнай неподалеку от железоплавильного завода. Идти пешком было два часа, но Колосок не хотел брать цепник и просить килатора подготовить ксилана. Это было его личное дело, и лишние пересуды были ни к чему.

Крайний дом отличался от тех, что стояли на единственной улице поселка подобно ряду выступающих роговых позвонков на хребте гигантского канджарского ящера. Домики строились в поселках Атлантиды обыкновенно одноэтажные, с одним-двумя круглыми окнами на фасаде и загонами для скота на задней половине. Крыши строились островерхими и покрывались по желанию красной или зеленой черепицей из обмазанных водостойкой глиной листов немезиса.

Этот же примерно совпадал по размеру, но имел двускатную невысокую крышу, квадратное окно с подоконником, на котором рос в ухоженной земле маленький баобаб капи – баобаб, который подарил Колосок и который напоминал Элле Кансаси о доме. Вокруг дома стоял редкий тын, на который местами были насажены вверх дном самодельные глиняные горшки.

Колосок постучал в закрытую дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.

– Элла, это я, Прометий. Надеюсь, ты не выходишь ко мне, потому что состригаешь свои ужасные ногти.

За стеной раздалось ворчание, и из низкой двери вышла, вытирая руки вышитым полотенцем, стареющая, но все еще не потерявшая былой красоты женщина лет пятидесяти. Длинные седые волосы были завязаны вплетенными разноцветными лентами. Белая атлантская туника до колен была перевязана цветным поясом, однако же спереди на поясе висел квадратный лоскутный передник, на котором виднелись следы какого-то протертого мяса или фарша.

– Ну ты и хам, принц, – недовольно проронила она по-атлантски, но с каким-то восточным акцентом. – А если бы я раздета была? Ну, проходи теперь.

– Да видал я раздетых женщин, – пошутил в ответ принц, но последнее слово осталось все равно за острой на язычок Эллой:

– Ты-то видал. Да вот мир еще не видал принцев, что погоняемы розгой прочь.

Колосок засмеялся и начал смотреть, как Элла одним длинным ногтем вычищает грязь из-под другого, – зрелище невиданное, если учесть, что атлантки всегда остригали ногти как можно короче.

– Садись да рассказывай новости.

– А что новости, Элла, – улыбнулся Колосок, взяв предложенный Эллой кусок рыбного балыка на огромном шмате ржаной лепешки, – вот они новости, только за дверь глянь и все узнаешь. Поразрушено все, отстраивается. Здесь, смотрю, не слишком потрясло?

– Да как сказать. Мой-то выстоял, задняя стена выпала, да я там не живу, мне все равно. А у соседей крыши провалились, быки бешеные со страху повыскакивали из стойл да поубивались все в ближайшей трещине, там, за балкой. Что это было, принц?

– Судьба, Элла. Не сегодня-завтра отец даст добро на построение ковчега и поиск Страны Снов.

Элла резко посмотрела на Колоска, затем медленно выпрямилась и вытерла руки о передник.

– Вот какие, значит, новости, – посмотрела она в сторону, а потом снова на Колоска. – Добился, значит. Хочешь меня в помощь взять?

– Нам не найти лучшего проводника, Элла Кансаси.

– Какой проводник из старухи, что в беспамятстве выбросило штормом на дружелюбный берег, принц?

– И все-таки – нам не найти лучшего проводника. Уникален человек, который вернулся из Страны Снов. Я не видел такого на своем коротком веку.

Элла Кансаси покачала головой, присела на краешек застеленной лоскутным одеялом кровати, и на мгновение уставилась в одну точку.

– Говорить красивые слова о помощи – одно, принц, а другое дело, когда ты опять сталкиваешь меня носом к носу с морскими волнами. Ты знаешь, я тебе рассказывала. Страна Снов это легенда, и живущие там делают всё, чтобы так оно и оставалось. Бывало дело, что люди пропадали из Благословенной, но вряд ли в твердом уме и светлой памяти. Из Страны Снов не возвращаются, принц, и не по принуждению. Это – рай на Земле…

Она помолчала, и ее глаза мечтательно смотрели куда-то внутрь себя. Небольшая полуулыбка – и Элла снова здесь.

– Принц, редко бывало, что кто-то пропадал из Страны Снов. Но чтобы туда кто-то возвратился после – не бывало вовсе.

– Все бывает в первый раз, Элла Кансаси. Теперь Страна Снов должна стать для нас явью, как стала явью она для тебя.

Элла Кансаси устало махнула рукой:

– Иди вот к столу. Обед готов. Вижу уж, что выхода нет мне. Разве что потонуть на этом трижды благословенном острове. Или выварить весь свой старый тухлый жир в вулкане. Невелика радость.

– Невелика, Элла Кансаси.

Колосок взялся за еду, ибо варево из трав и мяса под названием «курсак» – нездешнее, из Эллиной земли – она готовила вкусно. Где она родилась, Элла Кансаси так объяснить и не смогла. Безымянный клан охотников за мамонтами, один из многих, бродил по северной саванне у ледяного моря годами. Отец в мамонтовой шкуре носил маленькую Эллу в вонючем заплечном мешке, выслеживая стада клыкастых длинношерстных.

Элла помнит, как великан с усами, отращенными до шеи, размахивающий блестящим топором, разрубил отца пополам, а мешок с Эллой отшвырнул в сторону. Помнит, как лежала четыре дня, заледеневая в мешке, и как огромная птица с длинным зубастым клювом и перепончатыми крыльями головокружительными толчками подняла ее в воздух и бросила в гнездо из толстых прутьев, где пищали визгливыми голосами отвратительные, размером с Эллу, птенцы.

Помнит, как вцепилась, уже не помня себя от голода, в грязно-розовый бок птенца своими только вылезшими двенадцатью зубками. Потом не помнит ничего. Потом помнит, как ее укачивает корабль, холодные седые волны навевают дрожь, потом – Страна Снов.

Элле невообразимо повезло – Белый царь послал охотников за северным касидом, чтобы пополнить зоологический парк страны еще одним экземпляром. Недавно касидскому самцу какой-то из посетителей по недосмотру бросил ядовитый гриб, и тот скончался в судорогах, так и не успев принести потомство.

О жизни Эллы в Стране Снов Колосок смог выведать немногое. Как сказала сама Элла, неистовый шторм, разбивший ее корабль и болтавший ее два дня на обломке мачты, не только посеребрил ее волосы, до того черно-смоляные, отливающие синевой, но и помутил память. Как не пытался Колосок помочь Элле вспомнить подробности жизни, местонахождение Страны Снов, та могла сказать лишь, что Страна Снов находится под землей. И все тут. Но колоритная натура Эллы и столь несвойственная атланткам смелость в речах и добрая язвительность не могла не задеть сердце принца Атлантиды.

Колосок поселил странницу в заброшенном доме помершего и не оставившего потомства крестьянина, который она тут же переделала на свой манер. Зашел один раз проведать, другой раз – послушать, да так и стал постоянным гостем у «сумасшедшей старухи», как безосновательно, но и без особой злобы называл ее Тритон.

Колосок пообедал, вытер жирные губы по Эллиному обычаю – рукавом, и попрощался.

– Давай уж, иди, – хлопнула Элла его по спине, – да приходи скорей, скучно без тебя.

Колосок пошагал по желтой дороге, переходя через аккуратные мостки там, где камни расходились перед небольшими, в локоть или два, трещинками. В голове строились планы, вспыхивали лица Дедала, Стерона, отца, Эллы, вставали размытые картины предполагаемых деталей механизмов, воображение накладывало на это месиво радужный флер красот Страны Снов, не желая мириться с осознаваемой разумом сложностью затеи.

Но куда уйдешь без мечты там, где тебя окружают скалы да кипящее море вокруг, а родная земля уходит из-под ног? Куда без веры в светлое будущее там, где пепел сгоревших недр грозится заменить собою золотистые лучи на приветливом голубом небе? Расчет и бесстрастная сухая логика не дает поблажек в расчетах на выживание человека разумного и его народа. Однако не будь она ведома верой и силой духа – человек еще рассчитывал бы правильный угол удара кресала по кремню.

Отцовский дворец проявился вдали зеленовато-призрачной аурой над башнями, когда принца остановил царский посланец. Запыхавшись, он склонился перед Колоском и подал ему слабой рукой царский указ.

Колосок развернул свиток, пропустил официальную шапку, вырисованную красными чернилами, глянул на сам текст.

«Настоящим повелеваю образовать опытное строительство корабля для возможного расследования безопасных земель для…»

Дальше Колосок читать не стал, усмехнулся себе: отец пытается сохранить спокойствие и все еще боится осознать неизбежное. Формулировки слишком обтекаемы, несвойственны для него, словно за плечом стоял дипломат капи. Но это неважно. Кто распорядитель? Колосок глянул в конец свитка. «Царевич Прометий». Спасибо, папа. Я знаю, сколького тебе это стоило…

– Блага тебе!

Посланец умчался, а Колосок постоял минуту посреди небольшого бора, легко колышущего ветвями. Он добился своего, и теперь, только теперь мурашки пробежали холодными иголочками по спине. Ты хоть понимаешь, что ты затеял, Колосок? Понимаешь, что затеял?

Колосок мотнул головой, сбросив навалившуюся мысль, и упрямо зашагал по направлению к дворцу.